ID работы: 12020882

Синдром Бетси

Гет
R
Завершён
9
Размер:
24 страницы, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 2 Отзывы 1 В сборник Скачать

Слабые и сильные

Настройки текста
«Амнезия. Интересное слово, не правда ли? Говорят, оно имеет греческие корни. Заболевание с симптомами потери памяти, если кратко. Болезнь — ключевое слово, а как известно, люди любят все романтизировать, начиная от простых моментов повседневной жизни, заканчивая… психологическими расстройствами. Особенно психологическими. Во всяком случае, так говорят, да… Но, возвращаясь к амнезии: она спонтанна, как если бы вы шли вдоль дороги и внезапно забыли свое имя. Немыслимо, неправда ли? А оно бывает, еще как бывает. А еще, говорят, что она временна: годик, два и вы все вспомните, но… Всегда же бывает какое-то пресловутое «но», со своими царапающими горло шипами, которые вгоняют в отчаяние куда сильнее, чем само осознание произошедшего. И с амнезией есть свое «но» — воспоминания могут и не вернуться. Никогда. Ни-ког-да! Теперь, если вы еще раз сядете посередине своей комнаты и подумаете, что бы вы хотели забыть, как много вы назовете? Или, даже не так, с чем вы действительно будете готовы расстаться? Наверное, оно даже и к лучшему, если воспоминания отберут внезапно — меньше нервов и времени потратите, но… Снова «но»! Разве это честно? Честно ли отнимать у счастливой матери годы, проведенные со своим ребенком? Справедливо ли превращать в ничто сладкие минуты первого свидания? Честно ли… Справедливо ли… Честн… В мире нет ничего справедливого или честного. Нет ни черного, ни белого. Есть лишь серый, серый цвет, местами отличающийся насыщенностью. Да. Именно так. Именно так я вижу свою жизнь — серой и безликой массой, где время протекает вне зависимости от того, хочу ли я его двигать дальше или нет». 1998 год, апрель. Центр Розенберга. Замок Тройме. Поздний вечер. Широкий коридор озарился светом электрических ламп. Пушистый красный ковер под ногами и множество картин на стенах создавали уют, точнее сказать, должны были создавать, но справлялись с этим едва ли. Во всяком случае, так казалось девушке, идущей в траурном черном платье. Или не траурном? Что ж… Вильгельмина была странной с рождения, но не намного страннее каждого окружающего ее человека. Вильгельмина Кристина Гроссе, как любила представляться пятнадцатилетняя наследница дома Гроссе, ох… простите… единственная наследница дома Гроссе!, имела черные по плечи прямые волосы и голубые глаза. На ее бледных руках не плелись сети зеленоватых вен, а на щеках не играл румянец. Ее лицо всегда было непроницаемо, а тело покрыто разнообразными нарядами цвета смолы. Ее мать, напротив, слыла полной противоположностью своей дочери. Всегда нарядная, улыбчивая дама средних лет, с длинными роскошными волосами цвета созревшей пшеницы и пылающими карими глазами. Кристина умела расположить к себе людей — тех, кто действительно был ей нужен. И чего уж таить, имела характер скверный, в противовес ангельской внешности. На балу от четы Гроссе нельзя было и глаз оторвать — сверкающая в свете ламп Кристина лучезарно улыбалась, глядя на своего мужа, отдавливая ему ногу за неидеальный поворот в третьем куплете песни. За приемом пищи, Кристина аккуратно поддевала десертной вилкой пышный бисквитный торт, остро глядя на дочь, чтобы та снова выпрямила спину, да и вообще, примерила хотя бы раз что-то НЕ ЧЕРНОЕ! Список мог тянуться до бесконечности. Гельманд — спокойный и приземистый мужчина, настолько «приземистый», что его дражайшая супруга возвышалась над ним на целую голову, никогда и ни с кем не спорил. Кристина снова кричит? Передайте ей еще пару чеков, пусть купит новые наряды и успокоится. Вильгельмина снова отказалась принимать пищу вместе со всеми? Отнесите еду ей в комнату. Кристина не довольна? Передайте ей чек… Что ж, Гельманд был богат, достаточно богат, чтобы не замечать этого. И стоит ли теперь называть дочь подобного семейства странной? А может, это не она странная, а мир вокруг нее? — Вильгельмина! — острый голос в конце коридора не предвещал ничего хорошего. — Да, мама, — бесцветно ответила девушка, поправляя складки черного платья на плечах, достающего ей до колен. Множество рюшей вились у его подола, создавая ощущение кроны цветка — черного, как сама смерть. Короткие рукава упирались в сморщенную толстую ткань длинных перчаток, а ноги по щиколотку укрывали высокие носки. Обувь девушка носила преимущественно плоскую, без каблуков, чем изрядно раздражала свою мать. Как будто она была хоть раз не раздражена, но все же… — Вильгельмина! — привычно высоко причитала Кристина, пока в плотную не столкнулась с дочерью. — Вильгель… — Я слушаю, мама, — карие глаза матери столкнулись с холодом голубых дочери. Между ними промелькнула молния. — Ты приняла таблетку? Разумеется, матери было все равно на что-то другое, кроме как на факт: выпила ли ее дочь таблетку. Каждый вечер их диалог сводился к вязкому, и уже изрядно надоевшему «ты приняла таблетку». Всегда с тихой ненавистью, словно бы ради галочки, Кристина приходила к дочери, а уточнив, сразу же уходила, но… Не в этот раз. Помните про то тернистое душащее «но»? — Нет еще, мама, — Вильгельмина отрицательно покачала головой. — Выпей. — Да, мама. Воцарилось напряженное молчание. Девочка было отступила, чтобы пропустить мать, но та лишь недовольно цокнула. — Ты… — Кристина словно пробовала слова на вкус. — Как дела в академии? Вильгельмина уставилась на мать, как если бы та стала огромным жуком. И дело было не в том, что дочь ненавидела мать, или, что отношения между ними всегда были сугубо по делу, а в том, что Кристина никогда ранее не спрашивала о ее учебе. Этим всегда заведовал отец, и матери ни к чему было занимать себе еще и такого рода ерундой. — Моя успеваемость на высшем уровне, мама, — с непроницаемым лицом девочка снова предприняла попытку отойти в сторону, но худые пальцы матери с силой схватили ее за предплечье. — Ты же не общаешься ни с кем… Кхм… Странным? — Вильгельмина едва ли подавила саркастический смешок. Получилось плохо — судя по ярости, расцветшей на лице женщины. — Что я сказала такого веселого, юная леди?! — Ничего, мама. — девочка снова пришла в свое безэмоциональное состояние и уставила взгляд куда-то за плечо матери. Та, в свою очередь, вновь посмотрела на дочь с упреком, словно бы подозревая в огромнейшем заговоре. О да, подозревать Кристина умела едва ли не лучше, чем выбирать свои вечерние наряды. И далеко не из-за хорошей интуиции. Далеко не из-за этого! — Мама, вы уже давно все знаете, — ровно произнесла Вильгельмина. — Точнее, — она наклонила голову направо, — вам уже все доложили. Как бы там ни было, — девочка всё-таки сумела высвободиться из хватки матери и брезгливо расправила складки на платье. — Он забыл меня, как и любой другой человек, не принимающий твои пресловутые таблетки. — знала ли Вильгельмина, что разозлит мать такой репликой — да. Хотела ли она это предотвратить — нет. — Да как ты смеешь?! — предсказуемо вскинулась Кристина. Надетое на сей раз ярко желтое платье с длинными рюшами, свисающими с подола и краев коротких рукавов-фонариков, тряслось при каждом движении. — Мы с отцом дали тебе все, о чем ты только можешь мечтать! Да нигде в Розенберге ты не сыщешь семью богаче и влиятельнее, а что делаешь ты?! Ошиваешься с какими-то бродягами, неспособными даже свою собственную память защитить! — Его зовут Себастьян, — едко произнесла Вильгельмина, прекрасно зная, что теперь Кристина по-настоящему разозлится на дочь. — Неблагодарная! — женщина звонко ударила девочку по щеке, вкладывая всю свою неприязнь. — Живо в комнату! И не забудь принять таблетку, я спрошу у Розетты! Будь уверена. — Хорошо, мама. — Вильгельмина, сделав неглубокий реверанс пошла дальше по коридору. Кристина же, задыхаясь от возмущения ринулась наверх, прямо к кабинету своего мужа. Коридор вскоре закончился, обрываясь массивной коричневой дверью. Девочка же вошла туда без особого труда и тут же скинула надоевшую обувь на очередной мягкий ковер. В помещении больше округлом, чем квадратном, находилось огромное в пол окно, впрочем, закрытое плотной темной занавесью, большая двуспальная кровать и платяной шкаф напротив. Чуть поодаль от окна стоял письменный стол, на стене над ним размещались две книжные полки. На них стояло множество собраний различных ученых, причем труды были совершенно разных тематик: были и сборники химических реакций, и последние исследования солнечной системы. И быть может, спальня и была бы уютной, если бы не одно «но», помните же, что наша жизнь целиком и полностью состоит из великого множества «но». В этот раз «но» заключалось в огромном количестве пыли на подоконнике, на ручках шкафа, даже на стуле перед столом! Такое случилось из-за того, что Кристина жуть как ненавидела уборку, а со всеми местными горничными у Вильгельмины не сложилось отношения. Настолько, что те даже не заходили в ту сторону коридора, где располагалась ее спальня… Разумеется, скажите вы, горничным платят за уборку и они должны были убираться в каждой комнате, но! (помните да?), Кристина была слишком занята собой, для того чтобы заботится еще и о самом дальнем углу своего имения. Что до самой хозяйки комнаты — она не находила уборку центром своей жизни, а потому, так же как и мать, не забивала этим голову. Устало упав на кровать, девочка нащупала на прикроватной тумбочке шуршащую капсулу, внутри которой лежала маленькая белая таблетка и стакан воды. Она поднесла таблетку поближе, осмотрела идеально ровные края и белизну, не оставив без внимания и разделительную черту в центре круга. Привычка, что поделать. Вильгельмина тяжело выдохнула, подумала о чем-то своем и запила таблетку. Наверное, скажи ей кто сейчас, что раньше можно было жить и без принятия лекарства — она бы посмеялась вам в лицо. Все пьют таблетки, все, кто хотят и дальше помнить о жизни, которой живут. Ну… Или те, у кого есть деньги помнить. Наверное, стоит говорить по порядку. Да. Все началось где-то пятьдесят или даже шестьдесят лет назад, с некой Бетси Мак-Клауден, женщины средних лет, которая поступила в больницу с чрезвычайно странным диагнозом. Амнезия. Ничего особенного, всякий человек подвержен подобному заболеванию, да. Давайте добавим еще больше данных. Бетси страдала не простой амнезией. Врачи охарактеризовали ее, как диссоциативную, то есть, амнезию, при которой человек терял только личные воспоминания. Скажем, спроси Бетси на утро, что она делала вчера — ответ будет что-то вроде «не помню», но спроси: А сколько на Земле континентов? Она с радостью ответит, что шесть. Хорошо. Разобрались. Наверное… Но (наше любимое, да?), обычно люди страдали подобным заболеванием после некой психологической травмы, Бетси же просто проснулась на утро, забыв весь вчерашний день. Обычно, болезнь длилась не больше месяца после принятия лекарств, Бетси же продолжала забывать все, что происходило с ней сутки назад в течение четырех месяцев, шести, год, два… Был бы это единичный случай — врачи бы еще смирились, ну болеет там какая-то Бетси Мак-Клауден, с тем ее и поздравляем, а у нас еще больных раком лечить надо, но… Почти через неделю, в другой стране выявили аж два случая диссоциативной непрерывной амнезии. У парочки совершенно здоровых семнадцатилетних парней, так же как и Бетси, проснувшихся утром в полном неведении. Затем был еще Шон из Азии, целая группа школьников из Австралии… В общем, пока мировое сообщество увидело всю картину, эпидемия новой болезни охарактеризованной, как синдром Бетси (в честь первой заболевшей), распространилась на всех шести континентах. Врачи со всего мира разрабатывали лекарство более десяти лет, кто-то из-за болезни больше не мог продолжать свою деятельность, кто-то сдавался и отходил от дела, а были и те, кто пророчил конец света. Всегда же есть такие, не так ли? К моменту создания первого прототипа лекарства, бедняга Бетси скончалась от сердечной недостаточности в возрасте сорок три года (странно, не кажется?), но как бы там ни было, первые заболевшие уже смогли испытать прототип и дать положительный ответ. Лекарство работало — что еще нужно для счастья? Продолжительный эффект считается? Таблетки, выпущенные в ограниченном количестве действовали от силы сутки, по сути, позволяя лишь отсрочить потерю памяти на короткий срок. Все усугубилось, когда сразу в десяти странах мира больницы заполнились людьми, с сильнейшими головными болями, тошнотой и рвотой. Так синдром Бетси мутировал в первый раз. Ученые стремглав помчались усиливать препарат, добавляя к нему стоимость — большинство людей просто-напросто не смогло себе позволить приобрести разработку. Лекарство вновь не оправдало себя — эффект был кратковременным, зато, те люди, которые его выпили, не испытывали никаких проблем с физическим здоровьем. Уже хорошо. «Нам всем нужно лекарство!», справедливо кричали люди на митингах. «Это все, что мы можем сделать на данный момент», разводили руками ученые. Такое положение дел создало невидимую прослойку между населением Земли — на тех, кто пил препарат с ироничным названием «бетси-1», все равно забывал предыдущий день, но хотя бы не мучался в агонии; тех, кто пил контрафакты «бетси-1» часто называемые «бести-1» или даже «бсести-1» — эффект был слабее, но всяко лучше, чем ничего; и, разумеется, большая часть людей не могли себе позволить даже такого. Вильгельмина Гроссе, как уже говорилось ранее, была из обеспеченной семьи, соответственно лекарство принимала вовремя, но делала это всегда с такой неохотой, чем всегда злила мать. Наверное, всегда. Вильгельмина уже думала об этом, как бы сложились ее отношения с семьей не будь бы этого синдрома Бетси. Она отчего-то знала, что характер матери был непростым, и скорее всего, они ругались друг с другом каждый день, просто по обыкновению, забывали об этом на утро. В современном мире, фраза «я забыл», перестала нести тот смысл, который она имела изначально. И если раньше человека ругали за плохую память, то сейчас лишь безразлично пожимали плечами, приговаривая: «Да, кто же сейчас все помнит-то… кто помнит…» Уже засыпая Вильгельмина отчего-то подумала о неожиданном собеседнике, который появился на территории ее корпуса.

