***
Оказалось, что в университете учиться относительно легче, чем в школе: никто не гнобит за внешний вид, не отчитывает за опоздания, на посещаемость тут всем вообще наплевать — конечно же, до первых экзаменов и первых сессий. Но нашим героям этого знать пока что не нужно. Нагито стабильно покупал по утрам в ближайшей кафешке кофе и разноцветные желейные или шоколадные конфеты в не менее красочных обертках, клал под чехол телефона фантики и некоторые деньги на покушать в столовой университета и, конечно же, каждый день статично поджидал Хаджиме на их месте со вторым стаканчиком кофе для своего друга. Да, догадки Нагито подтвердились: Хината взаправду был тем самым парнем, который нравился абсолютно всем. Он и домашнюю работу делал, пусть это было необязательно, давал списывать свои конспекты, если кто-то не успевал — или же намеренно не писал — и вообще был добрейшим человеком. Таких называют душой компании. Казалось, его фанаты появились вместе с ним и в младших, и в старших курсах, а компания его приближённых друзей разрасталась с каждым днём. Так получилось, что Нагито тоже в неё попал. Откровенно говоря, изначально Комаэде было слегка… Неудобно перед всеми этими людьми. Они все такие яркие, красивые, наверняка умные и талантливые… Нагито казалось, что он не может противопоставить им ничего. Девочка Соня была невероятно обаятельной и милой, что сделало её второй самой популярной персоной среди первогодок в университете. Чиаки была слегка замкнута и предпочитала проводить время не в реальной жизни, а в играх. Но в дискуссиях на любимые темы она участвовала с особой активностью и показывала все свои лучшие качества. Короче говоря, всё окружение Хаджиме было как на подбор идеально, словно он в газетах размещал объявления о поиске друзей с такими-то качествами, такими-то параметрами. Если заинтересовало, звонить по телефону…***
— Хэй, ребят. Я тут думаю в университетскую волейбольную команду записаться… Как думаете, пойти, а? Все в унисон посмотрели на Хаджиме. И как только их совместное решение делать вместе домашку в университетской библиотеке обернулось странными заявлениями? Наконец Сония разрушила непонятое никем молчание: — А ты уверен, что тебя примут? — Ну вообще-то я почти всю школу занимался волейболом, — рассуждал Хината, задумчиво вертя в руках ручку и иногда останавливаясь, чтобы погрызть её кончик. — И играл на довольно неплохом уровне. — Ого, чел! — восхитился Сода. — За кого играл? На какой позиции? — Диагональный, — усмехнулся Хаджиме, а когда увидел тень недопонимания на лицах других, поспешил пояснить. — Короче… Диагональный — это игрок, который бьет с краев поля. — Ааа, — понимающе кивнула Махиру. — Типо ты главный нападающий? — В своей школе — был им, — неловко улыбнулся Хината, видимо, стесняясь своей и так великой авторитетности. — А какие тут требования, я не знаю. — Да ладно. Вряд ли ты за несколько месяцев своё умение играть утратил. — Знаю. Ну так что, заявку подаю? — Конечно, чел! Вопрос — фигня! — Мне кажется, что стоит попробовать. — улыбчиво отозвалась Невермайнд. — Ну, раз ты у нас ас, то дерзай. — небрежно кинул Фуюхико. — Довольно опрометчиво, потому что у тебя ещё и уроки… — с сомнением заметила Махиру. — Там тренировки по выходным, я расписание смотрел. — нашёл, чем парировать, Хаджиме. — И соревнования иногда. Но, если не ошибаюсь, там вас позовут смотреть, если я буду играть. — Тогда иди. — Нагито, что ты скажешь? — Да он вообще сейчас обкончается, пока тебя в волейбольной форме представит! — выкрикнул раззадоренный Сода почти на всю библиотеку. К компании неумолимо привлеклось внимание остальной части учеников, что сидели и спокойно решали домашнюю работу или искали материал для работ. — Сода! — шикнула Махиру. — Молчу! Однако шутка оказалась даже более, чем удачной, потому что была очень приближена к реальности. Нагито чувствовал, что если сейчас он продолжить грезить о Хаджиме-волейболисте, то у него точно встанет небольшая проблема. — Я не против. — только и мяукнул непутевый студент. Иногда за такие короткие тихие ответы, впрямь походившие на мяуканье, в компании его называли котом, а девочки любили тискать парня за щечки и плести ему косички из волос. — Тогда сегодня же запишусь. — с гордостью и самодостаточностью решился Хината. Друзья одобрительно загалдели, но уже через пару минут снова вернулись к домашнему заданию.***
