Inversio

— Поздравляю, Калеб! Ты всё-таки решил вернуться туда, где твоё место, — Джанин двигает своими яркими губами, а её фарфоровое лицо, кажется, сейчас пойдёт трещинами от широкой улыбки. Всё это выглядит гротескным в голубоватом свете лабораторной лампы. Во фракции Эрудитов, определенно, обожают все оттенки синего и голубого. Я слепо таращу глаза, уставшие за целый день работы от компьютерного шрифта, пытаясь понять, как должен отреагировать. — Я рад, что вы позволили мне вернуться. Это правда. Помимо всего прочего, именно здесь я ощущаю себя на своём месте. Только вчера я расстался с Беатрис, чтобы вернуться сюда, в Эрудицию, и был принят обратно, как и обещала мне Джанин. — А твоя сестра, мм? Джанин перестаёт моргать, ожидая ответа. Я молчу. И так понятно, что Беатрис осталась с мятежниками. — Ладно, — сладко улыбается Джанин, — Мы можем обсудить это позже. Главное, что ты с нами. Слова звучат как-то двусмысленно. Но, пока я раздумываю над этим, Джанин склоняется к экрану лабораторного компьютера: — Какой проект ты решил выбрать на этот раз? Я краснею, вспоминая свою неудачную попытку разобраться в человеческих эмоциях, которая привела к провалу инициации. — Ты изучаешь данные о Катастрофе. Что именно тебя интересует? — Всё — воодушевляюсь я. — Как это произошло, почему... И от чего именно охраняют нас Бесстрашные, патрулируя периметр Ограды... Зачем вообще нужна Ограда? Джанин сдвигает брови, слегка закусывая нижнюю губу. Я предполагаю, что она принимает какое-то решение. Наконец, она улыбается странной улыбкой. — Что ты знаешь о законах Фарадея, Калеб? — Эээ... — я мучительно пытаюсь вспомнить что-то из школьного курса физики. — Это об электромагнитной индукции. Извините, я больше интересовался математикой. — Верно, — улыбается Джанин, — Я тоже не физик, а нейрохимик, поэтому мало чем смогу тебе помочь. Скажу только, что после Катастрофы наши физики выяснили — законы Фарадея перестали действовать на Земле в определенных зонах. — Но... — я мучительно пытаюсь переварить полученную информацию. — Электромагнитная индукция... Это ведь значит... электродвигатели... электричество... Что ещё? Я слишком растерян и некомпетентен в данном вопросе. — У нас есть машины, поезда, которые ездят... Ммм... У нас есть электричество. — За Оградой, Калеб, — подсказывает Джанин. — За Оградой ничего этого нет. Я чувствую себя идиотом. — Одна из версий, — говорит Джанин, с сочувствием глядя на мои мечущиеся по столу пальцы, — Заключается в том, что произошла инверсия геомагнитных полей, которую предсказывали ещё в 21 веке. Что это значит? Я пытаюсь взять себя в руки, чтобы продолжать дышать. — Но... геомагнитное поле настолько слабое, что мы бы его вообще не ощущали! Джанин вновь улыбается. Что? Что я упускаю? — Продолжай рассуждать, Калеб, — приказывает она. — Геомагнитное поле... Его ось не совпадает с осью вращения Земли. Перелётные птицы используют его для ориентирования. Мне становится стыдно, что мои знания такие скудные и разрозненные. Я вижу в глазах Джанин жалость. — Ты никогда не задумывался, почему Эрудиты, владея технологией квантовых компьютеров, заставляют остальные фракции экономить электричество? Я задавал себе множество вопросов, но это «почему» не входило в сферу моих интересов. Прежде всего потому, что до перехода из своей фракции я нечасто сталкивался с Эрудитами. Некоторые вещи, известные с рождения, принимаешь как данность, даже не задумываясь об этом. — Нет, — выбираю я краткий ответ, с интересом ожидая продолжения. Джанин изучает меня из-под полуопущенных век. Я её разочаровал? — Ты знаешь, что произошло во время Катастрофы? Я задумываюсь. Если бы Джанин хотела от меня ответа из учебника, то не стала бы спрашивать. А кстати, что гласит официальная версия? Катастрофа произошла вследствие ядерной войны между сверхдержавами? Были затронуты все континенты Земли? Я снова ощущаю себя маленьким ребёнком, беседующим с