out of the barrier

      Марк заходит в дом с опаской, сжимая портфель у себя на груди, тут же прислушивается к звукам. Родители, естественно, должны быть на работе, но волнение кружит голову и заставляет выдвигать самые странные предположения, хотя по идее его не должно тревожить ничье присутствие. Ведь Марк уже отучился от своих нелепых детских страхов неодобрения родителей, и сейчас это не было глупым страхом, а вполне таким обоснованным, потому что он собирался буквально пойти против законов. Во-первых, формальных государственных — цель была действительно нелегальна. Во-вторых, моральных тоже, они тревожили Ли сильнее всего ввиду его сомнений по поводу своей ориентации. Но сомнения присутствовали в его жизни почти шесть лет, с того самого злополучного четырнадцатого дня рождения, когда прелестная Наён захотела поздравить его поцелуем, а он в итоге чуть не превратил это событие в травму её чувств и причину странных взглядов всех гостей. Как позже понял Марк, морщиться от неожиданности, отшатываться и давить после виноватую улыбку было не очень вежливым, а ещё чуть позже (под давлением родителей, которые путем противоречий самим себе пытались объяснить сыну, что плотские проявления чувств не одобряются до признания официальных романтических чувств, но и обижать других людей резкостью отчуждения от проявления обычной дружеской нежности тоже нельзя) он понял, что дело было не в ситуации в общем, а именно в накрашенных ярко-розовым блеском по последней моде губах девочки и в её сладких цветочных духах. Точнее попытался понять. И все эти годы Марк тщетно пытался, путаясь в показаниях, тыкаясь мокрым от редких ночных слёз носом во все источники информации о своём странном состоянии. Если честно, перед Наён даже после стольких лет хотелось извиниться уже за все мысли неприязни просто по факту её как индивида, её как девушки.       Ли почти ненавидел себя за все эти непонятки в определении личности, своих предпочтений, потому что многие вокруг уже мечтали о крепком плече рядом/хрупкой талии под рукой, посещали ночные тайные тусовки с целью познакомиться с кем-нибудь, а он только учился да слабо улыбался матери за ужином, когда та гордо хвалила его, ведь её золотого мальчика не обсуждали соседки по дому на скамейке около, не перемывали косточки любым слухам о его любовных похождениях, ведь их просто не было. Марк иногда задумывался, почему не пошли обратные слухи о том, что он какой-нибудь асексуал, но тут же напоминал себе, что те консерваторки скорее всего даже боятся подумать слово с этим страшным корнем. Он сам уже перестал бояться от банальной усталости шифроваться даже в своих собственных мыслях, так что в данный момент на повестке дня висел яркий транспорант "Гей я или импотент?". Логика склоняется к первому варианту, так как вообще-то в принципе возбуждаться Марк мог, но всё равно как-то не верится. Так что он через десятые руки и ещё пять посредников покупает запретные ножнички и глухим телефоном получает инструкцию по применению.       Не сказать, что парень особенно скептично относится к этой затее, всё-таки годы быта прилежного христианина дают о себе знать и заставляют верить в любую около мистическую ересь. Хотя тут весомее было отчаяние, так что он спешит скорее закрыться в своей комнате, вынуть из портфеля между учебников тот самый мешочек и бережно, с трепетом осмотреть. Бывший когда-то насыщенно чёрным, потрёпанный бархатный мешочек приятно ложится на колени, когда Марк, даже не переодевшись, присаживается на кровать, неаккуратно сминая идеально заправленное покрывало, раскрывает осторожно и вытаскивает ушки ножниц на ладонь. Те приятно холодят кожу, но внезапно мороз пробирается и по позвоночнику, потому парень спешно заталкивает инструмент обратно, потом в ящик стола и делает невозмутимый вид, принимаясь за переодевание.       