О глупых спорах и приятных последствиях

Тренировка новой постановки — которая, однако, уже успела выесть все мозги — закончена. Юнги жадно глотает воду из бутылки и краем глаза поглядывает на бушующую макнэ-лайн. Несмотря на явную усталость после изматывающих упражнений, Чонгук скачет вокруг Чимина, о чём-то ярко жестикулируя, пока тот вяло отмахивается от него и закатывает глаза. Тэхён пытается Чона оттащить, потому что тот, кажется, уже начал лезть на хена в попытке добиться ответного внимания. Галдящая кучка подбирается ближе, не прекращая своих разборок, и до Юнги доносятся отрывки их разговора: – Давай так, если я смогу сделать этот трюк, то… – То что? – Пак приподнимает брови, больше никак не проявляя интереса, и присасывается к своему изотонику. – Да прекратите вы, – пытается внести свою лепту Тэхён, откровенно заебавшись, но его опять перебивают. – То сегодня ночью я трахну тебя у себя в комнате. Юнги давится водой, выплевывая и расплескивая её фонтаном по полу танцевальной студии. Тэхён так и замирает с разинутым ртом, забыв все заготовленные упрёки. Чимин ошарашенно смотрит на Чонгука, который, кажется, не осознал ещё, что сморозил, но держится невозмутимым до победного конца. Наконец, Ким тактично кашляет и отходит ближе к Юнги, хватает того за руку и тащит к выходу. Чимин, очнувшись, жалобно поворачивает голову в сторону лучшего друга, но тот показывает ему свободной рукой палец вверх и скрывается за дверью. В зале повисает гробовая тишина. Чонгук отмирает и скалит зубы в кроличьей улыбке. – Я не пошутил, хен. – Макнэ наклоняется к уху старшего и старается произнести следующую фразу как можно более интимно. – Подготовь себя, потому что я не помню, когда в последний раз проигрывал. Чимин застывает, чувствуя, как быстро начинает биться его сердце, а затем стремительно отстраняется, при этом пихнув Чонгука в его упругую грудь. Этим же днем Чонгук собирает своих хенов после последней, вечерней, тренировки, и спустя несколько минут подготовки, выполняет обещанный трюк, заставляя Чимина бурно покраснеть. Тэхён рядом с ним несдержанно хихикает, за что получает тычок в бок от вечно невозмутимого Юнги, щеки которого сейчас почему-то тоже покрыты едва заметным румянцем. Намджун хлопает в ладони скорее для вида и спрашивает, для чего было устроено все это представление, вызывая очередную порцию задушенных смешков у Тэхёна. Пак стыдливо опускает глаза и вылетает из зала; Чонгук смотрит ему вслед, а затем невозмутимо врёт лидеру про проспоренное Чимином мясо. Ответ Намджуна и остальных хенов вроде удовлетворяет, хотя видно, что верят те слабо. Они разгружаются по машинам и едут в общежитие. Чимин просит поменяться местами с Тэхёном и едет в одной машине с Хосоком, оставив друга наедине с Чонгуком. Он пока не готов видеть лицо макнэ после произошедшего. При малейшем воспоминании о споре краснеют уши и начинает гореть лицо. Боже. Чимин закрывает лицо руками и спрашивает у себя на что он подписался, и насколько поздно попросить водителя развернуться и увезти его подальше от неминуемого позора. Чонгук всегда был таким активным? В дебютные времена этот подросток боялся лишний раз показаться на камеру и постоянно зажимался, когда к нему проявляли внимание. Сейчас этот трусливый кролик вымахал в фигуристую груду мышц. В очень привлекательную груду мышц. И ведь он об этом знает. Мало того, он постоянно этим фактом пользуется. И чаще всего достаётся Чимину. Неужели он выглядит настолько легкодоступным и беззащитным? Пак сползает на своём сидении и тяжело вздыхает. Хосок рядом участливо спрашивает, все ли у Пака в порядке, а тот даже ответить не может. Кивает, как болванчик, зная, что если откроет рот, то с губ сорвётся лишь смущённый писк цыплёнка. Водителю он все же ничего не говорит, — что