Всадники пустынных дорог

- Так что ты, говоришь, забыл в этой заднице мира? - спрашивает сидящий за рулем незнакомец, прикуривая одной рукой самодельный косяк, пока другой не особо аккуратно объезжает ямы и валяющийся на дороге мусор. Кадзуха улыбается уголками губ и стискивает сильнее пистолет. Его сердце продолжает отчаянно биться, несмотря на то, что явная угроза миновала. Вот только парень на водительском сидении пока внушает доверия не больше, чем темная фигура в ночном переулке. - А я и не говорил, - отвечает он тихо, когда их старый автомобиль снова резко виляет в сторону. Незнакомец матерится, но быстро цепляет ухмылку и беспечный вид, возвращаясь взглядом на спокойного мальчишку. - С тебя, я смотрю, и слова лишнего не вытрясешь, - выдыхает подозрительный водитель дым в лобовое стекло, держа сигарету одними зубами, - Давай я тебя научу. Меня зовут Томо. Мне 24 с хвостиком, хотя в душе всегда 16. Люблю комиксы про стероидных мужиков в леггинсах и плащах. Кайфую от олдскульного рока и острой еды. Зарабатываю на жизнь тем, что расхищаю завалы того дерьма, которые оставили наши предки. Томо скалится и кидает заинтересованный взгляд на молчаливого собеседника. Ожидаемая реакция не наступает: Кадзуха, не поведя бровью, провожает взглядом стаи костлявых ворон, немногочисленные скелеты машин и потоки пыли, создаваемые колесами. Томо разочарованно цыкает и выплевывает в открытое окно остатки догорающей газеты. Он как будто обижается, думает Кадзуха, либо теряет надежду вывести на разговор. В машине ненадолго воцаряется напряженное молчание, отчего становится слышны тяжелое кряхтение выхлопной трубы, крики летающих над падалью стервятников и ритмичное мычание Томо, по-видимому, повторяющего куплеты какой-то песни. Кадзуха все еще нервно сжимает пистолет, проводит большим пальцем по спусковому крючку и пытается разглядеть пейзаж через потоки грязного воздуха, иногда бросая контрольный взгляд на треснувшее зеркало. Томо делает вид, будто не замечает осторожной слежки. Однообразные виды за окном внезапно разбавляет средней громкости музыка. Машинные динамики шипят и временами прерываются, но парень на водительском сидении заметно расслабляется и начинает бить пальцами по рулю в такт мелодии. - I was caught In the middle of a railroad track*, - Томо подпевает, больше просто открывая рот, нежели действительно стараясь попасть в слова. Кадзуха хмурит брови, осмеливаясь наконец посмотреть прямо в лицо чужака. Парень краем глаза ловит движение и хитро ухмыляется. - Что, не нравится? Кадзуха молчит несколько секунд и все-таки осмеливается ответить. - Никогда раньше не слушал такую музыку. Томо театрально хватается за сердце. - Это же классика! - Говоришь так, будто все её обязаны знать, как таблицу умножения или тот факт, что зараженные охотятся ночью. Кадзуха, вообще-то, любит поговорить. Вот только новый знакомый, буквально час назад порубивший на куски стаю бешеных собак чертовой катаной, будто в типичных самурайских боевиках, все еще заставляет ладони потеть, а спутанный клубок нервов глубоко в груди и дальше опутывать сердце страхом и настороженностью. - Вот только ты не знаешь, - Томо хмыкает и высовывает одну руку из окна, ловя широкой ладонью ветер. Кадзуха понимает, что тот говорит не о музыке. - Сейчас даже не ночь, - беспомощно парирует он, стараясь не выдать голосом вину и смущение. - Это не меняет того, что ты не знал о зараженных, - Томо продолжает давить, осознанно или нет заставляя собеседника все больше утопать в собственной беспомощности. - Я знал! - Кадзуха не выдерживает и взрывается под чужим давлением, - Я знал, но, говорил же, думал, что они мирные, - под конец его голос становится совсем тихим и ломким. Томо сдавленно хихикает, как в первый раз, когда услышал эту отговорку. - И все же, у тебя был ствол, - достает он последний туз из рукава, тем самым добивая те крохи уверенности в себе, которые Кадзуха успел собрать за проведённый час в машине. - Заткнись, - Кадзуха устало облокачивается на сидении и прикрывает глаза. Страх быть застигнутым врасплох понемногу пропадает, хотя инстинкт самосохранения диктует не выпускать оружие из рук. Явно довольный собой, Томо