Вселенная стремится к хаосу

      Гарри не всегда понимает Тома и, несмотря на любовь к нему, не всегда готов следовать за его идеями, ибо зачастую они оказываются разрушительными. Но, когда Том несколько месяцев назад подходит к нему с безумным блеском в глазах и идеей, которая переворачивает их мир, Гарри моментально соглашается.       Том работает преподавателем в университете и к своим двадцати шести годам получает заслуженный почёт, чему многие другие завидуют, ибо не добьются и малой части посмертно. Гарри соврёт, сказав, что уважение и досада научного сообщества делают Тома таким высокомерным ублюдком временами, потому что уже в приюте, где они и знакомятся, Реддл ведёт себя слишком заносчиво и слишком амбициозно для пятилетки.       Гарри не может с уверенностью ответить в какой момент влюбляется окончательно: в момент, когда Том объясняет ему на пальцах, что из себя представляет мир, или момент, когда Том смеётся над неуклюжим падением Гарри в воду, запрокинув голову, или момент, когда Том дарит ему одну из своих вещей. А Поттер знает, что такое для сироты — подарить кому-то то, что считаешь личным.       Приют Хогвартс со временем перекочёвывает в школу-интернат для детей сирот, поэтому, когда Том прибегает к Гарри с идеей несколько раз в неделю преподавать там детям дисциплины, Поттер тут же соглашается. Загвоздка состоит только в одном моменте: Гарри, будучи полицейским с ночными сменами, не может посещать Хогвартс настолько часто, насколько этого хочет Том, а Дамблдор не хочет на регулярной основе пускать Реддла в одиночестве. Но Гарри готов брать меньше смен ради Тома, как и Том готов отказаться от своих устрашающе амбициозных планов по захвату мира ради Гарри.       Иногда Поттер думает, что их отношения — очень странная штука, но не смеет жаловаться.       Первый раз они посещают Хогвартс в качестве преподавателей после нескольких личных встреч с Дамблдором, который предпочитает поить их чаем и заговорщически смотреть поверх очков полумесяцев. Он один из тех, кто не удивляется их отношениям, потому что: «Трелони мне об этом поведала» и «Я смотрел ваши натальные карты на совместимость». В такие моменты Гарри мило улыбается и сжимает руку Тома под столом, чтобы у того не случился сердечный приступ от чужой веры в гадания, предсказания и астрологию.       Том получает класс четырнадцатилетних детей, а Гарри — головную боль.       Первый урок выходит сумбурным: не слишком веселым (по мнению учеников), не слишком серьёзным (по мнению Тома) и слишком абсурдным (по мнению Гарри).       В классе есть несколько детей, которые запоминаются сильнее остальных.       Гермиона, девочка с пышными волосами и ходячей энциклопедией вместо головы, обожает Тома, но чисто в анатомической перспективе. Гарри уверен, что в какой-то момент она, смотря на кудри Реддла, не считает их красивыми и мягкими (как сам Гарри, конечно же), а думает о том, сколько ей понадобится сил и времени, чтобы вскрыть череп и достать оттуда мозг для исследований.       Рон, рыжий парнишка с множеством веснушек, который любит перекусывать во время урока, заступаться за слабых, задавать каверзные вопросы и спорить с Драко.       Драко же тот тип людей, от которых Гарри держится на расстоянии в мире взрослых, не потому что они ему не нравятся, а потому что это заносчивые люди с высокомерным взглядом и завышенной самооценкой. Ладно, возможно, они ему не очень нравятся, но он не может так говорить, потому что живет с Томом.       Вот Невилл, к примеру, Гарри нравится. Мальчик, любящий ботанику и разговоры о любви. Он также неуклюж временами, как и сам Гарри, поэтому их взаимоотношения — отдельная история.       Лаванда тоже нравится Гарри, потому что она милая, тихая и раздаёт ему комплименты налево и направо.       Есть ещё Беллатриса, которая чаще всего молчит. Гарри не обращает на неё внимание, пока под конец урока она не подходит к Тому и не просит подождать её, чтобы потом выйти за него замуж. Гарри знает, что это глупо и абсолютно ненормально ревновать к четырнадцатилетней девочке, правда знает, но все равно следит за ней из своего угла.       