Создана чтобы пытать...

Она бежала от преследователей. Ее хотели убить. По счастливой случайности мои владения оказались у нее на пути, и она вбежала в мой замок, даже не зная кто им владеет. В отличии от нее, преследователи знали, кто я, и тут же отказались от намерений поймать ее. Когда я объявился – их уже не было. Осталась только она. Она плакала. Я успокоил ее. Налил ей воды, вежливо попросил все рассказать. Она рассказала. История, в которую она втянулась, сумбурна. Все что я понял – она была вынуждена совершить преступление. Ничего особо греховного и достойного упоминания, но наказание по законам нашей земли за него полагается строгое. Поэтому, узнав, что на нее объявили охоту, она сбежала из города. Ей посчастливилось найти укрытие в моем замке. Она не знала кто я и почему даже городская стража опасается приближаться к моим владениям, но понимала, что ей нечего терять. И честно призналась, что, если б не я – ее бы убили. Я – ее спаситель, и она искренне благодарила меня. Честно говоря, эта история меня не впечатлила, и мы продолжили беседовать. Я попросил рассказать о своей жизни, и от этого она помрачнела. Я настоял – ведь ей можно было мне доверять. Тогда она нехотя открылась. Она сиротка, с детства привыкшая скитаться по приютам. Городские дети часто издевались над ней, иногда даже били. Взрослые относились еще более пренебрежительно. Выросши, она вырвалась из приюта, селилась куда ее впускали и скромно перебивалась случайными, но честными заработками. Вот эта история понравилась мне уже куда больше. Такая несчастная. Такая одинокая и беззащитная. Такая… красивая. Ей семнадцать, она невысокая и худая, но грациозная. В глазах ее тлеет еще совсем детская наивность. Огонь, затушенный жестокостью, которую не пристало познать в ее возрасте. И вот, должно быть уже пожалев, что исповедовалась мне, она еще раз поблагодарила меня и собралась уходить. Я остановил ее, и она удивилась. И тогда я набрался смелости и признался. Я… не буду ее отпускать. Она растерялась. Не понимала, что я имею в виду. Я попытался объяснить ей. Прекрасная мученица – она идеально подходит для пыток. Она создана чтобы ее мучить. Создана чтобы принадлежать кому-то вроде меня. Создана чтобы страдать. Тут она и испугалась. Она попыталась сбежать, но моя стража закрыла ворота замка. Она поняла, что попала в ловушку. Быть может я просто хотел, чтобы она «отблагодарила» меня? У нее было пару раз, о которых она по правде больше жалеет, и она мало что умеет, но если это цена спасения – она готова! Пусть только я пообещаю отпустить ее! Нет. Она неправильно меня поняла. Сейчас я объясню ей, чего я хочу… Я осторожно, ласково взял ее за руку и повел за собой. Она не сопротивлялась. Знала, что ей не хватит сил и будет только хуже. И вот, я привел ее к наполненной купели. Она не понимала, что происходит, хоть и догадывалась. Сначала я подождал, пока на ее личике появится осознание. И когда это произошло – моя забава началась. Схватив за волосы, я насильно окунул ее головой в воду. Она сопротивлялась. Судорожно, отчаянно и так завораживающе! Я подождал, пока она начнет захлебываться и дал ей отдышаться. Глаза ее горели испугом. Теперь-то она поняла, чего я от нее хотел. Я окунул ее снова. На этот раз подольше. Кажется, у нее пошли слезы. Она много страдала, но такого отчаяния не испытывала никогда. Я погружал ее в воду раз за разом, все чаще, все дольше. Она умоляла меня, и голос ее, полный боли, звучал для меня сладкой музыкой. Для нее это тянулось целую вечность. Для меня… чуть поменьше. В конце концов я решил, что на сегодня хватит. И запер ее в темнице. Удалился, занимаясь своими делами. Мне было приятно думать, что она сидит там – под замком, с ужасом осознавая свое положение, теряя рассудок от отчаяния и непонимания. Сладко от мысли, что я могу держать ее там сколько захочу. В темноте, тишине и холоде. Вечером я открыл дверь темницы и оглядел ее. Глаза ее горели испугом. Она смотрела на меня как на монстра. Приятно, но по правде не то, чего я на самом деле желал. Едва скрывая страх, она спросила, что я сделаю с ней теперь. Что сделал я? Снова топил ее в купели. В этот раз она сопротивлялась отчаяннее, с ужасом осознав, что этот кошмар повторяется. Мне нравились ее бессмысленные попытки отбиться. Я топил ее пока просто не устал сам, и снова запер в темнице. Теперь до утра. Утром я пришел к ней и принес немного еды. Голодная, она подавила все остатки гордости и насытилась. Спросила, что я сделаю с ней теперь, заранее зная ответ. Я снова отвел ее к купели. На этот раз та была пуста, и я очень вежливо попросил наполнить ее, показав где вода. А потом наблюдал, с каким трепетом она наливает воду, зная, для чего это. Старается делать это как можно медленнее, бесконечно растягивая этот безболезненный момент. Но, как бы то ни было, в конце концов купель наполнилась. Ее же руками. И я топил ее снова. После чего закрыл в той же самой темнице. На третий день я пришел к ней и с радостью застал