***

Утро было тяжелым, как и обычно. Вильгельмина открыла глаза как будто после похмелья (хотя никогда не пила раньше) и свесила ноги вниз. Ее худое бледное тело покрывала голубая спальная рубашка. Не помня, когда она успела вчера переодеться, что было уже привычным делом, девушка лениво потянулась, сложив руки на шее. В столовой уже во всю кипела работа: слегка отчужденные служанки накрывали на стол, совершенно игнорируя Вильгельмину. Во главе стола уже сидел Гельманд, в неизменном (наверное) зеленоватом халате. В его пухленьких пальчиках трепетала утренняя газета, а в другой свободной руке дрожала чашка кофе. — Как спалось, доча? — спросил он не глядя. — Хорошо, папа, — также безразлично отозвалась девочка, поправляя черную ленту на шее. Форма в академии представляла собой черную юбку до колена свободного покроя и голубую блузку с длинным рукавом. Расстегнув пару верхних пуговиц, девочка надела ленту, спрятав свободные концы за воротом. За окном сгущались тучи, так что в руках смятой тканью болтался черный форменный пиджак. Черные невысокие носки и лаковая коричневатая обувь, закончили образ. Без особого аппетита съев жестковатый омлет, Вильгельмина бросила отцу сухую благодарность и пошла к выходу. — Выпрями спину, — прозвучало где-то возле другого входа в столовую. — Да, мама, — девочка прыснула, кивая открывшему входную дверь лакею. — Удачного учебного дня, доча, — фраза отца была последней, что она услышала. Уроки в академии длились нудно и долго, словно бы в ожидании чего-то интересного, Вильгельмина считала минуты до спасительного звонка, и когда тот все-таки прозвучал, мигом вылетела в столовую. Избежав огромной толпы голодных учеников всех возрастов, придя всего-то на пять минут раньше, девочка выбрала себе свой обед и отошла к самому дальнему столику в закутке. Не успела она дотянуться до запакованной трубочки, как сзади донеслись шаги. Привычно проигнорировав шляющихся туда-сюда учеников, она в конец напряглась, когда шаги стихли где-то за спиной. — Фрау Гроссе? Я присяду? От приятного юношеского голоса Вильгельмину передернуло. Она не смогла сдержать своего любопытства и неприлично уставилась на незнакомца. Тот же, только улыбнулся в ответ, словно бы знал, что она так и отреагирует, но… Он не мог знать. Не с синдромом Бетси. Так что же ему было нужно? — Ну так, что, фрау Гроссе, разрешите отобедать с вами? — он улыбнулся, казалось бы даже своими карими глазами, чем непременно заинтересовал Вильгельмину. — Отчего же нет, герр… — в ее глазах отразился вопрос. — Хартман. Себастьян Хартман, — юноша снова пронзительно улыбнулся, медленно опуская свой поднос с какой-то неприятной кашей на стол. — Герр Хартман, — она попробовала его фамилию на вкус, ощущая себя странно. Никто ранее не садился с ней обедать. Никто ранее с ней не заговаривал… Или это то, что оставил ей синдром. Кто знает? Остальные же дети не забывают своих лучших друзей, так с чего бы ей забывать человека, которого она знала достаточно близко, чтобы позволять ему обедать с собой. Отдав Себастьяну право вести беседу, Вильгельмина невозмутимо открыла трубочку и отпила морковного сока. Ее взгляд встретился с его. — Пьете морковный сок? — девушка глянула на него, как бы говоря: «Очевидно, не правда ли?». — Вы не подумайте, — все говорил он, набирая в ложку сероватую массу своей еды, — морковь очень даже хороший овощ, учитывая, что он полезен для зрения, а быть может у вас есть какие-то с этим проблемы. Ой… То есть я не хотел говорить, что вы больная. Ну… Все мы больны… Хах… Синдром Бетси, знаете же… И… — его энтузиазм, наконец, иссяк, Вильгельмина же внутренне улыбнулась. — Вам доставляет дискомфорт мое общество? — он склонил голову на бок. Девушка же без интереса принялась жевать прожаренный картофель. — Вы молчите… — Ну, — она прокашлялась, запивая соком. — Я ем, не это ли самое очевидное на данный момент? — Ах, — юноша покраснел, пытаясь спрятать лицо за граненным стаканом чая. Рукава грязноватой белой рубашки были закатаны, открывая вид на жилистые руки с редкими светлыми волосками. Что было вполне интересно, учитывая густую копну кудрявых каштановых волос на голове. — Вы п-правы… — выдавил он, замечая, что собеседница снова молчит. — Зачем оно вам? — строго сказала Гроссе. — Простите, что именно вы имеете в виду? — Вот это все, — Вильгельмина взмахнула вилкой в воздухе, чего никогда не стала бы делать в приличном обществе. Не то, чтобы она считала общество Себастьяна неприличным, несмотря на его явную бедность, и принадлежность к низшему рабочему классу. Скорее всего, именно это и делало его собеседником куда более приятным, чем даже собственные родители. Да. — Я вас не понимаю, — он устало уронил голову на вытянутые руки, так что кончики пальцев касались серебристого подноса с едой девушки. — Быть может, я донельзя жалок, думая, что мог бы найти что-то общее с девушкой вашего полета, но… Я бы правда хотел с вами подружиться! Если… Конечно, вы скажете мне сейчас же уйти, я так и поступлю… Пренепременно! — Предполагаю, вы — бедны, — Вильгельмина с каким-то садистским наслаждением уловила нотку боли на лице Себастьяна. — Допускаю, что могу считать себя гораздо выше по рождению, чем вы, но уж поверьте, дело здесь не в этом. — она помотала головой, так что черные волосы на мгновение закрыли обзор. — Зачем, я повторюсь, вам, и, прошу заметить я обращаюсь к вам на «вы», тем самым ставя вас в равную с собой, так зачем же вам искать дружбы со мной, если на утро вы обо мне и не вспомните? — Ваше высказывание можно назвать довольно философским. Как если бы вы спрашивали, зачем нам жить, все время забывая? — Забавно вы мыслите, герр Хартман, забавно, — Вильгельмина цокнула языком, в который раз отмечая, что никогда бы не сделала этого в обществе родителей, и снова принялась за сок. — На землю взирали вы свысока, Паря наравне с облаками. Была туманней, чем облака, Идея, владевшая вами. — вдруг выдал юноша, впрочем, не придавая этому никакого значения. — Знакомы с трудами Гейне? — девушка даже отложила вилку в сторону. — Но как? Неужели синдром не мешает вам учить стихи? — А вам, фрау Гроссе? — Себастьян заискивающе подмигнул. Вильгельмина же не нашла в этом жесте ничего интересного, задумываясь над вопросом. — Я учила подобные труды с детства, но вы… — А я всего лишь юноша из трущоб, которому книга только для растопки и годится, да? — Я вовсе не хотела этого сказать! — девушка вспыхнула от смущения, прикрывая лицо ладонью. Немыслимо! — Вы до безобразия милы, когда смущаетесь, но постараюсь сделать так, чтобы это был последний раз, когда я вгоняю вас в краску, — кажется, Себастьян хотел сказать что-то еще, но в столовой раздался звонок на урок. — Ох, право, как же так! — Вильгельмина подскочила, как ужаленная, собирая свои вещи. Не в ее правилах было опаздывать. Всему виной этот странный юноша. Да! — Могу ли я рассчитывать на вторую беседу с вами после занятий? — Себастьян протянул было руку к ладони девушки, но вовремя отпрянул. — После того, как не дали мне доесть мой обед и заставили опоздать на урок? — Себастьян заметно приуныл. — Не смею вас больше задерживать, фрау Гроссе… — Вильгельмина, — бросила она на прощание. — А? — Меня зовут Вильгельмина. Думаю, в половину шестого я буду уже свободна. — Возле главных ворот? — просиял Хартман. Девушка кратко кивнула, натягивая форменный пиджак. Академия Святого Андрея располагалась в самом отдаленном от центра города районе, по каким-то своим, неведомым сейчас причинам. Ее территорию ограждал высокий кованый забор, выкрашенный в мрачный черный цвет, с острыми шпилями через каждый прут. Вход и выход был только один, и назывался просто — главные ворота. Пройти внутрь разрешалось только по специальной студенческой карточке, которую обновляли каждый учебный год. Сразу от главных ворот вела широкая вымощенная камнем тропа, которая разветвлялась в разных направлениях: налево — западное крыло, где учились дети из богатых и обеспеченных семей, вроде Гроссе: как правило они принимали лекарство и имели больше возможности для обучения; прямо — факультет смежного общества: дети менее богатые, чем «западники», принимающие контрафакты, но все-таки более почитаемые, чем восточное крыло. «Восточники», или дети рабочего класса носили другую школьную форму, имели совершенно другое расписание и даже обедали в других столовых — отдельно от левого и прямого крыла. Тем-то и удивил Вильгельмину Себастьян. В остальном школьный двор имел небольшой фонтан в центре пересечения дороги между факультетами, двухэтажное здание библиотеки с огромными машинами-компьютерами, парковку для детей, приезжающих с водителями и маленький сад с пестрыми цветами. Сидя на уроке естественных наук, Гроссе все размышляла, отчего же понадобилось так явно разделять учеников по месту в обществе? Быть может, она бы и не подумала об этом, не выходи ее окно (возле которого и сидела) на переднюю часть здания «восточников». Дети там весело играли в мяч, перебегая кучками от одного дерева на лужайке к другому, ученики постарше лежали чуть поодаль, занимаясь чтением. И никто не говорил им прекратить игру, или же встать с грязной земли и отправиться учиться в библиотеку. Ах, если бы только и у нее был шанс на… — Фрау Гроссе! — полненькая женщина недовольно сложила руки в бока. — Вы сегодня чрезвычайно отвлечены от урока. — Простите, фрау Шульце. — нет. Не было у нее никакого шанса. Солнце садилось нарочито медленно, окрашивая в ярко-красные тона все вокруг. Лужайка, где еще час назад весело резвились дети из «восточников» сейчас опустела. Изредка еще оставались старшие ученики, но и они, быстрее собирали учебники в кучу, чтобы поспешить домой. Вильгельмина обходила одну скамейку за другой, чтобы оказаться возле входной двери в корпус рабочего класса, и, наверное, впервые ощутила то, что может ощущать любой студент этого факультета — презрение. Будучи в форме «западников» она то и дело натыкалась на недовольные взгляды девушек в простеньких белых рубахах и длинных черных юбках. Юноши так и вовсе, старались ее обойти, а если это не получалось, то склоняли голову так низко, чтобы ни за что не пересечься с ней взглядом. Не то чтобы это как-то задело юную Гроссе, скорее дало новую пищу для размышлений. Да. На горизонте показалась группа студентов, среди которых были и знакомая кудрявая голова. Парень, как и до этого, весело улыбался, рассказывая, судя по всему, что-то ну запредельно интересное! Правда, улыбки его товарищей тут же испарились, стоило им заметить девчонку с западной стороны. — Пойдем оттуда, — скомандовал друг Себастьяна, который еще не заметил, кого именно тот хочет обойти. Он с готовностью кивнул, лишь боковым зрением замечая Вильгельмину. На тот момент, ей показалось, что она выпила сразу несколько чашек кофе, и сердце принялось стучать так быстро и не планомерно! Вот он, стоит среди своих, и она — на чужой территории. Как он поступит? Ведь, казалось бы, именно он и предложил встречу. Но у главных ворот… А она пришла к нему сюда. Он уйдет вслед за друзьями? Или подойдет к ней? Гроссе застыла, не сразу понимая, что улыбается. Мутные из-за приема «бетси-1» голубые глаза сощурились, а руки напряженно сложились на животе. Как же он поступит? Как же он… Как? Но он не остановился. Словно бы Вильгельмина перестала существовать прямо на этом месте, и он ее не заметил. Весело гогоча и дальше, трое юношей скрылись за поворотом, выбирая более дальнюю дорогу к главным воротам. Гроссе же согнулась пополам от смеха, буквально роняя школьный портфель на пыльную тропинку. — Ух, — она выпрямилась, все еще злобно улыбаясь, — я-то уж думала, он совсем дурак. Все равно возле входа ее ждал семейный водитель, и хорошо если без матери или отца, так что это даже к лучшему. Повернувшись на пятках, девушка медленно побрела прочь от рабочего факультета, и только отдаленно, где-то в недрах души у нее зародилось семя обиды. Но… Стоило бы ожидать от парня вроде него честности? У такой дружбы просто не было и шанса расцвести. Завтра никто из них и лица друг друга вспомнить не сможет, а даже если каким-то магическим образом синдром их пощадит (чего ранее еще никогда не было), то социальное разделение сделает свое дело не хуже болезни. — …мина! Ну постойте же! — девушка широко распахнув глаза, уставилась на бегущего вдоль дорожки Себастьяна. — Ну, наконец-то… — парень остановился чуть поодаль, чтобы отдышаться. — А вы быстро ходите, однако… — он поравнялся с девушкой, предлагая и дальше идти вместе. — Не быстрее вас с друзьями, — не смогла промолчать Вильгельмина. — Вы должно быть обиделись, — он, покраснев, завел руки за спину, — но, думаю, так было нужно! — Кому? — девушка улыбнулась, едва ли не впервые в жизни, и мельком глянула на такую же улыбку собеседника. — Мне или скорее вам? — Нам всем! — рассмеялся Себастьян внезапно хватая Вильгельмину за руку. — Пойдемте поедим мороженое! — Но скоро пойдет дождь, — замялась девушка, хотя и не подумала выдернуть руку из цепкой хватки. — Вас устрашает перспектива промокнуть? Скажу по секрету, — он приблизился ближе (даже слишком близко), слегка касаясь фалангами пальцев края ее уха, — вы не сахар! — Дурак! — Вильгельмина, ожидая услышать что-то стоящее, в обиде оттолкнула Себастьяна от себя. — Я-то, может быть, так и не считаю, но вот он, — она указала худеньким пальчиком в сторону припаркованного черного автомобиля у главного входа, — очень даже. — Ваш водитель? — моментально сник юноша. Вильгельмина молча кивнула. — Тогда… Мороженое подождет? — В наше время, нет вещи более ненадежной, чем обещание, — она покачала головой из стороны в сторону, а затем ускорила шаг. Ее темная фигурка подошла вплотную к машине, в то время, как Себастьян не мог заставить себя уйти. Он все смотрел на нее, и даже когда та закрыла за собой дверцу, все равно остался на месте.