Честно говоря, Нагито ни разу не видел Хаджиме на тренировках просто потому, что знал: он не сможет оторваться. К нему и так по ночам приходил светлый лик возлюбленного в волейбольной форме, слегка вспотевшего и смотрящего на него так томно, так горячо, с таким вожделением… Нагито всегда просыпался от таких снов, как ошпаренный, и видел, как в районе паха одеяло чуть приподнималось. Нагито было стыдно, очень. Но он невероятно быстро кончал, представляя, как его берет Хината-волейболист, и эти эмоции он не променял бы ни на какие другие. Ну… Разве что он не отказался бы от секса с Хинатой в реальности. Но это так, небольшая ремарочка. После своих фантазий ему было на самом деле стыдно, и поэтому он часто отнекивался от компании Хаджиме, ища самые витиеватые отговорки, на общих посиделках либо не появлялся вообще, либо сидел, изменяя своим принципам, где-то далеко от Хинаты с Сонией, Ибуки, Махиру, Чиаки или Содой. А когда случайно засыпал на первых парах от недосыпа, старательно выбирал для сна сторону, противоположную от плеча Хинаты. За этот месяц Нагито ни разу не появился на тренировках Хаджиме, опасаясь того, что он увидит стояк в его штанах и с презрением отвернётся. Конечно, Хината не раз просил прийти посмотреть на его игру, и Нагито превосходно избегал его и врал о том, что чем-то занят в этот день. Но господи, как же эта ложь была очевидна! Но вот отговориться от Ибуки, которая его силой затащила на университетскую игру, в которой должен был играть Хината, уже не получилось. Комаэда впервые понял, насколько огромен спортивный зал в университете: это было нереально большое помещение, в котором, на самом-то деле, можно было играть не только в волейбол. По краям были поставлены большие столбы с корзинками на верхушке для игры в баскетбол, где-то сбоку висела сетка для бадминтона и тенниса, а повешена сейчас была ещё одна, волейбольная, показавшаяся Нагито непозволительно высокой. Команды пока не вышли, но тут подчищали для них пол, натирали мячи и настраивали счёт — в общем, создавали идеальные условия для игроков и комфортной игры, снижали возможность травм и увечий. Ибуки о чем-то оживлённо болтала, но Нагито её не слушал, с интересом и предвкушением осматривая интерьер. На зрительских местах собиралось все больше людей, становилось шумнее и душнее. Ибуки сумела прийти чуть ли не первой и заняла самый близкий к площадке ряд. Многие любят эти места, но Нагито опасался, потому что вероятность попадания мяча прямо по голове была слишком высока. — Смотри, идут! — Ибуки восторженно потрясла Комаэду за плечо и показала пальцем куда-то в угол. Нагито прищурился, вглядываясь в лица. Первые вышедшие люди были ему совершенно незнакомы. Команда из двенадцати человек, одетая в бело-бирюзовую форму, шла пафосно и важно. Возглавлял процессию молодой парень с решительным, самоуверенным взглядом. Видимо, для него эта игра — не просто детская забава, а всё равно, что олимпийский матч. Что ж, Нагито слышал, что даже несерьезного и откровенно слабого противника спортсмены воспринимают всерьез, потому что ожидают абсолютно всего. Впрочем, спорт — вообще отрасль довольно хитрая, и люди тут побеждают зачастую благодаря далеко не силе, а уму и умению выкрутиться из трудных ситуаций, не говоря уже о еще одном важном факторе: сплочённости команды. Первая команда встала на по одну половину поля от натянутой сетки и начала бегать по периметру своего куска поля, в то время как вторая команда только выходила из своей раздевалки. Оранжево-синяя форма сильно контрастировала с голубой, была практически полной её противоположностью, отчего и команды казались совершенно разношерстными, непохожими друг на друга. Однако Нагито с самого начала заметил, что это на самом деле так: команда в бирюзовой форме вела себя как предначертанные победители, высокомерно