начинает насвистывать мелодию новой песни и будто забывает о собственноручно спасенном пассажире. Кадзуха молчаливо выполняет дыхательные упражнения и, вновь решаясь посмотреть на водителя, уже более спокойно говорит в свою защиту: - Я растерялся, - слова звучат уже не как оправдание, скорее откровение. Томо снова хмыкает и будто теряет всю свою непосредственность. - Вот я и спрашиваю, что ты забыл в этой дыре? - в голосе слышатся сталь и серьезность, на которые, как изначально думал Кадзуха, новый знакомец не способен. Томо переключает все внимание на дорогу, давая собеседнику чуть больше свободы. В проигрывателе слышится новая песня, которую водитель со вздохом выключает, ставя другую. - Клаус*, дружище, не время для сопливых арий. *** Проходит несколько часов, прежде чем один из них нарушает молчание. - Бензин кончается, - констатирует Томо факт так буднично, будто их не накроют волны зараженных монстров, когда наступит темное время суток. Кадзуха снова напрягается и поспешно вычисляет время по расположению солнца, как его учили. - Сейчас примерно пол шестого вечера. Солнце скоро скроется за горой Ëго. Нам лучше поспешить, - заверяет Кадзуха. Он определенно не любит чувствовать себя бесполезным. Томо странно скрючивается, и попутчик бросает на него опасливый взгляд, ожидая увидеть приступ заражённого кашля или резкое ухудшение самочувствия, но никак не попытки скрыть смех. - Ты прав, сейчас 5:27, но у меня есть наручные часы. Так, на будущее. Кадзуха растерянно прищуривает глаза, и Томо заливается смехом, запрокидывая голову. - Смотри, пожалуйста, на дорогу. И я не знал. Томо замечает чужое смущение и легко сглаживает разговор. - Сейчас заедем в одно место. Надеюсь, у этого сукиного сына будет нужная нам вещь. Он выворачивает руль и съезжает с асфальтированного шоссе на сухую землю, укрытую битым стеклом и пеплом. Машину начинает трусить от камней и ржавого металла. Кадзуха не знает, куда они едут и кто такой этот "сукин сын", но у него нет выбора. Его сердце сжимает тисками. Он желал свободы, но попал в очередной капкан. Виды пустынных полей с выжженными солнцем и молниями деревьями сменяются на безжизненные пролески и разрушенные малоэтажные здания. Томо так и норовит врезаться с сухие деревья и груды побитых кирпичей, лишь в последние секунды выруливая на пустую дорогу. Кадзуха уже давно бы выпрыгнул из машины от греха подальше, и только безграничный и уверенный взгляд водителя внушает каплю безопасности и заставляет сидеть на месте, вцепившись до боли в сидение. Все остальное в машине выглядит слишком хлипким, чтобы даже дотрагиваться до него. - Скоро приедем в деревню Конда, - решает подать голос Томо, - Слышал о такой? Кадзуха задумывается, вспоминая уроки истории и рассказы знакомых диггеров. - Ближайший к нашему лагерю населённый пункт. Точнее, раннее населённый. Служил местом добычи древесины и железной руды. Томо издаёт смешок. - Дам тебе за этот ответ, хм... - он снова стучит по рулю, - 3 бала. - Есть что-то ещё? - Кадзуха кидает заинтересованный взгляд на собеседника, окончательно забывая об опасной дороге. - Рад, что ты спросил, ведь... Хей, не закатывай глаза. Я серьезно, - Томо прочищает горло, сплевывая слюну в окно. Кадзуха морщится, - Так, с чего бы начать. Ты прав, лет 25 назад эта деревня служила опорным пунктом, который исправно поставлял Инадзуме железо и дерево. Тут кипела жизнь, несмотря на близкое нахождение к зараженному кратеру. А знаешь, почему? - Томо держит драматичную паузу, пока Кадзуха не вздыхает. - И почему же? - Сеть бункеров, - отвечает с такой гордостью, будто своими руками в одиночку рыл эти каналы, - Мало кто из лагерных знает об этом. В особенности сейчас, когда Конда уже сколько лет считается деревней-призраком. Под этой землёй с десяток километров оборудованных пещер в несколько этажей. Жилые помещения, склады, тренировочные залы - это настоящая Конда. Когда ресурсы заполнялись, за ними из лагеря приезжали бронированные грузовики. И всё было стабильно до определённого момента. Сейчас самый нижний этаж бункера завален камнями и трупами рабочих, большая часть верхнего этажа заброшена и непригодна для