***

— С возвращением, доча, — Гельманд приветственно махнул рукой, вставая из мягкого кресла в гостиной. Вечно (наверное) недовольная мать тихо хмыкнула, прикрывая лицо веером. — Как дела в академии? — внезапно спросила она. Как-то странно, насколько помнила Вильгельмина, мать интересовало что угодно но не ее учеба. — Хорошо, мама. — И… — она сделала неприятную для всех паузу. Гельманд, почуяв неладное, тут же ретировался, ссылаясь на какие-то незаконченные дела. — Ты ни с кем не общалась? Не заводила новые знакомства? — Вам уже и так, все донесли, мама, к чему эти расспросы? — юная Гроссе меланхолично поправила упавшие на глаза волосы. — Неблагодарная! — вскинулась Кристина, вставая. — Так ты отвечаешь нам с отцом на заботу о тебе? Общением с каким-то бродягой?! — Его зовут Себастьян, мама, — о, Вильгельмина знала, что это выведет мать из себя. И даже знала насколько сильно. — Позор семьи! — женщина с силой стукнула девочку сложенным веером по щеке. — Вон в свою комнату, там тебе приготовили ужин. И выпей таблетку, я спрошу у Розетты, будь уверена. — Да, мама, — Вильгельмина высоко подняла голову и даже ни разу не прикоснулась к щеке, пока шла до своей спальни.

