Прощайте убитых

Часы показывают начало второго ночи. Пейджер издает короткий звук в умиротворенной тишине небольшой квартиры, и Шимаде нужно потянуться, чтоб достать его из-под завалов всякой макулатуры. С дивана на пол летят какие-то декларации да пара счетов, и Александра думает, что обязательно поднимет их позже. Гаджет легко скользит в руку, глаза пробегаются по сообщению. «N 230 Пункт 12, Этаж 7» Шимада хмурится и идет к холодильнику. Пейджер летит на кухонный островок, и дверь ледяного ящика открывается со звоном внутри стоящих банок. Бутылка воды, наверное, сойдёт за завтрак. Губы предательски поджимаются от воспоминаний о прекрасном греческом салате с пятого этажа Burn Plaza, и пустой пластиковый сосуд летит в мусорку под раковиной. Шимада делает в мыслях заметку позвонить в доставку утром и идёт в спальню. В комнату юрко проскальзывает полоска света и заползает на двухместную кровать. Девушка обещает себе обязательно поспать сегодня после работы и направляется к шкафу. Шоркающий звук босых ног о холодный паркет клином разрезает сгустившуюся тишину. Вслепую надетая футболка приятно ощущается на коже, а руки сами находят уже готовую стопку одежды на полке, сложенную там на случаи неожиданных вызовов и по причине собственной лени. И все замедляется в подспутном напряжении ожидания. Время скачет с минуты на минуту в неосвещенных углах квартиры, пока на часах не отображается без двадцати два. В это время сон обычно отступает, позволяя чувствовать себя более менее бодро примерно до обеда, но мешающая пелена на глазах все равно остаётся неизменной, и Шимаде приходится ополоснуть лицо холодной водой. Длинные волосы она заплетает в небрежную, но крепкую косу, оставляя пару коротких прядей висеть спереди. Она хлопает по многочисленным карманам штанов в районе середины бедра и коленей и запихивает в них всего понемногу: упаковку мятной жвачки, карманный тетрис, таймер, гигиеническую помаду и две банановых карамельки. В последний раз осмотрев своё отражение в зеркале, она проходится губкой по носкам шнурованных сапог и подтягивает джинсы. Связка ключей со швейцарским ножом на поясе неприятно звенит, и Александра, недолго думая, снимает их с петли, кидает на тумбу и хватает большую спортивную сумку, прежде чем спуститься на лифте с тринадцатого этажа на подземную парковку дома. Писк сигналки взрывается где-то в глубине, и Шимада идёт на звук, почти вслепую. Во внутренней части парковки, благо, горит свет. Она забрасывает в багажник своего лексуса сумку и падает на переднее сидение. Заведённая машина приятно гудит, и Александра расслабляется, откидываясь на мягкой спинке и настраивая радио. Лексус плавным ходом выезжает из подземки, минует забор, ограждающий большую территорию многоквартирного дома, и сворачивает на улицу оживленного даже в такой час мегаполиса. Неоновые огни кисло-розовым вскользь отражаются на крыше и дверях, смешиваются с желтым от ярких лампочек ресторанов, и Шимада невольно жмурится от резкого фиолетового света со стороны ночного клуба. Взгляд быстро проходится по часам, но она все еще сосредоточена на дороге, и чуть останавливается перед красным знаком стопа, прежде чем вновь повернуть и выехать на кишащий людьми огромный перекресток. Радио тихой мелодией знаменует начало сводки новостей. Слушать гороскопы и объявления о распродаже обуви совсем не увлекательно — в телевизоре такого много, разве что с картинками, — но на других волнах дешевая попса и пустая болтовня спортивных комментаторов, и выбора не остается. Шимада удивленно хмыкает, когда после мелодичной заставки радиостанции мягкий мужской голос действительно оповещает о важных новостях. — В минувший уикенд в собственной квартире был найден труп члена совета директоров BJ Entertainment Такаёши Соры. Как устанавливают криминалисты, смерть наступила три