О былом

Отношения между ними никогда не были простыми. Кэйтлин Старк смирилась с этим, и ей кажется, что Джон Сноу тоже давно смирился. Неважно, что, в конце концов, он оказался бастардом не Неда, а Лианны и Рейегара Таргариена. Неважно, что её сын незадолго до смерти сделал Джона Сноу Старком и отдал ему Винтерфелл. Неважно, что Джон Сноу собирается жениться на её дочери. Им слишком многое пришлось бы прощать друг другу и слишком многое оставить позади, поэтому ни один из них не делает к тому никаких попыток. Голос Кэйтлин ровный и тон спокойный, когда она вынуждена говорить с ним, но говорит с ним она не часто. А Джон больше не бросает на неё мрачные взгляды, но она уверена, что он делает всё возможное, чтобы пореже с ней встречаться. Но ради Винтерфелла и ради Сансы они взаимно вежливы. И всё же ей не удаётся обмануть старшую дочь, теперь уже нет. Королевская Гавань и Долина изменили Сансу настолько, что Кэйтлин не может долго об этом думать, иначе её сердце разорвётся. Санса упоминает об этом лишь однажды, когда они сидят в покоях Кэйтлин и шьют. Огонь едва горит, им обеим уже следует идти спать, но Кэйтлин кажется, что они обе ждут, когда другая заговорит. Санса вернулась в Винтерфелл почти год назад, и хотя они о многом говорили – о побеге Кэйтлин от Фреев, о Мизинце, о долгом путешествии Сансы домой из Долины с армией оборванцев Джона – они не говорили о намеченной свадьбе. Когда Кэйтлин впервые услышала об этом союзе, даже она не могла не признать его положительные стороны. Выйдя за Джона, Санса станет леди Винтерфелла и будет в безопасности от всякого, кто захочет завладеть ею. Она сможет остаться здесь, на Севере, где её дом и куда она так отчаянно хотела вернуться. И всё же столь многое в этом браке тревожит Кэйтлин. После всего, что пережила Санса, Кэйтлин хочется для неё лучшей жизни, чем брак по долгу. Ей хочется для дочери не только безопасности, но также заботы и любви. И хотя она вынуждена признать, что Джон Сноу хороший человек, ведь он спас её дочь и использовал полученное от королевы золото на восстановление Винтерфелла, насколько она может судить, они с Сансой едва разговаривают друг с другом. Она не может не думать о том, что должна чувствовать её милая нежная девочка, мечтавшая выйти замуж за рыцаря или принца, о браке с бастардом, которого когда-то она называла братом. Санса не поднимает голову от вышивки, когда произносит тихо: - Я не думала, что отношения между тобой и Джоном будут… такими сложными. Ведь теперь ты знаешь, что отец не обесчестил тебя. Кэйтлин вздыхает. Она не может подобрать слова и объяснить Сансе, что хотя да, Джон больше не является живым напоминанием о неверности Неда, видеть его по-прежнему больно. Что хотя Нед, возможно, и не изменял ей, он всё же лгал, и эта ложь причинила вред им всем троим, возможно, непоправимый вред. Удивительно, но это ранит едва ли не сильнее. После всех этих лет, при той любви, что выросла между ними, одну тайну он так и не смог ей доверить. И хотя она не желает Джону смерти, каждый раз, когда она видит, как он идёт по коридору, разговаривает со стюардом, планирует будущее Винтерфелла, она с болью в сердце думает о Роббе и о том, что всё здесь должно было принадлежать ему. Потому она просто отвечает: - Думаю, Джон Сноу – хороший человек, Санса. Глаза дочери, такие же синие, как у неё, и почти такие же старые, встречаются с её глазами. - Старк. Теперь он Джон Старк. Кэйтлин склоняет голову. - Ну, разумеется. И я уверена, он станет хорошим мужем. С удивлением она понимает, что в этот раз не лжёт. Может, он и не любит Сансу так, как Кэйтлин надеялась, и, возможно, никогда не сможет полюбить, если вспомнить, кем они раньше были друг для друга, но она нисколько не сомневается, что он будет защищать её и относиться к ней с добротой. С уважением даже. На лице Сансы на миг появляется выражение, которое Кэйтлин не может прочесть. - Станет, - говорит Санса, и мимолётное выражение исчезает с её лица. Она поднимается со своего стула, подходит к Кэйтлин и наклоняется, чтобы поцеловать её в лоб, как будто это Кэйтлин – ребёнок, а Санса – мать. Кэйтлин закрывает увлажнившиеся глаза и обхватывает ладонями лицо дочери. У меня всё ещё осталась она, говорит она себе. Нед, Робб, Арья, Бран и Рикон, возможно, ушли навсегда, но эта милая девочка всё ещё здесь, со