***

Утро началось с дождя. Тяжелые, ливневые потоки обрушились на город, словно кара небесная. Кристина с самого утра ворчала на желание Вильгельмины идти в академию, и вовсе не из-за страха за дочь. Нет. Туфли и пиджак после такой погоды придется сдать в химчистку, а волосы! Во что превратятся волосы в такую-то погоду?! — Все хорошо, мама, — чуть раздраженно говорила дочь уже в который раз. — Фридерик отвезет меня и в академию и из нее, так что переживать не стоит. — Да, дорогая, — Гельманд подошел и обнял жену за талию. — Все будет хорошо. Тем более, у Вильгельмины скоро экзамены, нельзя, чтобы она пропускала из-за какого-то дождичка… — Какого-то дождичка?! Ты это называешь каким-то дождичком?! Ну да… Это же не ты будешь бегать туда-сюда и искать свободную химчистку в такой-то день. А я всегда говорила… Вильгельмина решила не подслушивать ссору родителей и дальше, выходя на крыльцо дома. Фридерик уже заждался, пребывая в своем недовольном расположении духа (как и всегда… наверное…) Мрачные, серые улицы и без того безликие, теперь стали наполняться все большим негативом из-за сырости. Как назло, будто бы по велению матери, Вильгельмина вышла из машины прямо в глубокую лужу (или это Фридерик все подстроил?). Так или иначе, а по приходу в класс, девушке пришлось снять обувь, наплевав на все приличия, и немного просушить ее. Урок физического воспитания, что был так удачно (или нет) назначен именно сегодня, решили проводить в общем для всех трех корпусов зале. По приходу «западников», целая орава детей из рабочего класса уже гоняла мяч, по спеацильно размеченному деревянному полу. Благо, места хватало всем, и два враждующих лагеря, разумеется негласно, были разведены по двум разным сторонам зала. Среди всех бедно одетых юношей и девушек, особенно выделялся своей силой и выносливостью улыбчивый парень с копной кудряшек. Пару раз, он, как бы невзначай посматривал в сторону Вильгельмины, хотя, сказать точно она не могла: кто начал это первым? Странно… Но никакой неприязни она к нему не испытала. В один из таких моментов соприкосновения взглядов, юноша не заметил летящий в него баскетбольный мяч. Удар пришелся прямо в лицо, пару ярко-красных капель крови упало на начищенный паркет. — А! У него кровь?! — закричал кто-то из западных девчонок, ближе всех к играющим. Сзади послышался оглушительный свисток их учителя. — Не отвлекайтесь на дела другого класса! Продолжаем выполнять упражнения! — Громогласно возмущался широкоплечий мужчина. Гроссе тоже пришлось отвернуться от бедняги, но что-то в груди щелкнуло, и она быстро повернулась назад. Юноша уселся на пол, болезненно держась за переносицу. « — Лишь бы не сломал нос, — отчего-то заботливо подумала девушка». Учитель «восточников» привел медсестру, после чего полненькая дама в больничном халате увела его прочь из зала. И уж точно, бес ее попутал, но через пару минут Вильгельмина сослалась на сильное головокружение и попросилась выйти попить воды. — Что за день-то такой, — всплеснул руками учитель, намекая на того юношу. — Разумеется иди. Если не станет лучше, зайди в медпункт, а вообще, прихвати кого-нибудь из подружек… — Я и сама дойду, герр Хандман. Благодарю. — Ага-а… Вильгельмина, все еще изображая больную, вышла из зала, тут же выпрямляясь и ускоряя шаг. Уже на выходе из здания, она поняла одну свою великую оплошность: дождь и не думал заканчиваться, а идти за зонтом было бы потерей времени. Поэтому, недолго думая девушка стянула с себя пиджак, прикрывая им голову, и побежала в соседнее строение, на второй этаж. « — Я просто посмотрю, что с ним все хорошо, и уйду. — утешала себя девушка, понимая, что подобное поведение ей не свойственно. — А если у него серьезная травма, то скоро прибудут врачи посерьезнее медсестры, и все наладиться. В любом случае все будет хорошо…» Как бы не пыталась убедить себя Вильгельмина, а понимала, что беспокойство не исчезнет, пока она не увидит парня своими глазами. Желательно, здоровым. Да. Дверь в пустынный первый этаж, где располагались подсобные помещения и заодно учительская, она открыла с большим, чем надобно шумом. Прислонившись к стене рядом, Вильгельмина устало выдохнула, переводя дух. Вода частыми каплями стекала с насквозь промокшего пиджака, а заодно и лица. Волосы, по злосчастному предсказанию матери, приняли вид сальных веревок, а юбка вся испачкалась в грязи. « — И стоило ли оно того, Вильгельмина Кристина Гроссе?! — злобно нахмурилась она, пытаясь пригладить прическу«. Пути назад не было. Теперь она просто обязана пройти наверх, чтобы убедиться в состоянии парня. Наверное, она бы так и стояла, если бы не голоса из ближайшей учительской. Приняв это за знак, девушка соскочила с места и скрылась на лестничной площадке, как раз, когда несколько женщин с веселым смехом раскрыли свои зонты, чтобы выйти на улицу. — Фух… На втором этаже большинство палат, а всего их было не более десяти, были настежь открыты, и лишь две в самом конце говорили о наличии пациента. Стоило Вильгельмине подойти к одной из них, как дверь тут же открылась перед ее носом, и полненькая женщина не местного происхождения тихо охнула. — Мадам! Что вы здесь делаете? — в ее речи чувствовался акцент. Не сказать, что неприятный, но он был. — Мальчик… — Вильгельмина словно бы только сейчас поняла, насколько ее присутствие здесь было абсурдным. — Он пострадал на уроке физкультуры, и учитель… — Хм, — женщина задумалась, с ног до головы оглядела грязную «западную» и нахмурилась. — Вы должно быть о Себастьяне, — медленно закивала она, — он в порядке. Небольшой ушиб — жить будет. — Какое облегчение, — Гроссе смутилась своему собственному выражению. — Так, что там хотел учитель, мадам? — Ах, бросьте. Вы уже мне все сказали, благодарю! — девушка испытала сильную необходимость вернуться на урок. Что она, собственно и сделала. Помимо проливного дождя была в жизни и радость, а сегодня она заключалась в почти двухчасовом перерыве из-за отмененного урока математики. Ни то чтобы Вильгельмина не любила математику… Но да… Спокойно доев свой обед, она направилась на террасу западного крыла, где на открытом воздухе под навесом стояла пара скамеек. Людей, решившихся сидеть на холодном ветру не нашлось, так что Вильгельмина наслаждалась своим заслуженным одиночеством, собираясь было уже достать учебник биологии. Ей требовалось повторить несколько тем для ответа перед учителем, но мальчишечий голос впереди, заставил ее поднять глаза от портфеля. — С-себастьян? — внезапно, даже для себя, сказала она вслух, тут же покрывшись румянцем. Какой позор! Вильгельмина уповала на то, что юноша ее не расслышал, но даже если и да, то он не подал виду. — Фрау Гроссе! — его улыбка надолго застыла перед глазами. Юноша в промокшей насквозь рубашке прильнул к периллам под навесом. Довольно крепкое телосложение тут же проступило сквозь тонкую ткань, что заставило девушку отвести взгляд в сторону. Себастьян был явно старше ее на пару лет, может быть, даже учился в выпускном классе. — Приношу свои извинения, если выгляжу сейчас глупо, но это же вы приходили навестить меня в медпункте? — С чего вы это решили, кхм… — Себастьян. Кажется, вам уже известно мое имя, — он довольно подмигнул продолжая. — Себастьян Хартман. Так, все же, фрау Гроссе, это ведь были вы? — Что поменяет мой ответ, герр Хартман? — Предполагаю… — он ловко запрыгнул на деревянное ограждение. — Дальнейший час, уж точно! Не возражаете? — он взглядом указал на скамейку. Вильгельмина кратко кивнула. — Приму за признание, что это были вы. — юноша, как бы невзначай придвинулся ближе. — И что вы теперь намерены делать? — А что были намерены вы? — Себастьян развернулся к собеседнице всем корпусом, кладя голову на раскрытую ладонь. — Изучить пару тем по биологии, — задумчиво отозвалась Вильгельмина, доставая учебник со скучной белой обложкой. — Не сочтите за грубость, но… — он аккуратно взял в руки книгу, предварительно обтерев мокрые ладони о брюки. — Вы проходите это сейчас? — Стала бы я вам врать, — Вильгельмина обиженно сложила руки на груди, все-таки украдкой поглядывая на «восточника». — Какие-то проблемы? — Нет-нет, — он вернул учебник хозяйке, — просто, данный материал мы начали только пару месяцев назад. Предполагаю академия стремится всячески указать нам, рабочему классу, на наше место. Хех… — Он невесело ухмыльнулся, заводя руку за шею. — Мне… — стоит ли сказать, что ей жаль? А жаль ей на самом деле? Как она может быть виновата в том, что Себастьян родился в бедной семье? Хотя, не такой уж и бедной, раз смог позволить обучение в академии… — Я не думаю, что вам стоит что-то говорить, на самом деле, фрау Гроссе. Я всего лишь хотел увидеть лицо первой «западной» девушки, которая не сказала при виде меня «фе»! — он забавно изобразил последний звук, от чего Вильгельмина рассмеялась. Так искренне и чисто, как не смеялась никогда ранее. — Рад, что смог вас развеселить. — С вами приятно вести беседу, — честно ответила Гроссе. — И мне с вами, — улыбнулся Себастьян в ответ. — Боюсь, скоро начнется урок… — Да… — Не хотели бы провести время после занятий? — В дождь? — ужаснулась Вильгельмина, вспоминая каких трудов ей стоила прогулка под дождем до медпункта. — Полагаю — это значит нет. Что ж… В следующий раз, может быть! — юноша резво подскочил с места, так же как и ранее, перебираясь через деревянное ограждение. И говорил он это так уверенно и искренне, словно бы такой вариант событий вообще мог произойти. Синдром не даст им даже вспомнить имена друг друга на завтра… Это уж точно. Да. — До свидания, моя Леди! — крикнул он на прощание, заставив сердце Вильгельмины трепетать.

***

— …ла. Я же говорила! Во что превратилась твоя форма, юная леди?! — Кристина потащила Вильгельмину за ухо до гостиной. — Погляди-ка, Гельманд, на свою дочь. Смотри в каком виде она сегодня находилась в обществе! Это неприемлемо! — Ну что же ты так, Кристина, — Гельманд сбросил пепел с сигары, лениво глядя на жену и дочь. — Не вижу проблемы, абсолютно. Девочке всего пятнадцать… — Ей уже пятнадцать, Гельманд, уже! Совсем скоро нам придется раздумывать о ее женитьбе, а ты так халатно относишься к ее репутации. — Почему мы должны решать за Мину с кем ей быть? — мужчина тут же пожалел о своих словах, хотя так и не понял, что именно взбесило Кристину больше. — Как ты ее назвал?! — женщина даже отпустила дочь от возмущения. — Не смей коверкать ее имя таким образом, не смей! К чему такое благородное и величественное имя… Девочка тихо удалилась в свою комнату, запирая дверь. Будучи на кровати, она закрыла глаза, представляя лицо Себастьяна. Трудно было представить где и как он живет, но почему-то в представлении Вильгельмины это был уютный маленький домик на окраине, в отличие от ее огромного особняка, где многодетная мама в окружении мальчиков и девочек разделывает простенький тыквенный пирог. Или яблочный… Или не пирог вовсе… Что угодно, только не эти ссоры по вечерам. Благо, синдром забирал большинство воспоминаний о подобных случаях, но все-таки особенно сильную эмоциональную ругань всегда оставлял при хозяине. А если она жила вместе с Себастьяном? Ей пришлось бы забыть о красивых вечерних платьях и приемах, но зато, она смогла бы счастливо доживать свои дни в уюте и тепле. И с каких пор ее стали посещать такие мысли? С чего она вообще взяла, что Себастьян, вот в эту самую минуту, не сидит и не мечтает о богатой жизни в доме, похожем на замок Тройме?

***

— Юная госпожа? — в комнате отдернули шторы. — Юная госпожа! — настойчивый женский голос вывел из сна. — Юная госпожа, поднимайтесь. Фрау Гроссе желает вас видеть в гостиной через пятнадцать минут. — Что? — сонно пробормотала девушка, — мама? — Именно так, юная госпожа. — Розетта — единственная служанка во всем доме, которая была готова контактировать с дочерью семейства, принялась заправлять постель девочки, пока та, зевая, встала на ковер. — Завтрак будет подан в главной столовой, герр Гроссе просил не опаздывать. — Разумеется, — Вильгельмина отыскала отглаженную школьную форму на стуле перед письменным столом. — Юная госпожа, — внезапно строго повернулась Розетта. — Когда в последний раз к вам заходили горничные? — Месяца три назад? — меланхолично ответила Гроссе, пытаясь застегнуть молнию на темно синем платье. Уже теплело: школьная форма постепенно менялась на легкие сарафаны и платья. — И почему же так вышло? — без тени упрека, Розетта подхватила собачку платья, помогая девушке. Правда взгляд ее, то и дело беспокойно бился то о толстый слой пыли на подоконнике, то на грязные разводы на полу у шкафа. — Полагаю, тому виной не желание моей дражайшей матушки, — Вильгельмина расчесала прямые пряди гребнем и вышла из спальни. Прийти удалось даже раньше, чем Кристина, так что Вильгельмина успела насладиться редкими минутами покоя и одиночества. Когда же в залу вошла слегка сонная женщина с распущенными светлыми волосами, атмосфера в миг напряглась. — Сегодня вечером в замке Тройме пройдет банкет в честь успеха сделки Гельманда. — Хорошо, мама, — спокойно ответила Вильгельмина, ничуть не обижаясь на то, что мать даже не поздоровалась. — Он все хочет бал-маскарад… — женщина устало упала в кресло, подзывая служанку. Молодая девушка получив тихое указание хозяйки, тут же испарилась. — Я ему говорю, что это глупая идея, не модная… Но… Он и слушать меня не желает! Что же мне делать, а? — Почему бы вам, мама, — медленно начала Вильгельмина, в частичной уверенности, что это был реальный вопрос, а не риторический. Хотя, по заинтересованному лицу матери ответ дался проще, чем казалось. — Не провести бал-маскарад, как того хочет отец? Он редко что-то просит… — Я тоже так думаю, — резко ответила Кристина, поправляя пушистый красный халат на плечах. — К вечеру советую тебе определиться с нарядом. Разрешаю уйти с уроков пораньше. Все. Иди завтракай. — А вы, мама? — Зачем-то уточнила девушка. — У меня снова мигрень. Иди же, не путайся у меня под ногами! — В голосе проскользнули знакомые нотки истерики. — Но… — Все же остановилась Вильгельмина. — Какой наряд мне взять? — Я же сказала, думай сама, ну что за бестолочь! Хоть рваные тряпки напяль, будешь похожа на девушку из рабочего класса…