жизни. Тьма, пустота, ужас. - Хм-м, - любопытный ум Кадзухи с охотой внимает новой информации, но рациональная его сторона все-таки больше озадачивается вопросом: "Почему у нас не говорят об этом?". На уроках истории акцент всегда делали на временах до катастрофы, будто желая жить не в разрушенной реальности, а в грёзах о том, как просто всё было раньше. Слушать про ошибки предков так же бессмысленно, как предаваться мечтам о беззаботном прошлом в некогда многолюдных и безопасных мегаполисах. - Тогда тот... человек, к которому мы едем. Как он живёт там? Томо этот вопрос почему-то веселит. - Слышал про то, что тараканы переживут даже ядерную войну? Так вот, он как раз из таких. "Тот, о ком он говорит, либо псих, либо зараженный. Ни то, ни то не радует". Мысленно Кадзуха сто раз успел пожалеть, что решился на такую самоубийственную авантюру, как покинуть в одиночку лагерь. Но в то же время, с каждой ухмылкой Томо, с каждой последующей в динамиках песней, с каждым новым ударом сердца Кадзуха чувствует почти забытый азарт, который ощущал на себе последний раз, лишь сбегая из родительского дома. - Вы с ним друзья? Знаю ещё, что тараканы любят кучковаться. И лазать по мусоркам, - у Кадзухи понемногу развязывается язык. Томо хохочет. - Верно. Точно подмечено. А ты осведомлён о нашей жизни, парень. За разговором они успевают проехать ещё несколько заросших сорняками домиков и даже неспешно преодолеть грот, некогда бывший рекой. Несмотря на то, что густой лес остаётся позади, место, куда они въезжают, тонет в ночных сумерках, скрывая темнотой все детали заброшенной деревни. Томо впервые полностью сосредотачивается на дороге, всматриваясь в каждый кирпич. Фары он не включает - можно привлечь нежелательное внимание. В машине повисает напряжённое молчание. Колёса еле плетутся между руинами некогда процветающего поселения, огибая каждое разрушенное здание, словно призрак прошлого. Музыка была заведомо выключена ещё до пересечения устья реки. Серьёзность водителя передаётся и Кадзухе, успевшему достаточно расслабиться в безопасных условиях. Худые пальцы сжимают пистолет и снимают с предохранителя: Томо ничего не говорил про заражённых или необходимость держать оружие наготове - он знал это сам. Когда тьма окружает со всех сторон, когда лучи спасательного солнца сменяются безразличной луной, ты полагаешься либо на свою силу, либо на то, что убьют тебя быстро и безболезненно. Кадзуха не успевает продумать все возможные (смертельные) исходы их путешествия - что-то заставляет Томо притормозить. Груда мусора чуть вдалеке шевелится и являет собой едва дееспособного зараженного, явно бывшего некогда человеком, судя по длинным конечностям иссохших рук, скорее напоминающих ломкие ветви деревьев. Кадзуха прижимает пистолет к груди и, не отрывая взгляда от монстра, шепчет, как он надеется, бесстрашно: - Я могу его... - Не вздумай, - так же тихо, но жёстко отрезает Томо. Существо в нескольких десятках метров от них едва живое. Не в силах встать, оно передвигает своими конечностями по битому асфальту в бесполезных попытках добраться до источника звука. Трясущаяся рука с обвисшей кожей и перебитыми костями тянется в их сторону. Кадзуха непроизвольно сглатывает. Всё, о чем он мог думать, покидая безопасные пределы лагеря Инадзума, - это долгожданная свобода. Для Кадзухи это значило личное руководство своей жизнью. Возможность выбирать, а не слепо следовать воле родителей. Жить своими правилами, а не чужими. Верить в себя, в свой ум, в свои способности, а не поручать всё слугам. Для Кадзухи это значило все. Когда железные многотонные ворота лагеря закрылись перед его лицом, он всё ещё знал, на что шёл. Через кабинет и званые ужины его родителей проходило множество людей. Как до одури скучных, так и ходячих кладезей историй и настоящих знатоков законов мира за стенами их пристанища. Отец думал, что их сын налаживает связи, мать - что он лишь ведёт светскую беседу с дорогими гостями. Кадзуха внимал чужим рассказам так, как никогда не погружался в учебники истории. Для него это была энциклопедия. И он изучил её вдоль и поперёк. Думал, что изучил. Кадзуха никогда не считал себя наивным, но всё равно думал, что теоретических