Ему требуется ещё немного времени осознать и наконец решиться, чтобы через час уже поевшим и переодевшимся, готовым к любому развитию событий снова достать мешочек из стола. На часах время близится к пяти, и Марк понимает, что может не успеть закончить со всем этим до возвращения родителей, но не может сопротивляться притяжению таинственной вещицы, так что решает, если что, справляться с проблемами по мере поступления. Он плавно вытаскивает ножницы на свою ладонь, рассматривая их в дневном свете из широкого окна: весят немного, но ощущаются приятно, крепко, корпус выглядит совсем недавно отполированным, а лезвия — очень острыми. Марк хмурится этому факту, недоумевая, неужели специально для него наточили ножницы, и тянется к обгрызку какого-то черновика домашней работы, оставленного на столе, делая надрез и тут же разочарованно вздыхая, когда ножницы откровенно жуют бумагу, не желая работать качественно. Неужели его обманули и продали фальшь? Даже денег не жалко, совсем немного стоило, это скорее в нём то самое отчаяние звучит. Марк внимательно рассматривает инструмент ещё раз, с осторожностью проведя пальцем по лезвию, но после получения никакого эффекта хмурится и наконец вспоминает про инструкцию. Парень, всучивший ему мешок у черного выхода столовой колледжа, звучал откровенно насмешливо: — Чел, ты просто воздух режь и не прогадаешь, — и тут же ушел после этого, так и не сняв капюшона обычной серой кофты с головы.       Ли очень сомневается, ведь вряд ли ножницам, которые могут разрезать буквально атомы воздуха, была бы преградой тетрадная бумага или человеческая кожа, но поднимает их на уровень глаз и делает несколько секущих движений, всё-таки затаив дыхание. Секунда, две, ничего не происходит, воздух не начинает сверкать, голова не кружится от переноса куда-то в другую реальность, никто не появляется в комнате ни на месте "разреза", ни просто парящим в воздухе, ни даже на полу. Солнце всё так же освещает комнату, а парень вздыхает расстроенно, откидывая ножницы подальше по кровати. Выходит, что бесполезные железяки оказались, только и могут, что на солнце сверкать... Марк замирает на другом вздохе, резко смотрит в окно, снова на ножницы и, чуть помедлив, убирает те в мешочек, решая, что они слишком подозрительно блестят, так что стоит повторить эксперимент ещё и вечером.       Правда, выходит уже почти ночью, когда он, наконец дождавшись затихания разговоров отца и матери в соседней комнате, откладывает книгу с закладкой в сторону и с нетерпением лезет под подушку. Ему кажется, что сейчас уж точно должно получится, должно что-то случиться, и сияющая за закрытыми шторами луна тому подтверждение. Он принимает пафосную позу лотоса с одеялом на ногах и делает шесть длинных ровных разрезов по воздуху, с предвкушающей улыбкой следя за своей рукой, затем оглядывая комнату оживлённым взглядом и стараясь увидеть произошедшие изменения. И снова издевательские одна, две секунды, и Марк в самых расстроенных чувствах агрессивно запихивает ножницы под подушку и тут же падает на нее лицом. Это было его последней надеждой найти того, кто помог бы определиться с самим собой, а сейчас всё рухнуло, только зря и переживал. Несправедливо, так что Марк бьёт кулаком подушку и так и засыпает.