***

На уроках сосредоточиться было сложно. То ли потому что это был последний, пятничный день занятий, то ли подготовка к балу маскараду занимала все ее мысли — но учиться совершенно не хотелось. Яркое солнце после вчерашней грозы создавало тошнотворное зрелище. Грязь на дорогах становилась желтой, сырой, тяжелый воздух — нагретым. Больше холода и сырости, Вильгельмина ненавидела именно такую погоду. Но все станет еще хуже, когда на закате, солнце примет красноватый оттенок, обливая красной краской все вокруг. В таком раздражении девушка завернула за угол медпункта, намереваясь идти обедать, как некто высокий с размаху впечатался в нее. — Простите, простите, фрау… — кудрявый юноша мигом поднялся с мокрой дорожки, в то время как девушка упала в лужу рядом. — Позвольте вам помочь, — он протянул руку, в то время как Вильгельмина гневно глянула на него снизу вверх, из-под упавших на лицо волос. — Вы издеваетесь?! — вспылила она не хуже матери. Встав самой, она оглядела вымоченное в грязной темной воде платье и испорченные белые гольфы. — Ради всего святого и не святого тоже, — поклонился юноша, — примите мои глубочайшие извинения. Я готов заплатить вам за химчистку! Нет! Даже не так, я готов вас сопроводить до ближайшей прачечной и заплатить за наряд! — Зап…латить? — Вильгельмина в миг проглотила свои слова, глядя на потертые локти рубашки юноши. В карманах черных брюк виднелись заплатки, а обувь явно была большевата — словно бы сняли с кого-то старше, или передали по наследству. Юноша перехватил взгляд «западной» тут же смущенно отворачиваясь. — Или для вас это и впрямь звучит глупо… Тогда… Как я могу загладить вину? — Хм… — Вильгельмина внезапно вспомнила слова матери касаемо наряда. « — … хоть тряпками обмотайся…» « — Ну мама, вы сами виноваты!» — Как вас зовут? — Себастьян. — Вильгельмина вдруг ощутила прилив странного тепла. — Себастьян Хартман. А вас? — Зовите меня фрау Гроссе, — девушка протянула юноше руку, и тот с радостью ее поцеловал. — Обмотайте это вокруг пояса, — Себастьян снял с себя коричневый пиджак. — Хорошо, — согласилась Вильгельмина, — а затем, вы отведете меня в магазин. — она пронзительно глянула на юношу. Тот шумно сглотнул. — Вы же обещали купить мне платье, или нет? — Д-да… Разумеется, фрау Гроссе, — кажется, Себастьян почувствовал себя загнанным в угол. Девушка же молча кивнула, кивком головы указывая на главные ворота. — Вы собираетесь идти сейчас? — А вы предлагаете мне находится в обществе в таком виде? — она красноречиво указала на подсохшие черные пятна на гольфах. — Но как же ваши занятия? — То есть за свои вы не переживаете? — Вильгельмина фыркнула добавляя. — Я все равно сегодня планировала уйти раньше. Проблем не будет. — затем она вопросительно глянула на Хартмана. — У меня тоже все в порядке… — он улыбнулся, а Вильгельмина отчего-то подумала, не встречала ли она этого парня раньше? Впрочем, академия большая, зачастую занятия проводят на одном и том же поле снаружи или даже в одном и том же спортзале. Иногда, «восточники» обедают в столовых вместе с «западниками», да и не стоит исключать, что он учится на смежном факультете. Подойдя к стойке возле ворот, Вильгельмина обратила на себя внимание строго охранника в черном костюме. — Да? — мужчина недоверчиво покосился на Себастьяна, но успокоился при виде «западной» формы Вильгельмины. — Герр, — вежливо начала она, — нам нужно заказать такси в район Блюменхаус. Семья Гроссе оплатит все расходы, — охранник задумчиво вслушался в просьбу ученицы. — Ох, вы должно быть юная Вильгельмина Гроссе! — опомнился он. — Конечно же, буду рад вам услужить. Но… Кто же вас спутник? — Он… — Вильгельмина неуверенно повернулась на Себастьяна, который растерялся не менее самой девушки. — Друг, просто друг! — улыбнулась девушка, понимая, что вызвала подобный заявлением проблемы на свою голову. Охрана запросто может проинформировать отца, а того хуже и мать. Тогда, если, конечно же, синдром не сотрет это воспоминание, мать надолго накажет дочь за непослушание. Впрочем, Кристина сама сказала дочери подумать над костюмом, а учитывая, формат, который она придумала, никто лучше члена рабочего класса помочь ей не сможет. Ох, уж эта непредсказуемость… — Все сделано, фрау Гроссе! — радостно отозвался охранник. На какое же время Вильгельмина выпала из реальности? — Все хорошо? — Себастьян самонадеянно положил свою ладонь ей на плечо. — Лучше и не было! — честно ответила девушка, примечая вдалеке черный автомобиль. — А вот и наше такси. — В-вау! — Хартман ожидаемо присвистнул. — Если бы я знал, что «западные» девчонки могут заказывать себе такие машины, ронял бы их почаще! То есть… Прошу меня простить… — Ничего страшного, — рассмеялась девушка, позволяя водителю открыть для нее дверь. Кожаный салон автомобиля надолго лишил Себастьяна дара речи. Он едва прикасаясь кончиками пальцев водил по сиденью, уже в который раз пытаясь заглянуть за черную перегородку между водителем и пассажирами. — Вы должно быть, давно привыкли к такому, — с легкой грустью сказал он, после долгого молчания. Зеленые улицы Розенберга сменяли друг друга с невероятной скоростью. — Не спорю, — вздохнула Вильгельмина. — Ваше имя… — вдруг вспомнил юноша, — мне жаль, что пришлось узнать его таким вот некрасивым образом, подслушав ваш разговор с охранников в академии, но… Оно прекрасно! — Ох… — зарделась девушка, инстинктивно отодвигаясь ближе к окну. — В-впервые слышу… такое… — Да? А мне казалось вы уже устали слушать комплименты в свой адрес! — искренне удивился Себастьян. — Бросьте, — хмыкнула девушка и такси остановилось. Черное стекло отъехало вниз, и лысый водитель обратился к Себастьяну. — Счет на семью Гроссе? — юноша взглянул на Вильгельмину, получил от нее согласный кивок, и, наконец, кивнул водителю. Тот улыбнулся, замечая этот немой разговор между пассажирами, и пожелал удачного дня. — Почему он вообще спросил у меня?! — все чертыхался парень, стоило им обоим выбраться на свежий воздух. — Как неловко то! — Бросьте, герр Хартман, — хихикнула Вильгельмина. — Лучше осмотритесь, не видите ли магазин с платьями вам по вкусу? — М… — задумался Себастьян, указывая на первую попавшуюся витрину с вульгарными красными платьями. Их пышные юбки украшали миллионы страз, а глубокое декольте на лифе заставляло смутиться даже просто глядя на манекен. — Этот? — Герр Хартман, — нарочито злобно произнесла Вильгельмина, — я же уточнила: магазин, что Вам по вкусу. — Но, вкус-то у меня рабочий! — впервые он признал свое социальное положение. — Он вам не подойдет, — его лицо исказила боль, что заставило обоих собеседников отвернуться друг от друга. Тут же Вильгельмина ощутила, что вокруг существовал и другой мир: полный шумных людей, спешащих куда-то, лающих собак, которых выгуливали хозяева, на дорогах стояли машины… И все гудело, звенело, щебетало и пыхтело, но только не рядом с Себастьяном. Такое новое, чуждое чувство взросло в душе девушки, что она сама себя испугалась. Рядом с ним хотелось слушать только его; рядом с ним не существовало этой шумной толпы детей, переходящих дорогу, этой назойливой маленькой собачонки, пытающейся нагнать уехавшую машину. Никого, только он, она и эта злосчастная, но все-таки прекрасная, ситуация со столкновением. — Герр Хартман, — она робко коснулась края закатанного рукава рубашки. Пальцы соприкоснулись с кожей предплечья, и обоих будто током ударило. Настолько прикосновение оказалось приятным, обжигающим, заставляющим толпы мурашек пробежаться по спине. — Я и не думала вас обижать. На самом деле, мне очень любопытно взглянуть на то, как одеваются обычные женщины и девушки. В моем «идеальном» мире, — девушка изобразила кавычки в воздухе, — существуют только дорогие шелка и материи, а чем живет и дышит простой народ мне чуждо. Понимаете? — Вам не стоило беспокоиться об этом, — улыбнулся Себастьян, но сразу бросилось в глаза, как легко ему стало на душе. — В таком случае да, я считаю эти платья безвкусным чудовищем! — Вильгельмину снова бросило в хохот. — Пойдемте! — его рука аккуратно сцепилась на ее запястье. — Я покажу вам самое лучшее платье из моего мира! И он сорвался на бег. Вильгельмина давно не бегала. Ей не разрешали бегать. Она была не готова. Совершенно не готова. Абсолютно. Но она побежала. Как никогда ранее, со свистом ветра в ушах, с застывшей кровью в жилах, бежала, как будто за ней гналось стадо озлобленных быков! Люди вокруг недовольно цокали языками, едва не сбитая с ног старушка, так и вовсе гневно потрясла палкой в воздухе, но Себастьяну и Вильгельмине было так хорошо, что они даже толком не остановились и не извинились перед бабушкой, хотя и стоило бы… Забег закончился перед простенькой дверью небольшого магазинчика, над входом в который, висел маленький колокольчик. Шумно дыша, пара вошла внутрь. В центре, между вешалок и манекенов (скорее всего самодельных) стояла женщина средних лет. Она увлеченно рассматривала какое-то платье, но отчего-то, не была похожа на покупателя. — Ма-ама! — внезапно звонко отозвался Себастьян, и Вильгельмина тут же взглянула на женщину под другим углом. У нее имелись такие же, как и юноши кудрявые волосы, такая же светлая пронзительная улыбка. Худые руки тут же утянули юношу в объятья, а выражение лица приняло строгий вид. — Себастьян, что я говорила насчет прогулов?! — Ну ма-ам, — забавно запричитал сын, — сегодня у меня очень веская причина. — И какая же? — женщина только сейчас приметила Вильгельмину, неловко переминающуюся у порога. — Здравствуйте! — улыбнулась мама Себастьяна. — З-зравствуйте… — тихо повторила Гроссе, отчего-то растеряв все свои коммуникативные способности. — Мама, — Себастьян подвел женщину ближе к Вильгельмине. — Это моя подруга из академии — Гроссе Вильг… — Мина, зовите меня просто Мина! — с запалом сказала девушка, резко потеряв себя на прослойках правил поведения. Как знакомятся люди низшей прослойки? Кланяются ли они друг другу или же правильнее было бы сделать реверанс? И пока Вильгельмина зависла в своем мире прав и устоев, женщина напротив радостно улыбнулась, позволяя девочке войти вглубь магазина. — Б-благодарю, — все так же отрешенно отозвалась Мина. — Меня зовут Клара. Я работаю швеей в магазине своего троюродного дяди. Собственно, ты сейчас в нем и находишься. — То есть, вы портниха? — улыбнулась Мина, еще не зная, что ошиблась. — Ну, портнихой маму назвать сложно, — неловко рассмеялся Себастьян. — Портные ведь шьют одежду, проектируют новые модные наряды… Мама она… На подхвате понимаешь? — Где-то подштопать, где-то подстрочить, — закончила Клара, а юная Гроссе все дивилась тому, когда же это они с Себастьяном, перешли на «ты». — Наряд Мины совершенно испорчен, — грустно подметил юноша, стягивая с девушки свой пиджак. Невиданная дерзость для людей мира Вильгельмины, но совершенно простое действие в мире Себастьяна. — Ох, теперь вижу в чем проблема. — задумчиво закивала Клара. — Надо срочно сменить твое платье… — женщина, наконец заметила, насколько дорогая ткань была использована для пошива наряда, насколько ухоженные были туфли девушки и она шумно сглотнула. — Мина… Не сочтите за грубость, — тон матери Себастьяна принял напряженную окраску, — но вы ведь не учитесь вместе с моим сыном? Не на одном факультете… — Вы правы, — спокойно отозвалась Вильгельмина, — я из «западного» крыла. Мои родители — самая богатая семья в городе, но даже так, я зашла в этот магазин по своему желанию, и уж точно не хочу теперь уходить, не надев ваше платье. — Гроссе выразилась двусмысленно, местами грубо и надменно, но сделала это так, как умела и от чистого сердца. Клара, прочувствовала смысл слов девушки, довольно кивнула, говоря немного обождать ее. — А ты маме понравилась, — весело улыбнулся Себастьян, и счастье валило едва ли не из ушей. — С каких пор это мы с Вами, — она подчеркнула последнее слово, — на «ты»? — у Вильгельмины не было настроения ругаться с парнем, а уж тем более его как-то унижать. Но отчего-то не пошутить, она не могла. Да. Вильгельмина. Да. Пошутить. — Ох, я это… Просто… Ты… То есть вы… Так сказали моей маме, о магазине и… Я… — глаза Себастьяна тревожно забегали из стороны в сторону. — Брось, Себастьян! — Просто заявила Вильгельмина, толкая собеседника локтем. — Мне так даже больше нравится… — Фух… Я-то думал, вы… ты обиделась. — Нет, еще нет. — Гроссе довольно заметила напряжение на лице парня, — вот если я все-таки не получу новой одежды… — Такого не случится, это же моя мама! Помогать тем, кто в беде ее едва ли не большее призвание… Всего полчаса примерок, в сравнении с целым днем пошива платья дома, и Вильгельмина примерила простое, но изящное платье с белым корсетом, чья юбка вилась до пола косой юбкой. Нежный, коричневый материал и черная шнуровка, отлично совмещались с черными школьными туфлями без гольф. Привычная черная лента на шее, так же вписалась в гардероб. И все из натурального хлопка или льна. Никакой тебе заморской новизны и блеска. Идеально. Мать будет в ярости. Ха! На выходе, Клара угостила парочку сладкими леденцами, и строго-настрого поручила сыну проводить Мину до дома. Стоило им только выйти в закатные лучи солнца, Мина остановилась. — Сколько стоит это платье? — Это подарок, я же обещал, — расслабленно ответил Себастьян. — Нет, — нахмурилась Гроссе, замечая, что в свете заката фигура юноши принимала загадочный вид. — Я настаиваю. Скажи мне цену наряда, или я пришлю к твоей маме целую машину денег. — Ох, — Себастьян в ужасе округлил глаза, — не надо! Неужели для тебя деньги ничего не значат?! — он шутливо сложил руки на груди. — Не скажешь? — улыбнулась она. — Неа! — Тогда… — настал момент драматической паузы. — Что? — Себастьян даже придвинулся ближе. Вильгельмина же с деловитым видом сняла с шеи ленту с фамильной брошью: витиеватая буква «Г» в круге и вложила в ладонь растерявшегося парня. — Я не приму это как плату! — тут же взвился он, но девушка приложила указательный палец к его губам. — Ты отдашь брошь мне, но только не сейчас. Приходи в замок Тройме к девяти часам вечера. У нас будет проводиться бал-маскарад в честь удачной сделки отца. Разумеется в костюме. — Но все сразу обратят внимание на то, что я не из вашего общества! — стоял на своем Себастьян. — Мас-ка-рад, — по слогам произнесла девушка, выходя на дорогу. — Все будут в масках, никто и не будет спрашивать твою личность. — зачем, она и сама не понимала, но что-то внутри нее заставило тело подняться на носочки, а губы коснуться щеки юноши. — Я буду ждать… — с придыханием заявила Вильгельмина, подходя к остановившемуся такси. В голове вдруг возник образ Себастьяна сидящего перед ней в столовой, чего попросту не могло быть, ведь они встретились только сегодня… Или… Хартман же, осознал произошедшее только тогда, когда «западная» девчонка помахала рукой на прощание и исчезла за дверью машины. Хорошо быть богатым, подумал он тогда в первую очередь, а уже потом и поцелуе. К матери в магазин вернулся парень красный как рак, нюхающий ленточку, крепко зажатую в ладони, что пахла легким кисловатым парфюмом Гроссе. Он просто обязан посетить маскарад!