знаний о внешнем мире будет достаточно, чтобы быстро приспособится к нему. Однако весь сегодняшний день лишь вбивал гвозди в крышку гроба его уверенности и надежд на будущее. "Покойтесь с миром, мои мечты и стремления, исполосованные острым клинком катаны таинственного чужака, поникшие под рёвом бешеной стаи собак и задушенные костлявыми руками монстра". Томо задумчиво хмыкает и жмёт на газ, несясь в сторону зараженного. Кадзуха едва успевает понять происходящее, как машина с небольшим стуком врезается в груду мусора и шинами проезжает по всему телу существа. Раздаётся противный хруст ломающихся костей и последние хрипы зараженного. Водитель снова сбавляет скорость и, самодовольно улыбаясь, продолжает путь. - Я слышу, как ты думаешь. Прекрати, - Томо говорит тихо и мягко, будто пытается успокоить, - Стрельба разбудила бы всю деревню. Знаешь плюс катаны? Она бесшумна и не имеет ни одного чертового механизма, которые любят ломаться или выходить из строя в самый неподходящий момент. А ещё ей круто отрубать конечности, согласись. Кадзуха, может, и согласился бы, если бы в данный момент не пытался воевать со своими мыслями, удушающе забившимися в самое горло и не дающими дышать. Собственная бесполезность отравляла сознание. Вид первого зараженного существа в его жизни вернул окрыленного свободой парня на землю. Он не солдат, не диггер. Пистолет в его руках дорогой, но, как оказалось, бесполезный. Томо везёт его в Инадзуму. Кадзухе не останется ничего, кроме как вернуться домой и в очередной раз доказать родителям несостоятельность своих целей и инфантильность действий. Как же глупо. Какой же он глупый. - Ты там живой? - беспокоится Томо, иногда кидая на попутчика взгляд, - Почти приехали. Кадзуха безжизненно, по инерции кивает, не в состоянии покинуть самоуничижающие мысли и вернуть внимание к реальности. Аккуратно заехав за один из домов, Томо глушит мотор и, схватив с заднего сидения катану, выпрыгивает из машины. Кадзуха дёргается от неожиданности и поспешно следует за водителем. Их путь был настолько долгим, что покидать едва приобретённую безопасную зону очень не хотелось. Промозглый ветер и кромешная тьма вокруг лишь подтверждают опасения, заставляя съежиться от страха и осеннего холода. - Не отходи далеко, - Кадзуха слышит чужой шёпот и заставляет себя отвлечься от разглядывания ночного пейзажа. Ему показалось, или за тем булыжником что-то пошевелилось? На удивление, они подходят не к громосткому бункерному люку или к тяжёлой автоматической двери, а всего лишь к полуразрушенному колодцу. Кадзуха вглядывается в тёмный провал и отмечает лишь метров пять пустоты до деревянной крышки. - То есть это вход в некогда высокотехнологичный бункер, ранее служивший пристанищем для тысяч людей? - с львиной долей скептицизма интересуется Кадзуха. Томо раз пятидесятый за их знакомство весело хмыкает и, обойдя парня со спины, выдыхает в ухо: - Не спеши. Кадзуха чувствует пробегающую по телу волну мурашек и сильнее закутывается в походную куртку. Черт возьми, как же здесь холодно. В это время Томо без задней мысли подходит к разрушенной стене дома и берёт несколько кирпичей. Пара красных глаз с неким азартом ожидает развязки. Вернувшись к колодцу, Томо раскалывает кирпичи о ближайший железный прут. Взвесив самый большой осколок в руке, парень бросает его в темноту проёма. Слышится глухой стук. Затем кидает маленький камень. И ещё один. После этого снова ищет достаточно тяжёлый кусок кирпича и сбрасывает в пустоту. И снова маленький. И ещё. И ещё два. Ещё один большой. Кадзуха потерял счёт и камням, и здравому смыслу. Томо заканчивает свои манипуляции и целую минуту неотрывно смотрит внутрь колодца. Ничего не происходит. Кадзуха слышит позади какой-то шум и резко, до боли оборачивается. Лишь штукатурка осыпалась. Легче не становится. Из глубины пропасти раздаётся металлический лязг. От едва сдерживаемого отчаяния Кадзуха почти не дышит и бросает опасливый взгляд на Томо, но тот со спокойной миной продолжает делать вид, будто ничего не происходит. Скрежет продолжается, всё приближаясь к ним и усиливаясь, и Кадзуха чувствует себя в ловушке. Страх усиливается, наливая ноги свинцом и заставляя