мной. И этого будет достаточно. Должно быть достаточно. *** Скоро должна состояться свадьба. С того самого дня, когда ей стало известно об их планах, Кэйтлин хотелось, чтобы они поженились как можно скорее. Чем раньше будущее Сансы будет обеспечено, тем лучше. Но Дейенерис Таргариен настаивала на своём присутствии, и потому свадьбу пришлось отложить. С последним вороном она сообщила, что прибудет менее чем через два месяца, но Кэйтлин знает, как медленно иногда движется королевский кортеж, так что её одолевают сомнения. Ни невеста, ни жених не выглядят особенно раздосадованными задержкой. Кэйтлин наблюдает, как они сидят рядом за трапезой, обмениваются любезностями, и напоминает себе, что если они с Недом смогли построить брак после катастрофы, то Джон и Санса смогут сделать то же. Симпатия и уважение, думает Кэйтлин, когда её дочь проносится мимо лорда Винтерфелла, не удостоив его даже мимолётным взглядом. По крайней мере, у них останется это. А позднее в тот же самый день она идёт по коридорам замка, осмелившись углубиться в те помещения, которых ещё не коснулось золото Драконьей Королевы. Каждый кусочек почерневшего камня разрывает ей сердце, эти коридоры кажутся наполненными призраками и воспоминаниями. Она и сама будто становится одним из них, когда внезапно до её ушей доносится тяжёлое дыхание и звуки соприкасающихся губ, которые невозможно спутать ни с чем. Кэйтлин закатывает глаза. Ну, в самом-то деле, Сансе просто необходимо поговорить со своими девушками о… Но когда она поворачивает за угол, то видит, что это не одна из служанок Сансы прижата в тёмном углу, и не один из людей Джона Сноу удерживает её там. Это Санса и Джон собственными персонами, и на мгновенье сердце Кэйтлин останавливается. Не только потому, что она не была готова застать свою дочь в подобном положении, но и потому что эта сцена – словно окно в прошлое. Боги, это мог быть Нед. А это могла быть я, думает она. Стараясь двигаться бесшумно, Кэйтлин отступает назад и прячется за стеной. Она знает, что ей следовало бы уйти, но не может оторвать глаза от развернувшейся перед ней картины. Брак по долгу, думает она. Ради династического союза и безопасности Сансы. Однако Джон Сноу целует её дочь и Санса льнёт к нему в ответ так, что никаких сомнений быть не может. Ладонь будто по своей воле взлетает и зажимает рот. Они же любят друг друга. Как она могла не заметить? Джон и Санса разрывают поцелуй, но всё ещё прижимаются лбами, и даже с расстояния Кэйтлин слышит их хриплое прерывистое дыхание, видит порозовевшие щёки Сансы. Слышит, как Санса пылко произносит: - Мне бы хотелось, чтобы свадьба состоялась поскорее. Джон издаёт звук, нечто среднее между стоном и фырканьем, а затем целует Сансу в лоб. - И мне. Теперь у Кэйтлин самой горят щёки, и ей действительно нужно уходить. Но она не может отвернуться от них. Санса улыбается, откинув голову на стену. Джон проводит пальцами вдоль линии её подбородка. Они… счастливы. Довольны. Санса перебирает шнуровку его камзола интимными привычными движениями. А Кэйтлин гадает, когда же всё началось? В Долине? Во время долгой дороги в Винтерфелл? - Нам не обязательно ждать, - говорит Санса почти неузнаваемым голосом, оборачивая завязки вокруг своих пальцев. Джон наклоняется и опять целует её. Он так нежно обхватывает ладонями лицо, как будто считает её стеклянной. Санса тоже наклоняется к нему, руки перемещаются с его груди на плечи, пальцы впиваются в кожу камзола. - И всё же мы подождём, - вздыхает Джон, когда, наконец, поднимает голову. Из груди Сансы вырывается тихий разочарованный звук, и пальцы Джона гладят её по щеке. – Два месяца, может, меньше. – Его руки скользят к волосам Сансы, убирают их с шеи. – А в нашу брачную ночь… Он наклоняет голову, и Кэйтлин не слышно, что он бормочет на ухо Сансы. Но, судя по мечтательному выражению на лице дочери и по её слегка приоткрывшимся губам, Кэйтлин думает, что это и к лучшему. Ещё она думает, что лучше бы ей сейчас отвернуться, что она и делает настолько тихо, насколько ей это удаётся. Она не видит их до самого ужина, а когда они сидят за столом рядом, между ними не заметно никакой… страсти, что она видела перед этим. Всё так же, как было и раньше. Джон и Санса выглядят отстранёнными, хотя и вежливыми незнакомцами. Но сегодня, когда Джон выходит из зала, Кэйтлин