***

Возле округлой парковки перед поместьем уже стояло несколько дорогих машин. Девочка вышла из такси, предложив записать расходы на свою семью, и смело шагнула через толстые входные двери. В холле, прямо перед гостиной уже бегали служанки, которые совершенно не обратили внимание на вошедшую. Или просто, как и всегда сделали вид. Кристина нашлась в окружении своих светских подруг, каждая из которых надела пестрый наряд какого-то животного. На самой фрау Гроссе красовалось длинное в пол платье со змеиным принтом, как же он ей шел! Вильгельмина даже ненадолго посмеялась. Разумеется, в душе. Находясь в превосходном после встречи с Себастьяном настроении, она громко прошла внутрь, и крикнула. — Мама, здравствуйте! — несколько пар глаз тут же уставилось на нее, а красивое лицо Кристины перекосило. — Дамы, — она учтиво поклонилась, — я скоро к вам присоединюсь… — острый взгляд показал Вильгельмине куда стоило отойти вместе с матерью. Только они скрылись на лестничной площадке справа от главного входа, как она грозно зашипела. — Что это на тебя надето, юная леди?! — Но вы же сами сказали, мама, — девушка состроила невинные глазки. — Что я могу выбрать любой наряд… — Любой, но не эти… — Тряпки? И про тряпки вы выразились достаточно ясно, — она не смогла сдержать смешок. — Не показывайся мне на глаза сегодня, можешь даже на приеме не присутствовать! — Хорошо, мама, — Вильгельмина, как и тогда с Себастьяном, бегом ринулась на этаж, где располагалась ее спальня. Окна коридоров выходили на парадный вход, так что, если Хартман решит зайти на прием, то она сможет его распознать. Вряд ли у юноши хватит средств на вычурный маскарадный костюм, что был у ее матери. Они будут идеальной парой на этом вечере! Наступили сумерки. Гости все пребывали. Совсем скоро откуда-то снизу заиграла торжественная музыка, за Вильгельминой никто не пришел: как и говорила мать, ее присутствие на приеме не требовалось. Себастьяна видно не было. Зажглись фонари вдоль широкой главной дороги. Хартман еще не вошел в здание. По примерным подсчетам, девушка прождала его больше часа, после чего вдруг задумалась. Та брошь, что она отдала юноше, состояла из чистого золота. Разумеется, он мог и не знать этого, но, по мнению людей его общества, все, что носится или является частью жизни высшего сословия стоит денег и… — Он бы так не поступил… — тихо прошептала девушка, отчего-то явно представляя, как Себастьян сразу же после ее отъезда побежал к матери, рассказывая где можно было бы продать данную вещицу. — Юная госпожа! — Розетта подлетела несколько неожиданно, чем заставила Вильгельмину вздрогнуть. — Ох, прошу прощения, если напугала вас, но… — женщина аккуратно указала пальцем за свою спину. — Этот молодой человек, — ее голос перешел на шепот, — уже битый час пытается вас найти. Похоже, это сын Рочестеров. Я слышала ваш, кхм… Разговор с фрау Гроссе. Поэтому решила, что вы не хотели бы сейчас принимать гостей, но он так настаивал… Вильгельмина заглянула за спину женщины, замечая высокого юношу в дорогом сером костюме. Блестящие каштановые волосы были зализаны назад, а пальцы стягивали перчатки. Лица она как-то особо не разглядела, карнавальная маска мешала это сделать. Однако что-то в этом парне заставило девушку задержать дыхание, наверное, его улыбка. Да. — Все хорошо, Розетта. — Вильгельмина небрежно махнула рукой. — Оставь нас. — Да, юная госпожа. — женщина слегка поклонилась, исчезая в проеме, ведущим к лестницам. — Как ваши дела, юная госпожа? — юноша прислонился плечом к стене, будучи в десяти шагах от собеседницы. Последняя же, все еще находилась у окна, поэтому смогла прислониться к выпирающему подоконнику. — Подобное обращение из ваших уст звучит крайне нелепо, — почему-то Вильгельмина выдала именно это. — И почему же? — он подошел чуть ближе. Тонкие и изящные руки скрылись в полах длинного пиджака. Кажется, он доставал что-то из карманов. — Незнакомым людям стоило сначала познакомиться, — она и сама сделала шаг навстречу. — Даже если мы уже и так знакомы? — он вытащил то, что искал из кармана, одновременно вставая вплотную к девушке. Мягкая ткань перчаток коснулась ее шеи, а затем что-то холодное легло на ключицы. Не веря своим глазам, Вильгельмина коснулась фамильной броши, а затем медленно перевела взгляд на Себастьяна. Как же ему шел этот костюм! И как же нелепо они поменялись местами в общественном положении. — Ты пришел! — она кинулась ему на шею, облегченно вздыхая. — Разве я мог иначе? — Хартман нежно огладил девушку по волосам, пытаясь запечатлеть этот момент. — А я думала, ты придешь в простом наряде, — Вильгельмина смущенно посмотрела в пол, словно бы пытаясь там что-то найти. — Все ради вас, моя Леди! — Не хотите прогуляться в саду? — после небольшой паузы сказала молодая хозяйка. — Если только вы не против, — Себастьян галантно подал даме локоть, и она, с улыбкой от уха до уха, сделала неглубокий реверанс. Миновав скопление гостей на лестничной площадке первого этажа, пара вышла на свежий воздух. Парадные ворота пришлось оставить позади, и пройдя парковку они вышли в тихую рощу аккуратно растущих деревьев и кустов. — Если мы уйдем прям совсем далеко, то наткнемся на озеро, — вещала Вильгельмина. — За этим местом ухаживают только пару человек — все бывшие сотрудники еще при отце моего отца. Нынешние хозяева замка Тройме почти не уделяют времени его окрестностям. — Почему же? — искренне удивился Себастьян. — Я не знаю, — девушка грустно посмотрела в звездное небо. Впереди показалась заросшая вьюном беседка. Ее вход, благо, был открыт, но довольно удачно срыт с главной стороны. — Не желаете отдохнуть? — Хартман завел юную Гроссе за розовый куст. — Не отказалась бы… — отрешенно произнесла она. Пара села чуть-чуть соприкасаясь пальцами рук, но спустя всего каких-то пару минут, голова Вильгельмины упала на плечо спутника. — Вам нравится здесь? — А? — кажется, она вытянула его из тяжелых мыслей. — Я говорю, — их глаза пересеклись, — вам нравится в замке Тройме? — Да, — тихо проговорил он, — более чем. — Замок прекрасен, — согласилась Гроссе, — правда, — ее лицо озарила неловкая улыбка, — я даже и не знаю, почему поместье зовется замком. — Наверное, он не важно, — Себастьян с непроницаемым лицом положил свою ладонь на ее. — Знаешь, Себастьян, — девушка резко потеряла дар речи под пристальным взглядом. — Это… Кхм… Мы знакомы всего ничего, а такое ощущение, что… — Всю жизнь, — закончил он за нее, приобнимая за талию. В возникшей тишине не витало напряжения: лишь уют и комфорт. Его фигура медленно склонилась над девушкой, но застыла, словно бы в ожидании. Тогда, Вильгельмина сама подалась вперед, и их губы сомкнулись в неловком первом поцелуе. Девушке всегда казалось, что ее возлюбленным станет кто-то из такой же богатой семьи, как и она. Этот неизвестный юноша будет водить ее в дорогие рестораны, дарить бесценные подарки, но… По итогу, самым дорогим и бесценным для нее стало потрепанное, рабочее платье, с кучей кривых стежков и зацепок. И, конечно, она знала, что даже если синдром не заберет у нее память о Себастьяне, то мать уж точно не даст согласие на подобный союз. Может… Даже и отец. Но это самое и делало данный момент острее, поцелуй перерастал в нечто большое, его горячие ладони провели от уха до ключицы, а вторая рука крепко притянула девушку к себе. Когда и кто прервал ласку, сказать уже сложно, но Вильгельмине показалось, что ее щеки не только пылали огнем, но еще и соответственно светились. — Я… — девушка не знала, что именно хотела сказать, но зато остро почувствовала необходимость сделать хоть что-нибудь, лишь бы не молчать и дальше. — Тяжело объяснить, но вы вызываете во мне просто невероятную бурю эмоций, — произнес он ей на ушко. — Ваша холодность лишь добавляет вам шарма! — Мы снова на «вы», герр Хартман? — хихикнула Вильгельмина, сама утягивая его в поцелуй. Нацеловавшись она легла ему на колени, подбирая длинную юбку на скамейку. Неподобающее поведение рабочей девки — как выразилась бы Кристина, но ключевое слово здесь «бы», ведь фрау Гроссе здесь не было, и быть не могло. — Я так не хочу чтобы сегодняшний вечер подходил к концу, — вздохнула девушка, понимая, что вскоре ей придется уходить в свою спальню за лекарством. А ведь… Себастьян не пьет никаких лекарств и испытывает эту боль, сводящую в ком внутренности… — Мне бы тоже не хот…елось… — он резко и тяжело закашлял, так что Вильгельмина подорвалась с места, вставая напротив него. — Себастьян, — ее нежный голос заставил его поднять глаза. Кашель только усиливался, добавляя масла в огонь. — Что с тобой?! Это проявление синдрома? Давай, я принесу тебе таблетку! — она уже было отошла к выходу из беседки, как юноша крепко схватил ее за запястье. — Не… ходи… — Что происходит? — она выжидающе посмотрела на юношу, пока и вовсе не округлила глаза от испуга. Себастьян согнулся пополам, после чего на пол и брюки упали темные сгустки крови и гноя. — Бо-оже… Ты болен, Себастьян? — Нет-нет, — отмахнулся он вытирая рот тыльной стороной руки. — Мина, все хорошо, просто я подавился рыбной косточкой. Видимо, она оцарапала горло… Гроссе не слишком поверила такому глупому оправданию, но ей не хотелось начинать эти хрупкие отношения с недоверия. Ничего поделать больше она не могла, а потому просто снова обняла юношу поверх его рук, целуя в щеку. — Ты же не будешь скрывать от меня что-то важное? — она пристально всмотрелась в его карие глаза, что даже сейчас блестели в свете дальнего фонаря. — Ни при каких обстоятельствах! — не отводя взгляда произнес он. — Хорошо, — она рассеянно кивнула, размыкая объятья. — Мне пора… Ты… Точно не выпьешь таблетку? Я могу тебе помогать в этом вопросе… — Не стоит, дорогая, — на последнем слове щеки девушки порозовели. — Пойдем, я провожу тебя… Так и закончился этот день: Себастьян ушел, помахав на прощание рукой, а Вильгельмина отправилась в свою прибранную (что странно) спальню и лишь одна мысль держалась в ее голове сильнее всех. « — Не хочу его забывать. Хочу помнить его поцелуи на шее. Хочу знать, что подле меня есть человек, так искренне жаждущий со мной общения. Пожалуйста! Не хочу забывать!»

