***
Он ушел молча, предпочтя ничего не обьяснять, словно обычный человек, закрыл за собой дверь и растворился среди толпы, никак более не отличимый от простых смертных. Ушел так быстро, оставив пост, за который было уплачено кровью, спустя какие-то жалкие пару веков. Тогда Моракс, еще молодой и сильный, с бегущей по венам лавой, задавал себе вопрос, почему Он все-таки отказался от того, за что другие были готовы заплатить жизнью. И почему оставил вместо себя Её. Вспоминая большие, по-детски голубые глаза нового Крио Архонта, когда она, такая молодая и серьезная, предстала перед ними, такими древними в сравнении с этим юным существом, он не мог удержаться от желания улыбнуться. Для всех них, воевавших и победивших, она была, словно странная диковинка, непонятная, во многом неприятная, но, несомненно, интересная. Но к ее появлению они никогда не были бы готовы. — Недостойна! — мотал головой дендро архонт, чей взгляд был подобен диким лозам. — Молода, — вторила пиро архонт, неодобрительно поджимая губы и глядя сверху вниз. — Заслуживает шанса! — Добродушно смеялся Барбатос и лёгким ветерком ласкал платиновые пряди. И Она смеялась вместе с ним и сердце ее, такое молодое и горячее, было недосягамо для злых слов.***
— Кор Ляписы словно цветы, рожденные камнем, — бережно держа янтарный осколок в фарфорово-белых, с покрасневшими костяшками ладонях, Она улыбалась собственному кривому отражению и Мораксу казалось, что все это он уже видел где-то раньше. И вместе с этим в ней было что-то особенное, что-то, чего не было ни у кого из совета архонтов, в том числе и у него самого. Наблюдать за тем, как сияют Её глаза, когда Она оглядывает камень со всех сторон, вглядывась в светящиеся прожилки Силы, за тем, как светло улыбается, радуясь незначительной мелочи, которая у него самого никогда не задержалась бы в памяти, оказалось более чем странно. Моракс не понимал Ее и интерес этот притягивал сильнее самой мощной магнитной руды, что рождалась в недрах его гор. — Можно, я оставлю его себе? — Робко задала вопрос Она, прижимая горящий ярким огоньком на фоне белой кожи осколок к груди. Властелин Камня сморгнул, пару минут молча разглядывая застывшую хрупкую фигурку, будто не понимая, что Ей от него нужно. И медленно кивнул: — Можешь забрать.***
Лёд - это вечность. Лёд скроет все, любовно укроет от чужих глаз снежным одеялом, погребая под ним сакральные тайны. И Мораксу бы желать, чтобы он скрыл и эту, стер ее из памяти призрачно смеющегося архонта времени, в чьих руках медленно рос мир. Огромный черно-коричневый дракон развалился на укрытой белым покрывалом поляне, уложив на передние лапы рогатую голову и позволяя ветерку трепать темную гриву. Снег под его животом таял, поднимаясь в небо прозрачным паром. Властелин Камня редко бывал в Снежной. Здесь, во власти вечного холода, даже камень уступал льду, скованный смертельными обьятиями. Она сидела рядом, целовала шипастую морду и вплетала ледяные белые цветы в жесткую гриву. Болтала о чем-то приземистом, о том, что в Ее лесах развелось слишком много зайцев, о том, что Ей удалось спасти последний крио папоротник и его отростки все-таки прижились и о том, что жители Снежной готовят самую вкусную сикеру во всем Тейвате. Дракон лежал, не двигаясь, щурил янтарный глаз и лишь пробивающееся сквозь каменную чешую дыхание давало понять, что он все еще жив. Он слушал, как может слушать только камень — смиренно, тихо и внимательно. А Она смеялась, над ним, над собой, над всем миром, и даже крио слаймы, неожиданно возникшие неподалёку, не смели напасть.***
Она была слишком беспечна и проста, чтобы быть похожей на Гуй Чжун, слишком упряма и непоколебима, чтобы походить на Хеврию и слишком добра и нежна, чтобы быть хоть отдаленно близкой к его адептам. Барбатос смеялся журчанием ветерка, качал головой и улыбался, незаметно подливая Властелину Камня сакэ в пиалу. Ветер видит все, даже то, чего порой ты и сам не видишь. Или не хочешь видеть. А Моракс забывал, что Она рождена для войны. Для меча, для осад и стратегий, наступлений и боя, отдающего звоном в ушах. Как и он когда-то был рожден для того, чтобы сразиться и победить, заняв свое место в системе мира, где каждому отведена своя ниша и роль. Забывал о том, что эти нежные руки по локоть были в потеках крови и о том, сколько из своих бесчисленных жизней архонта Она отдала за то, чтобы никто из Снежной не отдал за нее свою. Он мягко прижимался губами к тонким белым пальцам, поднимался жаром к плечам, опалял дыханием нежную, словно лепестки подснежника, шею. От