замечает, каким взглядом провожает его дочь. *** Они сочетаются браком в богороще. Снег падает на протяжении всей церемонии, собирается на вуали Сансы и на тёмных волосах Джона. Кэтлин знает, что в народе считается, что снег во время брачной церемонии предвещает холодный брак, но когда она смотрит на невесту и жениха, ей кажется, что это не тот случай. Теперь, когда она знает, на что обратить внимание, она видит, что щёки Сансы раскраснелись не только от холода, а глаза Джона горят так жарко, что, кажется, способны растопить снег не только с волос невесты, но и во всей богороще. И опять она спрашивает себя, как она могла не заметить? Как им удавалось так хорошо скрываться? И зачем? Кэйтлин не может оставаться долго на пиру. Свадьба для неё никогда больше не будет счастливым событием, как бы ни радовалось её сердце за Сансу. Но, невзирая на присутствие королевы, празднование скромное, и Джон запретил любую музыку. Кэйтлин хочется поблагодарить его за это. Но вместо этого она дожидается, когда подадут последнее блюдо, подходит к дочери и касается её плеча. Санса позволяет матери вывести её из зала и привести в личные покои Кэйтлин. Указав на кресло у очага, Кэйтлин говорит: - Присядь. Санса садится, а Кэйтлин встаёт позади неё. Она начинает разбирать заплетённые замысловатым узором волосы Сансы, между пальцами скользят медные пряди, так похожие на её собственные. Они не говорят о предстоящем провожании или о том, почему Кэйтлин не будет в нём участвовать. Причин так много, и не последняя из них в том, что она не хочет ставить Джона в неловкое положение, уж во всяком случае, не в эту ночь. К тому же, провожание – легкомысленный весёлый обычай, а Кэйтлин теперь сложно почувствовать радость или лёгкость. Но это сделать она может. Она может расплести косы Сансы, расчесать её волосы, пока они не заблестят, словно сияющая медная река. Она может тоже поучаствовать в подготовке невесты для её мужа. Они очень долго сидят в полной тишине: Кэйтлин расчёсывая волосы, Санса откинув голову на руки матери. На мгновенье Кэйтлин удаётся представить, что она в прошлом, что Санса – всё ещё маленькая девочка, обожающая красивые песни и лимонные пирожки. Наконец, Кэйтлин опускает ладони на плечи Сансы, наклоняется и целует её в сияющую макушку. - Надеюсь, ты будешь счастлива, любовь моя. Санса поднимает руку и переплетает пальцы с пальцами Кэйтлин. - Буду. Когда Санса встаёт, её волосы горят огнём, а глаза тоже сияют. Она такая красивая, что у Кэйтлин перехватывает дыхание, и грудь сжимает от эмоций, которым она не в силах подобрать название. То, что после всего произошедшего её дочь как будто всё ещё не потеряла надежду… Кэйтлин не уверена, что способна это вынести. Они обнимаются, и она чувствует, что тело Сансы сотрясает лёгкая дрожь. Она вспоминает поцелуй, подсмотренный ею в коридоре, тепло во взгляде Джона. Кэйтлин была на многих свадьбах, и большинство невест отправлялись на брачное ложе, дрожа от страха и сомнений. Санса же дрожит от предвкушения и желания, и о большем для неё Кэйтлин не смеет и мечтать. Той же ночью, но намного позже, когда Джона и Сансу давно уложили в постель, Кэйтлин слышит, как две служанки хихикая, обсуждают провожание. - Бриджит говорила, что они начали целоваться ещё до того, как закрыли дверь, - шёпотом сплетничает одна, а вторая, прыснув, отвечает: - Помяни моё слово, не пройдёт и года, как здесь появится ребёнок. Как богам будет угодно, говорит про себя Кэйтлин. В постели она думает о Неде, вспоминает, каким серьёзным было его лицо, какими нежными в ту первую ночь были его руки, и сердце её болит, и от того, что утратила она, и от того, что обрела Санса. *** На следующее утро Джон и Санса завтракают рано вместе с остальными обитателями замка, но под глазами у них заметны тёмные тени. Санса как будто не может сдержать нежную улыбку, и Кэйтлин отмечает, как ладонь Джона лежит на спинке кресла жены. К полудню они оба исчезают, а остальные тактично не вспоминают об их отсутствии за обедом. В конечном счёте, служанка Сансы оказывается права. Едва проходит три месяца со дня свадьбы, как талия Сансы начинается округляться, и Кэйтлин вдруг понимает, что скоро станет бабушкой. Эту новость в Винтерфелле встречают пышными празднествами, пожалуй, пышнее даже, чем свадьбу Джона и Сансы. Кэйтлин наблюдает, как растёт живот