***

В полутемной из-за плотно задернутых штор комнате, сладко спала девушка с черными короткими волосами. Вдруг, выражение лица стало напряженным, а мутные голубые глаза открылись — для нее начался новый день. В растерянности из-за синдрома, она навела утренний марафет: почистила зубы, причесала волосы, надела длинное мягкое черное платье с неизменной лентой, и вдруг осознала одну вещь. Вчера был бал-маскарад. И все бы ничего, но на губах все еще стояло ощущение других, чужих губ после поцелуя. — Я помню! — воскликнула Вильгельмина, вылетая в коридор. — Я помню его… — перешла она на шепот. И как так произошло, что синдром не тронул такие дорогие ее сердцу воспоминания? А важно ли оно теперь? Наверное, это был самый быстрый завтрак в ее жизни. Безразличный отец уточнил планы дочери на день (была суббота, наравне с воскресеньем, считающаяся нерабочим и внеучебным днем), и пообещал дать водителя на все ее разъезды по городу. — Я надеюсь, — встряла Кристина, поправляя только сделанную личным стилистом прическу, — ты сделаешь там хорошие покупки. Расстроилась ли Вильгельмина тому, что мать не захотела сопровождать ее в город? Конечно же нет! Как бы тогда юная Гроссе объяснила бы ей, зачем заходить в бедный магазин дешевой одежды на углу? Убедившись, что мать больше ничего не скажет, а отец действительно готов дать водителя, Вильгельмина вышла из-за стола. Уже сидя в машине, ее вдруг осенила одна неприятная мысль: о подробностях вчерашнего бала помнит только она — ни Кристина, ни отец даже словом об этом не обмолвились. Быть может, они даже и не знают, что проводили вчера прием, и если по подписанным вчерашним числом бумагам, отец еще сможет что-то восстановить, то у матери нет и шанса. Однако, по какому-то же счастливому стечению обстоятельств Вильгельмина запомнила вчерашний вечер. Случалось ли такое с Кристиной? Точнее… Было ли у кого-то желание спрашивать ее об этом… А вдруг Себастьян забыл ее? Вдруг она зайдет в магазин, встретит его мать, а та лишь с удивлением посмотрит на богатую клиентку? Девушке резко захотелось свежего воздуха, так что она незамедлительно открыла окно. — Блюменхаус 19, фрау Гроссе, — металлический голос водителя оповестил об остановке. — Через сколько прикажите вас забрать? — Будьте здесь в шесть часов вечера, — улыбнулась Вильгельмина, покидая салон автомобиля. Водитель кратко кивнул и завел машину. Девушка же вдохнула уличный воздух, набираясь сил. Три ступени перед входом в магазин показались ей семью кругами ада — так же тяжело было по ним идти, а уж толкнуть дверь вперед и подавно. Звонок колокольчика вибрацией отдался даже в желудке. Вчерашняя швея Клара улыбчиво посмотрела на Вильгельмину, словно бы признавая давнего друга. — Ох, — обратилась она, — Мина, это вы? То есть… — женщина говорила так быстро, что Гроссе не успела разобрать ни слова. — Добро пожаловать, госпожа! — вот так вот, Клара ее забыла. Вильгельмина поняла, что уже не сильно желает видеть Себастьяна, который забыл о ней, поэтому просто развернулась в полном намерении выйти из магазина. Наверное, так бы она и поступила, если бы не задорный юношеский оклик позади. — Мама! Кто здесь? — Себастьян выглянул со второго этажа, примечая Вильгельмину. Ровно, как и мать, он с улыбкой глянул на нее, но отчего-то напрягся. Гроссе подумала немного и затем повернулась. — Здравствуйте фрау Хартман, — она сделала небольшой реверанс. — Себастьян! — то, с какой скоростью юноша в легкой голубоватой рубахе и запачканных чем-то белым коричневых брюках, совершенно босой, мчался по деревянной лестнице вниз, едва ли можно было себе представить. Захватив девушку в медвежьи объятья он проговорил куда-то ей в макушку. — Ты меня помнишь! — Да, — неловко ответила Вильгельмина, от того что мать юноши все еще была рядом. — Мина! — окликнула женщина, — но как же это возможно? — На самом деле это я и хотела с вами обсудить, — девушка выпуталась из объятий, заламывая руки за спину. — Это будет непросто, — пробормотал Себастьян, жестом приглашая девушку пройти наверх. — Мы побудем у меня в комнате, ма-а-а-ам! — бросил юноша напоследок. — Хорошо, сынок. — кивнула Клара, возвращаясь к своим делам. Простенькая лестница вывела в квадратный коридор, где прямо перед собой Вильгельмина увидела арку. Помещение, куда она вела, оснащалось обеденным столом, кажется, какими-то кухонными принадлежностями. Левее располагалось две закрытые двери. В ту, что ближе, и зашел Себастьян, утаскивая девушку за собой. — Не рановато ли нам уже быть в спальне вдвоем? — ехидно посмеялась Вильгельмина, чем заинтересовала Себастьяна. Юноша прижал ее к стене, мягко прикасаясь губами к коже ее шеи. — Ты сама пришла ко мне, — полушепотом заявил парень, добавляя, — да и я первый побывал у тебя дома, если не забыла… — Не забыла! — она затаила дыхание, а затем сама вовлекла Себастьяна в поцелуй. — О чем ты хотел мне рассказать? — спросила она, нежась от его прикосновений. На что Себастьян лишь с легкостью подхватил тело девушки и отнес ее на кровать. Вильгельмина же возмущенно взвизгнула, толкая парня в грудь. — Что ты творишь?! — Хорошо-хорошо, — он убрал от нее руки, выставляя перед собой. — Можно я лягу с тобой? — Вильгельмина посмотрела на него с напускным недоверием (пусть помучается), а затем похлопала по кровати рядом с собой. Хартмана долго ждать не пришлось, и вскоре, они вновь обнимались, но уже на кровати. — Ты готова выслушать меня? — говорил он, а она смотрела на бледную кожу его рук. — Конечно, — кивала она, замечая черные мешки под карими глазами. — Понимаешь… — он выдержал, только ему известно зачем, паузу, и продолжил. — Все эти ваши лекарства… «Бетси-1» или любая другая ее подделка… Это все… Ложь, понимаешь? — В каком плане? — девушка приподнялась на локтях, глядя прямо в глаза юноше. — Хочешь, спроси у моей мамы, или у любого другого человека из нижнего Розенбурга. — Вильгельмина хорошо знала географию города, а потому поняла, что говоря о нижнем Розенбурге, юноша имел в виду рабочее сословие. — Все скажут, что не испытывают никаких болей или тошноты вот уже добрые двадцать лет. — Я… — запнулась Гроссе, начиная понимать, к чему клонит Себастьян. — Этого просто не может быть… В газетах пишут… Да и мама с папой… — Я не говорю, что синдрома Бетси не существует, — Себастьян покачал головой. — Он есть, но уже не тот, что был изначально. Мы — простые люди, знаем об этом куда больше, чем вы — сливки общества. Мы никогда не пили никаких препаратов, и потому, провалами в памяти не обладаем. — То есть… Так было всегда? — Да, Мина, да! — юноша крепко прижал девушку к себе. — Мы столько раз знакомились друг с другом. Я знал, что однажды ты сможешь победить воздействие искусственного синдрома! — Много раз знакомились? — В столовых, в библиотеке, в солнечные дни, в дождливые дни, — перечислял Себастьян. — И я влюблялся в тебя все сильнее и сильнее, в то время как ты оставалась ко мне холоднее льда. — Боже, Себастьян, прости… — Не извиняйся, любимая. — он нежно поцеловал ее в лоб. — В этом нет твоей вины, абсолютно никакой. Все дело в том, что люди, производящие препарат «бетси-1» захотели продолжить свою монополию. А что будет с ними, если болезнь, на которой они жирели, сойдет на нет? — Они потеряют доход, — догадалась Вильгельмина. — Тогда, чтобы синдром прекратился, мне нужно перестать пить препарат? — Да, но… — Себастьян отвел взгляд в сторону, — тогда у тебя появится ломка. — Л-ломка? Тошнота… Головокружение и боли! — Именно… — Так вот как они прикрыли свой бизнес… Это же просто ужасно! Но… Прости, Себастьян. Я очень хочу прекратить это все, но… Я боюсь. — Я ни к чему тебя не обязываю, — он нежно потрепал ее по голове. — Просто, хочу, чтобы ты знала, пока я… — Пока ты что? — Забудь. — он снова обнял ее за плечи. — Спасибо, что рассказал мне правду, — девушка уткнулась ему в грудь, ощущая его болезненную худобу и выпирающие ребра. — А когда ты в меня влюбился? Если не секрет! — Ее улыбка, такая долгожданная светлая улыбка, наконец, расцвела лишь для него одного. — В прошлом году, — мечтательно выразился Себастьян. — Когда была церемония награждения и все факультеты стояли на линейке. То есть… Мы стояли, а «смежники» и «западники» сидели! — Вильгельмина звонко рассмеялась. — Ты тогда сидела в сторонке ото всех, и во время небольшого перерыва никуда не ушла. Мы с друзьями проходили мимо, как раз, когда группа твоих одноклассников подсела рядом. Да, Вильгельмина помнила тот день. Отчего-то помнила… Или это только недавно она стала возвращать свои воспоминания? Тони и Марк назойливо приглашали девушку сходить с ними в ресторан, якобы у Тони была подружка, которая без еще одной девушки в компании не соглашалась идти с ним. Но… Отчего-то все это не понравилось Гроссе, и она лишь отрицательно покачала головой. Парни отстали от нее не сразу. Сначала завели непринужденную беседу, а затем принялись насмехаться над «восточниками», проходящими мимо. — Они издевались над вами, — с ужасом осознала девушка, — мне так жаль! — Но ведь ты не поддержала их, хотя тоже являешься частью лагеря «западников». — На самом деле, вся эта вражда кажется мне бессмысленной, — хмыкнула в подтверждение Вильгельмина. — За это я тебя и полюбил! Они еще немного полежали вместе, погружаясь в бесконечные поцелуи и ласки. Он словно бы тот самый «бетси-1» вызывал в ней привыкание, и одних только поцелуев в губы становилось недостаточно, одних только прикосновений к шее — мало. Но даже при всем диком желании девушки, игнорируя свое собственное возбуждение, Себастьян не зашел дальше положенного, остановившись на моменте, когда сам задрал подол ее длинного платья до бедра. — Еще не время, — тихо произнес он, чувствуя теплый прилив нежности. Странно, но в груди начинался прямо пожар, со смесью радости и какой-то едва уловимой печали. От долгих поцелуев кружилась голова, руки немели, и внезапно, дико захотелось спать. — Себастьян? — девушка нежно позвала возлюбленного, но тот не ответил на ее оклик. Его руки все еще крепко прижимали к себе ее тело, даже слишком крепко, как будто в каком-то спазме. — Хей! — она дотронулась до его плеча, а когда юноша не ответил и в этот раз, вылезла из-под него совсем. Перевернув бесчувственного парня на спину, она заметила кровавую дорожку из его рта, а в месте, где голова соприкасалась с подушкой уже расцвело красное пятно. — Фрау Хартман! — что есть силы закричала Вильгельмина, подрываясь с постели.