профессором. Мучительное чувство. Я вижу, что у Джанин есть ответы, и устремляю взгляд на её лицо. Лидер Эрудитов лишь загадочно улыбается: — Если хочешь, я буду твоим куратором в данном исследовании. В моей груди помимо воли зажигается звезда. Разве работать под началом Джанин — это не то, чего я добивался? — Встретимся у меня через час, — медленно произносит она, облизывая губы. — Д... да, — я веду себя, как последний идиот, и, к сожалению, осознаю это. Вряд ли Джанин захочет себе такого студента. Она кладёт руку мне на плечо. Даже через пиджак я ощущаю жар в том месте. Её пальцы сжимаются, как когти. Приближая своё лицо, она говорит тихо: — Я покажу тебе, как работает система. Система чего, хочу спросить я, но только с трудом сглатываю. А Джанин уже отходит, покачивая бёдрами. * * * Ровно через час я стучусь в дверь комнаты Джанин. Я пока плохо ориентируюсь в главном здании Эрудитов, но спрашивать о ней других кажется неправильным. Что, если это ещё одна проверка? Я уверен, что личные покои Лидера фракции находятся в подвале — это самая охраняемая часть здания. Ну а дальше... я горжусь тем, что додумался взглянуть на план эвакуации. Подобные висят у лифтов на каждом этаже. Благодаря педантичности Эрудитов, на плане помечены все лаборатории, подсобные помещения, аудитории для занятий. Жилое помещение на данном этаже только одно — через пару минут я безошибочно вычисляю, в каком направлении двигаться. — Проходи, Калеб! Джанин отступает в сторону, чтобы я мог войти в её комнату. Я знаю, что выгляжу глупо, пялясь на неё и сглатывая слюну. Я привык видеть её в строгих синих платьях. Но сейчас на ней надето нечто короткое с длинными рукавами, из мягко переливающейся ткани, завязанное спереди поясом. Я никогда не видел ничего подобного. Женщины в Отречении носили свободные рубашки с широкими штанами либо длинные платья серого цвета. Бесстрашные любят всё чёрное и обтягивающее. Эрудитки надевают прямые платья или брючные костюмы. Но эта вещь на Джанин явно относится к предметам роскоши и, возможно, сделана из шёлка. Я уверен, что люди в Городе не владеют технологией изготовления такой ткани. — Вот, я взял в библиотеке книгу по геофизике. Я не упоминаю, что даже успел кое-что в ней прочитать, и собирался обсудить это... Джанин улыбается и делает приглашающий жест рукой, думая, что я застыл потому, что поражён её внешним видом. Отчасти так и есть. Она выглядит не так, как на работе, и улыбается по-другому. Нежный оттенок ткани заставляет светиться её бледную кожу. — ...Источник геомагнитного поля расположен внутри Земли. Есть разные теории, откуда оно возникло, — от волнения я не могу перестать говорить, но Джанин, похоже, совсем не слушает. Она берёт меня за локоть и провожает к дивану с мягкой обивкой, перед которым расположен низкий столик. Это напоминает картинки в книгах, изданных до Катастрофы. Обычно Эрудиты предпочитают более функциональную мебель. Джанин присаживается боком на диван, шёлк стекает с её бедра, обнажая его. — Садись, Калеб! — Так вот. Геомагнитное поле... — снова начинаю я. — Позже, Калеб! Она пытается говорить нежно, но я всё равно слышу сталь в её голосе. Я не смею ослушаться. Джанин тянется к столику, на котором стоит бутылка, два стеклянных бокала и тарелка с фруктами. Это настоящие свежие фрукты! Я не помню, когда последний раз ел такие, разве что в тот год, когда мы помогали в садах фракции Дружелюбия со сбором урожая... Тёмно-красная жидкость оказывается в бокале, который Джанин предлагает мне взять из её рук. Её пальцы обхватывают тонкую ножку бокала, и мне придется коснуться их, чтобы принять угощение. Я сосредоточен на том, чтобы ничего не уронить и не разлить, кончики моих пальцев слегка подрагивают. Ничего страшного не происходит — меня не обжигает адским пламенем и не пронзает молнией, когда я касаюсь её сухой прохладной кожи. Джанин насмешливо улыбается. Такое ощущение, что она видит меня насквозь. Поднимая