Подмена

Когда нам с Глебкой было по десять, то мой полоумный братец притащил домой ящерицу, сказав мне, что это ребенок крокодила и змеи. И я, дурачка, поверила ему. Так поверила, что даже написала о своем удивительном животном сочинение на тему «мое домашнее животное». Я так и написала — мой брат подарил мне детёныша крокодила и змеи. Прям слово в слово. Хорошенько описала его внешне, рассказала, что он кушает и как вообще живет. Сочинение получилось красочным. Я получила твердую пятерку, а мою работу прочли на весь класс. Я долго не могла понять, почему все хихикают и пальцем показывают в меня. Как оказалось позже, у меня не было никакого гибрида. Мой брат просто пошутил, а я поверила. Он ведь мой брат, а брату нужно верить. Мне мама говорила об этом. А мама это не тот человек, который говорить неправильные вещи. Как вы уже поняли, я прилично так лоханулась перед всем классом. Даже Глебка хохотал надо мной. Сам-то написал сочинение про старую соседскую кошку, шерсть из которой сыпалась с неимоверной скоростью. На этом история не закончилась. Я тогда вернулась домой. Расстроенная и злая. Но мстить брату я не собиралась. Во всяком случае, пока он был в сознании. Я дождалась ночи. Уже тогда мы спали в разных углах комнаты, а длинный деревянный шкаф с полочками разделял нас и наши маленькие миры. Я долго терпела, пока не услышала, как братец сонно хрюкнул и замолчал. Он так всегда делал, а потом спал мертвым сном. Через пару минут, как по расписанию, кровать заскрипела. Глеб перевернулся на живот, сунул руки под подушку. Все это было каждую ночь. По всем этим звукам, можно было отследить сон моего братца. Я тихонечко поднялась с кровати, взяла свою ящерицу (это мне уже папа сказал) Лялю и на носочках подошла к кровати брата. У меня было всего пару секунд. Пару секунд, чтобы бросить Лялю и быстро вернуться в свою кровать, притвориться спящей. И времени я зря не теряла. Я одной рукой осторожно приподняла одеяло, оттянула за резинку пижамные штаны с машинками. Если было бы светло, то увидела мы попку своего брата с приличным синяком на всю ягодицу — он на физ-ре упал с турника с бухнулся прям на пятую точку. Его даже в медпункт водили. И никто над ним не смеялся. А если бы упала я, то смеха ж было… Я мысленно отсчитывала секунды. Раз — опускаю руку ниже. Два — отпускаю Ляльку, и она прыгает под штанишки братца. Три — быстро возвращаю одеяло на место и пулей лечу обратно в кровать. Четыре — ударяюсь головой о тумбочку и тихо что-то ворчу. Пять — укрываюсь одеялом и сильно кутаюсь в него. Пять секунд и мое преступление-возмездие сделано. Еще через пять секунд брат начинает шевелиться, что-то сонно ворчать и потом как заорет! Да так громко, что родители в комнату вбежали, свет включили, и давай хлопотать вокруг Глебки. В итоге, Ляля был найден раздавленным. Братец пищал и кричал, что это я виновата. Я в свою очередь начала плакать и говорить, что это не я. Что Лялька сам сбежал. Мама поверила Глебу, а папа мне. И к общему мнению они не пришли. Сами начали ругаться, но даже из-за их ссоры я не призналась в своем преступлении. И сейчас, вспомнив все это, я понимаю, что я не горжусь тем, что сделала. Но и не стыжусь. Просто это воспоминание так греет мне душу, что сразу поднимает настроение. А Глебка… Глеб Ржевский стал чутко спать с тех пор. Хотя он все также порой похрюкивает во сне и крепко засыпает лишь после того, как перевернется на живот. Вот и сейчас, ожидая, когда мне ответит Глеб, я думала о том, как хорошо было бы снов запустить ему в штанишки ящерицу. Может он тогда и не подставил так меня. — Алло? — Что за девчонка клеится ко мне… то есть к тебе на работе? — бодро говорю я. Сегодня у меня долгожданный выходной. Автомат по одному экзамену я получила, и сегодня на учебу не пошла, работы нет, да и тренировки тоже. Не день. А малина! Только вот моя собственная игра, которая начнется через три часа, а тренировка уже через час, все портит. — Какая из? — То есть их несколько? — смеюсь я, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. Не услышав ответа на свой вопрос, описываю ему таинственную незнакомку, стараясь ничего не упустить. — Это Оля. А что с ней не так? — спрашивает брат, выслушав меня. — Она ко мне клеится, — повторяю я, неосознанно зевнув. — я надеюсь, что не полезет целоваться? Ты уж прости, братец, но тут я тебе не помощница. Больше я брату ничего не говорю, мы сухо прощаемся, и я бегу в душ. Моя чистенькая желтенькая, как шубка цыпленка, форма была готова еще несколько дней назад. Сказать по правде, я в школу блузки так не гладила, как спортивную футболку и шорты для игры. Нас нередко снимали на камеры, а где-где, а там мы должны были блистать! Тренировка прошла успешно, в ходе нее никто травму не получил, лишь пару ласковых от нашей любимой Зои Дмитриевны. Она покричала на нас, раздала указания и сама ускакала в тренерскую, а мы так и остались в раздевалке. Морально готовились к игре. — Что-то мне страшно, девочки, — Люба сидит передо мной и держит руки на