āboliņš

Бежать в высокой траве. Преследовать этого человека, как видение, но знать, что он — целое, а ты — его часть. Вопрос на повестке дня: кто без кого не проживёт? Ты знаешь ответ точный и ясный, а он всё уходит. Дальше и дальше. Дальше и так далеко, что ты начинаешь понимать суть его слов. "Надо быть сильным",— сказал он тогда. Его спина закрывала солнце, и он весь светился в летних бликах и пыли от жёлтых колосьев. Всё ещё бежишь. Так пытаешься успеть, заранее зная — зря. Самообман — состояние из привычных, но так непривычно нудно ноет в груди, когда понимаешь, что он не успел сработать. Этот человек оборачивается, наполовину скрывшись в тени деревьев. Тянешь руку, а он улыбается на прощание. Не говорит "до встречи". Всего одно слово, но издалека не слышно. Догадайся сам. Говорят, жёлтый к разлуке. Ты отряхиваешь руки от пыльцы и заходишь в тень. Выходишь за ним, но не находишь. Ступаешь на дорогу. Пыльный асфальт. Ты здесь разбивал колени, когда играл в догонялки. Давно-давно. Идёшь прямо. Босиком по рисункам детским мелом, по битому стеклу, недокуренным сигаретам и мягким выбоинам на дороге. Сквозь кроны тополя пробиваются лучи. Тёмная зелень отдаёт золотым отливом. Летний закат остужает асфальт. Идёшь неспеша. Идёшь и идёшь. Оборачиваешься, чтобы запомнить вид. Знакомый двор. Твоё детство и разбитые колени. Чёрные окна, тёмные двери. Старые дома-коробки. Уют среди простоты, которого ты никогда не мог понять, но навсегда запомнил. Смотришь вперёд и чувствуешь, как пустеет в низу живота. Понимаешь, что было за слово. Догадался. Чёрные окна, тёмные двери. Идёшь по кругу. Золотые лучи слепят глаза. Иди, иди. Не оборачивайся. Поворот направо. Всё кажется картиной, в которой ты не существуешь. Чёрные окна, тёмные окна. Все двери распахнуты настежь. Разве не так выглядит девятый круг? Попробуй, найди среди этого своё место. Ты останавливаешься, пройдя ровно половину. Оглядываешься через плечо, словно назад, туда, где только что ловил мираж. Яркая сочная зелень. Одна тропа среди колосьев. Солнце слепит тебе глаза. Не выдержав, валишься с ног. Весь в пыли и мурашках катишься по склону с клевером. Рвёшь листки, забиваешь ногти землёй, пока не падаешь на спину. Прижимаешь к себе грязные руки, вырванный с корнем клевер. Сырая земля падает за воротник. Что бы ощущал покойник, если бы не сгнил до того, как его гроб рассохнется? Закрываются двери. Твой вопль слышат на верхних этажах. Смеёшься для того, чтобы после взвыть и застонать от страха. Так тоскливо. Всё родное в один миг — чужое. Это место выглядит так, словно ты здесь уже умирал. Посчитай, сколько тебя в тебе, и подумай: вас много, а лежишь и вопишь ты. Рыдаешь? Знаешь, что не выход. Этот круг невозможно пройти до конца. Он называется "чувствуй". Здесь только ты и призраки прошлого. Только ты и страх одиночества. Ты и пустота, которую не восполняешь. Мечешься по траве, ломаешь косточки позвонков. Слёзы твои горькие выжигают лунки на нежном зелёном ковре. Контролируй свои эмоции. Ты никогда не чувствовал так сильно, как сейчас. Агония. Припадки искалеченной души. Выпустить её наружу, сумасшедшую и безумную, — страшнее, чем держать на цепи. Но что делать, когда не ты больше хозяин? Никто не спрашивал тебя о статусе и рангах. Это насильно, и ты терпишь. Это больно для твоего тела, но оно хочет получить облегчение. Оно хочет освобождения. Ты умрёшь ещё не один раз. Ты опустишься ниже, чем ямы, которые вымываешь слезами. Глотаешь землю и скребёшь ногтями осыпающиеся корни травы. Понимаешь. Когда он уходит, солнце ползёт за крыши домов. Смысл сужается до его слов. Он не говорит "до встречи". Он говорит "прощай".