свой бокал, она приближает его к носу и слегка вдыхает, покачивая рукой. — Это вино пережило Катастрофу. Попробуй, — она отпивает из бокала глоток, приглашая меня сделать то же самое. Я не уверен. Изо всех фракций только Бесстрашным официально разрешено употреблять алкоголь... Но моя рука сама подносит бокал к лицу, и я вдыхаю запах, аналогов которому не было в моём опыте. Мои губы касаются стеклянного края бокала, и между ними в рот течёт жидкость — обжигающая, и горькая, и кислая, и сладкая, всё сразу. Первым побуждением становится избавиться от этого, но я глотаю, и вино обжигает моё горло, пищевод, желудок, а потом жар распространяется по всему телу... — Не так быстро, Калеб, — улыбается Джанин. Я пытаюсь отдышаться, а она протягивает мне один фрукт из тарелки. — Персик? Я снова принимаю еду из её рук. Поверхность персика шершавая и гладкая одновременно, прямо как кожа Джанин. Слегка надавливаю пальцами, мякоть мнётся под моей рукой. Чувствую приторный запах... На вкус он нравится мне больше, чем вино. Когда я надкусываю плод, сладкий сок, брызгающий в рот, притупляет жжение от вина, зубы царапают внутри что-то твёрдое. Косточку. Я кладу надкушенный персик на столик. Джанин наблюдает за мной голодными глазами. Нервничая, я опускаю взгляд на книгу в твёрдой обложке, почти новой, которая всё ещё лежит на моих коленях. — Ммм... Я выяснил, что геомагнитное поле представляет собой своеобразный щит Земли, — бормочу неуверенно. — Оно защищает поверхность планеты от космических частиц, так называемого, «солнечного ветра»... — Ты молодец, Калеб! — прерывает меня Джанин. Этот разговор ей неинтересен? Тогда зачем я здесь? Мои пальцы липкие от персикового сока, и я пытаюсь незаметно вытереть их о брюки. Джанин снова поднимает свой бокал, предлагая мне сделать так же. Я не хочу опять пить вино, но понимаю, что выбора нет. Она отпивает, на этот раз куда больше, потом шумно выдыхает. На её бледных скулах проступает румянец, словно ей тоже стало жарко. От следующего глотка у меня в ушах нарастает звон, в глазах темнеет. «Главная составляющая геомагнитного поля аппроксимируется в виде ряда по гармоникам — ряда Гаусса,» — проговариваю я про себя, представляя страницу текста из книги. Я далеко не всё понял в том, что прочитал, но у Джанин спросить не решаюсь. Вблизи поверхности Земли геомагнитное поле близко к полю магнитного диполя. Таким образом, земной шар представляет собой полосовой магнит с осью, направленной приблизительно с севера на юг. — Ты можешь снять свой пиджак, — подсевшим голосом замечает Джанин. Это не предложение, а приказ. Не глядя на нее, подчиняюсь, продолжая вести внутренний монолог. Процесс инверсии магнитного поля считается стохастическим, то есть происходит случайно через разные промежутки времени. Предыдущая инверсия происходила, вероятно, 78 тысяч лет назад. Джанин снова наливает нам из тёмной бутылки, прикасается краем своего бокала к моему. Раздаётся лёгкий звон. — За сотрудничество, Калеб... За плодотворное сотрудничество, — добавляет она. Я молчу. Предполагается, что во время инверсий магнитосфера Земли ослабевала настолько, что космическое излучение могло достигать поверхности Земли. Это явление может наносить вред живым организмам на планете. За периметром не безопасно, а моя Бесстрашная сестрица Беатрис, я уверен, рвётся улизнуть туда при первой возможности. И других за собой сманить. Отпив щедрый глоток из своего бокала, Джанин вытирает пальцем нижнюю губу, затем ведёт им вниз по шее, по ключице, к своей груди, задевает одежду и останавливается, слегка сдвигая её с плеча. Я вижу край чего-то очень изящного, словно сплетенного из тончайших нитей. Кружево, вспоминаю я. На картинках в книгах было нечто похожее, но вживую, конечно, выглядит гораздо лучше. Внезапно мне хочется узнать, каково оно на ощупь. Поднимая глаза, я натыкаюсь на жадный взгляд Джанин, но почти тут же она снова отодвигается, прячась за своей