дочери, и думает, что когда-то она очень боялась вероятности появления детей у Джона Сноу, угрозы, которую они могли представлять для её внуков. Но теперь его ребёнок будет ей внуком, и она обнаружила, что такая перспектива ничуть её не пугает. По мере того, как приближается срок рождения ребёнка, Санса всё чаще ищет компании матери, засыпая её вопросами. Как она думает, родится мальчик или девочка? Как ей кажется, низко Санса носит или высоко? А сколько времени рождается ребёнок? Действительно ли это так больно, как говорят? Кэйтлин отвечает на все вопросы: она не может точно сказать, ей кажется, что малыш лежит низко, всё зависит от матери и ребёнка, и да, больно, но как же оно того стоит… И однажды, когда вечером они сидят у огня, она задаёт и свой вопрос. - Почему ты не рассказала мне? Санса лишь вскидывает на неё непонимающий взгляд, и Кэйтлин поясняет: - Что ты любишь Джона. Что он любит тебя. До свадьбы. Санса бессознательно гладит живот. - Джон боялся, что тебя это расстроит. И… - взгляд у неё становится отстранённым. – И это было между нами. Только для нас. Мы просто… хотели, чтобы так всё и оставалось. По крайней мере, какое-то время. Затем её щёки розовеют, и она скрещивает ладони поверх живота. - Но, похоже, теперь это уже не секрет. Кэйтлин смеётся. Смех получается резким и непривычным, но всё же это смех. - Да уж, думаю, теперь не секрет. Вскоре приходит Джон, и Кэйтлин оставляет его наедине с женой. Но в этот раз, уходя, она желает спокойной ночи не только Сансе, но и ему. *** Мальчика называют Роббом. Он совсем крохотный, с мягкими тёмными кудряшками и ярко-синими глазами. И когда Кэйтлин впервые берёт его на руки, она чувствует, что внутри неё что-то ломается. Но это приятное чувство, словно с приходом весны тает толстый слой льда. Кэйтлин укачивает его, и напевает ему, и ей начинает казаться, что, возможно, умение радоваться ещё не окончательно покинуло её. Несколько месяцев спустя после рождения Робба Кэйтлин заходит в детскую, чтобы повидать Сансу, но находит там Джона, стоящего посреди комнаты с Роббом на руках. Когда он оборачивается к ней, сердце Кэйтлин болезненно сжимается. Он сейчас так легко мог бы сойти за другого мужчину, с другим темноволосым ребёнком на руках. Даже настороженное выражение в его глазах то же самое. Но это другой мужчина. И другой ребёнок. Кэйтлин заставляет себя войти в комнату. Санса лежит на низкой кушетке и спит. Джон бросает на неё быстрый взгляд. - Ей нужно больше отдыхать, - тихо говорит он. – Я предлагал нанять кормилицу, да хоть целую армию, если она захочет. – Тон у него оправдывающийся, а глаза избегают её взгляда. Кэйтлин пересекает комнату, приподнимает краешек мехового одеяла, лежащего у изножья кушетки, и накрывает им Сансу. - Я тоже не позволяла Неду нанимать кормилицу. Я хотела, чтобы мои дети знали только мои руки. Слова повисают между ними, почти осязаемые. У Джона, разумеется, кормилица была. Кэйтлин никогда не хотела, чтобы он знал её руки. Она убирает с лица Сансы волосы, скорее для того, чтобы скрыть своё замешательство. Она слышит, как у неё за спиной Робб начинает кряхтеть. Кэйтлин не успевает подумать, как оказывается возле Джона, протягивает руку, чтобы прикоснуться к внуку. Она успокаивающе шикает, проводит пальцем между угольно-чёрными бровями, и малыш вздыхает и опять успокаивается на руках отца. - Настоящее волшебство, - говорит Джон, и Кэйтлин улыбается. - Я научилась этому с Арьей. Мне иногда казалось, что она была самым беспокойным ребёнком из всех, что появлялись на свет. - Я помню, - тихо отвечает Джон. А Кэйтлин внезапно вспоминает маленького Джона, корчащего рожицы перед Арьей. Арья лежала на шкуре у огня и хихикала на каждую новую гримасу. Она физически ощущает все лежащие между ними годы, все обиды и все слова, что они могли бы сказать друг другу. Всё, что им следовало сказать. А затем Робб зевает и открывает синие глаза. Когда он моргает на Джона и Кэйтлин, они оба усмехаются. Она искоса смотрит на Джона, на его лицо, сияющее любовью, и такое, такое знакомое. - Он такой красивый, - в голосе Джона звучит изумление. – Он похож на Сансу. Кэйтлин смотрит на него, переводит взгляд на внука, а затем на дочь, мирно спящую в нескольких метрах от них. - Нет, - говорит она и накрывает ладонью руку Джона. – Он похож на Неда. Он похож на тебя.