Том над ним каждый раз насмехается.       Спустя несколько месяцев они выстраивают график, в котором совместно посещают Хогвартс два раза в неделю и Том в одиночестве единожды.       В один из таких визитов Реддл берёт с собой лёд и электрический чайник. Они заходят в кабинет, где ученики уже сидят по своим местам и здороваются. Рон даёт ему пять.       — Почему вы в халате, как и Том? — первым делом интересуется Гермиона с первой парты, рассматривая Гарри. Поттер довольно улыбается, радуясь, что дети замечают его старания.       — Почему вы не погладили халат? — добавляет Драко.       — Потому что у меня цель наука, а не красота, — заявляет Гарри. Он хочет хоть немного того внимания, которое получает Том.       — Ты очень красивый, — вмешивается Лаванда, выкрикивая с задней парты.       Том, стоя рядом с ним, не перестаёт скрывать смешки за кашлем. Несколько детей фыркают.       — Опять ни черта не получилось, — огорчённо шепчет Гарри.       Том, раскладывая предметы на стол, попутно интересуется, как у детей дела, что они изучают у других преподавателей, и как они себя чувствуют. Гарри, наблюдая с другого конца кабинета за ним, ощущает прилив тепла по всему телу. Том воодушевлен, невероятен и притягателен. Он говорит так, что хочется разинуть рот и ловить каждое слово, двигается так, что хочется следить за каждым его изящным махом, мыслит так, что хочется побиться об стенку в силу своей неэрудированности.       Том объясняет материал отстающим, чуть склонив голову, зная, что при таком ракурсе локон, мягко упавший на лицо, привлекает внимание, и Гарри не может винить его за самолюбие, потому что это правда притягательно.       Каждый раз, наблюдая за таким Томом, чувства буквально сбивают Гарри с ног и срывают ему крышу.       — Ранее мы затронули нулевое, первое и второе начала термодинамики, настало время поговорить о третьем, — говорит Том, привлекая внимание детей. — Кто мне напомнит, что такое термодинамика?       Гермиона тут же поднимает руку.       — Термодинамика — раздел физики, изучающий наиболее общие свойства макроскопических систем и способы передачи и превращения энергии в таких системах, — как по учебнику проговаривает девочка.       — Очень хорошо. А кто сможет упростить?       Невилл неуверенно тянет руку вверх.       — Вы как-то говорили, что термодинамика — это раздел физики, который изучает системы, где очень большое количество частиц. К примеру, воздушный шар, — говорит Невилл. Том ему одобряюще кивает и, достав шар, надувает его.       — Правильно, Невилл. Можем ли мы, к примеру, измерить скорость каждой частицы, которая находится в этом шаре?       Невилл отрицательно качает головой.       — Почему? — интересуется Том, сканируя детей. — Рон?              Гарри закатывает глаза на такое поведение Тома, потому что знает, как тому не нравится, когда кто-то не слушает его голос.       Рон, будучи застигнут врасплох, прячет печенье между страницами и, выпрямившись, чеканит:       — Потому что это микросистема.       — Макроскопическая система, — исправляет Гермиона, повернувшись назад, к Рону. — И мы измеряем не каждую частицу, а всю систему целиком.       Мальчик, сидевший рядом с Роном, Симус, показывает Гермионе язык. Та в ответ хмурится так же, как и Том, когда Гарри говорит какую-то глупость.       Иногда Поттера пугает то, как двадцатишестилетний Том и четырнадцатилетняя Гермиона похожи.       Том демонстративно лопает шарик иглой, заставив многих вздрогнуть.       Иногда Поттера пугает любовь Тома к драмам.       — Как я на него воздействовал? — задаёт он вопрос всему классу.       Гарри прислоняется к стене, рассматривая всех этих детей, которые по воле судьбы стали сиротами, и глубоко им сочувствует. В первую очередь Поттер соглашается на идею Тома ради самого себя, как бы эгоистично это не звучало. Он помнит, что, будучи ребёнком, желал такого же преподавателя, как Том, который интригует, вовлекает и никогда не ругает за неправильные ответы или же за незнания.       Реддл прекрасный преподаватель с приятным голосом и очаровательной улыбкой. Гарри помнит, как семилетний Том стоит напротив зеркала и часами тренирует выражение лица. Он выглядит так позабавлено, что Поттер не может сдержать смеха, на что Том потом обижается несколько дней.       