♡♡♡

      “Вот же блять, теперь отбивать этого красавчика от второго”. И зачем надо было второй раз границу резать? Точнее она была уже разрезана и разрушена, но раз само использование ножниц привлекает особое внимание жителей тёмной стороны, то проблем, конечно, теперь не оберешься. Вот же неразумный человечишка, видимо, посчитал, что не сработало в первый раз, и решил перестраховаться, а зря — дополнительную работу сделал Джемину. Тот зависает в воздухе комнаты по прибытии, считывая даже запах свежей наволочки на подушке, косится на иконы, педантично ровно расставленные в углу, особо долго рассматривает неуклюже расслабленное лицо и отвлекается с явной неохотой только тогда, когда чувствует приближение ещё одного из своих, сгущается на краю кровати темным размытым силуэтом и встречает гостя с явно негативным настроем. — "Привет и пока, сразу говорю, что этот неразумный по случайности второй раз выполнил призыв".       Джемин буквально всем существом чувствует, как Донхёк ухмыляется и упрямо начинает растекаться по комнате тоже. — "Может, это судьба? И я должен быть тут, а не ты?" — гость выплёвывает резко, не скрывая неприязни, но и не убирая весёлости своего состояния. — "Не может. Я первый и не собираюсь делиться. Убирайся", — Джемин щетинится в ответ, его фигура замирает неподвижно, больше не волнуясь.       Донхёк наоборот трясётся крупно, смеясь над такой отверженностью этого отщепенца в деле его невероятной удачи полученного призыва, и исчезает постепенно, издеваясь над чужим терпением. Но На не двигается ни одним потоком энергии даже после такой откровенной насмешки, лишь мысленно заклиная гостя реально убраться поскорее.       Джемин отмирает, проверяет комнату на наличие ещё кого-нибудь лишнего, но к счастью его естественная защита действует без перебоев, так что он имеет возможность вернуться к делам насущным. Снова приближается к спящему Марку, забавно приоткрывшему рот из-за хронического насморка, немного клубится конкретно над его макушкой и аккуратно проникает в чуткие утренние сны. Измотанный вчерашним днём Ли вынужден переживать всё заново на подкорке мозга, впрочем, как раз из-за чрезмерной усталости сам он ничего не видит, но вот На прекрасно проводит время, путешествуя по сновидениям, путанным кошмарам, кричащим то образно, то буквально, о том, что он запутался, что он даже не думал о последствиях, а просто искал любой способ выяснить свои интересы.       Джемин выпадает из увлекательных мыслей с первым лучом солнца, попавшим в глаз человеку и сбившим весь настрой, чтоб его; ещё немного клубит в комнате, а потом растворяется за границей, за дальнейшим наблюдая уже из безопасности тёмной стороны.       Марк просыпается, тормозит пару секунд, пока мозг пытается запустить весь организм, и потом трёт глаза пальцами, натягивает очки в спешке и с какой-то надеждой осматривает комнату, свою кровать, окно, но не находит никаких изменений в сравнении с вчерашним вечером, и настроение падает даже ниже обычного недовольно-утреннего. В это утро ещё печальнее, чем обычно, он молится, не особо задумываясь о своих словах, завтракает и уходит в колледж. Маленький огонёк упрямой надежды на то, что его план ещё не провалился, что нужно ещё попробовать, и вдруг всё-таки получится, теплится в груди, но чтобы не думать слишком много и накручивать себя, на парах парень старается думать только об учёбе.       Джемин во время полной пустоты дома успевает всё изучить, даже не для какой-то там супер важной цели, а просто потому что немного скучно и усердно верующие и их жилища всегда были довольно интересны. Это по сути противоречило самому себе, но только религиозные люди в принципе допускали возможность наличия тёмной стороны мира, хоть и ужасно боялись и не любили, но хотя бы признавали возможность существования. Со всякими атеистами вообще каши не сваришь, потому что они даже не подумают о том, что у бедных людишек есть какая-то защита Высшего от этих ужасных тёмных жителей, даже не подумают, что её можно разрушить. А вот с верующими вполне можно было поработать, и это безусловно радовало, потому что, например, силы и вся жизнь некоторых демонов напрямую зависела от взаимодействий с людьми. Джемин к таким и относился. Донхёк тоже. Так что логично было, что за человека они могли и изувечить друг друга хорошенько, но такого, к счастью, не произошло.       