сжать в кармане пистолет, как последнюю надежду на спасение. Если всё это злая шутка нового знакомца, если внутри колодца ничто иное, как полчища заражённых, то он погиб, глупо и безнадёжно, повёлся на самонадеянную ухмылку и обаятельные речи совершенно чужого человека. Это цена его эфемерной свободы, то, к чему он стремился всю сознательную жизнь. Но по итогу получит лишь распоротое горло и обглоданные кости. Когда деревянная крышка отворяется, Кадзуха уже готов вытащить оружие и скорее застрелить себя, чем попытаться защититься. Любой отпор всё равно обречён на провал. Какая прозаичная смерть - самоубийство вместо адских мучений от заражённых, медленно сдирающих его кожу и разрывающих сухожилия мышц. Но звуков, предшествующих ночным монстрам, не слышно. Не скрипят когти о металл, не клацают клыки из-за запаха свежей крови. Доносится только чужое пыхтение и короткий чих. - Томо, придурок, это ты? Парень посмеивается и свешивает голову в колодец. - И я рад тебя видеть, дружище. - Блять!.. Затемненная фигура не успевает выплеснуть все припасенные ругательства, снова материться, но уже потише, и явно слишком громко шумит чем-то внутри своего убежища. - Я тебе сколько раз говорил: прекрати, чертов ты идиот, ломиться ко мне с этого входа! Тут всё держится на честном слове и моих слезах. Если однажды один из этих невъебенно тяжёлых люков упадёт мне на голову и пробьёт череп, то в этом будешь виноват ты, а не ржавые крепления. Томо заливисто смеется, и Кадзуха начинает сомневаться в адекватности обоих мужчин, выясняющих отношения на всю улицу. Отлично, теперь заражённые могут прийти только потому, что двум придурком захотелось поржать. - Ты хоть посвети нам. Иначе упадём прямо на тебя, - Томо перекидывает ноги через каменную стенку колодца и, к ужасу Кадзухи, как будто собирается прыгать. - Ты кого там притащил? У меня трахаться нельзя, говорил тебе уже миллион раз. - Итто, не тормози! - Томо фыркает и бросает вниз маленький камушек, оставшийся от кирпича. Мужчина ойкает, явно поймав лбом снаряд, и с театрально тяжёлым вздохом включает огромный фонарь, освещающий узкое пространство колодца. Итто, щуря глаза от яркого света, стоит внутри проема из нескольких люков и держится за железную лестницу. Кадзуха пытается взглядом отыскать безопасный путь для спуска, но стены колодца пусты и лишь в некоторых местах покрыты слоем мха и сорняков. Парень вопросительно смотрит на Томо, сидящего на краю. - Я начну спускаться, а ты следуй прямо за мной. Если что, помогу. Но лучше не падай, - Томо не оборачивается на собеседника, но явно осознаёт, что будет волновать Кадзуху в первую очередь. Сомнений, естественно, больше, чем желания сигать в пустоту. - Разве нет более безопасного входа? - спрашивает подозрительно. - Вообще-то, есть, - вклинивается в разговор Итто, - Но Томо, черт бы его подрал, в очередной раз игнорирует основную дверь бункера. Слышишь, Томо? Нормальную дверь. Официальную. Специальную для людей. Вот, раз, человек стоит снаружи, и уже, два, делает шаг и, прикинь, оказывается внутри! - А я тебе уже сто раз повторял, что тот вход слишком непредсказуем, потому что стоит в открытом поле прямо у леса. Здесь же место уединенное и скрытое руинами, проще отбиться в случае засады, - Томо говорит так, будто объясняет очевидное ребенку, - Тем более, я в ответе за пацана. Кадзуха сглатывает и чувствует неприятный укол. Как же он ненавидит-ненавидит-ненавидит быть бесполезным. В груди полыхает злость и желание чувствовать себя самостоятельным и сильным. Только не нуждающимся в помощи. - Спускайся уже, - нетерпеливо выпаливает Кадзуха. Томо удивлённо выгибает бровь, уловив резкую перемену настроения, - Вы и так достаточно наорались, любезно приглашая сюда тварей со всей деревни. - Тогда смотри внимательно. Томо начинает спускаться, отточенными движениями хватаясь за выступающие камни и сколы в стене. Следом за ним лезет Кадзуха, скорее наугад выставляя руки и ноги. - Нет, не держись за мох. Чуть левее выступ. Так, а теперь ногу чуть пониже, ты почувствуешь дырку. Не бойся. Не смотри вниз. Кадзуха пытается побороть дрожь в конечностях, но сердце стучит так сильно, что он больше ни на что не