Эти воспоминания всегда заставляют прятать яркую улыбку за ладонью или в изгибе чужой шеи.       Том напоминает детям о замкнутой и незамкнутой системах, в которой замкнутая та, в которой количество частиц в системе остается постоянным.       Гарри не особо прислушивается к тому, что говорит Том, но с удовольствием прислушивается к тому, как говорит Том.       Он рассказывает о первом начале термодинамике: «В любой изолированной системе запас энергии остается постоянным».       Том заливает кипяченую воду в прозрачный стакан и закидывает туда кубик льда, который начинает таять, рассказывая, что второе начало термодинамики гласит, что тепло более горячей системы переходит только в сторону более холодной.       У Тома горят глаза, а у Гарри — сердце.       Поттер не может оторвать взгляд от возбужденного Тома, который с энтузиазмом делится знаниями, пишет мелом на доске, не испачкавшись (хотя один раз Гарри чуть не валится от инсульта, когда видит развод мела на щеке Тома. Он тогда сцеловывает его под недоуменный взгляд, подумав, что Реддл чертовски милый временами).       Спустя четверть часа Том объявляет перерыв, сказав, что они начнут через десять минут с такого понятия, как энтропия.       Невилл (благослови его господь!) подзывает Гарри к себе, отвлекая от созерцания Тома и капающей слюны изо рта по той же причине.       — Да? — спрашивает Поттер, садясь на стул рядом и поглаживая свой белый халат, но Невилл не обращает на это никакого внимания. Он задаёт совсем другой вопрос:       — Гарри, а почему вы с Томом не женаты?       Гарри моргает. Он не совсем удивлён, зная, что Невилл интересуется темой любви, но он совсем не знает, что ответить на это.       — Ну, — мнется Гарри, чуть повернув голову, чтобы заметить Тома, который что-то объясняет одному из учеников. По его насмешливому искривлению губ понятно, что он всё слышит и помогать не спешит.       — Ты же его любишь? И не хочешь, чтобы он умер? — не унимается Невилл. Гарри совсем не понимает, как это может быть связано между собой.       — Невилл, — растягивая слова, обращается Драко с задней парты. — Это может зависеть от обстоятельств.       Драко из тех детей, которые не верят в Санту и любовь, презирают всё сущее и не едят клубничное мороженое.       — От самых разных обстоятельств, — соглашается Гарри, чтобы просто не продолжать эту тему. По правде говоря, иногда он думает об убийстве Тома, но детям об этом знать необязательно.       — Если бы был кто-то красивее, то почему бы и нет? — кивает Драко так, будто заканчивает этот бессмысленный разговор.              Надо будет сказать Дамблдору о странности Драко, но Гарри сомневается, что директор интернат-школы, ходящий в халате с павлинами, как-то удивится странностям.       — Я с Томом не только из-за красоты, — начинает оправдываться Гарри, потому что, во-первых, это правда, а во-вторых, он хочет, чтобы дети понимали, что такое «быть с кем-то по любви».       — Я считаю, что быть с любимыми — тяжело, — спорит Драко. — Лучше быть с нелюбимыми.       Не успевает Гарри раскрыть рта, как рядом материализуется Том и кладет руку на голову Поттера, растрепав и без того растрепанные волосы.       — Абсолютно согласен, Драко, — серьезно заявляет он, но Гарри слышит весёлые нотки в его голосе. — Но это очень сложно объяснить любимым.       Драко в ответ весомо кивает, продолжая рисовать розовых фламинго.       — Верно.       Гарри прикрывает глаза от усталости. Иногда ему кажется, что Том его изводит, но он соврёт, сказав, что недоволен этим.       Рон поднимает руку, и Гарри думает, что это отвлечёт, кивает головой, разрешая задать вопрос.       — А что такое либидо? — спрашивает он.       Что ж, Гарри и удача не совсем совместимы сегодня.       — Красивое слово для обозначения… — Гарри думает: «стояка», но говорит: — любви. А когда влюбляешься, то…       — Тупеешь, — перебивает Гермиона, оторвавшись от книги, чтобы вступить в разговор.       — Тогда мы с вами кого-то любим прямо сейчас, — с намёком говорит Том, все ещё перебирая волосы Гарри.       