дня назад вследствие выстрела с большого расстояния. Обыск места жительства никак не прояснил случившееся. Однако в квартире Такаёши Соры были найдены наркотические вещества. Следователи продолжают опрашивать подозреваемых и— Девушка давит усмешку, включает поворотник и сильней жмёт на газ. — Получил по заслугам, сукин сын, — она ещё немного ускорилась: время поджимает. Она делает радио чуть громче и вслушивается, чтобы не пропустить что-нибудь интересное, но вскоре все это превращается в журналистский мусор, и Шимада недовольно цокает, нажимая на кнопки магнитофона в поисках другой волны. Какая-то неизвестная песня-не-попса разбавляет тишину автомобильного салона, и Александра пальцами отстукивает ритм о кожаную обивку руля. Заметив нужную высотку среди таких же бетонных гигантов впереди, она смотрит в боковое стекло и плавно перестраивается ближе к тротуару. Совсем слегка игнорируя ограничение скорости на полосе, Шимада мчит к нужной парковке и только успевает заметить смену светофора на зелёный, прежде чем слышит оглушительный гудок чужого авто и со всей силы жмет на тормоза. Трение шин об асфальт издает противный звук, и девушка по инерции подаётся вперёд, тут же приземляясь обратно на водительское сидение. На капот ее машины с хлопком опускаются чужие запястья, и Шимада давит возмущенный вздох. —… козероги, будьте осторожны. сегодня вас поджидают неприятности и нежелательные встречи. Кисти сжали руль до белых костяшек, и тело само вытолкнуло воздух изнутри. — Да уж, в самом деле, — Шимада бубнит себе под нос, яростно отстегивает ремень и выходит из машины, захлопнув дверь. Фигура у капота взлохмачивает волосы на затылке и кокетливо улыбается. Какого черта, думает она, подходя ближе. — О! Какая встреча! Хорошее место для— Договорить Шимада не дает и с рвущей злостью во взгляде, схватив нарушителя за ворот, открывает дверь пассажирского сидения, закидывает его в салон и возвращается на своё место. Под громкие гудки чужих авто Александра в возмущении поворачивается к новообретенному пассажиру, и, не желая слушать чужие градом посыпавшиеся оправдания, пристегивается и жмет на газ. На часах маячит катастрофическая цифра, и девушка на большой скорости сворачивает в сторону парковки. Она быстро натягивает на лицо одноразовую медицинскую маску, вынимает тетрис из кармана и кидает его в попутчика. — Развлекайся. Приказав не высовываться и ждать, она выходит из машины, достает из багажника спортивную сумку и запирает двери. Шимада слышит, как где-то поблизости группа иностранцев выходит из ресторана китайской кухни в паре метров от центрального входа, и чувствует этот запах жареной саламандры и китайского пива. На улице свежо после дождя, и, наблюдая небольшие лужи под ногами, Александра чувствует, как эта свежесть отгоняет последнее наваждение сна. Она уходит от парковки в сторону затемненного переулка, заваленного ресторанными помоями, которые, судя по всему, никто в ближайшее время не собирался вывозить, и морщится от отвращения. К несчастью, это единственное незаметное место для входа. Тяжелая обувь стучит по мокрому асфальту неприятно громко в абсолютной тишине затхлого переулка, и запах прокисшего молока, смешанный с запахом тухлых яиц, становится отчетливей. Ноги останавливаются у запасного входа многоэтажного здания и без колебания ведут внутрь. Табличка горит дерзким красным, и, ступая по ковролину, девушка осматривает стены на наличие камер. В правом верхнем загорается красная лампочка, и Александра, засветив поясным фонариком в камеру для сужения апертуры, проходит прямо по коридору и поворачивает направо. Прислонив ключ-карту к сенсору в стене, Шимада считывает с неё чужое имя. Юкиэ Мэй. Набор иероглифов забывается в потоке более важных мыслей, когда первый этаж сменяется вторым на табло. В лифте пахнет сигаретами с