может обращать внимание. Расстояние до лестницы небольшое, он понимает это. Вот только если хоть одна рука соскользнет с камня, если он хоть раз потеряет равновесие, то падать на самое дно бункера будет куда дольше. Томо уже успевает добраться до верхней части лестницы и пристально наблюдает за каждым движением человека сверху. Когда до деревянного люка остается меньше метра, Кадзуха самостоятельно принимает неправильное решение перенести вес одной ноги, оперевшись на небольшое пятно мха. Его кроссовок бесшумно соскальзывает, и он чувствует, как падает в пустоту, в последний момент впиваясь пальцами в пологую стену. - Блять!.. Томо кричит какие-то маты и, едва балансируя на лестнице, хватает падающее тело. Они держатся и не валятся вниз лишь благодаря тому, что ботинки Томо крепко держаться за стенку тоннеля, а чуть ниже его ноги мёртвой хваткой держит Итто. По телу Кадзухи все ещё плещется панический страх. Он чувствует чужие руки, обхватывающие за талию и чуть выше, и не может успокоить рваное дыхание. Секундная тишина разбавляется выкриком снизу. - А я говорил. - Заткнись. Томо дышит в чужую узкую шею и лишь усиливает хватку. Кадзуха чувствует спиной его бешеное сердцебиение и резкие выдохи. Томо волнуется о нём? Кадзуха пытается освободится из захвата и еле слышно шепчет: - Спасибо. - В норме? - раздаётся у самого уха. Кадзуха одобрительно мычит. Оцепенение постепенно проходит, и он чувствует неприятное жжение у пальцев. В неясных отсветах фонаря на его руках проглядывается кровь. - Похоже, стесал ногти. Томо выдыхает. - Сейчас поставлю тебя на лестницу. Спустишься подо мной, - говорит уже более спокойно. От безделья и скуки Итто начинает насвистывать какую-то лиричную мелодию. Томо чертыхается. - Я тебе сейчас ботинком на голову наступлю, придурок. Итто горланно смеётся, и Томо неспешно меняется местами с в очередной раз спасенным парнем. Почувствовав, наконец, опору, Кадзуха немного расслабляется. Раны на руках горят и мешают спуску, но очевидная опасность уронить своим телом двух человек остаётся лишь в его суетливых мыслях, всё ещё прокручивающих недавнее падение. Когда его ноги опускаются на ровную поверхность бункерного пола, Кадзуха борется с желанием упасть прямо там и заснуть, забыть весь сегодняшний день. Очнуться утром в багажнике старого знакомого, который согласился тайком вывезти его за пределы лагеря. Пойти другим путём, чтобы обойти стаю собак, едва не загрызших его насмерть. Не позориться перед чужими людьми. Начать день сначала. Томо приземляется за его спиной, спрыгнув с последних нескольких ступенек, и немного отодвигает его рукой. - Вы идите пока, мне ещё люки закрыть, - недовольно бубнит Итто и снова лезет наверх. Томо устремляется в тёмный коридор и, не оборачиваясь, интересуется: - Так и будешь там стоять? Кадзуха хмурится и следует за ним. Длинный тоннель едва освещается мигающими пыльными лампами. Воздух холодный и затхлый, под стать месту, которое покинули двадцать лет назад. В железных стенах мелькают заваренные двери с покосившимися табличками: "Склад 4", " Склад 5", "Оружейная", " Диспетчерская". С потолка свисают куски труб и рваные провода. Кадзуха спотыкается о валяющуюся железку и не может представить, что когда-то здесь жили люди. Он бы не вынес и дня без уличного воздуха и прямых лучей солнца. Удручающая атмосфера давит на Кадзуху, который теряется в каждом повороте и развилке. Бункер кажется бесконечным. А вот его нервные клетки - нет. Он переводит взгляд на спину Томо. Тот идет быстрыми, размашистыми шагами, создающими громкое эхо в пустом пространстве. Кадзуха же бредет настолько бесшумно, что у Томо создается стойкое ощущение, будто его спутник остался далеко позади. Но, оглянувшись за спину, он встречается с неуверенным сиянием красных глаз. Спустя пару минут, будто пройдя лабиринт из запертых люков и заваленных камнями проходов, они оказываются в тупике - у очередной стальной двери, наглухо запечатанной в стене. Томо облокачивается на стену и прячет ладони в карманах куртки. Он задумчив и тих, по сравнению с тем, как вёл себя в машине, и Кадзухе от этого становится не по себе. - Просто признай, что заблудился, - Кадзуха