Гермиона кривит лицо так, будто её это заявление лично оскорбляет.       — Энтропия, — говорит она. — Это убьёт нашу Вселенную?       — Что? — переспрашивает Гарри. Том смотрит на неё сверху вниз, как на предательницу.       — В прошлый раз, когда Том приходил один, он рассказывал о трёх способах гибели Вселенной, — чеканит Гермиона. И по ее лицу заметно, как она довольна тем, что может заставить Тома кривиться.       Теперь понятно, что за вопросы у Невилла, связанные со смертью.       — Гибель Вселенной, — медленно и с улыбкой проговаривает Гарри, поднимая голову и испепеляя взглядом Тома. Тот закатывает глаза, мол, «в приюте я хотел жить в реальном мире, а не в мире с розовыми пони». — Что ж. — Гарри направляет взгляд обратно на Гермиону. — Не думаю, что это может убить нас. Не переживай.       Девочка хмурится.       — Я не переживаю. Мы в любом случае смертные и когда-нибудь умрем. Кто-то раньше, кто-то позже.       Гарри, со все ещё приклеенной улыбкой, опять смотрит на Тома, зная, откуда у этой мысли растут ноги. Но не успевают он что-либо сказать, как на защиту Реддла, что странно, приходит Рон:       — Гермиона права. Том замечательный преподователь, поэтому он может и должен рассказывать такие вещи, — храбро заявляет он. И по тому, как его губы сжимаются, Гарри понимает, почему дети больше всего любят Тома: он всегда говорит им правду.       — Хорошо-хорошо. — Гарри поднимает руки вверх, будто сдаётся. Он ведёт молчаливый разговор с Томом, в котором им нужно всего несколько секунд, чтобы понять друг друга.       Том отпускает пряди Гарри и хлопает в ладоши, привлекая внимания учеников. Он важно вышагивает по кабинету, заставив Гарри против воли усмехнуться.       — Энтропия — это один из вариантов смертей Вселенной, — заявляет Том, мило улыбаясь.       Гарри стонет про себя, положив голову на парту. Невилл успокаивающе гладит мужчину по голове.       — От греческого языка энтропия переводится, как «превращение», — говорит Гермиона, ёрзая на стуле. Ей, видимо, очень интересна тема.       Гарри, к сожалению, не может уследить за Томом и его теориями о гибели Вселенной, которые тот закладывает в малые умы.       — Пожалуй, это одно из самых сложных для понимания понятий, — медленно начинает Том. — Энтропия — это мера хаоса в какой-либо системе. Весь наш мир стремится к хаосу, но что мы понимаем под хаосом? Невозможность предсказать поведение системы, беспорядочные скачки в разных направлениях, где незначительные изменения начальных условий приводит к весьма значительному отклонению результата, — Том машет рукой, будто отмахивается от сложности своих слов. — Простыми словами хаос — это «эффект бабочки». Где-то она взмахнула крыльями, а на другом континенте начался ураган.       Многие ученики кивают, понимая. Насколько помнит Гарри, на одном из таких уроков, они обсуждают «эффект бабочки».       — Энтропия — мера хаоса в системе, — повторяет Том. — Давайте упростим это. Представьте в качестве системы письменный стол, — он постукивает по ближайшей парте. — Разбросанные тетради, разорванные листки, которые подхватывает ветер, или же… Вселенную.       Драма, драма и ещё раз драма.       — У каждого есть шкаф с разбросанными вещами, — продолжает он. — У меня, конечно же, нет, но я живу с Гарри. — Некоторые из детей посмеиваются, а Гарри закатывает глаза. — И чем меньше порядка в шкафу, в системе, тем больше хаоса. А, как мы уже говорили, энтропия — это мера хаоса. Неупорядоченность.       Все ученики с немым обожанием глядят на Тома, потому что тема гибели Вселенной и хаоса намного интереснее, чем любая другая. Гарри не может их винить в этом, потому что тоже заворожен Реддлом, но он все ещё помнит обещание Дамблдору, в котором чёрным по белому сказано, что четырнадцатилетним детям не стоит знать ничего, что приведёт их в ужас.       Но, видимо, они в восторге.       — Не стоит забывать о втором начале термодинамики. Помните лёд и горячую воду? Без каких-либо вмешательств извне, горячее передаёт тепло холодному. И это в природе работает только в одном направлении, понимаете?       