коленях. Девушка, чьи волосы сегодня были собраны в высокий хвост с утра, была на грани истерики. И оно понятно. Это наша первая игра в новом, ну почти, составе. С того времени, как Тая ушла, а еще несколько девочек бросили команду ради учебы, состав нехило изменился. Было много первокурсниц, девок-зеленых. Они только и видели, что парней футболистов, которые всегда тренировались с нами в одно время. А нас нашу команду им было глубоко по-барабану. — Не ссы, Шейка, — усмехается Кристина Борцова. Она поправляет свои короткие черные волосы, наносит на них немного лака, чтобы они во время игры не разлетались в разные стороны. Кристина у нас бледнолицая неформалка, которая без металлической цепочки и жирных стрелок на глазах даже в магазин не выйдет. Но на игру мы все как одна были без косметики. Только гигиеничка на губах и больше ничего! — Сделаем мы этих, как пить дать! Было бы кого бояться! — продолжает она, забрасывая гребешок в тяжелую сумку, в которой, как мне кажется, у нее и личная квартира находится. Настолько она большая и вместительная. — Вы чего тут раскудахтались, бабоньки? — в раздевалку влетает Карина Кравцова и пулей мчит к раковине. — поберегите силы для игры. Мы порвем их, как Тузик грелку в лучшие годы его жизни! — Но вы их видели? Они ж огромные! — снова скулит Люба. Я в это время сижу и завязываю волосы в две небольшие косички для собственного удобства. — Шейка, прекрати. Ну как баба, ей богу! — Она и есть баба, если ты не заметила, — хихикает одна из девочек, будучи по грудь в своем шкафчике. Явно что-то там ищет. — Не баба, а девушка-а, — дрожащим голосом бормочет Люба, а после начинает плакать. Нет, реветь! Что тоже для нас не в новинку. Шейкина так делает перед каждой игрой. Накручивает себя, ревет, потом краснючая с огромным носом опухшим и глазами по пять рублей выходит на поле. А уж потом говорит, что вообще-то она не нервничала, а плакала, потому что ее Валера снова помирился с девушкой своей. Вот и в этот раз успокаивать Шейкину мы не стали. Она сама поревет, сколько ей надо, а потом успокоится. Как дите малое. Когда к нам заходит тренер, мы по ее лицу понимаем, что без победы нам возвращаться нельзя. Поэтому поднимаемся и выходим из раздевалки. И возвращаемся лишь спустя долгих два часа! Два долгих тайма по сорок пять минут. Один пятнадцатиминутный перерыв. Неприятная пауза, перед которой вратарь противоположной команды вывихнул руку и удалился с игры. Мое тело ломает от боли после тяжелых дней, за которые я почти не отдыхала. Но, несмотря на это, я чувствую, что к игре готова. И даже больше! Во время игры я забываю обо всем безумии. Думаю лишь о самом важном — о победе. Таймы проходят напряженно. Трибуны кричат и поддерживают нас и команду противников. Ругают или, напротив, благодарят за мяч, оказавшийся в воротах команды соперника. Все заканчивается просто ужасно — ничьей! Мы бились не на жизнь, а на смерть, гоняли по полю с мячом, как заведенные, чтобы перед финальным свистком не успеть пнуть мяч в створку ворот. Обидно. Досадно. И не ладно! В раздевалку мы возвращаемся в подавленном состоянии. Никто не шутит и не говорит. Вроде и не проиграли, а осадочек на душе все равно есть. И большой. Мы будто в грязи извалялись. Ничего не хочется. Зоя Дмитриевна хвалит нас за те три мяча, которые мы забили и смогли отбить. — Кравцова, Борцова и Ржевская — умницы. Сахно, ты молодец! Только наведайся в медпункт, пусть посмотрят твою ногу. Чтобы растяжения не было. Остальные — стараемся лучше. Завтра отдыхаем, а в субботу жду всех на утреннюю тренировку. Мы не спорим. Знаем, что заслужили вставать в пять утра в выходной, чтобы тренироваться на улице. Ничего, справимся. Принимаю душ, не пользуюсь своим ванильным гелем для душа. Вместо него притащила мятный — брата. Помню, что сегодня встречаюсь с его друзьями, поэтому никаких женских штучек не использую. Нельзя! — Бабоньки, я сегодня вечером хочу прогуляться. Кто со мной? — кричит Борцова, выходя к нам в коротком полотенце. Остановившись рядом со мной, она взъерошила волосы и окатила меня каплями холодной воды с них. Выругавшись, бросаю на подругу недобрый взгляд, но ей все по боку. — Я — пас! — Ты-то понятно. Ты с Лисиным опять куда-то укатишь. И вообще, когда свадьба? Я хочу на свадьбу! — Иди ты лесом, Борцова. Не хочу. Пока не закончу учиться, никакой свадьбы, — категорично заявляет Карина. — Ну как знаешь. А ты, Шейка? Гульнем? — Я тоже пас, девочки. Как-то настроения нет. Вижу я, из-за чего ее настроение испортилось. Минут десять назад этот Валера, будь он неладен, выставил фотографию со своей девушкой. А ведь еще пару дней назад они расставилась, как говорили, в последний раз. А тут опять вместе. Непостоянные они! Они сходятся-расходятся, а Любочка наша страдает. Ну вот зачем ей такое наказание? Постепенно девочки прощаются и расходятся, а я остаюсь одна. Одна в пустой раздевалке с кучей мыслей в голове, главная из которой — как же страшно-то идти непонятно куда с друзьями брата, которых я вообще не знаю.