задирала нос и кидались оскорбительными фразочками в соперников. Те не оставались в долгу, но отвечали скорее небрежно, из нужды, чем с реальной агрессией. Нагито не сразу заметил Хаджиме среди них, поскольку с интересом разглядывал команды и ставил внутренние ставки самому себе, но когда поближе к нему подошел парень и встал в нескольких метрах, Комаэде пришлось поднять глаза. Нет, в командах все были красивые, сильные и спортивные. Но мозг влюблённого человека устроен так, что он выделяет свою любовь среди других людей. Хаджиме был одет совершенно так же, как и другие члены команды, но Нагито не мог оторвать взгляд. Не мог перестать смотреть на глаза, впервые не подкрашенные тенями, выглядели живыми. На руки и ноги у Нагито, кажется, сложился отдельный фетиш. Пытаясь унять бушующую в венах и сердце кровь, Нагито старался не поедать взглядом Хаджиме, но получилось с точностью до наоборот. Хаджиме всё-таки заметил Нагито на передних рядах и, кажется, даже просиял. Помахав рукой своему другу, Хината живенько обернулся, начиная разминаться. Вскоре обе команды взялись за мячи. Сначала это были банальные броски из-за головы, в пол и снизу, но потом задания усложнялись, и если сначала разобравшиеся по парам люди просто тренировали приём снизу и сверху, то потом перешли к удару. Хаджиме прыгал высоко и бил сильно, но его удары все-таки отбивали противники. Они были сильны, но и та команда не промах: Хаджиме даже не расстраивался, когда его удар отбивали, лишь благодарил связку за хороший пас и шёл принимать летящие с той стороны мячи. Через некоторое время прозвучал финальный свисток, и команды встали в шеренгу. Огласили капитана первой команды — к удивлению Комаэды, это был не Хаджиме, а некий Дайчи Савамура — и капитана вражеской команды — Ойкаву Тоору. Последовало громкое приветствие, за ним — аплодисменты. Команды обменялись рукопожатиями и пожеланиями хорошей игры, а потом разошлись к тренерам, который минут пять что-то объяснял, выбирал игроков, которые должны были играть в первом матче. Вышло шесть игроков от каждой команды, другие шесть остались в запасных игроках — всё как в настоящей профессиональной игре. Хината стоял на задней линии слева, то есть на второй позиции, и активно разминал руки и ноги, перекатывался с пятки на носок, сосредоточенно смотрел на вражескую команду. В жеребьёвке повезло команде Хаджиме, вернее, Дайчи. На подаче стоял довольно высокий темноволосый юноша, отбивающий в пол мяч. Если честно, Нагито никогда не понимал эту традицию отбивать в пол мяч перед ударом. Для чего это нужно? Руку подготовить? Пол набить? Непонятно… Удар полетел сильный, но на той стороне его отбили. Команды обе были хорошо подготовлены — что связки, что нападающие, что диагональные, что либеро. Игра с самого начала зареклась быть трудной. Комаэда старался не смотреть в сторону Хаджиме, но он старательно привлекал к себе внимание. Причём не только Комаэдино. Пару раз в голову Нагито кралась ужасная мысль, что Хината пришел сюда только повыпендриваться. Иначе зачем ему так сильно отставлять назад задницу, находясь в стойке при ожидании мяча? Зачем постоянно вытирать своё лицо от пота краем форменной футболки, при этом оголяя свой нехилый прессак? Зачем постоянно быть чуть ли не главным нападающим, прыгать так высоко и бить так сильно, что невольно сердце бьется сильнее в восторге и восхищении? Ох уж эти волейболисты… Любят собой покрасоваться! Знают же, что красивые, черти! Игра шла… Напряжённо. И это слабо сказано! Счёт разнился максимум на одно-два очка, первенство вечно перескакивало от противника к противнику. Первую из двух игр Хаджиме и команда выиграли, вторую — проиграли, поэтому было решено провести решающую игру. Устали все — и это было видно по нахмуренным выражениям лица, потным футболкам и лицам, напряжённым мышцам ног и рук. Но почему-то казалось: никто не сдастся просто так. Бороться будут до последнего, пока в пол не врежется последний мяч, пока толпа не возликует и не зальётся радостным кличем, пока судья не объявит последний счёт, прежде чем встать и поаплодировать. Пока все они