Персики

      Сообщение о том, что сталкер Бункер покинул Зону отчуждения пришло Сулеме почти через трое суток, когда она уже подходила к переправе через реку.       Глянув в ПДА, она озадаченно почесала затылок. Странно. Зона давно расползлась дальше материального Периметра из колючки и бетона, вместе с ней и сталкерская сеть, но не так же далеко, чтобы столько времени из нее выбираться. Что-то случилось? Что их задержало? Или это сбой в сети и просто сообщение дошло с опозданием? Может, он уже успел отправить Энглунда, а сам вернулся? Тогда должно было прийти сообщение, что он снова в сети. Его не было.       Она стала ждать. Пока перебралась через реку, пока шла обратно через темную долину. Когда забирала патроны из нычки Бункера в ржавом тракторе на окраине мертвого леса — особенно ждала. И даже не сообщения, а знакомого окрика. Дэто есть мой нытьйка!       Но никто ей не помешал забрать припасы и ПДА молчал. Сообщения по-прежнему не было. Оно не пришло даже спустя ещё два дня, когда она вернулась в бомбоубежище.       С намерением проверить работу сети, она отправила смс с вопросом одному свободовскому умельцу, которого более-менее знала. Через пару часов он прислал сообщение, в котором ответил, что последние несколько дней связь особо не сбоила.       Вечером того же дня она ещё пыталась что-то делать: растопила буржуйку, как и просил Бункер — выгнать сырость из убежища, привела себя в порядок после вылазки, разобрала рюкзак. Рассовала купленные вещи по ящикам и полкам, хотела ещё проверить исправность электродов на иономере, но заснула.       Проснулась на следующий день после полудня. Долго сидела, собираясь с мыслями, потом вспомнила о купленных деталях, стала возиться с иономером. Провела несколько пробных тестов — все работало, курьер не соврал. Потом достала с полки в железном шкафу свой ящик с образцами, хотела провести опыт, ради которого и покупала электроды, выставила все на подвесном столике, что соорудил ей Бункер для работы и вдруг остановилась. Села на низкий ящик, уронив руки, уставилась перед собой.       Он ушел.       Короткая мысль как пушечный выстрел грохнула и оглушила. И тут же осколками посыпались другие: ну нет, может, просто ПДА потерял, может, сеть слажала, может, забрел куда-то, где ее вовсе нет… А если ушел, то ненадолго. Такое было с ним, он сам говорил, потом все равно вернулся.       Он ушел с Тоббе.       Ещё один выстрел. Тогда он был один и его некому было удержать за Периметром, сейчас с ним Тоббе. Настырный, упертый, он не даст ему вернутся в Зону, если тот снова попытается уйти, удержит.       После этой мысли тучей кислого порохового дыма на Сулему накатила апатия. Зачем это все? Реактивы, пробирки, опыты… Она хотела усовершенствовать состав, которым Бункер пропитывал себе разгрузку, чтобы придать ей свойства кевларового броника, но теперь это было не к чему. Если он действительно ушел — броня ему больше не понадобится.       С этой мыслью Сулема медленно встала, подошла к своей ящичной койке, легла. Долго лежала неподвижно, думала. Обнадеживающие и упаднические мысли скакали одна за другой, как артефактные бусины в сборке: светлая-темная-светлая-темная… Рано провожать, где только его черти не носили, что пропадал надолго. А если и ушел… Чего горевать? Разве не щемило у нее самой сердце, когда видела, как он мается в приступах жестокой тоски по дому? Разве она не хотела, чтобы его жизнь снова стала безопасной и спокойной?       Это его выбор. Или не его? Или не выбор? Отчаянный порыв, накативший от присутствия и болтовни Тоббе, в котором он снова пытается вернуть прежнего себя? И как тогда, с Пэром и Йоке он схлынет, оставив тяжелое эмоциональное похмелье и понимание необратимости изменений. Он может сколько угодно биться и вживаться обратно в шкуру простого человека, но по-настоящему им уже никогда не станет. Не выдержит обыденной жизни и вернется.       Или не вернется? Утопит память о Зоне в выпивке, выкричит, выплеснет все страхи в зубодробильной музыке, пережжет и забудет. Станет жить, как Пэр, Йоке, Тоббе… Как многие его соотечественники. Спокойно, в удовольствие. Сможет ли?       А вдруг он не ушел? Вдруг погиб? Вляпался на обратной дороге в затерявшуюся за Периметром аномалию и погиб? Оттуда не придет сообщение о смерти. Или лежит где-то покалеченный, не в состоянии помочь себе? Или его мародеры поймали и держат в плену? Они ради наживы кого угодно поймают, если пронюхают, что за него есть кому платить. А если они их обоих, с Тоббе схватили уже где-то за Кордоном, что тогда? Куда бежать? Что делать?       