Энтропия

Энтропия — мера неопределенности информации. Если бы Люмин объясняла это понятие на примере, она бы сказала представить стопку бумаги, в которой все листы исписаны. Энтропия будет равна нулю, поскольку ты знаешь, что любой лист, взятый тобой из стопки, будет точно исписанным. Чем больше все в той же стопке будет чистых листов вперемешку с исписанными — тем больше будет энтропия, потому что ты не знаешь, какой лист вытянешь следующим. Но когда в стопке будут лишь чистые листы, энтропия снова станет нулевой. Так ли это работает с людьми? Ладно, может быть, с не совсем людьми. Точнее говоря, с совсем не людьми. Может ли считаться хотя бы немного человеком чудовище из Бездны? Ответ на подобный вопрос каждый находит для себя сам. Люмин, идеи Бездны откровенно не признающая, с твердой уверенностью может сказать, что ничего человеческого ни в одном монстре Бездны нет. Осталось ли что-то в ее брате или он теперь такой же? Впрочем, может быть, в Эндзё еще что-то осталось. То ли его человеческая форма, похожая на ничем не примечательного жителя Инадзумы, то ли его исследовательский интерес. Он ищет не только полезные для Бездны книги, вовсе нет. Он ищет все, что может быть ему интересно. А может быть, человеческого в нем просто больше. То, как он забавно почесывает затылок. То, как тяжело вздыхает, зовёт ее принцессой и неизменно оказывается в любом разрушенном храме, куда бы она не пошла. То, как ищет встречи, даже если Люмин мечтает его убить. То, как даёт подсказки намеками. Они прозрачные, такие, что Люмин может ломать над ними голову днями, но всегда оказываются верными. Путешественнице совершенно не нравится, что она столько думает о пиро-чтеце. Она могла бы думать о симпатичном адепте, живущем в постоялом дворе Ван Шу, могла бы думать о Дайнслейфе с его надёжностью, могла бы и вовсе обратить внимание на кого-нибудь из Инадзумы. Вместо этого Люмин проводит дни и ночи в Энканомии, болтает с Паймон и постоянно видит Эндзё. Не просто видит — они разговаривают. Сначала это были ехидные подколки друг друга, затем — почти ничего не значащие фразы, и только сейчас это переросло в долгие разговоры о фальшивом небе, Бездне, звёздах и вечном. Возвращаясь к энтропии, мера неопределенности информации здесь должна быть нулевая. Эндзё — враг. Он всегда лжет. Так можно подумать. Но если вспомнить каждый их диалог, выйдет, что он никогда ей не врал. Не договаривал, увиливал от ответа, отшучивался, но никогда не указывал на неверное расположение, человека, никогда не говорил, что он просто гуляет. Энтропия снова стремится к нулю. Возможно, не совсем к нулю. Если увиливание считается за ложь, то ее значение минимально, но оно есть. Люмин, по теории вероятности, никогда не может знать на сто процентов, скажут ли ей в этот раз правду. События, вообще-то, равновероятны, а Люмин слишком доверчива. Она раз за разом помогает кому угодно, даже если это те, с кем ее взгляды на жизнь расходятся в две параллельные, которые так никогда и не сойдутся. Если бы она слушала Паймон, возможно, она бы убила его ещё в первую встречу. Тогда энтропии не было бы вовсе — мертвый человек не может сказать тебе правду или ложь. Он будет молчать. Будет молчать, и тогда значение равно нулю. Ты знаешь, что он будет молчать. Но она не слушает. Паймон хороший друг и компаньон, и она правда помогает, даже если не знает об Итэре совершенно ничего, но Люмин однажды обнаруживает, что стала относиться к Паймон с подозрением. Потому что Эндзё сказал, что она может предать. Какая глупость. Они столько путешествовали вместе, а Люмин верит глупому пиро-чтецу, словам которого в идеале доверять нельзя. Пиро-чтецу, который рассказал об этом мире хотя бы часть от того, что она хотела бы знать. Возможно, именно это Люмин и ценит в нем больше всего. Информации от врага она получает больше, чем от тех, кому так стремится помочь. Звучит, почему-то, хуже, чем ей хотелось бы, и пусть она путешественница и альтруистка, всё-таки, ей бы хотелось, чтобы хоть кто-то кроме вечно пропадающего Дайнслейфа и Эндзе рассказывал ей о Бездне. О той Бездне, что скрывается за миллиардами хиличурлов, магов и вестников. О той Бездне, где оказался маленький Аякс, ставший впоследствии Чайльдом Тартальей. О той Бездне, где небо такое же фальшивое, как и на поверхности. О той Бездне, где сейчас находится ее брат. Эндзё никогда не говорит о своем принце. Один из тех случаев, когда он качает головой, говорит, что сейчас не время и предлагает заняться чем-нибудь ещё. Например — разойтись и не мешать друг другу в осуществлении своих планов. Вообще-то, он говорит так каждую их встречу, но если бы он хотел, они бы больше никогда не