А внутри у нас цветы

Тьма затягивает. Оплетает тело красивыми образами, будто капли туши, попавшие на лист сырой бумаги. Они пляшут, как тени вокруг костра, размахивая несоразмерными конечностями и головами. Тянутся ими ко всему живому, чтобы забрать в свой  бесконечный круг. Шепот и теплое дыхание в ухо, обещание забрать боль плотнее затягивает удавку на тонкой шее. Душить себя своими же руками не страшно Закрыть глаза и нырнуть в бездну, без возможности вернуться. Не пугает. Пугает жизнь бок о бок с зияющей дыркой в сердце, которая с каждым днем, ощущение, становится больше и больше, оставляя после себя лишь пустоту, безысходность и бесконечную усталость. Саша лежит в ледяной воде, стискивая зубы с такой силой, что, кажется, её челюсть сейчас треснет. Одно движение и на запястьях расцветают ликорисы. Расправляя нежные бутоны, боязливо опускают их в холод. Быстро привыкают, сливаются с жидкостью, окрашивают все в красный. Саша любит красный. Цвет страсти и безумства, цвет Сашиной любви. Саша плачет. Саше больно. Худенькими змейками лепестки ползают по пальцам, собираясь вместе. Будто играясь и показывая свою артистичность вкупе с плавностью, оплетают каждый сантиметр кожи. Словно балерина в большом театре — не оторвать глаз. И Саша смотрит, смотрит, не моргая. Ее завораживают узоры красной акварели. Она не верит, что она сосуд для прекрасного, не верит, поэтому и хочет оголить все, что внутри скопилось за долгое время. Увидеть сумасшествие своих чувств. Не хочет ощущать их, хочет увидеть. Восхищение быстро сменяется отвращением. Во рту появляется тяжелый металлический вкус. Игры больной фантазии. От запаха цветов кружится голова, а глаза непроизвольно закатываются. Саша улыбается. Это не слабость. Это попытка выдрать ее вместе со всеми проблемами из сознания, забыться хотя бы на минуту. Саша не уверена в действенности своих поступков, но она не нашла другого решения или не захотела искать. Только Саша конкретно просчиталась. Теперь даже на Сашином теле она будто расписалась. Поставила клеймо: любить её всегда и, кажется, Саша не против. Аня. Сердце ходит по грудной клетке маленькими шажками, нервно думая как избавиться от этого «паразита».  — Странно. Саша вздыхает и выходит из ванной. … Саша заматывает руки бинтом, смотря на себя в зеркало. Синяки под глазами контрастируют с бледным лицом. — Некоторые сочли бы это привлекательным, — Саша смеется.  — Ань, а, Ань, какие парни тебе нравятся? — Усачева прищуривается, как кошка, прикусывая, нижнюю губу. В глазах тысяча маленьких солнышек. Таких же светлых, как сама Даша.  Аня на минуту задумывается. С легкой улыбкой кивает головой,  будто что-то обдумывает, но недолго, всего несколько секунд и смотрит она почему-то на Сашу. Тем долгим, тягучим взглядом, от которого все внутри плавится вместе с Сашей, разливается горячим шоколадом по морозным венам. От этого взгляда Сашу трясёт. Она собирается и рассыпается маленькими кубиками в детской игре, сама не замечая, что не дышит все то время, что Аня молчит.  — Определенных качеств нет. Ни во внешности, ни в характере. И, предвидя твой следующий вопрос, да, кто-то мне нравится, кто именно не скажу,  — опять улыбается, опять смотрит на Сашу. Саша никогда не поймет, почему Аня на нее смотрела. Не поймет, потому что уже понимает, но упрямо отказывается это признавать. Она все знает и хочет для Ани кого-то получше, кого-то не такого слабого, кого-то, кто готов рисковать не только тогда, когда от этого зависит собственная жизнь, но и жизнь другого человека. Рискнуть и прыгнуть в будущее, в будущее рядом с Аней. Но Саша не может. Почему? Она не ответит на этот вопрос. Чтобы это сделать придется копаться глубоко в себе, хватая внутренних демонов за хвосты и загривки, укрощая их и принимая такими, какие они есть. Саша рассматривает легкие варианты. Боится потерять то, что имеет сейчас, не хочет собирать себя по осколкам, как разбитую недавно мамину хрустальную вазу. Ей есть на чем концентрироваться. Об остальном она подумает завтра. … Аня вспоминает Сашу и думает, что все было бы легче будь кто-то из них парнем, но потом отбрасывает эту мысль, играет желваками, потому что Саша такая, какая есть. Ане нравится Саша такая, какая есть. Да. Такая вот фраза из романтических комедий. Аня любит ее волосы. Длинные и непослушные, выглядят, как волшебные, хочется