Сулема вскочила с места, мотнулась к выходу, дернула с крючка комбез, но тут же бросила. Куда ей бежать? Куда она сама полезет? Где их искать? Бандитов же куча, разные банды в разных местах — все не облазишь. Вернулась, схватила ПДА, включила, лихорадочно пересмотрела все сообщения. Если бы они схватили его — выкуп стали бы требовать в первую очередь с нее, с напарницы. Новых сообщений не было.       Тогда она снова села на свою койку, уставившись в пол, на какое-то время замерла от тяжелой пустоты, заполнившей голову.       В таком скомканном состоянии прошел остаток дня и вся ночь. К утру уставшая и разбитая, она заставила себя кое-как встать и съесть консервы из своих запасов, умылась у монструозного умывальника. Собрала обратно в ящик весь свой химический инвентарь, убрала в шкаф. Решила подождать ещё неделю в убежище, вдруг Бункер вернется, но на деле не выдержала и трёх дней. Это был его дом и без хозяина ей в нем было не по себе. Постоянно мерещилось что-то: шорохи, движение на периферии зрения, скреботение в вентиляции и глухие вздохи. Понимала, что это обычный сквозняк и движение света от артефактов, но все равно стала собираться. Нервы были и без того накручены, нужно было уходить, иначе так можно и рехнуться.       Последний день потратила на то, чтобы заменить инвертор в аппарате микросварки — нужно было заварить вход в убежище, чтобы никто больше не смог в него попасть. Забирать вещи Бункера себе она не хотела — слишком много, а бросать просто так на разграбление мародерам было до боли жалко. Он столько сил вложил, чтобы все это собрать.       С грехом пополам справившись с аппаратом, она проверила его — работал. Не зря несколько дней наблюдала за тем, как Бункер его собирал. В качестве источника энергии швед вделал в него обратную вспышку — артефакт с электрической аномалией внутри, поэтому штука получилась абсолютно автономная и портативная. Собрав рюкзак и надев снарягу, она забрала аппарат, погасила огонь в печке, выбралась наверх. Заперла входной люк и грубым, неровным швом неаккуратно, но качественно приварила его крышку к основанию по всему периметру. На сердце было тошно: уже почти три года этот люк заменял ей двери дома. Почти три года Бункер добровольно делил его с ней, теперь приходилось уходить.       Идти было некуда, кроме как к Доктору. Бредя по болотам к его дому, она не переставая думала: а, что если и ей самой попробовать вернуться на большую землю? Прошло время, кто знает, может, сейчас научное сообщество занято другими проблемами и никто уже не станет так искать беглого ассистента, провалившего дорогостоящий эксперимент и убившего видного ученого.       От глупости этой мысли стало смешно. Ее не будут ловить, разве что если она поселится где-то в далёком Глухожопинске и устроится работать посудомойкой в местной забегаловке. Не в ту компанию она влезла, где забывают такие вещи.       А если она сможет укрыться? Выправить документы, изменить имя — денег хватало, в Зону ходят не за приключениями на задницу, — начать жизнь заново? Что она может? Стрелять, бегать, собирать артефакты и работать в лаборатории. Где это пригодится? В армии. В милиции.        С ее физподготовкой и навыками стрельбы вполне возможно, да только с таким прошлым кто добровольно сунется в подобные организации? Ее раскроют в считанные дни и тогда пиши пропала.       Ради чего тогда бежать из Зоны? Ради квартиры в панельной многоэтажке и должности лаборанта в зачуханной больнице? В НИИ, даже частные, ей путь тоже закрыт, так что об исследованиях, тем более настоящих и важных придется забыть, а сидеть перебирать пробирки с анализами до пенсии ей однозначно не хотелось. И пенсии ей не хотелось и старости в одиночестве. После перенесенных экспериментов детей она иметь уже не могла, внешностью не отличалась, да и вообще… Кому она нужна за Периметром?       Здесь у Доктора от нее хоть какая-то польза и дело для неё, чтобы занять голову и вытеснить из нее горькие мысли. Они накатывали по дороге жгучими волнами, она то и дело останавливалась, поглядывала по сторонам, ища подходящие аномалии, дотрагивалась до «Глока» с одним патроном, который забрала из убежища и спрятала за пазуху. Одергивала себя каждый раз — их с Бункером договор был рассчитан на случай гибели одного из двоих. Он не умер, значит, и ей было не положено.       