шутит, пытается разрядить обстановку и немного встряхнуть собеседника. Томо натягивает слабую улыбку. - Не дождёшься. Из глубины коридора раздаётся тяжёлый топот, принадлежащий бегущему со всех ног Итто. - Уф, ребята, это пиздец, - жалуется он, переводя дыхание. - Заражённые? - Томо напрягается. - Люки. Люки, который весят восемьдесят килограмм. Восемьдесят, Томо. В следующий раз заставлю тебя самого их закрывать. Итто роется в набедренной сумке и достаёт потрепанную карту. Проводит ей по проему у двери, но ничего не происходит. Он делает то же самое ещё несколько раз, но с большим остервенением, и в итоге со всей силы бьёт ногой по двери. - Дорогая моя, хорошая, пожалуйста, откройся, иначе я сожгу нахер твои заумные схемы. После ещё парочки ударов, он снова использует карточку. Система жалобно скрипит и отворяет внутренние замки. Итто победоносно поворачивается к парням. - Всегда работает! Спустя несколько долгих секунд и тяжёлых пыхтений Итто, дверь отворяется, впуская компанию в ярко освещённое, обставленное помещение. Томо, вероятно, привыкший себя чувствовать в бункере, как дома, вваливается в комнату первым и устало падает на один из мягких кресел. Кадзуха с неподдельным интересом осматривается. Убежище Итто не идёт ни в какое сравнение с убитым бункером. На полках у стен стоят горшки с растениями, явно ухоженными и горячо любимыми. По углам громоздятся террариумы с копошащимися жуками. На полу несколько дорогих ковров (где только взял?), мягкие игрушки и кучи разбросанных вещей. Судя по обилию старья, притащенного с обломков мегаполисов, барахольщик-Итто тоже сталкер. Взгляд Кадзухи падает на огромных размеров меч, валяющийся на столе вместе с пустыми бутылками и одноразовой посудой. - Вы все тут возомнили себя героями экшен-фильмов и фентезийных книг? Итто удивлённо глядит на Кадзуху, не понимая чужого замешательства, и немного заторможено чешет голову. - Это, вообще-то, удобно. Кадзуха, повеселев, хмыкает. А как же. В захламленной, но уютной комнате он начинает чувствовать навалившуюся усталость. Приключений, прожитых за день, было чересчур много для его неподготовленного к таким нагрузкам и потрясениям организма. Он позволяет себе сесть на стул с приклеенной изолентой подушкой. Итто садится за стол напротив него. - Я, как ты успел понять, Итто. Приятно познакомиться, - мужчина с широкой улыбкой тянется для рукопожатия и случайно задевает меч, который почти падает. - Кадзуха, - он тоже протягивает руку. Томо подскакивает с кресла. - Эй! А мне ты не сказал! - Так почему ты живешь здесь? – Кадзуха шутливо игнорирует упрек. - Эм, есть много причин, - Итто убирает меч и величественно кладет ноги на стол, - Например, отсюда проще заниматься контрабандой. Если бы в городе увидели хоть часть вещей, которые я храню в бункере, меня бы посадили. - Тебя бы посадили хотя бы за то, что ты разводишь здесь зараженных жуков, псих. - Цыц, Томо. И вообще-то, я слежу за ними! Так что все под контролем. - А еще ты со своими прихвостнями должен огромный штраф за беспорядки в Инадзуме и оппозиционные высказывания. - Эй, хватит порочить доброе имя моей банды, чудовище! По какой-то причине перепалка двух друзей расслабляет Кадзуху, заставляет отвлечься от мыслей и сосредоточить внимание не на себе, а на происходящем вокруг. Каким бы ни был сюрреалистичным прошедший день, его приключения на этом закончились, так что это последний шанс представить совершенно другую жизнь. Завтра он вернется к семье. И, возможно, завтра он бросит любые попытки повлиять на осточертевшую домашнюю рутину. - Совсем забыл! – Итто бьет рукой по столешнице, отчего Кадзуха непроизвольно вздрагивает, - Хотите чай? Я вчера испек печенье. Следующие пару часов проходят за успокаивающим зеленым чаем, сухим подгоревшим тестом и впечатляющими рассказами двух чересчур энергичных для полуночи парней об их скитаниях и не совсем удачных вылазках. К третьей выпитой кружке Кадзуха узнает, что Итто вместе со своей бандой сбежал из Инадзумы из-за чересчур буйного нрава и проблем с полицией. Что бункер – это буквально место встречи сталкеров и главная точка торговли всего хлама из руин мегаполисов. Что зараженные жуки – не опасные, «ну