не свалятся на пол от усталости, плача — кто от счастья победы, кто от горького привкуса поражения. Иного не дано. Это ещё в детстве победу отдавали дружбе, но не сейчас. Либо всё, либо ничего. Так всегда бывает в выборе… И в борьбе. Только в выборе ты заранее не знаешь, что тебе предначертает судьба. А вот в борьбе ты прекрасно всё знаешь, но понятия не имеешь, чем в итоге всё окончится. Выбор можно сделать правильный и неправильный. В борьбе такого нет. Нет, конечно, в соревновании вечно приходится принимать какие-то решения, но это должно быть быстро, так, чтобы твой мыслительный процесс никто не заметил. К примеру, самый простой вопрос: принять ли мяч? А он далеко не такой простой, как кажется. Самый простой пример; подача планёром — очень опасная штука, да и противник хитер: бьет между зонами, заставляя двух игроков решать негласную дискуссию. К примеру, решишь ты все-таки принять мяч — а твой напарник тоже сделает такое решение. Вы столкнётесь лбами и в край смущенные и опозоренные уйдёте с сотрясением мозга. Или понадеешься на напарника и не примешь мяч, а тут оп! — и он не принял! Да что ж такое?! И вы смотрите друг на друга, как идиоты, и слышите разразившегося гневными репликами тренера. Может и повезти, но рассчитывать на свою удачу, не будучи полностью уверенным в ней, довольно необдуманно. Поэтому спортсмены и тренируются так много. Им нужно уметь не только принимать да отбивать мячики, но и читать по движениям, по взгляду, по состоянию своего товарища его мысли, знать или хотя бы догадываться, как он пойдёт, что предпримет дальше. Нужно уметь обмениваться мыслями, не открывая рта, надо выработать такую синхронность, чтобы блок никто не пробил, а понять, какой из игроков сейчас будет бить, было невозможно. Нужно уметь путать соперника и при этом не запутаться самому. Но сейчас обе команды старались брать скорее силой, чем мозгом и хитростью. Потому что устали думать. В сторону друг друга летели оскорбления, никто не мог сосредоточиться. Ошибки были мелкими, но до скрежета в извилинах обидными. Градус напряжения повышался в практически геометрической прогрессии. Наконец одна из команд взяла тайм-аут. Со зрительских мест не было слышно, о чем тренера говорят с игроками, но Нагито увидел, как жадно они хлебают воду, утирают лицо от пота — на этот раз точно не для того, чтобы покрасоваться, потому что делал это не только Хаджиме — и устало что-то говорят тренеру. Но в один момент команда выпрямилась и приосанилась, будто получила резкий поток свежего воздуха в лицо. Хаджиме и ещё пару людей активно закивали на слова тренера. Интересно, о чём они говорят? Сейчас от победы Хаджиме и его команду отделяли только одно очко, но прямо по пятам следовали противники. Один чужой забитый мяч — и снова будет равный счёт, снова придётся бороться за жалкие два очка, чтобы победить. На подачу встал юноша с гладкими чёрными волосами из команды Хинаты и вздохнул полной грудью. Он уже прославился в играх сильной подачей и точными пасами. Почти сразу после свистка он подбросил мяч, начал коронную разбежку и ударил. Зал замолчал, наблюдая за траекторией движения мяча, и… Черт! Совсем немного за линией, но это уже аут! Даже отсюда было понятно, что паренёк грязно выругался, но Хаджиме ободрительно постучал ему по плечу и что-то сказал. Парень кивнул и встал в защитную стойку. Сейчас из той команды подавал самый сильный игрок — связка и капитан команды Ойкава Тоору. По силам он был соизмерим тому самому черноволосому мальчику, если не превосходил его, да и чем-то они были очень похожи. Не внешностью, нет. Даже не тем, что оба были связками и обладали высоким уровнем игры. Чем-то более глубоким и осмысленным, до чего добраться не так просто. Его подачи были настолько сильны, что даже ходили слухи о том, как игроки уходили с площадки, отбивая пальцы о несущийся с невероятной скоростью мяч. Да и в приёме, и в ударах, в передачах он был не промах, пусть и выступал в роли связки. Это был… Невероятный игрок. Подача летела сильная и почти в аут, но в последний момент самый низкий паренёк — либеро — взял мяч и поднял