Нее пахло еловой смолой, морозным утром и холодным молоком. Моракс грубыми укусами впивался в ледяные губы, сжимая в капкане рук тонкую талию. Ему не нужно было озвучивать свои просьбы, чтобы Она понимала, что ему нужно. И с рвением отвечала на зов давно, казалось бы, затихшего каменного сердца. Она учила его милосердию, любви к полям и травам, к ярким золотистым бабочкам, что грелись у него на плечах, но обращались в лед от одного Ее прикосновения. Состраданию к тем, кто оказался заложником своей природы, мудрости в бедах, казавшихся ему раньше человеческими глупостями. Он с драконьей ревностью прятал Её за щитами скал, сжимал в когтистых лапах мягкие, словно студень, бёдра, по тону своему схожие со снегом. Берёг от гнева Небес, приручая живущий в глубинах ее груди Холод. Белое пятно на просторах Ли Юэ, как соль, как перетертый в пыль камень... Моракс начал слишком часто видеть в ней чужие лица...***
Она плакала, держа на коленях голову дендро архонта, похожую теперь больше на голову восковой куклы, чем живого существа. Плакала, глядя на скорчившуюся над телом сестры Вельзевул. Плакала, наблюдая, как целый народ тонет в мареве огня и боли. — Спаси... — шептала с мольбой, глядя Властелину Камня в глаза, как в душу. А тот молчал, поджав губы, глядя в даль, на огненное зарево смерти, плящущее над горизонтом. — Сохрани... — звала ветер, весело кружившийся у нее над головой. Барбатос с сожалением качал головой, скорбно сплетая руки на груди и лира его пела похоронным ноктюрном. — Помилуй!!! — кричала в небеса вестнику Селестии, срывая нежный голос, стараясь достучаться. Асмодей, словно черствая кукла, вплетала в камень тела, сметала дома, ломала судьбы, глухая к чужим мольбам, страданиям, боли. — Почему?.. — спрашивала Она, невидящим от слез взглядом оглядывая пепелище, босиком бродя по осколкам города, пока внутри, глубоко в груди начинал хищно клокотать Холод. — Потому что так решило Небо, — отвечал Моракс, с сожалением качая головой. Она падала коленями на острые камни, закрывая ладонями лицо, не обращая внимания на растекающуюся вокруг кровь - Её кровь - и на теплые ладони Властелина, обнявшие Её за плечи. — Мы могли бы спасти... Если бы все вместе... — Нет, — тогда резко оборвал он, сжимая хрупкое тело в сильных руках. — Не должны были. Так было нужно. Она отшатнулась от него, как от прокаженного, смотрела глазами, полными ужаса и неверия. А он, мрачный и непоколебимый, даже не подумал остановить Её, когда Она убегала прочь, роняя на окровавленную землю горькие колючие слезы.***
Когда Она перестала быть Любовью и стала Царицей, Моракс постарался вычеркнуть ее из своей жизни. Отныне Она стала для него не больше, чем Крио Архонтом, нежной аллегорией на прошлое, которое, как ни старался Властелин Камня, позабыть не удавалось. И он предпочел бы еще сотню раз поднять копье против врагов Ли Юэ, чем оказаться вынужденным встретиться с нею лицом к лицу снова, но... — Судьба не даровала тебе выбора, Рекс Ляпис, — слова слетают с ее губ холодными бесцветными льдинками и Моракс едва заметно ведет плечами, будто стряхивая снег, упавший за ворот. Он знает, что нет. Знает, что если он уйдет, Ли Юэ побежит вперед и дань уважения традициям недолго прослужит сдерживающей силой. И небо снова обрушит на землю свой гнев, как было когда-то, 500 лет назад... А если он посмеет вмешаться... Ни Цисин, ни его адепты не простят ему его обмана, а народ, отрекшийся от своего Архонта, куда хуже народа, потерявшего его в объятиях смерти. Рекс Ляпис устало вздыхает. Пряди волос спадают на изможденное, посеревшее лицо. Эрозия пожирала его. Властелин Камня устал. — Хорошо, — наконец изрекает, вскинув глаза, на мгновение сверкнувшие светящимся изнутри золотом. — Мы заключим сделку, Царица. — Заключим, — кивает та и протягивает ему руку для рукопожатия. А он, крепко сжав в сильной ладони ее тонкие пальцы, вдруг притягивает хрупкую на вид фигурку к себе, обжигая её губы жаром своего и чувствуя на коже холод ее дыхания. Напряженное тело Царицы вздрагивает и кажется, что еще чуть-чуть - и она прижмется к нему, греясь о тепло его груди, как это было раньше, когда-то тогда, когда земли Тейвата были еще относительно юны, когда архонты держались вместе, а народы не развела в разные стороны строгая рука подозрения и вражды. Но ничего не происходит и Моракс отпускает ее, чуть кашлянув и чинно сложив руки за спиной: — Сделка заключена. И Царица кивает, серьезно и хмуро и тон ее возводит между ними прочную - и окончательную - ледяную стену: — Заключена.