ожидаемо — по окончанию поездки они просто выходят из машины, забирают спортивные сумки и поднимаются в корпус общежития, куда уже подъехали остальные мемберы. На светлой кухне тепло и уютно. Вообще, в новом общежитии парней тепло и уютно. Они недавно сменили его, так что теперь их окружают гораздо более комфортные условия: чистая, новая мебель, хорошая техника, отличная звукоизоляция в комнатах, что, наверное, специально на случай, если какой-нибудь Чон Чонгук решит нагнуть Пак Чимина на своей кровати. Кажется, он снова краснеет. Джин, ака заботливая мамочка, прерывает волнительный поток мыслей младшего и ставит перед ним тарелку с лапшой. Пак задумчиво смотрит в неё, игнорируя испепеляющий его на протяжении последних пяти минут взгляд макнэ. Тот перекатывает палочки в руках, даже не думая начинать есть, и смотрит будто даже не на Пака, а сквозь него. Чимин бы сказал, что тот раздевает его глазами. И, скорее всего, он бы не ошибся. Такое внимание начинает знатно напрягать. Чимин двигает к себе стакан с морсом и залпом опустошает его, пытаясь справится с сухостью в горле. Тихо кашляет и подцепляет палочками кусочки морской капусты в рамене. Чонгук рядом наконец приходит в себя и неловко утыкается в свою собственную порцию, принимаясь спешно есть. Хёны разговаривают, не замечая странной атмосферы между младшими. Лишь Тэхён то и дело кидает на двух друзей секундные нечитаемые взгляды, не желая упускать ни одной интересной детали. Чимин даже не собирается давать тому повод для будущих подколов, которые уже наверняка начал формировать в своей голове Ким. Он доедает лапшу, выпивает бульон и молча моет за собой посуду. Выходит с кухни и только тогда вспоминает, что ему нужно ещё подготовиться. Пак звонко оглашает: – Я в ванную. Чтобы никто не стал к нему ломиться с вопросами. Заворачивает в нужную комнату и закрывается. Уже оказавшись внутри, наедине с собой, он прислоняется лбом к холодной деревянной поверхности и выдыхает. Чимин, будем честными, тот ещё девственник. Он бывал на парочке свиданий с девушками, — сейчас тем более нет времени на это — и уж куда там, он никогда не пихал в себя пальцы. Он вообще не гей. Ну, может, если представить Чонгука обнажённым, немного гей. Пак читал пару статей в интернете о том, как у мужчин вообще это происходит. Им двигало искреннее любопытство, и ни в одном месте не желание узнать, каково было бы Чимину, если он этими самыми делами занялся, нет. Однако теперь у него есть определенная почва знаний. Для начала, ничего не рекомендуется есть за два-три часа до самого акта. Чимин поглаживает свой живот, вспоминая прелестный вкус рамена, и подходит к унитазу. Два пальца в рот — привычное, хоть и неприятное дело. Пак кусает губы и склоняется над керамическим ободком. И вот чтобы он ещё хоть раз согласился спорить на что-либо с Чонгуком…

***

Чонгук проходит в свою комнату чуть ли не потирая пальцы, как тот самый демоненок с картинок. Он падает на постель, вспоминая недавний ужин с хенам. После ухода Чимина из-за стола, Тэхён чуть ли не каждую секунду при любом удобном и неудобном случае толкал язык за щеку, или, создавая кольцо из большого и указательного пальцев, толкал туда палец противоположной руки. При этом он очень красочно глядел на макнэ, явно намекая, что после всего случившегося Чонгук должен будет ему рассказать все и во всех подробностях. Чон, конечно, не собирался, но пришлось вежливо кивнуть, иначе бы друг не успокоился, а на них итак Юнги глядел как на прокажённых весь вечер. Остальные явно начинали догадываться, хоть и тактично молчали, не задавая вопросов. Чон усмехается и прикусывает щеку изнутри, подпирая голову руками позади. В дверь неожиданно раздаётся стук, и Чонгук с кряхтением снова поднимается с кровати, подходит к выходу и открывает