то есть опасные, конечно, но они такие милые, вы только гляньте». В свою очередь, Томо делится именем своей любимой и неповторимой белой кошки, которая всегда ждет его дома, описывает оружейный магазин его сводной сестры в городе, последние выгодные и дорогие находки. - С вами, конечно, весело, но в любую минуту может приехать Сара, и мне нужно, чтобы вы свалили в какой-нибудь жилой отсек до утра, - Итто с хрустом разминает спину и выжидающе смотрит на товарищей. - О, - Томо драматично прикрывает рот, - вы будете трахаться? Итто мнется, пока пытается подобрать ответ. С подбадривающим и веселым «Братан» Томо бьет его по плечу. - Пойдем уже, - Кадзуха хватает Томо за куртку и напряженно сжимает пальцы, пряча взгляд. Куджо Сара – генерал городской полиции. И проблема даже не в том, что они знакомы, а в том, что Кадзуха сбежал из дома и родители наверняка успели поднять тревогу. Держа в зубах очередной косяк, Томо приводит их в просторную комнату этажом ниже, в которой нет ничего, кроме наваленной на пол кучи матрасов и пестреющих разными рисунками и цветами одеял. - Раньше здесь стояли двухъярусные металлические кровати, но они такие неудобные, понимаешь, - рассказывает Томо, пока снимает обувь, - Поэтому мы сделали аналог комнаты-дивана. Кадзуха с большим усилием принимается развязывать шнурки на кроссовках. Все, о чем он сейчас может думать, - это неряшливое подобие постели и две маленькие подушки в форме сердец, расположенные на матрасе в конце комнаты. Как только тело Кадзухи принимает горизонтальное положение, Томо выключает свет и по памяти бредет на свое любимое место для сна. Как оказалось, чуть поодаль от спутника, но достаточно близко, чтобы говорить в неполный голос и быть услышанным. - Прости, что так вышло, - слова Томо немного приглушаются, - У меня были другие планы на сегодня, вот и не хватило бензина. Я хотел сразу доставить тебя в Инадзуму, но в итоге подверг лишь большей опасности. Мне жаль, правда. Не услышав ни ответа, ни какого-либо движения со стороны Кадзухи, Томо разочаровано вздыхает. Ему давно пора привыкнуть, что в такое время проще найти невредимую пачку сигарет в чьем-нибудь заброшенном доме, чем наладить контакт с кем-то, кто не имеет отношения к жизни за пределами безопасной зоны. - Я рад, что ты не отвез меня в город. Сегодня. - Уставший голос Кадзухи раздается на грани слышимости. – И безмерно благодарен, что спас меня. Что потратил свои ресурсы и время, хотя не должен был. Кадзуха боялся отвечать. Боялся откровенничать с человеком, с которым уже завтра попрощается навсегда. Сколько бы он ни пытался сравнивать себя с Томо или Итто, ни пытался найти схожие черты характера, которые помогут ему выжить в их безумном мире, всегда находились «но». Да, у него была стойкость, сила воли, в конце концов храбрость, но, как оказалось, этого недостаточно, чтобы проложить путь в новую жизнь. - И прости, что не представился еще тогда, в машине. Это было невежливо с моей стороны. Поэтому последую твоему примеру. Меня зовут Кадзуха Ка… Просто Кадзуха. Мне 19 лет, и я с детства занимался борьбой, поэтому думал, что… Неважно. Люблю слушать чужие истории и иногда переносить их в художественный текст или поэзию. - Секундная пауза. – Мечтал идти по жизни, как велит сердце, но по итогу всегда возвращаюсь в начало, откуда все меньше способов выхода. Спокойной ночи. В горле Кадзухи стоит позорный ком, который как будто нарастал в течение дня. Все начинает казаться нереальным – и запах старого матраса, и заразительный смех Итто, и спасительные руки Томо, до сих пор не покидающие мысли. Может, однажды, спустя неделю или месяц, когда Кадзуха свыкнется со старой жизнью, помириться с семьей и все-таки пойдет по стопам наследника Каэдэхара, он сможет вспомнить об этом дне без сожалений. Сможет выйти на балкон с толстым блокнотом и записать туда эти события так, будто они происходили и не с ним вовсе. Будто и зараженных псов, и парня с катаной, и занятый сталкерами бункер видел кто-то другой. Возможно, если все это станет лишь рукописным рассказом, тогда Кадзуха сможет убедить себя, что все это – лишь фантазия. Фантазия, с которой он определенно не хочет расставаться.