увиделись. Затерялись бы в разных мирах, и Люмин больше никогда бы не вспомнила ботаника, который оказался чудовищем, сжигающем все вокруг. Судьба распоряжается иначе, и она помнит о нем слишком, слишком много. Столько, сколько не помнят о незнакомых людях и уж точно не помнят о заклятых врагах. Люмин тяжело вздыхает и выныривает из своих мыслей. Опасно так «зависать» — в Энканомии не слишком много врагов, но вишапы никогда не дремлют, а она как раз погасила Дайнити Микоси, чтобы решить очередную загадку ради сокровищ. — Задумалась, принцесса? — голос позади слишком человеческий, и Люмин вытаскивает меч прежде, чем успевает что-либо понять. Эндзё — не монстр, а вполне себе человек, с усмешкой приподнимает бровь. — Я слишком тебя разбаловала. Раньше ты хотя бы отскакивал. В следующий раз снесу голову, — она со вздохом убирает меч обратно и отворачивается. Паймон сейчас нет рядом — осталась на поверхности с Кокоми по настоянию Люмин, посчитавшей, что подруге вредно так долго находиться под землёй. Они могут поговорить… Спокойно. Наверное. — Ты говоришь это каждый раз, и каждый раз останавливаешь меч прямо у моего горла. Разве не чудо? — эту дурацкую ухмылку Люмин мечтает стереть с его лица. В этом плане ей слишком нравится шлем чтеца, он хотя бы не может выражать эмоции. — Брось. Мы уже почти близкие люди. Совсем не обязательно реагировать так. — Ещё одно слово… — она хмурится. Больше всего раздражает то, что Эндзё прав. У Люмин не хватает духу наконец перерезать ему горло, а у Эндзё, напротив, хватает наглости каждый раз издеваться над ней. Издеваться, разумеется, словестно. Физически у него не хватает силенок. — Чего надо? У меня дела. Вообще-то. — Правда? Ты сидишь в таком положении уже больше часа. Я удивлен, что у тебя ещё ничего не затекло. В этой форме у меня всегда затекает, даже если я сижу в идеальной с точки зрения книг позе, — он трёт запястье, словно вспоминая эти ощущения и слегка склоняет голову вбок. Иногда Эндзе забывает, как должна работать человеческая мимика, и тогда он выражает любопытство единственным доступным ему способом. Не то, чтобы это мешает, путешественница всегда понимает его почти без слов, просто его раздражает отсутствие хотя бы рта. Строение у чтецов, вестников и прочих существ, крайне, крайне интересное. В самом плохом смысле. — Смотрю, как бы один совершенно не подозрительный пиро-чтец ничего не украл. Ты ведь постоянно тут что-то вынюхиваешь, ищешь какой-нибудь невероятный артефакт, который, несомненно, поможет Бездне, — Люмин прикрывает глаза. В какой момент она начала доверять ему настолько, чтобы не быть напряжённой каждую секунду? — Я из самых чистых побуждений прихожу к тебе, принцесса. Я тут вычитал крайне занимательно понятие в одной из книг. Хочешь, расскажу про него? — улыбка у него мягкая, почти снисходительная, будто он говорит с ребенком, и у Люмин нервно дёргается глаз. Когда-нибудь она его убьет. Когда-нибудь, но не сегодня. — Знаешь, у энтропии есть несколько определений. Из математики, биологии, физики, астрологии… — Эндзе начинает издалека, словно отвлекает ее от чего-то важного, и Люмин невольно напрягается. Глаза, впрочем, не открывает, показывая, что слушает лишь кивками в некоторых частях рассказа. Получилось, надо сказать, забавно. Люмин думала об энтропии слишком много сегодня, и вот Эндзе рассказывает ей об этом. Возможно, этот термин станет чуточку яснее, если она получит объяснение не от старых книг, текст в которых уже практически не разобрать из-за древности и пыли. Эндзё, несмотря ни на что, хороший рассказчик, и ей приходится это признать. — Энтропия в физике — мера оценки эффективности энергии. Энтропия в химии — упорядоченность частиц в системе. Энтропия в астрологии — состояние Вселенной, и знаешь, что будет, когда она достигнет своего максимального значения? Существует теория о тепловой смерти Вселенной… Люмин тяжело вздыхает. Этой Вселенной грозит смерть — тепловая или не тепловая — в любом случае. Хонкай жрет все, что попадается на его пути, и неважно, растения, животные или живые люди это. Не спасётся никто, разве что произойдет чудо. Чудес не бывает — это Люмин поняла ещё на моменте путешествия в миры, когда они с братом были значительно младше и неопытнее, чем сейчас. Полагаться можно и нужно только на себя, а не на знаки свыше. — А энтропия в теории информации — это мера ее неопределенности, — Люмин практически перебивает его. Не слишком вежливо, но от мыслей о том, что Хонкай сейчас разрушает и этот мир, а у нее рядом даже нет брата, настроение портится куда сильнее, чем при любых других. — Да, я знаю этот термин. И он у меня ассоциируется с тобой. — Какие откровения, — Эндзе