дверь. На пороге стоит Пак, неловко мнётся и кусает губы. Чонгук запрещает себе концентрировать на них внимание, иначе он просто залипнет, а потом добровольно-принудительно нагнёт Пака прямо здесь же, у стены. – Проходи. Чимин переступает с ноги на ногу и протискивается внутрь мимо Чонгука. Тот после этого отмирает и закрывает дверь на замок. Пак от едва слышимого щелчка вздрагивает, будто всё ещё не осознает, что сейчас будет происходить, и несмело подходит к постели. Поправляет на ней покрывала и садится на самый край, выжидающе уставившись на Чонгука. Чон поворачивается следом, и не желая тратить времени на разговоры, налетает на Чимина, нетерпеливо опрокидывая на мягкие простыни. Тихо урчит, увидев, как тело под ним начинает трепетать, и наклоняется к паковскому лицу. – Боже, ты не представляешь, как давно я тебя хотел… – бормочет еле слышно, касаясь своими губами чужих, а затем уверенно их накрывает, не давая Чимину ответить ни слова. Тот в ответ приоткрывает нерешительно рот и тут же мычит сдавленно, чувствуя прыткий язык, поглаживающий небо и ровный ряд зубов. Чонгук скользит свободными руками по груди Пака, задирает края рубашки, оглаживая бока, и поднимается ладонями к соскам. Слегка сжав один из них между указательным и большим пальцем, отстраняется от мягких губ и уже ртом накрывает вторую горошину, чувствительно всасывая. Старшего под ним будто пробивает током. Он выгибается навстречу ласке и тихо постанывает, не зная куда деть свои руки. Наконец, он робко кладёт их макнэ на плечи, и тут же сжимает ткань рубашки пальцами, когда Чонгук особо болезненно царапает чувствительный ореол. – Чонгук… хен. – Чимин произносит это и замирает, чувствуя как сердце отбивает неровный ритм в ожидании реакции. Он не хотел этого произносить, но Чон над ним действовал так уверенно, что он просто не сдержался. – Чимин, это слишком возбуждает, – Скулит Чон и упирается своей мягкой макушкой старшему в живот, пока руки поглаживают талию. – Не говори, иначе я не смогу сдерживаться. Чонгук поднимает голову, и Чимин тонет в потемневших зрачках напротив, приоткрыв рот. – Чонгук, – Пак будто стоит перед точкой невозврата. Боится сделать последний рывок, но и отступать уже поздно. Поэтому он сглатывает, смачивая пересохшее горло, и хрипло произносит, срывая последние преграды. – позаботься обо мне…хён. Чонгук рычит гортанно и сжимает до белых следов талию Чимина под ним. Нетерпеливо, будто желая угодить, цепляется за шлевки джинс старшего и стягивает вместе с боксерами под аккомпанемент тихого оха Чимина. Завороженно смотрит на аккуратный член перед собой, и не удержавшись, на пробу проводит вдоль ствола языком. Пака под ним подбрасывает на постели, от чего Чонгуку приходится сильнее надавить тому на бёдра, не давая пошевелиться. – Какой же ты чувствительный, Чиминни. – мурлычет младший и тщательно облизывает головку, наслаждаясь протяжным стоном сверху. – Хочешь мой рот так сильно, да? Пак всхлипывает, и выдыхает тихое: «да». Чон усмехается даже слегка самодовольно и обхватывает ствол губами, насаживаясь наполовину. Благо, размеры позволяют. Ладонью перекатывает яички и с нажимом обводит выступающие вены языком. Пак снова стонет, пока Чонгук начинает поступательные движения головой, снимаясь со ствола и снова насаживаясь почти до упора. Чимин несдержанно запускает руки в тёмную шевелюру брюнета и слегка сжимает волосы у макушки в кулак, дыша загнанно. Чон испускает смешок, посылающий вибрации по члену, и тогда старший надавливает на чужую голову, призывая заглотить полностью. Чонгуку это явно не нравится, поскольку он давится, а затем с влажным чпоком отстраняется и смотрит в глаза своего хена неудовлетворенно. Старший хнычет, осознавая, как близка была разрядка, и пытается сфокусироваться на