ментолом и дорогими духами из бутика в «Токио Мидтаун». Легкая мелодия, одинаковая для всех ездящих между этажами коробок, заставляет отстукивать ритм кончиками пальцев по бедрам. Менее чем через минуту Александра выходит на закрытый для посетителей отеля этаж, отправив лифт в куда-то вниз. Мешки с бетоном кучей лежат у входа на служебную лестницу, и, ступая по пыльному полу, девушка отворяет дверь, протискивается в небольшую щель между стеной и складным помещением и подходит к нужному окну. Шимада стелет на бетонный пол бордовый бомбер, расстегивает сумку и выуживает из нее винтовку, раскладывает сошки и крепит к стволу глушитель. Ребра неприятно бьются о прикрытый кофтой бетон, и Александра с тихим шипением устраивается как можно удобней. Она настраивает прицел и затихает. Остаётся только ждать. Она тянет руку к карману штанов, кладёт подушечку жвачки в рот и выглядывает в окно высотки напротив нужное лицо. Судзуки Шинске, местный олигарх, по скудным справкам тот еще ублюдок, и Шимада нисколько не удивляется, что кто-то захотел его убрать. Судзуки сам небольшого роста, наверняка ниже самой Шимады, с проплешиной на затылке, обильно лакированными темными волосами и убогой формой седых усов над чем-то смеётся в близком кругу, вызывая гримасу отвращения. Дорогая белая рубашка даже не застегивается у массивной шеи, а его маленькие потные ладошки, до этого державшие стакан с чем-то, подозрительно напоминающим виски, удобно расположились на подлокотниках обитого бархатом кресла, и кожа, вероятно не только из-за освещения, отдаёт грязной желтизной. Чертов Судзуки никак не может устроить свой мажорный зад в кресле, и Шимада хмурится, пытаясь аккуратно навести на него прицел. Спустя несколько минут постоянного движения цель наконец успокаивается и откидывается на мягкую спинку аккурат посередине окна, давая предпосылку на улыбку. Выждав ещё секунд десять, Шимада выдыхает и с удовольствием отмечает, что остальные люди покинули комнату, оставляя мужчину в одиночестве. Выровняв ствол ещё немного, она считает до трёх и плавно, но уверенно жмёт на курок. Окно с треском разбивается, а пуля попадает в голову. Без шансов. Убедившись, что цель точно больше не двигается, девушка быстро разбирает винтовку, складывает все в сумку, завязывает бомбер на поясе, и, не возвращаясь к лифту, спускается по служебной лестнице вниз. Она готова поклясться, что, несмотря на большое расстояние, слышала чей-то противный визг. Теплый ветер бьет лицо, стоит ей выйти на улицу. Мимо проходит компания пьяных офисных работников, собирающаяся на новый круг веселья, и от них жутко несет перегаром. Волнами разошелся шум со стороны улицы, где обычно молодежь становится центром внимания за счёт плясок. Шимада оборачивается и смотрит на яркое табло одной из высоток. После градусов показывают время, и Александра с удовольствием отмечает, что провела у пыльной лестницы не больше двадцати минут. Каждый раз превращается в маленькое соревнование, и пока четырнадцать минут и двадцать три секунды - лучший ее результат. Шимада трясет головой, сгоняя последнюю дрожь от наступившей эйфории, приходящей во время ночной работы, и темно-зеленые, почти карие глаза мерцают розовым неоном, возвращаясь к менее освещенным улицам района. Дорожный знак с указателем парковки желтой стрелкой мигает влево, но Александра идёт в другом направлении к узким переулкам. Такие места вовсе не освещаются, несмотря на праздность района, и стоит миновать еще несколько поворотов, прежде чем заметить среди баков серый микроавтобус. Девушка открывает дверь багажника, бросает внутрь использованную серую ключ-карту и после хлопка двери стучит о серую поверхность авто. Тарахтящий звук двигателя будит кота на мусорном баке, и тот резко убегает в сторону домов. Микроавтобус тут же отъезжает, и Шимада только сейчас