Когда пришла — долго стояла на пороге дома старика, не решаясь постучать. На улице давно стемнело, свет в окнах у него не горел. Либо уже спал, либо вовсе ушел куда-то. Хотела было там и остаться ночевать, на пороге, как пес Доктора прибежал из дальнего угла двора, стал лаять. Жуткий звук, больше похожий на надсадный кашель в тишине зазвучал неожиданно громко. Псевдопес щерился и хрипел, заходился в лае, кидался на ступеньки, но не нападал.       — Чего ты расходился, бандит? Ночь на улице. Или кто пришел? — Послышался за дверью приближающийся голос Доктора. Открыв дверь, он посветил фонарем, выглядывая, кто там на пороге, а увидев Сулему, удивленно охнул.       — Сулема? Чего стряслось? Ранена?       — Нет, все в порядке. Извините, что разбудила. — Промямлила она, отступая на несколько шагов от двери.       — Да я не спал еще, тут свободовцы принесли… — Он заговорил о новых артефактах, которые принесли ему фримены, но вдруг оборвал себя. — Ой, чего это я. Заходи, не стой на пороге.       И, открыв дверь шире, впустил женщину в дом — там было достаточно светло, тепло, пахло едой и чем-то из средств дезинфекции.       Она чувствовала себя подавленно и виновато, неловко топталась на месте, не решаясь войти в комнату и тем более присесть куда-то. Старик заметил ее состояние, прямо спросил:       — Чего с тобой, дочка? Как похоронила кого.       — Бункер ушел. — Так же прямо ответила она. Скинула рюкзак на пол и беспомощно села на него. — Приехал его друг из Швеции и забрал его домой.       Не выдержала, шмыгнула носом, скривилась… Но тут же спохватилась, потерла глаза пальцами и глубоко вздохнула, замотала головой, отгоняя непрошенные слезы. Какого черта, не похоронила же, действительно.       Старик ответил не сразу. Помолчал, размышляя, потом негромко сказал:       — Ушел-таки, значит. — Потом еще постоял молча, пожевал губами, вздохнул, видимо, вспомнив что-то свое. Подошел к Сулеме ближе, наклонился, протянул руку. — Вставай, дочка, не кисни. Ушел — не погиб, уже хорошо. Не каждому дано отсюда выбраться живым.       Он помог ей встать, забрал рюкзак, оружие, повел к столу возле печки греться.       Не понимая, зачем, она стала рассказывать ему, как все произошло. Доктор сидел напротив, молча слушал, кивал головой. Потом встал, налил ей чаю из термоса, дал попить. Указав на сварочный аппарат, спросил, что за коробок она с собой принесла. Она ответила, сказала, что страшно в одиночку оставаться в убежище, а бросать открытым жалко.       — Может, оно и правильно. — Пробормотал Док в ответ. — Бросать столько добра как попало рука не поднимется.       — Угу. — Буркнула она. Помолчала, потом глянула на Доктора, как побитая собака, спросила: — Могу я у вас побыть какое-то время?       Тот внимательно посмотрел на нее в ответ, чуть заметно улыбнулся.       — Ты и так знаешь, что я скажу. Мне лишние руки в помощь всегда нужны, оставайся.       — Спасибо… — Она опустила голову. — В долгу не останусь.       В чае Доктора было что-то успокаивающее. Не допив до конца и кружки, она почувствовала, что начинает засыпать. Заметив это, старик отвел ее в комнатуху, где когда-то она разместила Пэра и Йоакима на двухэтажной койке, подождал, пока она скинет с себя комбез, и уложил на нижнюю из двух кроватей.       — Спи, Сулема. Утро вечера мудренее. Будет день — будет пища, а за шведа своего не горюй. Даже если и не вернется — там ему уже ничего угрожать не будет.       — Не будет… — Пробормотала она эхом и с этой мыслью отключилась.       А на утро начались новые заботы. Доктор, зная характер Сулемы, надавал ей гору мелких дел, с которыми сам не успевал управляться в одиночку, дабы за работой ей некогда было тосковать.       Их накопилось много, она едва успевала запомнить, что и когда нужно было сделать, куда отнести, у кого, когда и где забрать, какие реактивы готовить на следующий день. Спустя неделю такой беготни хлопот еще прибавилось — к Доктору притащили раненого монолитовца и часть времени стала тратиться на уход за ним. Время от времени к нему приходил напарник — странный, непропорционально сложенный, в плаще с огромным капюшоном. Он подолгу говорил о чем-то с Доктором, только на секунды заглядывал в палату проведать товарища, а когда раз зашел и столкнулся с Сулемой — поспешил убраться из дома как можно скорее. Ученая в тот раз успела заметить, что у этого странного фанатика руки совсем не человеческие и ходит он без обуви в одних обмотках, ибо такие ноги ни в одни ботинки не влезали.       