его высоко, практически под потолок. Зал разразился радостным криком, и даже Ибуки с Нагито не смогли не встать и не закричать подбадривающие слова. Передача черноволосого парня была четкой, и один из диагональных — не Хаджиме, а какой-то другой, лысый студент — попал идеальным прямым ударом прямо в линию. Удар был засчитан, подача переходила к команде Хинаты. Главным сейчас было не оплошать, не попасть в сетку, не ударить в грязь лицом — это понимал даже Нагито, в волейболе знающий от силы расположение игроков и названия зон. Удар получился на славу, и преимущество даже перешло на сторону Хаджиме! Появился шанс на победу, крохотный, жалкий шанс, который мог изменить буквально всю игру… Но потом произошло нечто, чего Комаэда не был в состоянии объяснить. Центральный и два диагональных пошли на разбег все вместе ещё до того, как связка дала передачу. Нагито казалось, что всё сейчас ему показывается по кадрам, будто бы в замедленной съемке… Это было эпично, но ещё эпичнее и восхитительнее было осознание того, что команда противника встала в ступор. Хаджиме резко поменял траекторию движения, как и центральный блокирующий, и они практически поменялись местами. Блок противника был наготове, связка даёт передачу назад, за голову… Стоп. Как такое вообще возможно?! Хината подпрыгнул до того, как мяч достигнул игрока правее от него, и ударил со всех сил. Удар прошёлся между зон и — что самое главное — сумел обойти блок и не попал в аут! — Со счётом 29:27 побеждает команда факультета дизайна! Крики, казалось, слышались по всему университету, и Комаэда даже не сдерживал своего счастья и радости за команду своего факультета. Пока он обнимался с Ибуки, чуть ли не слезно крича в участников команды поздравления в унисон с другими, те обнимались и плакали от счастья. Вот он — сладкий вкус победы. Вот оно — прекрасное чувство превосходства над командой, которая равна по силе. Выиграть такую — это уже бесценный трофей. Но и это ещё не все. Это только первый, отборочный этап. Дальше будет либо труднее, либо легче — но это уже будет в будущем. А сейчас можно спать спокойно. Комаэда и Хаджиме встретились взглядом, и воссиявший Хината качнул головой в сторону выхода к раздевалкам, мол, подожди меня. Нагито затрепетал, радостно кивнул и попытался объясниться и оправдаться перед Ибуки, но та уже все поняла и сказала Комаэде «идти вперёд за своей любовью». Пусть это и было правдой, но Нагито покраснел, кивнул и молнией сорвался со своего места, ища в коридорчике нужную раздевалку. Сначала Нагито просто трепетно ждал у входа, позабыв о том, как сильно он влюблён в Хаджиме и просто желая поздравить его с победой. Выходили один за одним игроки, и Комаэда восторженно хвалил, в ответ на что ему дружелюбно отвечали благодарностями. Нагито чувствовал себя таким бодрым и радостным, таким счастливым — и делился этим счастьем, своей улыбкой и своим восторгом. А ещё ему очень, очень хотелось кинуться в объятия Хаджиме и расхвалить его игру. И поцеловать. Потому что иначе Нагито не простит себе потерянную возможность сделать это! Но вот, когда все уже вышли из раздевалки, и теоретически там должен был остаться один Хината, толпа людей прервалась. Комаэда слегка забеспокоился, но что могло случиться за столь короткий срок? Поэтому он принял решение проверить, где Хаджиме, и удостовериться, что все хорошо. Пара коротких стуков — и Комаэда приоткрывает дверь, тихо спрашивая: — Хаджиме… Ты тут?***
Нагито не ожидал, что Хината именно этого действия и добивался. Вот же хитрый ход — заставить Нагито волноваться и тем самым заманить его в раздевалку, а потом самым наглым образом затащить в самый дальний её угол и совратить! Но Комаэде плохо думается, пока он целуется с Хаджиме, чувствует его тело, прижимающее к стенке, на себе и пока осознаёт, что это все не сон, не его очередная грязная фантазия и не какая-нибудь параллельная реальность. Хаджиме горячий — в обоих смыслах этого слова: его кожа разгорячена после битвы, его руки обжигают и заставляют хныкать от наслаждения в непрекращающийся поцелуй, его глаза прожигают дыру во всем существе