***

— …долго он болеет? Почему не говорилил рань… — …хотел защитить. Не думаю, что… — Боже, он же может никогда и не очнуться! — наконец, он смог разобрать целое предложение. — Мина, я пойду… Магазин нельзя оставлять закрытым так долго и… — Не беспокойтесь, я посижу с ним. — Спасибо, — женщина с грустными глазами обняла девушку, а затем скрылась в дверном проеме. — М-мина? — Себастьян, будучи на больничной койке хрипло позвал того, в ком признал свою возлюбленную. — Себастьян?! — заплаканная девушка с неописуемой радостью взглянула на юношу. И как же болезненно он выглядел. Даже слишком. Почему она не увидела этого раньше? — Тихо, тихо, — она остановила его попытку приподняться. — Почему ты не рассказал мне все раньше? — С-синдром, — еле смог произнести он. — Но… — Слуш-шай, — девушке пришлось придвинуться к нему вплотную. — Я не знаю, сколько еще смогу быть с тобой, поэтому… — Не смей так говорить! — из глаз девушки полились слезы. — Я уже оплатила твое пребывание здесь, и договорилась об операции. У тебя рак легких, ты хотя бы знал это? — Знал, — с улыбкой отчаявшегося человека хмыкнул он, — разумеется, я знал. — Ты будешь жить, Себастьян. — она взяла его холодные ладони и крепко сжала в своих руках. — Врачи дают положительный прогноз. — Я же буду по гроб жизни тебе обязан, — его лицо озарил ужас. — Разве, — она слегка смутилась, — мы не хотели бы провести эту жизнь вместе? — Это предложение руки и сердца? — Я рада, что у тебя уже появились силы шутить, — они оба рассмеялись. Дверь в палату отворилась, и в помещение зашло двое врачей в кипельно-белых халатах. — Фрау Гроссе, — они учтиво поклонились девушке. — Позвольте нам поговорить с герром Хартманом. Наедине, — добавил он напряженно, замечая, что девушка не сдвинулась с места. — Ох, да… Разумеется. — Мина улыбнулась напоследок и тихо вышла в коридор. Один из врачей вышел следом, аккуратно касаясь плеча Гроссе. — Я вас провожу. — Хорошо… Тем временем, врач, оставшийся в палате хмыкнул каким-то своим мыслям и завел тяжелый для обоих разговор. — Герр Хартман… Даже не так. Себастьян… Как бы вам все объяснить… — Меня нет смысла лечить? — юноша произнес это так спокойно и с такой улыбкой, словно бы говорил о какой-то нелепой ерунде. — Ну что же вы это так прямолинейно… — врач тут же смутился, поправляя колпак на голове. — Раз уж вы настолько хладнокровны, то — да. Поражение легких составляет более девяносто процентов. Разумеется, мы можем попробовать химиотерапию, у нас есть необходимое оборудование и специалисты. За месяц вам могут подыскать донора, но… Есть ли у вас это драгоценное время, мы сказать точно не можем. В медицине оно вот так. Всегда только предположения. — Фрау Гроссе оплатила мне лечение, не так ли? — с важным видом уточнил юноша, прежде чем зашелся тяжелым кашлем, будто бы его легкие решили выйти из его организма сию же секунду. — Да. И мы обязаны предоставить вам все, что в наших силах. — Переведите эти деньги в детский дом. Он у нас единственный в городе, сами знаете. — Вы действительно считаете это лучшим решением? —  А вы думаете я смогу сделать что-то лучше этого? — Себастьян устало отвернулся от врача. — Нам нужно ваше письменное согласие на отказ от процедур, герр Хартман. — мужчина с сочувствием глянул на совсем еще юного парня и добавил, — проведите время со своей девушкой. — в воздухе повисло неловкое «пока оно еще у вас есть». — Спасибо.

***

— Себастьян? Что ты здесь делаешь? — Вильгельмина удивленно посмотрела на юношу, который внезапно вышел из дверей больницы. Она села на улице, среди множества скамеек, и думала, что сначала соберется с мыслями, затем поедет домой, а потом уже снова навестит Хартмана, но… — Мне провели первую процедуру и сказали, что я могу прогуляться! — Это же прекрасно! — девушка крепко обняла любимого. — Как себя чувствуешь? — М… Нормально? Пара пошла вдоль высаженных в одинаковый промежуток деревьев по обе стороны. Солнце стремилось к закату, но все еще грело своими ненавязчивыми лучами, напоминая: все будет хорошо, ты лишь верь! Или так хотелось думать только Вильгельмине. — Что насчет академии? — девушка задала резонный вопрос. — Ты о том, буду ли я ходить? — Ну да… — Думаю, возьму небольшой перерыв, — Себастьян ощутил булькающее чувство в легких. — Я отойду в туалет, хорошо? — Я буду ждать здесь! — Вильгельмина кратко кивнула, провожая Себастьяна, что был действительно более весел, чем в последнее время. Процедуры уже шли ему на пользу! Следующие несколько дней, Вильгельмина гуляла с парнем каждый вечер после учебы, принося вкусности: в том числе и дорогие конфеты. — Я так счастлив с тобой, — часто говорил он, аккуратно обнимая девушку за талию. И хотя улыбка, такая «себастьяновская» не сходила с его лица, внутри у него все разрывалось от боли. Болели ребра, дышать было тяжело, а кашель все больше изнурял его, пока не доводил до полусознательного состояния из-за нехватки кислорода. Врач предлагал ему обезболивающее, пару раз все-таки просил начать проходить химиотерапию — бывают и чудесные исцеления, но юноша настоял на том, чтобы ему показали телеграмму о перечислении денег приюту. Упрямец. — Я больше! — смеялась Гроссе, мечтательно закрывая глаза. — Знаешь, за последнее время, я понял кое-что. — Что? — она внимательно посмотрела на юношу. — Синдром, который забирает у большинства людей воспоминания — это не зло. Наоборот. Забвенье есть спасение, или как-то так. Гораздо сложнее жить с проблемами, чем просто на просто забывать о них. Только сильные помнят, слабые — сбегают в неведенье. И знала бы Вильгельмина Кристина Гроссе, что это будут последние слова Себастьяна Хартмана, ни за что бы не поверила. Но, в тот самый день, он упал в обморок по возвращению в палату и скончался из-за отказа множества жизненно важных функций организма.

***

Амнезия. Интересное слово, не правда ли? Она спонтанна, временна и безвозвратна. Кто-то называет ее болезнью, для кого-то это отчаяние. В один день вы забываете все, что знали до этого, а винить в этом можно только себя. В темной, из-за зашторенного окна, комнате промелькнула фигура. Она имела женские очертания: темные по плечи волосы, мраморную кожу и болезненную худобу. — Третий день, — охрипшим от криков в подушку голосом произнесла она. И теперь, если вы снова сядете посреди своей комнаты и подумаете: что вам забыть, а что оставить, то примите во внимание и то, что вам не дадут выбирать. Ничто не ввергает человека в отчаяние, как беспомощность и не владение ситуацией. — Я не буду это пить! — на пол полетел стакан с водой. За ним же в пучину комнаты укатилась и белая таблетка. Вы можете выбрать лишь сторону, на которой будете стоять. Только слабые могут позволить себе жить в неведеньи. Сильные — выбирают память.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.