понимающей улыбкой. Кончик её языка облизывает алые губы. — Вы считаете, что сейчас Земля переживает процесс инверсии? — вырывается у меня. Джанин досадливо морщится. — Об этом говорят результаты экспериментов. Как ты думаешь, почему мы живём внутри Ограды? Снаружи небезопасно. — Если магнитосфера больше не защищает Землю от микрочастиц и «солнечного ветра», то... Почему мы внутри Ограды этого не ощущаем? Джанин смотрит на меня, подняв брови. Ограда. По периметру Города. Замкнутая система. — Замкнутый контур, — говорю я, ожидая реакции. Она довольно улыбается, подсказывая: — Магнитная индукция. — Магнитная индукция возникает, когда проводник движется внутри замкнутого контура с током. То есть внутри Ограды. Что же является проводником? — рассуждаю я сам с собой. Что движется внутри Ограды? Непрерывно движется... Поезда? Я открываю рот, зачарованный пришедшей в голову мыслью. А я-то давно гадал, зачем они нужны. Зачем тратить ресурсы, заставляя поезда непрерывно двигаться? Во всём городе не найдется столько грузов, чтобы перевозить круглые сутки. Это стОит обдумать... — Инверсия, Калеб, — полузакрыв глаза, тянет Джанин. — Такое красивое слово... Я вспоминаю дополнительные занятия по латыни, которые посещал в школе среди курсов по выбору. — Inversio значит «перестановка, изменение». — Не только, мой милый, — она впервые называет меня так, — Инверсия это предпочтение необычного обыденному. Я не понимаю, что она имеет в виду. Мне хочется прямо сейчас оказаться в тишине библиотеки, но это невозможно. — Пойдём, Калеб, — говорит, вздыхая, Джанин. — Я обещала тебе показать, как работает система. Поднимаясь, она идет к компьютеру у другой стены. Её туфли негромко постукивают по полу, и я снова замечаю это покачивающее движение бёдрами. Она кладёт руки на спинку кресла перед компьютером и зовёт: — Калеб! Я срываюсь с места достаточно быстро и едва не падаю — ноги мои ведут себя странно, мне с трудом удаётся их контролировать. Джанин почти смеётся. Кажется, что её глаза рассыпают золотистые искорки по всей комнате, на волосы, на одежду, заставляя её сиять. — Осторожно, Калеб! Вино может быть опасным, если ты не привык к нему! «Опасно» — это слово заставляет меня прийти в себя. Мама предупреждала, что Джанин опасна... Я должен контролировать себя... Я сажусь в кресло, и Джанин как бы невзначай кладёт руки мне на плечи. Я никогда не видел гигантских змей, вроде удава или анаконды, только читал о них... Прикосновения Джанин кажутся мне змеиными кольцами, сжимающимися вокруг моего горла. Мне трудно дышать, но я должен сосредоточиться. Значит, у Джанин три компьютера. Один наверху, в официальном кабинете, другой внизу, в лаборатории, и третий здесь, в её личных комнатах. Вряд ли компьютеры связаны сетью, иначе можно было бы взломать все, получив доступ к одному. Значит, у неё есть три автономных компьютера, на которых она дублирует информацию. Это опять же нелогично. Вероятно, на каждом компьютере хранится только часть информации, и один бесполезен без двух других. Джанин собирается открыть мне доступ к одному из компьютеров. Это правильно — пока я ещё полностью не доказал свою лояльность. Она откроет доступ к тому компьютеру, куда невозможно попасть без её ведома... Наверняка в двери личных покоев встроен сканер сетчатки глаза или что-то в этом роде. — Виктор, — произносит она. Экран начинает мерцать. — Теперь ты. — Виктор, — повторяю я. — Запомнить, — говорит Джанин. На экране мелькают коды загрузки. Наконец, женский голос отвечает: — Доступ разрешён. Мы вошли в сеть. — Камеры, — командует Джанин. Я вижу на экране, разделённом по секторам, изображения с нескольких видеокамер. Узнаю знакомые места: здание школы, автобусную остановку, парк «Миллениум»... Каждую секунду количество камер, показывающих изображения, удваивается. Зал Собраний Отречения, библиотека, общие комнаты Эрудитов, подземелья Бесстрашных, Зал Суда Искренних, фермы