Серый

Витя даже не знает, почему думает об этом в четыре утра, стоя на кухне, с открытым окном, и втягивая никотин и морозный воздух в легкие. Мир в четыре утра туманный и серый, на удивление тихий и пустой от пешеходов и автомобилей. Как будто он остался один в этом мире. Почему он решил подумать о морали и своей нравственности в четыре утра? Почему вообще задумался об этом? И надо ли ему вообще думать об этом? Он выдыхает дым, который тут же сливается с серым туманом. Он аморален и безнравственен. Это факт. Сложно оставаться чистеньким, когда хочешь лучшего и большего. Сложно, хотя и можно, но он уже заляпан так, что не отмыться и не отмолиться. Не то, чтобы у него есть такое желание. Его руки в крови. И Витя не испытывает никаких сожалений. Это просто вопрос выживания. Он убивал, да. Без сожалений, без намека на жалость и сострадание. И спит хорошо, никаких кошмаров. Потому что когда на кону своя собственная жизнь или жизнь близких, особо и выбора то и нет. По крайней мере не у него. А еще Смертные грехи … Кто бы там не придумал Семь смертных грехов, парень точно не знал толк в развлечениях. Мила спросила у него как-то, каким смертным грехом он был бы. Не сказать, что он помнил все грехи, но то, что Алчность была одним из них, он это точно помнил. И Витя без промедления назвал именно её, особо не поясняя, почему именно Алчность. Но Миле и не нужно было пояснение, она лишь усмехнулась и кивнула, ответив, что так и думала. Витя под алчностью подразумевал желание заработать больше денег, получить больше, жить лучше. И разве это плохо? В мире, где все решают деньги? Он ведь всего лишь человек. Пороков в нем больше, чем добродетели. Он гордится тем, чего добился. И почему бы и нет? Он шёл с самых низов, добивался всего сам. Почему не гордиться этим? Алчность? В этом мире, голодном и холодном, алчность — залог выживания. Гнев? Грешит этим. Но это естественная и зрелая эмоция. И не важно, что после вспышек гнева он оставляет после себя разруху. Зависть? С годами стал меньше завидовать. Раньше завидовал положению, богатству, власти. Сейчас у него это есть. Не хочет признаться даже себе, но завидует тем, кто может не скрываясь взять за руку, поцеловать, обнять, без опаски, что приставят дуло пистолета к затылку. И тогда за все грехи придётся отвечать скорее, чем ему хотелось бы. К тому же обещал, что будет только другом и братом, но не сдержал обещание, стал любовником. Похоть? Одно из лучших времяпровождений. Можно предаться этому греху, с мягким податливым телом, что ждёт его в кровати. Желание — это ведь нормально. Он здоровый молодой парень. Обжорство? Что же, только если в условиях того, что у них столы ломятся от еды, когда большая часть страны ест черствый хлеб на завтрак, обед и ужин. Лень? Наверно наименьший его порок. Но кто не без грехов? Мир никогда не был и будет лишь чёрным и белым. Он был, есть и будет серым. И каждый человек в своей истории и Добро, и Зло одновременно. Он делает всё, чтобы выжить. Он ничего не может поделать с этим инстинктом выжить, который заставляет его двигаться. Вот он и выживает так, как может, подстраивается под реалии. Чтобы была крыша над головой. Чтобы на столе была еда. Чтобы родители ни в чем не нуждались. Чтобы близкие были в безопасности. Чтобы не остаться ни с чем в этом голодном и холодном мире. Как там в той притче про волков? Побеждает тот волк, которого ты кормишь? Нужно кормить обоих. И делать все для выживания. Витя докуривает сигарету, бросает её в пепельницу и закрывает окно. Воздух с утра ещё холодный, пробирает до мурашек. Он возвращается в постель, обхватывает Милу со спины и прижимается к ней. Мир серый, белый, или чёрный. Ему плевать. Пока она рядом, мир играет всеми цветами радуги.