на ее лице сломленность. Ночь она потратила на то, чтобы смириться со своей новой участью. Я покормил ее снова – совсем немного еды, чтобы она не чувствовала излишней сытости. Потом она совершенно покорно спросила, что я сделаю с ней сегодня. А на сегодня у меня было много планов. Во-первых, я принес ей рабскую тунику и озвучил ей правила, по которым она будет жить. Ей запрещено носить одежду, скрывающую живот, плечи и колени. Ей запрещено носить обувь. Ей запрещено сидеть и лежать на чем-либо, кроме пола. Ей запрещено первой говорить со мной. Если потребуется что-либо сообщить – придется падать на колени и целовать руку, надеясь, что я позволю. Ей запрещено общаться с кем-либо без моего позволения. Даже со стражниками, которые тоже будут за этим следить. В моем присутствии она должна падать на колени. В свободное от наших забав время ей дозволяется развлекать себя чтением. Спать и есть она может только с моего позволения. Отныне она обязана поддерживать себя в форме гимнастикой. Правила эти будут постоянно дополняться. И об их нарушении я узнаю по одному только взгляду. И буду сурово наказывать… Я спросил – усвоила ли она эти правила? И она ответила, покорно упав на колени. Такая измученная. Такая красивая. И такая сообразительная. Мы развлекались с ней практически каждый день. Я топил ее в купели, чему она больше не сопротивлялась. Наблюдал, как она выполняет гимнастику на рассвете. Разумеется, порол. Приковывал к колонне и оставлял на долгое время в одиночестве. Один раз приковал к дереву во двое – голую, и оставил так до утра, всю ночь любуясь тем, как она дрожит от холода. Иногда, хоть и нечасто, я морю ее голодом. По два, по три дня. Для разнообразия. Это особенно забавно, и жалко, что этим не развлечешься часто, потому как надолго ее тогда не хватит. Мне просто нравится наблюдать, как она еле стоит на ногах после трех дней без еды – бледная, дрожащая, с потерянным взглядом, и мольбой в глазах что я наконец позволю ей притронуться к пище. Конечно же, я использую ее в постели. Разумеется, насытившись ее хрупким телом, я всегда оставляю ее спать на полу. Приятно проснуться среди ночи и услышать, как она тихо дрожит от холода во сне и наблюдать, как она сворачивается клубочком во сне чтобы хоть немного согреться. Это так убаюкивает. Влагалище у нее достаточно тугое, но мы условились, что если она забеременеет - я просто убью ее. Поэтому она всеми силами старается ублажать меня другими частями - руками, ртом, даже ногами. Могу приказать ей целовать мой член, как будто это самое дорогое, что есть в ее жизни, как будто она была рождена для этого и только об этом мечтала. Получается у нее достаточно убедительно. Тем более - по сути это и так недалеко от правды. Когда скучно - я приказываю ей ублажать себя. Это один из немногих приказов, которые она выполняет с охотой. Стесняться ей абсолютно нечего - учитывая, что я уже успел с ней сделать. Стонет она всегда тихо и медленно, но сладко. Однажды, когда ей наскучило стоять на коленях, она так и попросила у меня позволения немного погладить себя. Я похвалил ее, и разумеется разрешил. Чаще всего, конечно, использую ее рот. Поначалу глотать она не могла, но я ее за это не наказывал. Просто накрывал рот рукой, оставляя выбор – либо захлебнуться, либо в конце концов проглотить. Научилась она довольно быстро. Иной раз я просто привожу ее в свои покои и ставлю на коленях. Она стоит часами, не двигаясь и не издавая ни звука. Иногда я заставляю ее то подниматься, то снова падать на колени, и это длилось часами, пока ее прелестные ножки не покрывались синяками. Это красиво. Лицо ее становится напряженным. Но она не сдается и не просит остановиться, потому что знает, как я ее накажу. А как я ее наказываю, когда она разочаровывает меня? Я связываю ее по рукам и ногам, завязываю глаза, рот, и бросаю в темницу. Она остается в полном одиночестве, полной темноте, полной тишине и обездвиженности – в общем состояние, наиболее близкое к смерти. Она этого боится. Один раз я сделал с ней это ради разнообразия – всего на сутки. Она плакала и умоляла не повторять этого. А ведь я не хочу, чтобы она сломалась слишком быстро, и пообещал, что буду делать с ней это только в качестве наказания. Первый и последний раз, когда я пошел на уступку. Она благодарила меня. И стала в разы послушнее. Наши забавы продолжаются. Я постоянно придумываю что-нибудь новое и добавляю новые правила чтобы сделать ее жизнь еще тяжелей. Она уже давно привыкла к такой жизни. Иногда даже покорно улыбается, зная, что мне это нравится. А иногда, когда я в особенно хорошем настроении, я разрешаю ей пообщаться со слугами или приношу новую книгу. И тогда благодарность в ее глазах безгранична. У меня нет цели. Я не женоненавистник, я не выплескиваю на нее детские обиды, я не пытаюсь что-либо доказать. Я просто нашел хорошую девочку и решил ее помучить. Мне нравиться делать больно. Мучить. Пытать. Ломать. Использовать. Издеваться. Глумиться. Мне нравится она…