Дружелюбия... Господь Всемогущий, Джанин может отслеживать ВСЁ! У меня возникает множество вопросов, но пока лучше придержать их. Выдыхаю, и чувствую, как Джанин за спиной смеётся. Ей нравится моя реакция. Её пальцы зарываются в мои отросшие волосы и начинают массировать голову. Мне приятно, но почему-то вместо меня стонет она. Рука спускается вниз, расстёгивая пуговицу за пуговицей на моей рубашке... Меня окутывает сладкий запах, от которого немного кружится голова. Я должен сохранять ясный разум, поэтому повторяю: Явления индукции в движущихся и неподвижных проводниках протекают одинаково, но физическая причина возникновения индукционного тока оказывается в этих двух случаях различной. Не понимаю, что мне делать. Очевидно, Джанин старше и опытнее, и точно знает, чего хочет. Она берет мою руку и тянет за собой. Её пальцы абсолютно сухие в отличии от моих потных рук, как будто она совершенно не волнуется. В случае неподвижных проводников электродвижущая сила индукции является следствием действия на свободные заряды вихревого электрического поля, возникающего при изменении магнитного поля. За дверью, на которую я сначала не обратил внимания, спальня с подсвеченным потолком и голыми серыми стенами. Большую часть комнаты занимает кровать под тёмно-красным балдахином на тонких резных столбиках. Я никогда такого не видел. Мне приходит в голову одно слово — «излишество». Это настолько не сочетается с тем строгим образом Джанин — бескомпромиссного лидера Эрудитов, которого она изображает каждый день на работе. Я бы скорее подумал, что она спит на голых досках в окружении книг и компьютеров. Или вообще не спит... Магнитным потоком называют величину, равную произведению модуля вектора магнитной индукции, площади поверхности, пронизываемой данным потоком, и косинуса угла между направлением магнитной индукции и перпендикуляра к плоскости поверхности. У меня ощущение, что моё тело больше мне не принадлежит — оно полностью во власти Джанин. Повинуясь лёгким касаниям её рук, я разворачиваюсь, позволяю ей полностью расстегнуть мою рубашку. Мои грудные мышцы и бицепсы непроизвольно напрягаются, когда она смотрит на моё тело, в её глазах словно вспыхивает огонь. Магнитный поток можно наглядно представить как величину, пропорциональную числу магнитных линий, проходящих через данную площадь. Она проводит двумя пальцами, надавливая, сверху вниз — от моей груди до пупка и ниже, цепляясь за пуговицу на брюках. Моё тело вибрирует. Я ощущаю себя замкнутым контуром, по которому пущен переменный ток с высокой частотой. Я пытаюсь раздеться сам, она отводит мои руки в сторону — ей нравится моя беспомощность. Она стягивает вниз мои брюки, потом толкает меня на кровать и, когда я сажусь, опускается на колени, снимая с меня ботинки, носки и всё остальное, как будто я маленький мальчик. Изменить магнитный поток можно меняя площадь контура, модуль индукции поля или расположение контура в магнитном поле, двигая его. Потом она поднимается и медленно развязывает пояс. Шёлк соскальзывает с плеч, мягкими складками ложится на пол. Джанин остаётся в чём-то полупрозрачном, отделанном теми самыми кружевами. Рассеянный свет, льющийся с потолка, заставляет сиять её светлые волосы, бледную кожу, ткань, облегающую её тело с настоящими женскими изгибами. Уверен, она прекрасно знает об этом эффекте. При изменении числа магнитных линий через поверхность, ограниченную контуром, в нём возникает электродвижущая сила. Лицо Джанин становится очень жёстким, когда она медленно спускает тонкие бретельки, позволяя ткани свободно скользить. Я вижу ее грудь. Электродвижущая сила индукции равна и противоположна по знаку скорости изменения магнитного потока через поверхность, ограниченную контуром. Сердце бьётся невероятно быстро, слишком быстро, чтобы я мог нормально дышать. Больше всего это чувство похоже на страх, от которого дрожат кончики пальцев. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, и Джанин даёт эту возможность. Она стоит, не двигаясь, оставшись в одних туфлях. Я кусаю губы и не смотрю, не смотрю, не смотрю вниз... Женское тело, не прикрытое одеждой, кажется невероятно мягким и беззащитным. Всё, что нам в Отречении когда-либо рассказывали об отношениях между мужчиной и женщиной, сводилось к фразе: «Господь соединяет любящих в вечном союзе, дабы плодиться и размножаться». Конечно, я читал книги по биологии и по медицине, но, думаю, там этой теме не уделялось достаточно внимания. Впрочем, полагаю, что животных тоже никто не обучает совокупляться, и в нужный момент это происходит как-то само собой... Как только Джанин почувствовала, что моё внимание переключилось на что-то другое, она опять взяла меня за руку и, управляя, словно куклой, уложила посередине кровати. Когда она опустилась сверху, обхватив часть меня пальцами и направив в своё тело, я закрыл глаза. Я слышал, как воздух со всхлипами входил у меня через рот, но не чувствовал, что дышу. Я вообще больше не ощущал себя. Это было странно, словно я не связан земным притяжением и сейчас взлечу. Я не мог ухватить ни одной связной мысли. Пришлось вцепиться в простыню, чтобы оставаться неподвижным. Джанин снова застонала. Почти сразу она начала двигаться, раскачиваясь на мне. Слишком быстро. Я положил руки ей на бёдра... Но она убрала мои руки, наклонилась вперёд, и задвигалась ещё быстрее — так, как нравилось ей. Длинные светлые волосы иногда самыми кончиками задевали моё горящее от жара лицо. Спустя какое-то время тело само начало отвечать ей. От меня не требовалось думать, в какой момент приподнять бёдра, чтобы проникновение стало более глубоким — моя животная сущность всё делала за меня. Как я и предполагал. Джанин что-то бормотала. Пришлось прислушаться, чтобы разобрать — она выстанывала моё имя. Калеб, Калеб, Калеб... Я чувствовал себя мучительно неловко, потому что она пресекала любые мои попытки дотронуться до неё. Я не вполне осознавал, что делаю — да и не стремился осознать, — когда приподнялся, пытаясь обнять её... Мне надо было почувствовать нечто большее, чем соединение половых органов... Я хотел, чтобы мы стали одним целым. Но Джанин не позволила мне, ясно давая понять, что командует здесь она. В какой-то момент она вцепилась мне в плечи, причиняя боль. Это было даже хорошо, потому что боль позволила вновь ощутить тело. Открыв глаза, я наблюдал, как она запрокидывает голову, как её движения становятся хаотичными, плечи и шея напрягаются, а лицо искажается, когда она замирает, сжимая меня внутри так сильно... Внезапно она открывает глаза: её взгляд затуманен, но лицо спокойное, а дыхание совершенно ровное. — Теперь ты, Калеб. Давай! Я думаю, что не могу дать ей то, чего она хочет. Но она начинает двигаться — медленно и глубоко — так, как нужно мне... Сама берёт мои руки и кладёт их себе на бёдра, чтобы я направлял её. Мне приходится зажмуриться, но и под крепко закрытыми веками я вижу... светлые волосы... серо-голубые глаза... Мне хватает нескольких сильных движений, чтобы прийти к разрядке. Я лежу неподвижно, пока Джанин укрывает нас обоих одеялом и укладывает голову мне на плечо. — Я ждала тебя, Калеб. Так долго ждала, — сонно бормочет она, утыкаясь в сгиб руки. Я жду, когда она заснёт. Остаточное напряжение в мышцах не мешает моему мозгу снова вернуться к анализу информации, наоборот, сейчас я ощущаю невероятную ясность. Джанин упоминала о законах Фарадея, которые больше не действуют в определённых зонах Земли. Каким образом это связано с нейрохимией, её специальностью? Я смутно вспоминаю, что Фарадей проводил химические опыты с использованием электрического тока. Если представить, что человеческое тело — это замкнутый контур, в котором импульсы передаются по цепочкам нервных клеток, подобно электрическому току в жидкой среде нейромедиаторов... Нет, у меня недостаточно информации. Позже. ...