уткнуться в них, вдохнуть запах кондиционера, прижаться к сильной спине плотнее, обвивая руками талию. Чтобы спина и не думала отстраняться и убегать, делая больнее им обеим. Ане нравится ее упрямство, когда дело касается льда, несмотря на то, что иногда оно вызывает недоумение. Аня знает, что Саша будет всегда рядом. Саша придет на помощь, подставит плечо, на которое она, Аня, сможет опереться. Но Саша боится подпускать Аню слишком близко, боится, что черти напугают её хрупкую и нежную девочку, а после утащат за шиворот в недры отчаяния, в котором Саша уже давно. Но Ане все равно на Сашиных тараканов. У нее свои, такие же раздражающие, но она умело ими управляет. Она кукловод собственных чувств, привыкший все контролировать и до сих пор закрывающий глаза на тот факт, что марионетка и хозяин давно поменялись местами. С Сашей нет контроля, с Сашей вообще ничего нет. А хочется чтобы было. И Ане хочется подойти и встряхнуть Сашу за плечи. Аня ненавидит усложнять. Вот только Саша, видимо, обожает это делать, и Аня терпит, потому что в любых отношениях между людьми одного твоего мнения и желания недостаточно. Ей было шестнадцать, когда она мечтала о первом поцелуе. Некий господин Н с прекрасными манерами, легкой улыбкой и добрыми глазами, немного хитрыми, знающими то, что Аня не знает, но очень хочет узнать. Аня бы смотрела на него, радуясь своему счастью, окрыленная чувствами первой подростковой влюбленности. Однако, на смену господину Н быстро, поначалу даже совсем незаметно, пришла Саша со своим вечным максимализмом, который работает дополнительной функцией в ее сознании. На удивление было не страшно. Аня смеялась от того, насколько ее реальность далека от сценария. С улыбкой, представляя зеленые глаза, зависала, смотря в одну точку. Влюблялась сильнее и злилась на Сашу, которая каждый раз избегала ее взгляда. Аня не знает, что такое быть Сашей, она не знает о всех ее переживаниях и страхах, но действительно хочет узнать, забрать хотя бы часть из них, чтобы ее Сашке стало легче.  — Трусова, почему ты такая дура? Они сидят в раздевалке, обсуждая какую-то несуразную чепуху. Как и всегда. Мокрые, уставшие, с покрасневшими лицами и выбившимися прядями волос. Воздух вокруг сгущается, а стены итак маленькой раздевалки кажется притягиваются друг к другу, стискивая девушек в своих объятиях.  Сердце бьется — разумеется все из-за интенсивных тренировок — Аня наконец-то чувствует себя главной героиней собственной жизни. — Саш, прогуляемся в выходной? — Аня ловит Сашин взгляд, замирает; под термобельем видно, как напрягаются мышцы вместе со всей Аней, чего не скажешь по ее лицу —спокойному и расслабленному.  — Было бы здорово, — на Сашином лице появляются крохотные  морщинки — она улыбается. Аня выдыхает и начинает развязывать шнурки на коньках. …  — Ань, знаешь, а пошли на площадь? — Саша хмурит брови, напряженно вглядываясь в даль.  — Почему туда? — Аня не понимает этого желания. — Не замечала у тебя любви к людным местам, когда мы на свидании. — Последнее слово выделяет отчетливо, ухмыляясь, немного вскинув подбородок. Саша краснеет, заламывает пальцы, откашливается. — Просто. Не хочешь — не пойдем. И перестань называть это свиданием. — Конечно, Саш, больше не буду. И, да, пошли на площадь. Будем как те самые туристы, приехавшие в Москву с целью сфотографироваться рядом с Храмом Василия Блаженного. Очень романтично, я надеюсь мы пройдемся мимо Дворца бракосочетания. Сегодня как раз суббота. — Ты ужасна. Знаешь это? — Саше хочется закатить глаза, но она сдерживается. — Нет, не знаю, к тому же ты так не думаешь. Аня берет ее за руку и это выглядит так правильно, словно Сашина рука всегда должна была быть там, только ее и ничья больше. Сашу это пугает и она спешно засовывает руки в карманы олимпийки. … Саша вспоминает все их совместные моменты, лежа на кровати, тупо уставившись в потолок, сфокусировавшись на паутинке в правом углу относительно дверного проема. Саша чувствует себя пенсионеркой,  которая с упрямством некого непарнокопытного существа не хочет впускать в свою жизнь никакие изменения. Слишком привыкла к стабильности и  одиночеству. Саша морщится, почему она такая, скручивается калачиком, утыкается лбом в стенку, жмурится. — Не хочу, чтобы ты видела мои шрамы, не хочу заставлять тебя мучиться сильнее, чем сейчас. Скоро все закончится. Очень скоро мы закончимся, даже не начавшись. … — Саш! Саша! Что происходит? Остановись. Саша останавливается, сглатывает, боязливо поворачивается, но лицо держит.  — Ты что-то хотела? Аня злится, меж бровями появляется складка или она уже давно появилась, просто Аня не заметила. — Да, Саша. Очень неприятно, когда человек, с которым ты общался фактически каждую минуту, резко начинает тебя игнорировать. — Извини. Сейчас у меня другие приоритеты, поэтому с общением придется повременить. Увидимся. … Аня считает, что так больше продолжаться не может. Решительно проверяет спортивную  сумку, словно не на тренировку собирается, а на бой, который она не может и не должна проиграть. Аня берет на себя ответственность за них обеих. Она хочет наконец разобраться со всей этой ситуацией, если не она, то больше никто. Аня витает в облаках весь тренировочный процесс. Движения резкие, угловатые, походящие на подростка, и неважно, что это сравнение слишком непонятное. Последнее время у Ани в жизни нет ничего понятного — она поднимает уголки губ, когда об этом думает.  — Саша. Идем поговорим. — Аня внимательно разглядывает Сашино уставшее лицо и ей на короткий миг думается, что раз сегодня она так устала физически, может, не стоит истощать ее дух и морально. Но эта мысль отклеиваться, будто ее бумажные стикеры, по какой-то причине совершенно не клеящиеся к письменному столу. Они уже истощены до предела. — Сейчас? — Да. Сейчас. У Саши взгляд бегает по предметам, стенам, потолку, задерживается на чем угодно, но не на человеке перед собой. — Еще до Олимпиады ты была сама не своя. Я могу понять почему — этот сезон должен был стать одним из самых сложных в нашей карьере. И он им стал. Я ждала, Саш, долго ждала. Но я так больше не могу. Не могу ловить тебя и пытаться вытянуть из тебя хоть что-то. — Так перестань это делать. — Я не могу. — Ты противоречишь сама себе. — Сашу бесит этот разговор, Саша чувствует, как то, что она так долго хранила внутри, волной поднимается, ударяясь об скалы — Саша больше не будет сдерживаться.  — Я люблю тебя. Тело застывает, слова теряются где-то в горле, расщепляясь на буквы, падают на пол дорожной пылью. — Что ты, — шумно сглатывает. — Что ты имеешь ввиду?  — То, что я хочу поддерживать тебя, каждый день перед сном звонить, чтобы услышать твой голос и засыпать с осознанием того, что я тоже могу на тебя положиться. Любить тебя и быть любимой. — Не можешь. — Могу. И ты сама это знаешь. Не спорь сейчас со мной, пожалуйста. Саша пытается возразить, но останавливает себя, когда видит, что Аня начинает снимать олимпийку. Аня закатывает рукава майки обнажая смуглые руки. На коже танцуют красные нити, расплетаются в хаотичном порядке, как паутинки летом, летая, оставляют после себя болезненный, но такой знакомый вид. — Видишь, мы обе сломлены, — усмехается и гладит пальцами засохшие ранки. — Но вместе справимся. Саша достает руки из карманов, оттягивая ткань кофты к локтям, показывает Ане свой гербарий, глядит на их совместное художество, улыбается собственным мыслям. — А ведь букетик получился. Но, Ань, знаешь, теперь мне, кажется, не нужно на него смотреть. Саша смотрит Ане прямо в глаза, думая, что ее чувства тепло покалывают легкие, и ей это безумно нравится. Саше больше не нужно видеть свое сумасшествие, Саша хочет его чувствовать и делить вместе с Аней. — Я всегда думала, что слабая. Считала, что раз не могу достичь  своих целей, — значит не могу гордиться собой и не могу просить, чтобы гордились мной. Я выпустила свои переживания наружу совершенно неправильным способом, но тогда он казался мне абсолютно верным. Аня запоминает каждое Сашино слово; сейчас, когда они говорят об этом им обеим становится легче. Саша продолжает, рвано выдыхая воздух, собираясь силами и обдумывая каждое слово. — Я хочу стать твой опорой. Нет, — качает головой. — Я хочу не бояться ей стать. Но чем больше я об этом думаю, тем сильнее накручиваю себя и вновь возвращаюсь к тому, откуда начала. Ань, нам обеим будет сложно. Но я очень хочу, чтобы мы справились с этим этапом вместе. — Так, ты все-таки спустя столько времени, наконец-то, говоришь, что любишь меня? — Да. Я люблю тебя. Бутоны раскрываются внутри, под кожей, по каждой артерии неся тепло от сердца, цветут огромными букетами. Больше не рвутся наружу грязной кляксой. Внутри у Саши весна. У Ани — лето.