замечает, что на улице холодно, невольно съеживаясь. Она возвращается в машину. Человек на переднем сидении откинул спинку кресла и уже почти лежал, слушая хиты времён популярности Бритни Спирс. Шимада закатывает глаза, садится на своё место и ударяет по чужому бедру. Человек рядом подрывается. — Ай! у тебя же рука тяжелая, зачем бить? — он комично дует губы и потирает пострадавшее бедро. Александра уже перестала считать, сколько раз она закатила глаза после полуночи, и, буркнув тихое — Чтоб неладно было, — завела машину. Лексус выехал на магистраль, вклинился в череду едущих машин и остановился на светофоре. Огни ночного Токио отражаются от полированной поверхности, по рукам скользят блики искусственного освещения, и в этот момент удается наконец расслабиться, предвкушая заслуженный отдых и пытаясь не смотреть на новоприобретенную проблему на соседнем сидении. Она предпочитает игнорировать это. Шимада, продолжая смотреть на дорогу, протягивает раскрытую ладонь в требовательном жесте. Сбоку слышится недовольный щелчок языком, и на руке чувствуется прохладная пластмасса игрушки. — Не наворовался? — она закинула тетрис в бардачок и нахмурилась. Сбоку резко приблизилось чужое лицо. — Да я у тебя ни за что и никогда, Саш! Тем более ты знаешь, это слишком мелкая добыча, — Шимада скривилась, сказала не строить из себя крутого и толкнула соседа кулаком в грудь, и тот откинулся на свое место. — Не злись ты так, я ведь не знал, что ты там окажешься, а мне так с тобой повезло. Ну правда, детка. — Не называй меня так, — она щелкнула языком и свернула в родной квартал. — Тебе действительно повезло. Я бы убила тебя, позвони ты мне из полицейского участка. — Да! — рядом яростно закивали и закинули ногу на ногу. — Не знаю, где бы я был, если бы не ты, детка! — он увлеченно глядит в окно, пока Шимада заезжает на парковку и старается не умереть от испанского стыда. — Заткнись, Ямагучи. *** Дверь открылась с привычным писком ключа-кода, и сумка сразу полетела в угол прихожей. Дом Шимады утонченный, без ярких деталей. Светлые стены в гостиной, пол из древесины, однотонная мебель. Окна в пол увеличивают пространство, оставляя лучи солнца во время заката и рассвета красиво бликовать на стенах. Ещё дом Шимады всегда чистый, но сегодня диван завален макулатурой, у двери коробка с контейнерами еды на вынос, там же, где Александра обычно оставляет свою сумку. На кухонном островке недоеденный вчерашний обед, несколько ложек в раковине и шесть грязных кружек из-под чая или кофе на кофейном столике у кресла. Ямагучи все еще выглядит потрепанным, а сама она в грязном бомбере, поэтому Шимада снимает кофту и скидывает ее прямо на снятые ботинки, расстегивает портупею, вешая ее на крючок в прихожей. Она проходит в гостиную, стягивает резинку с волос и расплетает косу, облегченно выдыхая. Тадаши идёт следом. Тёплый пол отдаёт воспоминаниями о доме семейства. Чета Шимада обычно предпочитала традиционный стиль, не заставляя дом ненужными вещами. Но больше всего Ямагучи запомнился фурин в форме кошки, висящий у окна просторной гостиной, диски «Муми-троллей» и «Форсажа» у телевизора и сборник стихов Мацуо Басе на книжной полке у поворота на кухню. Учитель преподавал ему чайный этикет, математику и привил любовь к искусству. Сейчас «чета» обзавелась квартирой в многоэтажном доме, и Тадаши больше не видит ни «Муми-троллей», ни стихов. В этой квартире из чтива остались только документы, книги, подаренные им на дни рождения, и винтовка в спортивной сумке. — Я остаюсь, я правильно понял? — Спишь на диване, и чтоб утром я тебя здесь не видела, — бросает безапелляционно и указывает на столик. — Там визитки, можешь заказать что-нибудь поесть. Цветастые куски бумаги аккуратным веером лежат среди остального хаоса. Рестораны разных кухонь, пиццерии, доставки курицы и много всего