легко хмыкает, кажется, совершенно не обидевшись на то, что его перебили. — Поведай же мне, какие именно ассоциации со мной у тебя вызывает это слово. А я, может быть, тоже расскажу тебе что-то, чего ты не знаешь. — Это я уже слышала, — Люмин отмахивается. Впрочем, такие мысли ни для кого не секрет, и она спокойно может ими поделиться. Разве что, не с Паймон. Она ценит ее, правда, но маленькая летающая фея слишком, слишком болтлива. Ни к чему кому-то другому знать о таких встречах. Она молчит некоторое время, словно стараясь сформулировать мысль. Возможно, говорить это было плохой идеей, но отступать уже некуда. Эндзё ее не торопит — терпеливо ждёт, поправляет очки и устраивается в более удобную позу рядом с ней. Когда он успел сесть настолько близко и когда она успела довериться ему настолько, что не заметила этого? — Если коротко, то, как ты и сказал, энтропия — мера неопределенности информации. И я просто… Связала это с тобой. В случае с тобой энтропия максимальна. Скажешь ты правду или соврешь… Это ведь равновероятные события, верно? — Люмин старается упрощать. Она знает, что ее поймут в любом случае, но сама она боится запутаться. — Не строй такое обиженное лицо, Эндзё. Ты ведь прекрасно знаешь, почему я не доверяю тебе и никогда не смогу довериться. Мужчина рядом легко закатывает глаза и смотрит на нее. Как всегда, упряма, но так прекрасна. Можно и простить такие неосторожные и ранящие слова… Эндзё от собственных мыслей становится смешно. Его это не волнует, его беспокоит только собственное благополучие, благополучие бездны… И, разве что совсем немного, его беспокоит путешественница, но это беспокойство другое. Вызывает странные чувства, и принц определенно их не одобрил бы, а потом на пушечный выстрел не подпустил бы к сестре. Возможно, ему стоит почаще показывать ей, что даже если он далеко, он все равно волнуется, переживает и заботится как умеет. У Люмин от усталости и собственного бессилия потихоньку опускаются руки, даже если она продолжает убеждать всех в обратном. Не ровен час, так она и вовсе забросит всю эту идею. — Ты же знаешь, принцесса. Ты мне так нравишься, и мне так больно слышать от тебя о недоверии. Мы ведь можем прийти к общему консенсусу, разве нет? Будь ты слегка сговорчивее, мы бы, возможно, уже давно прекратили любые наши споры и занялись куда более важными на данный момент вещами. — Правда или ложь? — Люмин щурит глаза, смотрит на него с почти улыбкой. О том, что она ему нравится, Эндзе без устали напоминает каждую их встречу, неважно, дерутся они или просто разговаривают. — Ну же, давай. Внеси немного ясности, чтобы уменьшить значение энтропии. Знаешь, я не люблю, когда оно максимальное. — Правда. Но ведь ты же все равно мне не веришь, — Эндзе наигранно грустно качает головой, а потом ловит путешественницу за руку и слегка сжимает. Такие «случайные» прикосновения давно стали частью их общения, как бы Люмин не возмущалась и как бы не дергалась куда подальше. — Тогда в чем смысл подобных вопросов? — Просто. Интересно, что ты думаешь об этом, — Люмин предупреждающе качает головой и отодвигается. Можно смотреть, но не трогать. Может быть, когда-нибудь потом, она разрешит до себя дотронуться, но сейчас эта зона ещё закрыта. Эндзё, впрочем, это не останавливает, но он хотя бы не лезет к ней под юбку. Они оба замолкают, не сговариваясь. Люмин уставляется взглядом туда, куда планирует отправиться дальше, а что делает Эндзе, она не знает и не хочет знать. Она думает об энтропии и о том, что сегодня слишком много совпадений для обычного дня, а ещё о том, что подобные термины слишком сложные, и кто их придумал вообще. Может быть, ей стоит подумать об энтропии как о тепловой смерти Вселенной. Это будет куда полезнее, чем постоянно крутить в голове один и тот же образ, раз за разом стараясь убедить себя в том, что он ещё не слишком въелся в память. Но мыслей никаких уже не осталось. Люмин, на удивление, чувствует себя слишком расслабленно, и она могла бы понять свою ошибку, если бы на нее сейчас же обрушился дождь из горящих метеоритов, но в данном случае энтропия равна нулю. Эндзё не нападет, как бы не грозился этим. Эта игра в кошки-мышки даже забавная. — Мне пора, — Эндзе вдруг поднимается со своего места, и Люмин хватает только на то, чтобы поднять голову. — Если принц увидит меня в таком положении… Он не говорит, что будет; явно ничего хорошего. Люмин кивает и возвращается к созерцанию просторов Энканомии. Сейчас они исчерпали любые темы для общения, но их встреча случится вновь. Возможно. Люмин слышит позади себя звук открывающегося портала и закрывает глаза. Энтропия снова стремится к своему максимальному значению.