***
В больнице их продержали две с лишним недели, а затем Хёнсу и Хёксу выписали, настоятельно рекомендуя делать постоянные перевязки и следить за тем, чтобы швы не разошлись. И, конечно, ухаживал за ними Джису, совершенно не противясь тому, что Ли Хёнсу поселился в их доме. В конце концов, они были в одной лодке. Дом пропах запахом медикаментов, то тут, то там можно было найти пакеты со стерильными повязками и бинты. Хёксу страдал, не имея возможности ходить в зал и заниматься, пока шло восстановление, а Хёнсу страдал, потому что ему были запрещены все виды нагрузок. «И секс тоже», — припечатывал Джису, меняя очередную повязку и обрабатывая шов. И как бы Хёнсу не упрашивал его, не предлагал «попрыгать на его члене, пока он будет лежать на спине», всё было без толку. Джису не сдавал позиций. Впрочем, помимо данной проблемы (с ней Джису всегда мог помочь рукой или даже ртом), была и другая. Чёртов шов постоянно болел и тянул кожу, из-за чего Хёнсу было тяжело переодеваться. В очередной раз запутавшись в майке, он прямо так, со скованными руками пошёл в комнату к Джису, который собирался поспать после обеда. Сквозь ткань было тяжело разглядеть хоть что-то, так что Хёнсу, на ощупь добравшись до комнаты, зычно позвал: — Джису, помоги с майкой! И прошёл дальше, в комнату. Джису, проснувшийся из-за очередного кошмара, был мокрым от пота. Но он, стараясь не показывать своего состояния, спокойно помог Хёнсу снять майку. Того неприятно поразило ощущение прохлады и влаги от кожи Джису. — Ты чего весь мокрый и ледяной? В лягушки заделался? Но, едва майка сползла с его глаз, Хёнсу обеспокоенно поймал Джису за руку. — Эй, ты бледный. Что случилось? Снова… кошмары? Джису медленно и неохотно кивнул. — Кошмар. Всего один. Как Джинхо замахивается на меня ножом, а затем… вонзает его в Хёксу… Джису откашлялся и склонил голову, пряча глаза за чёлкой. — Я мог его защитить, но… я не успел ничего понять. Я даже испугаться не успел! Только глаза смог закрыть. И я… мне так стыдно, что я не смог защитить брата… Хёнсу поймал его подбородок и посмотрел в глаза Джису, сдвинув чёлку с его лба. — Эй, всё в порядке. В конце концов, все живы, а ты даже особого урона не получил. И теперь ты помогаешь нам исцелиться. Ты огромный молодец, Джису, прекрати корить себя. Хёнсу вздохнул и обнял Джису, целуя его в висок и лоб. — Я иногда забываю, что мы не взрослые. Но, поверь, ты куда сильнее и смелее, чем большинство взрослых людей. Не смей винить себя в том, чего бы ты не смог предотвратить. Не стоит оно того. Джису сморщился, а затем поймал лицо Хёнсу ладонями, сжимая его щёки. — Хорошо, я понял. Но. Ещё раз бросишься без оглядки вперёд, нарываясь на пиздюли, — и я лично тебя отпизжу так, что ты стоять не сможешь. Будешь лежать на постельке, не имея ни малейшей возможности двинуться, а я буду скакать на твоём члене, пока тот не отсохнет и не отвалится. Понял? Хёнсу широко улыбнулся. — Понял. И нежно поцеловал тонкие губы Джису, успокаивая его.π
20 апреля 2022 г. в 15:29
Джису давно понял одну простую истину.
Никто о них не позаботится, если с ними что-то произойдет. Больницы, страховки — всё это не для таких, как они.
Потому что всё это связано с полицией, с пристальным вниманием к подросткам, которые иногда могут получить ножевое ранение или что-то в этом роде.
Джису помнил об этом даже в тот момент, когда обнаружил у своего дома обожженного Хёнсу, страдающего от боли. И в больницу тот не направился именно по этому.
Медикам не объяснишь, откуда на тебе такие ранения. Они обязательно вызовут полицию. Это — непреложная истина.
Но в этот раз всё идёт не по плану. Потому что на этот раз они в роли хороших парней. И их защитят, если полиция начнёт прессовать слишком сильно.
Скорая приехала быстро и запаковала и Хёнсу, согнувшегося на земле, и Хёксу, вырубившегося от боли.
Джису тоже хотели положить на каталку, но тот быстро показал, что он в порядке.
Пострадавших перевозили в разных машинах, и Джису, поморщившись, сел в ту, на которой везли его брата. Он бы очень хотел присутствовать и там, где был Хёнсу, но он физически не мог разорваться пополам.
Две операции в одном крыле — срочные и долгие. Джису не мог усидеть на месте, постоянно вскакивая и носясь по коридору кругами. Взгляд его постоянно косил на горящую табличку «Идёт операция».
Под конец он едва не задремал, но встрепенулся, когда табличка погасла.
А дальше события слились в одно тягучее месиво. Две каталки, капельницы, посеревший от потери крови Хёнсу, будто бы сдувшийся Хёксу, лежащий в беспамятстве.
И даже когда эти двое начали болтать нелепицу, выходя из наркоза, Джису не улыбался.
Потому что внутри него что-то всё ещё сжималось от страха. Ужасное чувство, когда нельзя найти покоя. Кажется, что всё вокруг может навредить.
И даже сон не помогал. Джису, которому позволили спать в палате на свободной кровати, вскакивал посреди ночи с задушенным криком.
Он видел лицо Джинхо перед собой. Он видел в его глазах что-то пугающее — предвестник скорой смерти. Видел отблеск ножа в его руке.
Джису не успел тогда испугаться или придумать что-то. Он просто рефлекторно зажмурился, а затем…
А затем услышал, как лезвие погружается в человеческую плоть. В плоть его брата, лежащего позади.
И это преследовало Джису по ночам, не давая нормально спать. Он вставал, бродил по палате, пил воду мелкими глотками и умывал лицо.
А затем — всегда — садился возле кушетки, причём попеременно — то возле брата, то возле Хёнсу.
И в этот раз он поступил также, задремал, сложив руки на краю плотного матраса и уронив на них голову.
А проснулся — от ласкового поглаживания по волосам.
Джису вскинул голову, щурясь, и увидел бледное лицо Хёнсу, пришедшего в сознание. Он улыбался.
— У тебя волосы на ощупь как кошачья шерсть, ты знал? — хрипло пробурчал Хёнсу, продолжая гладить Джису по голове.
Джису смотрел на него, как зачарованный, а потом с тихим возгласом прижался ближе, шепча что-то вроде «Очнулся, наконец очнулся».
— Эй, эй, всё хорошо. Ты как? А Хёксу?
Джису снова вскинул голову и посмотрел на кровать, где лежал его брат.
— Спит. Пока спит. Вам обоим делали операцию, вы долго не приходили в сознание, и…
Джису замолк, понимая, что начал тараторить, а затем вздохнул и посмотрел на Хёнсу.
— Пить хочешь? Ты больно сильно хрипишь.
Хёнсу улыбнулся и кивнул.