другого предлагают свои номера, и глаза Ямагучи разбегаются. В животе уже начинает урчать, но Тадаши все равно не забывает возмутиться. — Ты слишком жестока. Почему на диване то? — Прости, у меня нет коврика для собак, — раздаётся уже из спальни, и Ямагучи идёт на звук. — Или у тебя есть варианты? Свет выключен, но Шимада так легко ориентируется в пространстве, что Ямагучи невольно залипает на мечущийся силуэт. — Почему бы мне тоже не лечь на кровать? Он чувствует, как два сверкающих скептицизмом глаза уставились на него. Тем не менее, он все еще стоит в проеме и пытается уловить в темноте выражение чужого лица, хоть уже и знает его черты. Надеется, что знает. Ведь Александра Шимада — сплошной диссонанс. Начиная от несозвучного имени и заканчивая ее работой. Она точно сложный экзамен по физике с одной клеточкой для ответа, но на каждый вопрос отчего-то несколько верных вариантов. Без справочных материалов, без инструкций к выполнению. Ямагучи не знал, что двигало Шимадой в тот или иной момент, но всегда пытался дать однозначный ответ. И что самое смешное, он совершенно не понимал, зачем вообще пишет этот экзамен. И помимо заданий бланке, в его голове все время появляются новые. Ямагучи со временем перестал пытаться отвечать, но ему все еще нравилось задавать вопросы. Она — одна сплошная несостыковка. Он не знал, есть ли Шимаде до этого дело, но Тадаши никогда не рисковал спрашивать ее о каких-то вещах. Вернее, обо всех личных, кроме одной. Бумаги в гостиной там только ради одного имени, и Ямагучи хочет об этом поговорить. В тишине он отступает обратно в просторную комнату, когда в спину прилетают какие-то тряпки. Он поворачивается - на полу лежат спортивки и безрукавка. Он поднимает вещи и идет в ванну. Те же цвета. Пол из древесины. Антрацитовая подвесная тумба под раковиной. Плоские шкафчики. Ямагучи останавливается, чтоб осмотреть свое отражение, замечая, как его веснушки стали заметней, и закатывает глаза. Он скидывает свои джинсы и футболку из лимитированной коллекции мерча Shisuno в стирку и заходит в душевую. После быстрого душа он находит хозяйку квартиры снаружи, сидящей на полу в окружении мятых бумаг. Она проводит пальцами сквозь светлые волосы, они привлекательно переливаются в свете единственной горящей лампы. Тадаши садится у стены напротив, взъерошив влажные пряди - капли полетели на майку, оставляя после себя темные мокрые пятна. Ямагучи поджал губы и потер пятнышки ладонью. Он переводит взгляд с однотонной ткани на девичье лицо. Ему непонятно, от недосыпа ли эти ее синяки под глазами или так было всегда. Он предполагает, что второе. Саша всегда хорошо спит. — Это слишком много. Тебе нужно поспать, — в чужих глазах Ямагучи видит и протест, и согласие, но не знает, чему верить. Он предпочитает верить чужой усталости. — Шесть лет. Это вечность, Тадаши. — Я знаю. Просто… Иди спать, ладно? — он отпихивает от себя пустую упаковку с жвачкой, вытягивая ноги. Шимада не беспокоится уборкой, и это то, что беспокоит Ямагучи. Он знает ее достаточно хорошо, чтоб брать тетрис без спроса, чтоб спать на диване в гостиной и чтоб называть ее Сашей и не получить за это по шее. И он знает ее слишком долго, чтоб помнить, что она не любит беспорядок. Наверное поэтому ей не нравится его внешний вид, но Тадаши просто думает, что сейчас ей было бы плевать. И это его не радует. — Давай, — настаивает Ямагучи. — Иди уже. Лампа слабо мигает, заставляя Тадаши вздрогнуть, и его берет легкий озноб. Но Шимада послушно поднимается и идёт в сторону спальни. — Белье внизу, — она оборачивается в последний момент, устало проведя ладонью по лицу. — Расстелишься сам? — Конечно, — посылает он улыбку в ответ, и Александра наконец скрывается за дверью. Ямагучи выдыхает, плечи поникли. Он с самого начала был не против дивана или даже если бы ему сказали