К вечеру она зашла к Доктору отчитаться о проделанной работе и спросила, кто то существо, что приходит к их пациенту.       Доктор ответил, что оно вполне себе человек, а не существо, боец монолитовской секты. Сулема мысленно присвистнула, но не ответила ничего. Разговор сместился на тему монолитовцев и того, почему эти двое пришли именно к нему, Доктору, если у них есть свои медики. Старик коротко сказал, что он давно знает их двоих, они были неподалеку, когда все случилось, вот и пришли. Потом, видимо, не желая продолжать тему, отправил Сулему спать — на улице уже была ночь.       Шли дни. Монолитовец к концу второй недели на артефактных сборках вычухался и ушел, оставив Доктору большой коробок с продуктами и патронами. Вместо него появился химереныш — маленький, серый с бурыми пятнами, посеченным осколками боком и полуоторванной лапой — видимо, подорвался на мине где-то. Приполз рано утром под окна дома, стал кричать. Пес Доктора услышал, прибежал, старик пришел посмотреть, чего тот беснуется, увидел подранка, подобрал — работы снова добавилось. Химереныш в отличие от мрачного и смиренного монолитовца не хотел добровольно поедать лекарства да терпеть процедуры и перевязки. Приходилось долго возиться и изощряться, чтобы и сделать все и самой без руки не остаться.       Хотя она и уставала, хотя и некогда было иногда поесть за день, все равно не получалось до конца вытеснить из головы мысли о Бункере. По утрам, когда только просыпалась, они часто приходили, пока сонное сознание не в состоянии было занять себя чем-то другим. Лишали сил, вытаскивали из памяти яркие события и моменты из их общей жизни. В такие дни вставать и что-то делать было особенно тяжко. Приходилось заставлять себя делать чуть ли не каждый шаг.       В один из подобных Док отправил ее на кордон к Сидоровичу за продуктами и рядом медикаментов, которые тот доставал ему из-за Периметра через свои каналы.       Мысленно ругаясь, ученая собралась, взяла рюкзак побольше и нужную сумму денег, оружие и выдвинулась в дорогу. За ней увязался уже почти выздоровевший химереныш — быстро перебирая короткими, мощными лапами, прихрамывая на одну, посеменил следом. Сулема попыталась отогнать его, но мутант не отстал, тогда она плюнула на него и пошла уже не обращая внимания.       Как и предполагала, ее появление в деревне с таким попутчиком вызвало проблемы. Сталкеры, заметив его, хватались за оружие и ей приходилось едва не собой закрывать порождение Зоны, доказывая, что оно не причинит никому вреда. В какой-то момент она даже удивилась тому, что, как и Доктор теперь, начала защищать мутантов от людей.       На входе в подвал Сидоровича охранник едва не выскочил в зарешеченное окно, когда она вошла с химерой у ноги. Сам торгаш, услышав его вопли, закрылся в каморе и оттуда прогудел, что пока она не уберет мутанта из подвала — он не высунется и ничего ей не продаст. Пришлось подчиниться. Правда заставить химереныша вылезти из вкусно пахнущего подвала, а потом запереть в ближайшем сарае стоило огромных усилий.        В итоге сделка удалась, хотя Сидорович и пытался содрать побольше денег. Когда она уже уложила все покупки в рюкзак, он неожиданно сказал:       — Слушай, чуть не забыл! Тут на днях долгари персики привезли консервированные. Всего пол-ящика. Шесть баночек. Передай своему психованному, пусть приходит, пока не разобрали. А то опять явится, когда все уже купят и кинется бить морду.       Сулема подавилась вздохом от этой фразы. Опустила на пол набитый рюкзак, глянула на торговца тяжелым взглядом.       — Не переживай, больше не придет. Ушел из Зоны.       Круглая, щекастая физиономия Сидоровича вытянулась, но тут же скукожилась обратно и скривилась в презрительной мине.       — Ой, да конечно. Скорее, монолитовский булыжник придет сюда в подвал, чем он уйдет из Зоны. Знаю я таких. Он сопьется к чертям или повесится на Большой Земле, так что не рассказывай.       — Он ушел месяц назад. — Сама не понимая зачем, уточнила ученая.       — Туфта! — Торгаш хлопнул толстой ладонью по столу. — Если и уходил, то вернулся. Мужики наши видели его на старом АТП за деревней. Сидит там, как сыч, в железе ковыряется.       