Нагито. Еще чуть-чуть — и Комаэда самым стыдным образом растает, как сахар в чашке горячего чая. Хината покусывает губы и не может ими насытиться, в то время как Нагито тщательно старается хоть немного оттолкнуть его. Да, это противоречит его истинным желаниям, но Нагито хотя бы должен сделать вид, что он удивлён, возмущен и не понимает, что тут происходит. И обязательно требует объяснений от Хаджиме! Это не входило в планы Хинаты, и поэтому он обиженно, настойчиво толкается пахом, трется о джинсы Комаэды, а потом нагло улыбается. Нет, что вы, он тут вообще не при чем! Хината — абсолютно бескомпромиссный мальчик, который любит получать всё, что он хочет. Но сука, как же сильно это нравится Нагито. А сейчас Хаджиме хочет присвоить Нагито. И Комаэда совсем чуть-чуть попытается сохранить остатки своей сгоревшей гордости перед тем, как отдаться похоти. — Ч-что все это значит? — Не прикидывайся дурачком, — небрежно ответил Хаджиме, покусывая щеки и мочку уха. Не будь Комаэда в такой ситуации, он бы подумал, что Хината — маньяк и фетишист. С маньяком сразу же провал. А вот про фетишиста ещё можно подумать… — С-сам ты дурачок! Комаэда тихо, стараясь не шуметь, простонал, закусил свою руку и замотал головой, когда Хаджиме вновь поцеловал его в шею. Нагито всегда знал, что она особо чувствительна — как и волосы, бедра и живот — и сейчас старался это тщательно скрыть, но Хината, видимо, уже все давно понял. — Приятно? — хитро прошептал он на ухо красному Нагито. — И-идиот! Я придушу тебя, Хаджиме Хината! — Ага. Не кончи только. — усмехнулся тот и вновь припал к шее, вызывая новую волну мурашек. Казалось, ни на одной из открытых частей тела не было места, где Хината ещё не прошёлся языком и губами. Даже руки — и те Хаджиме исцеловал, прикоснулся к тонким миниатюрным ладоням губами и вобрал тонкие пальцы себе в рот, причмокивая и тут же выпуская их под безумный взгляд Нагито. Комаэда точно знал: Хаджиме не собирается сейчас ничего делать. Этот странный акт… милосердия — не более, чем признание в любви. Возможно, ответное признание в любви. Нагито не удивится, если узнает, что Хаджиме с самого начала обо всем знал, а сейчас только решил действовать. — В-все, хватит! Я сейчас укушу тебя! — зашипел Нагито, боясь, что скоро его тело станет похоже по цвету на твёрдую кожицу рака. Эти слова немного поубавили пыл Хаджиме, и он отлип от бледной кожи, которая уже покрылась красными укусами и засосами — господи, а на пары как теперь ходить! — и слегка ныла от недавних пыток. — Ну и зачем… Ты это все провернул? — Нагито натянул на себя маску серьёзного мальчика, который сейчас будет кого-то отчитывать — в нашем случае Хаджиме — и очень надеялся, что этот приём хоть каплю воззовёт к совести. — Я по тебе соскучился! — А если бы увидели? — не унимался Комаэда, хотя слова Хаджиме и заставили его покрыться румянцем. — Не увидели бы. Я дверь закрыл. — Хаджиме почесал затылок, как нашкодивший мальчик, и хмыкнул. — Ну серьезно, Нагито! Ты меня почти полтора месяца игнорировал и избегал! Знаешь, как мне было плохо, тяжко, одиноко и некомфортно без тебя? Нагито склонил голову, почувствовав стыд. Прямо как в их первую встречу, когда Нагито судорожно извинялся перед Хаджиме за то, что он же и упал. — П-прости… — Нагито закрыл руками лицо, утирая глупые беспричинные слёзы рукавами, — Я такой идиот, Хаджиме… — Эй, ну ты чего? — Хаджиме обеспокоенно подошел ближе, присел на колени и взял юношу за руку. Заглянуть в глаза удалось далеко не с первого раза: Нагито прятал взгляд и старательно отводил его, пытаясь не встречаться им с Хинатой. — Дурачок ты… Зато мой, любимый. — Твой?.. — Будешь моим? — Хинате наконец поддались оливковые недоверчивые глаза мальчишки, и он с ещё большим убеждением продолжил, — Я же не зря всё это задумал… — Ты меня любишь? — Люблю. — С этого обычно и начинают, а не затаскивают в раздевалку и совращают! — воспрянул Нагито, сердясь. — И вообще… Не можешь ты меня любить. — Нагито мотнул головой, будто бы отряхиваясь после страшного сна. — Не можешь… — Я говорил, что бисексуал? — Говорил… — Говорил, что ты — мой