остаться прямо на полу в прихожей. В последнее время он редко бывал дома и спал, как нормальный человек. Разумеется, если вообще мог уснуть. В просторной, одинокой квартире ему становилось не по себе, и на бетонных блоках и лавочках ему спалось гораздо спокойнее. Но ещё спокойнее ему было на диване от Vitra в квартире на тринадцатом этаже. Дом Шимады было трудно назвать уютным, но в эти двери Тадаши всегда входил с превеликим удовольствием, и все проблемы словно оставались за порогом. Ямагучи легко проводит ладонями вдоль приятной поверхности дивана и затем откидывается на самую удобную спинку в своей жизни. В гостиной становится прохладно, но пол с подогревом делает своё дело и является единственным, что помогает Тадаши не вздрагивать каждые десять секунд. Приглушенный свет от горящей лампы освещает лишь часть пространства, дверь в чужую спальню сливается со стеной, и Ямагучи чувствует легкую тоску. Несмотря на беспорядок, здесь приятно пахнет. Ароматические палочки на кухонном островке отдают шоколадом, а у самого окна - морским бризом. Ямагучи встаёт, удобно устраивается в кресле у окна и закидывает ноги на раскладную часть мебели. Город по ту сторону в сияющих доспехах переливается под ночным покровом, и Ямагучи думает, что здесь красиво смотрится рассвет. Глаз цепляется за бумаги на полу и картонные коробки. Сколько это уже здесь лежит? Шимада хоть иногда приглашает уборщицу? Ямагучи искренне надеется, что это так. Но в то же время понимает, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и оборачивается назад. Тадаши и не думал возлагать надежды, но ему действительно все казалось чище, когда он только пришёл. Он устал. Тепло у ног убаюкивает, но прохлада гостиной бодрит, и Ямагучи, наконец, поддаётся мыслям, встаёт с кресла и поднимает с пола первый контейнер. *** Шимада открывает глаза. Она не знает, что солнце уже давно встало, пока взгляд не скользит по цифрам электронного будильника. На них десять ноль пять. В комнате приятный полумрак, только яркая полоска света ползёт от щели между штор и забирается на кровать. Во рту сухо, тело словно придавлено одеялом, каждое движение отдает тяжестью в суставы. Опираться на руки еще сложнее, конечности словно ей не принадлежат, и Шимада просто перекатывается на живот без всякого желания вставать. Она пытается что-то промычать, но во рту настолько сухо, что из глотки выскальзывает только жалкий хрип. Александра, игнорируя тяжелую боль в шее, садится на кровать и прогибается в спине. Хруст расходится по позвонкам, и Шимада позволяет себе облегченный полувыдох-полухрип. Протяжно зевнув, она до конца расслабляется, чувствуя, как позвоночник встал на место, смотрит на свои ноги, затем - на дверь, не услышав за ней никакого шума. Металл ручки обжигающе холодный, когда Шимада тянет ее вниз. Ей потребовалось пара минут, чтоб понять, что это не загрузка текстур, а… чистота? На полу нет и следов от контейнеров и банок, которые в последнее время путались под ногами, нет завала бумаг на диване, вместо них на кофейном столике образовались две аккуратные папки, а свет почему-то стал немного ярче. Александра переводит взгляд на окна и понимает: стекло чуть ли не сияет с лучами утреннего белого солнца. Это заставляет болезненно сощуриться и отвести взгляд в сторону кухонного гарнитура. Свежие капли все еще стекают с крана над раковиной и глухо разбиваются о чистую поверхность керамогранита. В животе неприятно стянуло и заурчало. Пустота в желудке требовала хоть чего-нибудь, что не являлось водой из фильтра, даже если холодильнике нет совершенно ничего. Шимада решает пойти умыться, когда думает, что вот-вот умрет от голода. В итоге она снова затыкает желудок глотком воды и направляется в ванну. Вдохнув полной грудью заметно ставший чистым воздух, она резко осознала, что в квартире больше никого