Он еще что-то продолжал говорить, но она уже не слушала. Схватив рюкзак, пулей рванула наверх из подвала, чуть не сбив на выходе кого-то из новичков.       Когда бежала мимо последнего из домов деревни, услышала за спиной треск ломаемых досок, рык и крики сталкеров:       — Чтоб вас обоих снорки сожрали, сволочи! Разваляли сарай со своим уродом! Химереныш, вырвавшийся на свободу, догнал ее на вершине холма на дороге, что вела к АТП.       Сулема бежала, не чуя земли под ногами и не чувствуя веса рюкзака. По Зоне не бегают, она это знала, но в тот момент ей было не до осторожности — спешила найти, увидеть Бункера, пока он снова не сдернулся с места и не ушел невесть куда. На спуске холма чуть по инерции не влетела в трамплин, увернулась, пробежала мимо. Бежавший рядом химереныш задел и его отбросило на несколько метров в сторону.       На въезде в гаражный комплекс стояли двое сталкеров, курили, разговаривали. Заметив ее бегущую, а следом мутанта, схватились за оружие.       — Не стреляйте! Не стреляйте, оно со мной! — Махая руками, она закричала, давая понять, что не убегает от порождения Зоны.        — Тут… мужика…белобрысого, бородатого… не видели? — Спросила, задыхаясь, когда остановилась в паре метров от входа.       Обалдевшие сталкеры недоуменно переглянулись.       — На кой он тебе так нужен, что бежишь, как угорелая? — Спросил один, что был на вид постарше.       — Так, видели? — Пропустив мимо ушей его вопрос, повторила ученая.       — Ну, видели. Сидит в дальнем гараже, ковыряется в ЗИЛке. Надеется, видимо, что это корыто сдвинется с места. — Лениво ответил второй. — На кой он сдался тебе? У него с башкой проблемы, не трогай его.       Эти слова еще больше подстегнули ее, и она, не желая дальше говорить, коротко буркнула «надо», обошла сталкеров и уже шагом, но быстрым, направилась вглубь АТП.       — У нее, похоже, тоже проблемы с башкой. — Пробормотал вслед старший, глядя, как на ходу Сулема отпихивает прикладом автомата в сторону химереныша, который прыгал ей под ноги.       Дойдя до дальнего гаража, с замирающим сердцем она вошла внутрь — там было сыро и сумрачно. Подождав несколько секунд, пока глаза привыкнут к слабому освещению, прошла дальше, оглядываясь: гараж был длинный и почти пустой. То-тут, то-там были разбросаны доски и поломанные ящики, старые покрышки и куски листового железа, отпавшие с крыши. В дыры от них столбами падал свет, но его все равно было недостаточно, чтобы разогнать окончательно мрак в помещении. Три раздолбанных ЗИЛа стояли в дальнем углу и оттуда слышалось позвякивание инструментов.       — Бункер! — Позвала она, прислушалась. Возня усилилась, под одним из грузовиков обозначилось шевеление.       Сулема подошла ближе, присматриваясь — под кабиной крайнего от стены ЗИЛа торчали ноги в камуфляжых штанах и берцах. С ее приближением они заерзали по земле, человек высунулся из-под машины до пояса.       Сулема оглянулась — химереныша не было.       «Куда его черти понесли? Сейчас пристрелят к херам» — подумала мимоходом, подходя еще ближе и вглядываясь в того, кто высовывался наружу. Куртка, разгрузка, руки в перчатках. Руки… — она вгляделась внимательнее.       — Твою мать, кого черти принесли! — Прохрипел сталкер, отплевываясь, высунулся окончательно и приподнялся на локтях, огляделся. Сулема отпрянула назад.       — Ты кто такое? — Спросил, увидев ее рядом.       — А ты кто? — Машинально ответила она, чувствуя, как сердце с силой бухнув, оборвалось. Перед ней сидел незнакомый сталкер. Светловолосый, бородатый, даже сложением похожий на Бункера, но не он.       — Картоха. — Представился он, утирая обсыпанное ржавчиной лицо. — А ты, я смотрю, баба?       Сулема не нашла, что ответить, молча отступила еще на шаг назад. На лице сталкера проступила гадкая ухмылка.       — Да не трясись ты, не съем. — Он осклабился шире, поднялся на ноги, шагнул к ней. Невысокий, худощавый, неуловимо похожий и вместе с тем какой-то отвратительный. С зековской манерой движений и широким носом, похожим на картофелину.       — Я добрый.       Сулема еще отошла на шаг, потянулась к пистолету на ноге — ей не нравилась его ухмылка и намерения, открыто читаемые в маленьких маслянистых глазках.       — Гля, ты чего, киса? Только что бежала сюда, как лошадь, что земля тряслась, а теперь к стволу тянешься. Или не меня ждала?       — Не тебя. — Ответила она твердо и медленно вынула пистолет из кобуры.       — Ну, ничего, подожди. Не хватай пушку, может, тебе и со мной понравится. — Сталкер быстро облизнулся, развел руки в стороны, шагнул вперед и тут же остановился — Сулема направила дуло пистолета ему в живот.       — Я тебе не шлюха барная! — Зло выплюнула, отходя еще дальше.       — Ой, какие мы грозные! — Протянул Картоха приторно, поворачивая руки ладонями вверх, показывая, что безоружен. — Все вы так говорите, пока бабки не почуете. У меня их сегодня много — хабар хороший собрал. И он кивнул на объемистый рюкзак, лежащий у колеса машины.       — Ну, как? Хочешь посмотреть-потрогать? — По всему виду сталкера было понятно, что у него руки чесались схватить женщину, и не только руки.       — Пошел ты к черту со своим хабаром. — Сулему охватило бешенство — еще ни разу за все время в Зоне к ней не обращались, как к шлюхе. Попервах она просто нигде не показывалась, позже если ходила по злачным местам, то только с Бункером, а его никто не хотел задевать.       — Та че ты кобенишься? — Уже зло крикнув, Картоха рванулся к ней резким рывком, рассчитывая, что необстрелянная баба уронит пистолет от неожиданности и оцепенеет, но тут же взвыл, получив его рукояткой по зубам.       — Я. Тебе. Не шлюха! — Сорвав дистанцию, повторила Сулема и заученным ударом колена в живот сложила наглого сталкера пополам. Следующим — локтем в склоненную шею, надолго вырубила. — Скотина!       Зло сплюнув, она сняла автомат с плеча и широким, порывистым шагом пошла прочь с территории АТП. На выходе снова увидела тех же сталкеров, но к ним подошли еще трое, втянули в разговор и никто особо на нее внимания не обратил. Только когда следом за ней со стоянки выбежал химереныш — послышались крики.       — Сгинь, гаденыш! — Шикнула она на мутанта. — Из-за тебя сейчас пулю схлопочу в затылок.       Сжавшись в ожидании стрельбы в спину, побежала, петляя между кустами и аномалиями, взбираясь на холм к дороге. Выстрелов не последовало.       В деревню к Сидоровичу заходить не стала — нечего ей было там больше делать, пошла сразу на болота к Доктору. По дороге снова думала, разговаривала с химеренышем.       — Повезло тебе, гаденыш, что соображаешь хорошо. Подойди ты хоть к одному из них там, в деревне или гараже — никакая регенерация и две башки не спасли бы. Изрешетили б в хлам.       Мутант ясное дело не ответил. Медленно шел рядом, тяжело прихрамывая на покалеченную лапу — от долгого движения, видимо, снова начала ныть.       — Ничего, дойдем домой — Доктор тебя полечит, если еще не ушел.       Отправляя Сулему к Сидоровичу, он сам собирался идти на Янтарь, торговать с учеными. Вспомнив об этом, женщина тяжело вздохнула — не хотелось ей находиться одной и у Доктора. В тишине приходили мысли и память подсовывала картины из событий, происходивших в доме старика с участием Бункера. В такие моменты она начинала понимать шведа в том, как он маялся сам, когда ему память подсовывала образы из прошлого.       «Чертов Сидорович!» — Мысленно выругалась она. — «Обнадежил. Чтоб его снорки сожрали».       Когда торгаш сказал, что на Кордоне видели Бункера, ей показалось, что ее разорвет от радости, но когда увидела того, кого приняли за ее напарника — готова была разорвать обоих. И торгаша и того быдловатого Картоху. За шлюху ее принял, сволочь. Ну, ничего, не зря она доставала шведа, чтобы тот научил ее драться — пригодилось умение. Так, черт его знает, чем бы все кончилось — пристрелила бы еще придурка, потом сталкерня на кордоне ополчилась бы против нее самой.       Снова вздохнув, она прибавила шагу. Идти было еще долго, вечером ковылять по болотам не хотелось. Выверты в рюкзаке сбавляли вес поклажи, поэтому идти было не катастрофически тяжело. Она посматривала по сторонам и думала-думала-думала…       Как ей теперь дальше быть? Док сказал как-то, мол, в Зоне есть нормальные сталкеры и если ей совсем уж тоскливо с ним старым — она может идти, куда ей захочется. Найти себе толкового мужика или вообще податься в какую-то из группировок.       Оба варианта были вполне вменяемыми, по-всякому народ в Зоне выживает, но оба ей не нравились. В группировку вступать по ее мнению было верхом идиотизма, ибо тогда сталкеры из противоположного клана автоматически становятся твоими врагами независимо от того, что ты думаешь о них на самом деле.       