лице перед собой. – Малыш не может контролировать свои руки? – Его голос вибрирует от возбуждения, и черт, как же это заводит Чимина. Он чувствует, как его член дергается от этих слов, и закусывает губу. – Может тогда я помогу? Пак слегка паникует. Перспектива быть обездвиженным пугает, но прежде, чем он успевает это обдумать, Чонгук придавливает его своим весом, и с лёгкостью сцепив рукой оба его запястья в замок, поднимает над головой. Старший дергается всем телом, но затем слышит щелчок и испуганно замирает. – Ч-Чонгук… – Это всего лишь наручники, малыш хен. Неужели тебя это смущает? Пак стонет и протестующе изгибается на Чоном, не давая тому спокойно умоститься над собой. – Мы не договаривались на наручники, – Яростно шипит и брыкается, но Чонгук на это лишь насмешливо изгибает брови и сам отстраняется, привставая над старшим. – Мы договаривались о том, что я трахну тебя Чимин-а, но не уточняли, как именно. С чувством собственной победы Чонгук тянется к прикроватной тумбе и забирает с неё заранее подготовленную бутылочку лубриканта. С звонким щелчком открывает его и выдавливает немного смазки себе на пальцы, разогревая в тёплых ладонях. – Ты уже подготовил себя для меня, да? Интересно, сколько пальцев я могу сейчас вставить. Два? – Задумчиво рассуждает младший, кружа пальцами у входа, а затем одним слитным движением вводит сразу два, заставляя неожидавшего этого Чимина вскрикнуть и зажмурится. – Они так свободно помещаются. Ты растягивал свою дырочку в душе. Свою маленькую, жадную до моего члена дырочку, да, малыш хен? Пак мотает головой, но в противовес этому со сдавленным мычанием подаётся бёдрами назад, стремясь как можно глубже насадиться на длинные пальцы. Чон позволяет Чимину своевольничать, жадно наблюдая, как растягиваются края сфинктера вокруг пальцев. Не сдержавшись, он резко добавляет третий, впитывая в себя протяжные стоны старшего. – Интересно, где у тебя простата... – Задумчиво бормочет, изнутри поглаживая и надавливая на мягкие стенки, а затем расплывается в улыбке, нащупав под подушечками заметный комочек. Он тут же надавливает на него, и Чимина подбрасывает на кровати с хриплым криком. Чонгук надавливает ещё раз и ещё, подводя мечущегося Пака под ним к самому пику, а затем неожиданно с влажным звуком вытаскивает пальцы, вызывая у старшего неразборчивый скулёж. – Вставь, Чонгук, вставь… хен… – С каждым вдохом тяжело складывает буквы в слова тот и неловко разводит ноги, приглашая посмотреть на призывно пульсирующую дырку. Чон облизывается и приподнимается на кровати, дрожащими от предвкушения пальцами расстегивает ремень на собственных джинсах, с каким-то маниакальным блеском наблюдая, как Пак перед ним от нетерпения дергает цепями наручников, сжимает маленькие пальцы в кулаки до красноватых полумесяцев, и прямо-таки вибрирует от возбуждения. Он, наконец, расправляется с лишней одеждой, и сам пристраивается у Чимина между ног. – Чимин, я проверялся, можно сделать это без презерватива? – Почти жалобно шепчет Чонгук, и Пак под ним по-особенному вздрагивает, судорожно кивая и выдавливая дрожащее от возбуждения, тихое: «Да». Потому что хочется уже до ломоты в пальцах и болезненной тяжести в паху. Чон, видимо улавливает настроение, потому что сосредоточенно ерзает и опускает одну свою руку вниз, обхватывая чужой ствол ладонью, пока другой опирается на кровать. Он наклоняется губами к губам Чимина, клюет в них, только бы обозначить свою поддержку, а затем подается бедрами вперед, пропуская внутрь головку. От приятного жара внутри хочется скулить и сразу кончить, вот так, как подросток в пубертат, потому что стенки обволакивает так тесно, что ноги подгибаются и даже свое имя вспомнить кажется непосильной задачей. Чимин старается под ним расслабиться, стонет глухо, кусая