нет. В ванной комнате так же никого не оказалось. Неужто ушёл? Обычно Ямагучи проводит здесь около трёх дней и съедает всю еду, прежде чем снова отправиться ночевать на лавочках. Удивительно, что он действительно ушёл до ее пробуждения, и теперь Шимада стоит в чистой квартире без мусора, который, судя по всему, Тадаши захватил с собой. Он мог бы оставить мешок у двери, как обычно оставлял фантики от конфет на столешнице. Шимаде даже не верится. Кажется, она забыла, насколько цивилизованно может выглядеть эта квартира. Честно, она понятия не имела, зачем подобрала Ямагучи на перекрестке и взяла его с собой. Она могла оставить его там разбираться со своими проблемами, и это было тем, о чем она подумала перед сном. Но смотря на блестящую поверхность полов и окон, она думает, что, возможно, это было не худшим решением. Она предполагает, что виной тому мог быть растрёпанный вид и то, как неуверенность читалась в его глазах, заменяя мимолетные искры, которые она обычно замечает. А может, контраст между обычным задиристым Ямагучи и вчерашней его версией. Или, например, выпуск новостей за прошедший понедельник. А может ничего из этого. Возвращаясь из своих мыслей, Шимада замечает, что вода стала слишком холодной, а синяки под глазами гораздо заметнее. Она закрыла кран. Не успела она включить чайник, как ключ-код писком оповестил о чьем-то приходе. Все-таки, когда дело касается его, исключений быть не может - додумалась почти сразу, как Тадаши прошёл в квартиру, шурша крафтовыми пакетами с незамысловатой эмблемой кафе и мелкой подписью Burn Plaza в углу. — Ты уже встала, — Ямагучи прошел к раковине и сполоснул руки. — Я принес еды. Твой холодильник просто крысиный кошмар. Тадаши продолжил болтать о чем-то посредственном, и можно было, наконец, заглянуть в пакет. Аккуратная стопка средних контейнеров венчалась греческим салатом, и Александра вспомнила, что так и не заказала его после работы. Голод был ужасным и снова дал о себе знать. — Ты брал мою машину? — она развернулась на носках и прошла к выдвижным ящикам. Вилки лежали ровным рядом от маленьких до больших, и, не глядя схватив одну, Шимада вскрыла контейнер, как подарочную обертку с коробки новой коллекционной фигурки, проткнула сыр и отправила его в рот. — Ты что, следишь за мной? — он шутливо пожал плечами, достал из другого пакета нежно-сиреневую коробку и поставил ее в холодильник. Шимада слегка нахмурилась. — Пирожные. Подумал, тебе не хватает углеводов, — он ответил на немой вопрос и захлопнул дверцу. — До Burn Plaza далековато, решил проехаться. — Ты не спросил. Я подумала, ты и правда ушел. — Не хотел тебя будить, — Шимада приняла это за аргумент. — Неужто ты хотела, чтоб я остался? Он проигнорировал глухое «не мечтай» и заправил капсулу в кофемашину. Кухонное пространство заполнил приятный гудящий звук, и кофейный аромат противоречиво убаюкивал. Он точно помнил, что купил клубнику и сливочное масло в гипермаркете за поворотом, поэтому, поставив хлеб в тостер на несколько минут, решил покопаться в покупках. Ямагучи резко обернулся и замер. Шимада увлеченно копалась в крафтовом пакете, потом вскрыла еще одну пластмассовую крышку и вновь села на высокий стул, закинув ногу на седушку и забавно сгорбившись в спине. Коробка от бывшего в нем греческого салата стояла на островке. Вид девушки напоминал ему маленького ребёнка, которого не приучали правильно сидеть за столом. Видимо, он слишком пристально смотрел, потому что Александра все еще с вилкой во рту вздернула бровь и в недоумении уставилась в ответ. Ямагучи покачал головой, и она, пожав плечами, вернулась к еде. Он наклонился к пакету, насколько это было возможно, чтоб скрыть дурацкую улыбку на своём веснушчатом лице. Он совершенно точно покупал этот запечённый картофель для себя. Но сейчас это не имело никакого значения.