Первый вариант был от чего-то противен. Найти в Зоне более-менее вменяемого мужика было возможно. Напарника, с которым можно ходить за хабаром, не опасаясь быть ограбленным — тяжело, а человека, которому ты сможешь доверять как себе — практически не реально. К тому же Бункер был слишком иным по сравнению с местными и кого-то другого рядом она бы уже не стала терпеть.       Погрузившись в свои мысли, ученая не заметила, как выбралась на территорию болот. Под ногами зачавкало, аномалий стало попадаться больше — она пошла осторожнее. Оглядывалась, иногда бросала болтики, подзывала зазевавшегося мутанта и все равно продолжала думать.       Что ее привлекало в этом шведе? Что задело и заставило остаться, несмотря на изначальную вражду? Имя? Ведь первым ей запал в душу совсем не этот Пэр. Непредсказуемость и безбашенность вместе необъяснимой, врожденной, что ли, умеренностью? Бункер, казалось, на уровне инстинктов чувствовал, когда нужно остановиться и ничего у него не было лишнего. Все, что он собирал или делал, даже безумное на первый взгляд, в итоге делалось и собиралось с определенной и вполне логичной целью ровно настолько, сколько требовала ситуация, необходимость или его тело. Дикая мешанина из живучести, хитрости и злой завзятости? Способность стоически принимать свою уязвимость? Черт его знает. Скорее, все сразу. Вся та куча мелких штрихов, особенностей и недостатков, из которых в целом состояла его личность и внешность, все они притягивали ее.       Он иногда поражал ее почти детским восприятием мира и чувствительностью, свойственной творческим людям, иногда раздражал железобетонной упертостью, иногда выводил из себя и пугал идиотскими выходками, вроде последней вылазки в город с аномалиями или отсутствия бронежилета, иногда приводил в ярость…. Но сейчас ей дико не хватало всего этого. Жизнь у Доктора на болотах стала спокойной, но вместе с тем такой же серой и однообразной, как то самое болото.       Пробираясь по нему, ученая с тоской поглядывала на окружающие аномалии, прислушивалась к вою гнилей где-то на окраине большой топи, мимо которой шла. Можно было все закончить разом. Вон здоровая воронка впереди — пара секунд и все. Хотя и больно, наверное, пока разорвет тебя. Вон трясина рядом — снял выверты с рюкзака и с головой вниз. Правда, тоже не самая легкая смерть. Вернее всего пулю в лоб. Но, черт возьми, глупо же. Жила она и раньше в одиночку, какого черта сейчас убиваться, тем более, что швед ее жив и невредим.       Спускаясь с холма в низину к дому Доктора, она поняла, что запуталась окончательно во всех своих размышлениях. Хотелось напиться чем-то вусмерть, упасть и спать, а с пробуждением забыть все, что было к чертовой матери и оказаться где-то на втором курсе учебы в университете. Где она, девчонка Соломея восторженными глазами смотрит на своего преподавателя, профессора химии, будущего научного руководителя.        — Да где ты там застрял, гаденыш! — Когда зашла во двор солнце почти село. Ей пришлось еще ненадолго остановиться и придержать калитку, дожидаясь химереныша — он что-то нашел в ближних кустах и кинулся туда посмотреть. — Иди домой. Кис-кис, мать твою аномалию!       Отозвался. Прибежал, прошмыгнул во двор и покатился куда-то к сараям за домом.       Доктор обычно там оставлял еду своему псу и этому приблуде двухголовому.        — Чтоб тебя черти сожрали, вредитель. — Подходя к дому, она продолжала ругаться не столько от злости, сколько от усталости. Как ни крути, прошла немало, а рюкзак даже с артефактами был тяжелым.       — Дэто ты вредитель. Затьем люк заварила? Как я домой попасть тепьерь? — С бревна за крыльцом послышался голос, который Сулема узнала бы и на том свете и от которого дернулась, как от удара током.       — Бункер? — Не веря своим ушам, она шагнула в сторону с дорожки, ведущей к дому, пошла по высокой траве к бревну.       Швед сидел там, привалившись спиной к высокому фундаменту дома, смотрел на нее, склонив голову на плечо. В непривычной гражданской одежде — простых джинсах, куртке и толстом балахоне с капюшоном, с аккуратной бородой и стрижкой, без оружия и снаряги, с одним пустым вещмешком на коленях.       — Это ты? — После встречи с чертовым Картохой, она не верила не только своим ушам, но и глазам, тем более, что выглядел сталкер более, чем необычно.       — Нэй. Кровосос болотный. — Усмехаясь, ответил он. Тяжело поднялся на ноги, качнулся, сделал шаг и повалился на четвереньки.       — Пэр! — Окликнула уже по имени, бросилась к нему, скинув рюкзак. — Ранен? Тревожно кинулась ощупывать его спину, грудь и живот.       — Нэй. — Он замотал головой, переводя дыхание. — Всье нормально. Нье жрать тре дагар…       — Святые ликвидаторы… — Пробормотала она, содрогаясь от ощущения пугающей хрупкости его тела под простой одеждой.       — Где твоя снаряга? Как ты дошел в таком виде?       — Отьень осторожно. — Он сел ровно, незряче огляделся и снова тряхнул головой, пытаясь разогнать темноту перед глазами. — Снарягу сперли. Нашли нытьйку за Кордоном. Подумал, дойду и так до убежища, там всье есть, но там всье замуровно.       Сулема прикусила губу. Взяла его вещмешок, заглянула — там был разряженный ПДА, нож и полупустая фляжка с водой. Она закрыла ему доступ домой, к его же припасам и средствам выживания. От этой мысли стало стыдно и жутко, она залопотала:       — Я все исправлю, Бункер, честно. У Доктора есть арты, размягчают неорганику так, что ножом резать можно, я попрошу пару штук и все исправлю!       — Куда ты дьенешься. — Он снова усмехнулся — несмотря на истощение, настроение у него определенно было приподнятым, снова попытался встать — не вышло. Страшно кружилась голова и земля уходила из-под ног. Тогда Сулема закинула его руку себе на плечо, стала подниматься вместе с ним.       — Вставай-вставай, осторожно. Пойдем в дом, что-то сделаю тебе попить съедобного для начала.       — Было бы нье плохо. — Проворчал он, цепляясь за ее одежду на плечах. Вдвоем удалось встать: Сулема обхватила его одной рукой за талию, другой придержала за куртку на груди, он оперся на нее почти всем весом и они медленно пошли к дому Доктора.       — Так, затьем ты люк заварить? — Повторил он свой вопрос уже в доме, сидя возле топящейся печи и прихлебывая горячую юшку от рыбного супа, которой Сулема налила ему в кружку. Его знобило, руки дрожали, взгляд ни на чем не останавливался. Ученая сидела рядом, жадно вглядываясь в его осунувшееся лицо — косой луч света из окна падал в их сторону, четко обрисовывал его аккуратный профиль. Иногда трогала за ногу или руку, будто до сих пор не веря, что он материальный.        — Думала, ты ушел с ним насовсем. — Пробормотала в ответ, отводя глаза.       — Тьебе вредно думать, я уже говорил? — Проворчал он и откинул голову на теплый бок печи, усмехнулся в усы.       — Черт, Бункер! Тебе смешно, а я чуть не удавилась… — С обидой в голосе ответила ученая и ткнула напарника кулаком в плечо. Он вяло качнулся в сторону, не ответил.       — Чего молчишь? Ты же уйти хотел… — Она не-то спросила, не то укорила его.       — Пытаться. Нье смог. — Ответил. Вздохнул, отхлебнул еще теплого питья — оно возвращало силы.       — Так долго…что я только не передумала уже себе, Пэр. — Сулема шмыгнула носом, ткнулась головой ему в плечо. Он потрепал ее по волосам на затылке.       — Jag lever. Jag är här igen.*1 — Пророкотал, почти не открывая рта. Зажмурился, ловя себя на мысли о том, что в ее произношении его имя слышится ему иначе — она нечасто его так называет, только в особых случаях, потому оно кажется сродни прикосновению.       — Сам знаешь, не понимаю. — Вздохнула она, прижимаясь крепче к его плечу, но вдруг дернулась, села ровно и шлепнула себя ладонью по лбу.       — Чуть не забыла! — Охнула, глядя на шведа влажными и будто пьяными глазами — от радости в голове действительно мутилось как после крепкой выпивки. — Сидорович просил тебе передать, что ему консервированных персиков подогнали шесть банок.       Бункер повернул голову, глянул на нее, привычно щурясь на один глаз.       — Ты дэто есть серьезно?       — Ну, да. Он днем мне это говорил, когда я… — Она торопливо закивала головой, глядя, как меняется его выражение лица с недовольного на насмешливое и он улыбается все шире и шире.       — Нам снатьйала домой попасть надо. — Почти простонал и засмеялся. — Åh, jag kan inte!*2 Без денег дэтот жаба нам даже пустой банки нье продать, не то с персиками. Сулема взяла у него из рук кружку с недопитым супом.       — Осторожнее, разольешь все. Это последний.       — Нитьего… Мы еще сделать. — Отсмеявшись, выдохнул. Блаженно щурясь, сполз       на пол, лег и раскинул руки в стороны, ощущая, как после легкой еды проходит дрожь в измотанном теле, оно согревается и тяжелеют веки. — Мы есть живы, котьелок есть, вода есть, рыбы наловить и еще сделать.       Пробормотал вяло и довольно, вздохнул, улавливая ни с чем не сравнимый запах дома Доктора и самой Зоны, понимая, что больше ему для счастья ничего наверное и не нужно.