Во сне, когда её взгляд не пронизывает меня насквозь. Джанин похожа на труп — её кожа такая бледная, возможно, из-за тусклого освещения, а у корней светлых волос проступает седина. Я осторожно отодвигаюсь — она даже не шевелится. У меня нет времени одеваться, но я всё-таки подхватываю с пола трусы: мне неприятно видеть себя обнаженным. Выходя в соседнюю комнату, бесшумно, но плотно, прикрываю за собой дверь. Я осознаю, что Джанин может проснуться в любой момент, и тогда только от меня будет зависеть, смогу ли я убедительно солгать. Сажусь в кресло перед компьютером и какое-то время, прищурившись, смотрю на экран. Я не предполагал, что возможность представится мне так скоро, поэтому не уверен, что именно хочу найти. — Виктор, — произношу я тихо. Тёмный экран оживает. — Доступ разрешён. Я тихо откашливаюсь. — Личные файлы, — говорю я первое, что приходит в голову. Экран мерцает. — Уточните запрос. — Личные файлы Джанин Мэттьюз. Я не рассчитываю ни на что особенное. Личные файлы членов фракции не находятся в свободном доступе, но Джанин слишком умна, чтобы хранить секретную информацию в личных файлах. В отличии от моих родителей, я считаю, что любая информация может быть полезной. Надо только правильно ей распорядиться. — Запрос обработан, — звучит голос. В личных файлах Джанин содержатся документы. Я пролистываю настолько быстро, насколько могу, чтобы успеть прочитать. Свидетельство о рождении. Родители: Эстер и Майкл Мэттьюз. Ей больше лет, чем я думал — по возрасту она как моя мама. Заключение о тестировании. Результат предсказуем: Эрудиция. Свидетельство от заключении брака с Виктором Эндрюсом, ей было всего восемнадцать. Я запоминаю даты, хотя не уверен, важно ли это. Свидетельство о смерти Виктора — спустя неделю. Свидетельство о рождении младенца мужского пола по имени Ноа датировано следующим днём... И свидетельство о смерти Ноа Эндрюса — двумя днями позднее. Шестнадцать лет назад. Больше в папке документов нет. Пару минут я сижу оглушённый, пытаясь понять. Я знаю, что информации недостаточно, но чувствую, что за всем этим скрывается какая-то трагедия. В конце концов, это не имеет отношения к тому, что я ищу... Какой-то звук заставляет меня вздрогнуть. Я не знаю, как отключить компьютер — надеюсь, что он выключится сам. Надо пойти проверить, спит ли Джанин. Я тихо вхожу в спальню. Она кажется неподвижной, но, стоит мне приблизиться, спрашивает: — Где ты был, Калеб? — Ходил в туалет, — отвечаю я самое логичное, что приходит мне в голову. — Иди сюда, — Джанин перекатывается на бок. Ее ледяные глаза, кажется, пронизывают меня насквозь. Я дрожу от холода. — Ты замёрз, — она укрывает меня мягким толстым одеялом, под которым спустя какое-то время становится невыносимо жарко. Я не думаю, что смогу заснуть — не привык находиться в одной постели с кем-либо ещё, к тому же слегка взвинчен после шпионской вылазки. — Калеб, тебя что-то беспокоит? — спрашивает Джанин раздраженно после того, как я бужу её случайно. Думаю, как отвлечь её внимание от того факта, что я куда-то исчезал среди ночи. Наверно, стоит с ней заняться любовью ещё раз. Но я просто не могу. Значит, нужно притвориться влюблённым. Вряд ли она оценит глупую сентиментальность в моём исполнении. Ближайший спутник любви — ревность, я где-то читал об этом. Еще раньше я заметил на полке за кроватью фотографию мужчины. — Наверно, я не первый, кого ты приводишь сюда... — говорю так, словно стараюсь справиться со своей тревожностью. Джанин фыркает: — Что ты имеешь в виду? — Эта фотография... — я показываю на полку. — Мой бывший муж, — произносит Джанин безразлично. — Он давно умер. — И ты все эти годы была одна? Джанин отрывает голову от подушки и внимательно смотрит на меня. — Все, кого я когда-либо любила, мертвы. Тебе не к кому ревновать. Я хмурюсь: — Это значит, что... Джанин насмешливо приподнимает брови. — Кладбище бывших любовников? Калеб, я тебя умоляю! Ты первый, кому я доверилась за шестнадцать лет. Но я ей не верю.