хороший друг? — Говорил… — А как ты думаешь, просто «хорошие друзья» целуются по углам, а? Нагито резко насупился и нахмурился, понимая, к чему Хаджиме ведёт этот разговор. — Да и я думал, что тебе понравилось. — продолжал рассуждать Хаджиме. — Слушай. Я… Уже давно понял. — Спасибо, блин… — буркнул Нагито. — Обнадежил. — Я всё понял, — с напором продолжил Хината, — И просто чего-то боялся. Знаешь, наверное, в наших до этого с тобой взаимоотношениях все было очень… Чисто? Невинно? Я просто не хотел тебя портить собой, понимаешь? — Хаджиме, ты конченый. — Что?.. — Невинный? Чистый?! Ты прикалываешься? — Комаэда начинал закипать, слёзы уступали место тупой, совершенно бессмысленной ярости, накопившимся чувствам и мыслям. То есть всё это время они молчали о чувствах, будто в рот воды набрали, только из-за того, что один идиот решил сохранить их отношения «невинными»?! — Хината, блять, невинны только младенцы, и то потом они орут, как исчадия ада, переставая быть невинными! Ты чем думал, когда эту речь мне плёл? Я, да ещё и невинный? Смешно, я хлопаю тебе стоя! — Да блин, Нагито! — Отойди! Я же невинный! — передразнивал его Нагито, всё больше и больше злившийся и ругавшийся совершенно непристойными словами. Хотя, казалось бы, с чего? Ведь Хаджиме ничего критичного и не сделал... Да только долго он молчал обо всем, что его так сильно тревожило и волновало, — Ты что, я совсем не дрочил на тебя ночами, представляя, как ты берёшь меня на столе в аудитории! Что ты, не я засматривался на твою задницу, пока ты играл сегодня! Не я вечно отводил взгляд, боясь, что у меня на тебя встанет! Нет, это не я был, я же невинный! И ты сейчас ничего такого грязного не делал, да?! Не ты меня к стенке прижимал и целовал, чистый ты наш! Невинный, блять! Чистый! Это додуматься ещё нужно! Когда все слова были сказаны — нет, излиты — из самых недр души, Комаэда устало оперся о стенку, жадно пытаясь ухватиться за нематериальный воздух губами. Он просачивался в рот и охлаждал изжаренные злостью легкие, приводил в чувство горячий рассудок. Хаджиме молчал недолго, но неловко. Так же неловко прозвучали его слова: — Ну, э… Я этого не ожидал. Комаэда недовольно покосился на него: — А чего ты ожидал от человека, который в тебя по уши влюблён? Что он будет в монашеских одеждах ходить? — Ну я не думал, что ты такой же, как я! Ты не выглядишь таким испорченным… Не пойми неправильно! — Как ты? — Нагито надзирательно выгнул бровь. — Эээ… — Хаджиме на мгновение замер, будто его засекли за чем-то непозволительным — впрочем, так оно почти и было, — Я… Следующий вопрос! — А ну отвечай! — Отвечу, если на следующую игру придёшь! — Приду, если ты поклянёшься больше меня в раздевалки не затаскивать! — Ну ладно, не буду… — Хината сделал незамысловатую паузу, — Затащу в туалет… — Фу! — лицо Нагито скривилось. — Я с тобой целоваться над этими вонючими унитазами не собираюсь! Хаджиме заливисто рассмеялся, заставляя и Нагито чутка улыбнуться. Совсем немного, совсем чуть-чуть, совсем малость! — И всё-таки… Я хотел бы, чтобы ты там присутствовал. — Хаджиме расслабленно улыбнулся и оперся локтем о стену рядом с Комаэдой, как какой-то хулиган в сериале. А потом с воинственным, величественным видом добавил, — Как моя… возлюбленный! — Извини, мальчик, но твоя возлюбленный розовую юбочку и туфли надевать не будет, — усмехнулся Нагито. Хаджиме эпично наклонился назад и прикрыл рукой глаза. — А как хотелось! — Перехочешь. — парировал Комаэда и подошел ближе, вплотную. Хината смотрел на него с усмешкой, смотрел прямо на губы каким-то заискивающим, заворожённым взглядом. Нагито прекрасно теперь понимал, что значит этот взгляд. Но и даваться так просто не хотел! — Идём, мы задержались. — Ты не сказал, принимаешь ли мое предложение руки и сердца! — Рановато пока для руки и сердца! — Тогда просто предложение сердца? Нагито вздохнул устало, с ноткой недовольства, но счастливо. — Согласен. А потом улыбнулся. Но вмиг улыбка стерлась с лица, сменив собою напыщенную злобу. — Идём, а то какая-нибудь уборщица ещё закроет нас тут… — Вообще-то я не против… — Хаджиме! — Молчу!