Рон отвечает:       — Солнце греет Землю, но Земля не может остудить Солнце?       — Если простыми словами, то да, — отвечает Том, проходя мимо Гарри. Он дразняще задевает его рукой. — Энтропия увеличивается, когда возрастает неупорядоченность. А что такое неупорядоченность?       — Нагревание, растворение, — начинает перечислять Гермиона. — Испарение, реакции разложения…       — Достаточно, — кивает Том. — При всех этих свойствах энтропия увеличивается. Значит она уменьшается при противоположных, когда возрастает упорядоченность: охлаждение, кристаллизация. Понимаете о чем речь?       — Энтропия увеличивается, к примеру, от нагревания? — интересуется Симус.       — Да. Ещё?       — В кипящей воде энтропия сильнее, чем в холодной, — продолжает Драко, мазнув взглядом по Симусу, отчего тот хохлится, — потому что в кипящей воде частицы хаотичны и быстро двигаются. В холодной же они замедляются.       — Правильно, Драко. Но я веду немного к другому. К чему же?       Том смотрит на Гермиону, которая закусывает губу и крутит ручку в раздумьях.       — Получается, — наконец отвечает она. — Если какая-то система будет равна абсолютному нулю, то есть самой низкой температуре в мире, то энтропии не будет? Она будет равна нулю?       Том выглядел так, будто готов захлопать в ладоши, и у Гарри на мгновение спирает дыхание.       — Верно, Гермиона, но только не нулю, а, в случае энтропии, константе. При самой низкой температуре атомы и молекулы прекращают своё движение. Прекращают хаос и приходят в порядок. В таком случае исчезает и энтропия, — он делает паузу, обводя взглядом каждого. — А если не будет энтропии, то не будет тепла, нет тепла — нет процессов, нет процессов — нет активности. Значит, Вселенная перестанет работать!       Гарри решает запретить на законодательном уровне так соблазнительно выглядеть, рассказывая о какой-то там энтропии, активности и смерти Вселенной.       Невилл хмурится, задавая вопрос, со слишком серьёзным лицом для ребёнка:       — То есть, если вдруг что-то достигнет такой температуры, то мы все умрем?       Гарри старается не думать о пытках Дамблдора лимонными дольками.       — Для этого существует третье начало термодинамики, — отвечает Том и берет в руки мел, чтобы написать на доске каллиграфическом почерком: «теорема Нернста». — Она гласит, что при абсолютном нуле, энтропия стремится к константе, никак не зависящей от термодинамических параметров, таких как, объём, давление. Может показаться абсолютно бессмысленной фразой, не так ли? Я вас понимаю, — усмехается он, заметив несколько непонимающих лиц, которые тоже начинают улыбаться. — Проще говоря, следствие этого закона в следующем: охладить тело до значения абсолютного нуля невозможно, потому что для охлаждения предмет приводят в соприкосновение с более холодным теплоносителем. Но разве у нас есть что-то холоднее абсолютного нуля? Нет. Поэтому мы с вами от этого не умрём.       Гарри хочет высказать за добавление Томом: «от этого», потому что звучит так, будто он убивает беззаботные подростковые годы детей за тяжелыми думами.       — А если где-то во Вселенной найдётся то, что может так охладиться? — не отстаёт Невилл.       Том ему только улыбается.       — Считается, что Вселенная — это незамкнутая, не изолированная система, потому что мы считаем её бесконечной. В таком случае энтропия просто не может в ней работать так, как в замкнутых системах.       Наступает тишина, которую первым нарушает Рон:       — Тогда, если ко мне придут в комнату и попросят убраться, то я откажусь и скажу, что поддерживаю энтропию во Вселенной.       Гарри улыбается сообразительности Рона и тому, что если это дойдёт до Дамблдора, то им не поздоровится.       — Очень похвально, Рон, но не забудь добавить, что этому тебя научил Гарри, — шутит Том.       Многие неряшливые четырнадцатилетние ученики смотрят на Тома, как на второе пришествие Иисуса.       — Я говорил, что невозможно достигнуть абсолютного нуля, но что, если мы пойдём в обратном направлении? Ещё многие нюансы не поняты, но вам нужно запомнить главное: энтропия — это мера неупорядоченности и хаоса. И она всегда увеличивается со временем, — он присаживается на край преподавательского стола. — Всё естественным образом стремится к беспорядку. Здания разрушаются. Машины ржавеют. Люди стареют.       — А если вернёмся к теме Вселенной, то Вселенная движется по пути возрастания энтропии, то есть стремится перейти из порядка к хаосу. И если наша Вселенная всё же замкнута, то по итогу это приведёт нас к состоянию абсолютного хаоса. Эта теория также известна под названием «Большой заморозки», поскольку в этом сценарии энтропия Вселенной будет постоянно возрастать, пока не достигнет максимального значения. И тогда наступит конец света из-за Большого взрыва, который в своё время дал начало Вселенной.       — То есть, — подаёт голос Беллатриса. — В любом случае энтропия приведёт к концу света?       Том ей одобряющие улыбается, а Гарри даже не обращает на это внимание, не отрывая взгляд от Реддла.       — Вы должны понять, что энтропия — это явление не хорошее и не плохое. Оно просто есть. Если вдруг её не станет, то Вселенная перестанет работать, если вдруг она увеличится до максимума, то произойдёт взрыв. В любом случае, как утверждали древние греки, Вселенная родилась в хаос и возвратится к нему же.       Неожиданно звенит звонок, и Гарри выходит из транса, моргая. Том благодарит всех за проведённое время и идёт к столу, собирая вещи.       — Энтропия. Я потерял смысл этого слова, — заявляет Гарри в никуда.       В знак поддержки Невилл похлопывает его по плечу.       — Не переживайте. Я его и не находил.       Гарри готов расцеловать мальчика за поддержку.       — Но мой вам совет, Гарри. Не затягивайте с женитьбой. Это серьёзное дело.       Возможно, Гарри торопится с выводами.       Вместе с Томом они добираются до дома без происшествий и первым делом падают на диван, в объятия друг друга.       — Дамблдор будет недоволен, — бормочет Гарри, прикрывая глаза от щемящего чувства в животе из-за близости Тома. Он прижимается к нему ещё ближе.       — Мы не произносим его имя дома, — напоминает Том, целуя чужую макушку. — И не переживай. Детям всё нравится.       Гарри стонет в открытую шею, вызвав у Тома мурашки.       — Ты невозможен, честное слово. Им всего по четырнадцать лет. Ты создаёшь свою маленькую группу поддержки.       Том усмехается.              — Ревнуешь?       — Как же.       — Ревнуешь.       — Нет.       — Я уделяю тебе мало времени?       Гарри не может сдержать ещё один стон и ёрзает из-за чужих рук, шарящих по телу.       В восемнадцать лет Том спрашивает Гарри, согласен ли он жить вместе, и Поттер, утопая в нежности к нему, соглашается. Стоит Тому улыбнуться, и Гарри готов преподнести все дары мира к его ногам. Стоит ему грустно вздохнуть, и Гарри готов разорвать всех и вся, лишь бы не видеть этого выражения лица вновь.       И он знает, что это работает и в обратном направлении.       Том не может сдержать восхищения, когда Гарри раскрасневшийся и тёплый в его объятиях, будто плавится. Том выписывает узоры на теле Гарри, наклоняется, оставляя поцелуй на его ключицах, пока сам Поттер пробегает пальцами по каждому позвонку Реддла.       Любить Тома подобно тому, как добровольно сигануть с высотки, как есть мороженое ледяными руками в морозную погоду и как резаться пальцем о край бумаги.       Гарри считает Тома своим личным природным катаклизмом, что-то сродни разрушительному цунами, который не оставляет ни одной посторонней мысли.       — Я буду восхищаться тобой, пока не исчезнет энтропия во Вселенной, — шепчет Гарри, отвечая на поцелуй.       — Тебе придётся восхищаться мной до самой смерти, — усмехается Том. Он зарывается пятерней в волосы Гарри. Он прикусывает ему мочку уха и сильнее сдавливает пряди, причиняя боль.       По телу Гарри бегут мурашки.       — Ничего страшного. Я уверен, что вытерплю это.       Том, не мигая, смотрит Гарри в глаза.       — Я купил тебе кольцо в шестнадцать лет, — заявляет он ни с того ни с сего, заставив Гарри ошарашено застыть.       Это буквально заставляет его сердце запнуться несколько раз. Это пугающе и прекрасно одновременно.       Они продолжают смотреть друг на друга и утопать друг в друге на протяжении всей жизни.