свои губы, и Чонгук помогает ему в этом, ведя ладонью с нажимом по чужому члену, большим пальцем надавливая на головку и размазывая по ней прозрачные капли предэякулята. Вместе с этим он медленно продвигается внутрь, стремясь как можно безболезненнее заполнить сладкого хёна полностью. – Чонгук, Чонгу-у-ук… – Поскуливает старший и изгибается в пояснице, явно недовольный такой скоростью. Он хмурится, беспомощно звенит наручниками, а затем выдает то, что окончательно срывает Чону тормоза. – Пожалуйста, трахни меня и заполни своей спермой, папочка. Чонгук тут же шумно втягивает воздух носом и с резким шлепком кожи об кожу входит до конца, жмурясь от невероятного жара и высокого крика Пака. – Что же ты делаешь, малыш… – Беспомощно бормочет, мучительно кусая свои губы, а затем на пробу делает первый толчок, ударяясь яйцами о полные ягодицы. Чимин под ним ободряюще стонет и подмахивает бедрами, призывая скорее двигаться. Чон снова выходит почти полностью, чтобы податься бедрами вперед и снова назад, начиная поступательные движения. От ощущения толстого члена в своей заднице Паку хочется кричать на весь мир, чтобы те поняли, насколько это охуенно. Особенно, когда головка с нажимом проезжает по простате, выбивая из Чимина искры наслаждения. Ствол внутри таранит чувствительный комочек нервов все напористей, вбивая Пака в простыни с громкими стонами. Он, не сдерживаясь, подается навстречу, сбивая и так рваный темп, насаживается по самое немогу, позволяя натягивать себя на чужой член, и стонет с каждым толчком имя так хорошо трахающего его донсэна. Идя на такой спор с никогда не проигрывающим Чонгуком, он и предположить не мог, как крышесносно тот будет вбивать его ночью в постель, лишив возможности двигаться и нормально говорить. Чимин покрывается мурашками, когда Чонгук наклоняется к его уху, чтобы прикусить покрасневшую мочку и начать шептать непристойности. – Так хорошо принимаешь меня, мой маленький хен. Твоя дырочка такая узкая только для моего члена. Пак стонет, закатывая глаза и, ощутив себя на той самой финальной точке, кончает, запачкав свой живот и ладонь Чонгука. Чон не теряется, собирает трепетно всю сперму, выдаивая своего хена до последней капли, а затем подносит пальцы к чужому приоткрытому рту и проникает внутрь, удовлетворенно рыча, когда Пак, быстро сообразив, принимается тщательно вылизывать фаланги, слизывая собственный вкус. Чонгук жадно наблюдает за этим зрелищем, все чаще и отрывистей вбиваясь в податливое тело, и наконец, не выдержав, замирает, с глубоким стоном толчками изливаясь внутрь. От осознания того, как грязно он заклеймил своего хена, по телу будто проходится мощный заряд, побуждающий сделать еще несколько хлюпащих толчков, от которых часть спермы, переполняющая Чимина, вытекает наружу и дорожками скатывается по мягким бедрам. Чон хмыкает и находит губы Пака своими, языком проскальзывая внутрь и с остервенением принимаясь вылизывать чужой рот, ощущая приятную горечь семени вперемешку со слюной. Пак мычит в губы и отворачивает голову, прерывая эту послеоргазменную идиллию. Неловко отпихивает от себя Чонгука ногами и обеспокоенно шипит. – Отстегни наручники и слезь с меня. Ты тяжелый. По Чимину видно, как тот смущен, поэтому Чонгук не решается больше мучать старшего и расстегивает замок на наручниках у изголовья. Сам с явным нежеланием скатывается с чужого мягкого и теплого тела, и прикрыв глаза, смеется. – Что смешного?! – Недовольно бурчит Пак и ерзает, пытаясь слезть с постели. – Ничего. Хочешь, помою тебя, хён? Чимин тарахтит что-то о манерах и молодом поколении, а затем устало хлопает младшего по бедру и произносит: – Давай уже. И совсем тихо добавляет: – Было не так уж и плохо. Хен. А затем улыбается и первым сбегает в ванную, оставив ошарашенного Чона позади.