После обеда (не своего, конечно, а просто по примерным меркам времени, свой у него будет позже) На заканчивает с анализом обстановки и наконец принимается за формирование своего физического образа, телесной оболочки для духа демона на основе выцепленных из чужого сознания мыслей, игр воображения, останавливается на чём-то вполне симпатичном даже по меркам его самого, повидавшего очень разное, и уже так снова уходит за границу, дожидаясь Марка.       Тот возвращается в дом со вчерашней опаской в душе, но при этом будто бы готовый радоваться, если что-то опасное реально будет ждать его. К сожалению, прямо с порога на него никто не набрасывается, и прежняя расстроенность посещает его темноволосую голову. По привычным наставлениям родителей стараясь тут же подавить негативные эмоции, Марк заменяет её на злость на себя (самотерзания же всегда поощрялись, верно?), что так глупо доверился этому всему, и решает тут же поиздеваться над своими глупыми надеждами, направляясь в комнату и с агрессивной резкостью разыскивая мешок с ножницами в столе. Вот он сейчас ещё раз попробует и окончательно поймет, что полный дурак, что повелся на развод, и это будет ему уроком больше не заниматься подобным бредом!       Джемин наблюдает за его возбуждённостью и запоздало впадает в панику: этот дурачок сейчас вызовет ещё одного демона, и снова На с ним придётся разбираться. Он буквально выпадает в комнату в стремлении остановить чужие попытки и вскрикивает звонко: — Стоять!       Марк оборачивается мгновенно, замирая даже не от возгласа, а именно от шока. Ещё бы, ведь в комнате неожиданно материализуется незнакомый мужчина, хотя скорее парень, впрочем, ему сейчас плевать. Джемин, с успехом предотвративший появление ещё одной проблемы — между прочим, большая вероятность, что это была бы та же проблема по имени Донхёк, — одёргивает себя, выражает на лице нечто среднее между спокойствием и заинтересованностью и кашляет, прежде чем уже нормально произнести: — Ну что же, привет, что ли.       На другом лице проявляется некий благоговейный ужас. Марк роняет руки вместе с содержимым на кровать, и его глаза расширяются ещё больше, хотя итак никогда не были особо маленькими, Джемин этому посмеялся бы, если бы не видел подобной реакции почти каждый раз, так что сейчас лишь немного умиляется кроткой улыбкой, которая всё же тает, стоит человеку через пару секунд прийти в себя и схватить те же ножницы, направляя их на него. — Ты кто?       Джемин поднимает бровь, в недоумении глядя на инструмент, с лёгкой руки Марка возомнивший себя оружием, и та самая рука начинает дрожать — лицо гостя слишком живо выражает эмоции как для лица хладнокровного убийцы. — Убери это, пожалуйста. Ты же знаешь, что они даже не могут порезать ничью кожу, — На улыбается, наконец сообразив модель нужного поведения. — Но мне не особо приятно видеть подобное нацеленным в грудь.       Тот вздрагивает, посильнее ухватившись за ушки, потом блуждает взглядом по чужой фигуре и всё-таки осторожно и медленно убирает ножницы в мешочек, не отводя глаз от этого подозрительного субъекта. Субъект вздыхает — ну что ж, более-менее мирный контакт налажен. — Давай сразу. Из очевидного: ты призвал меня ещё вчера, просто я не сразу смог тебе показаться, и я демон суккуб.       Кажется, что у Марка буквально отпадает челюсть. Неужели... — Неужели получилось... — тот выдыхает поражённо, теряя свою настороженность, но тут же спохватывается, снова подбирается. — С чего это я должен тебе верить?       Джемин всё же закатывает глаза, несмотря на всю свою примерную доброжелательность. — Ты вообще-то уже. — Неправда, — почти по-детски тянет человек, но подбирается ещё раз и уже старается холодно произнести. — Ты лжёшь. Во всем лжёшь. Иначе докажи, что ты демон. — С чего это я должен тебе что-то доказывать? — с возмущением пародирует его тот, и Марк теряется из-за этого, пытаясь сообразить с ответом, но Джемин цокает только и через мгновение растворяется в воздухе, оставляя человека наедине со своим вторичным шоком.       На наблюдает за ним, подскочившим с кровати, подбежавшим к месту его исчезновения, и настроение снова улучшается, ведь тот такой забавный в своей растерянности. Марк же чуть за голову не хватается: Боже, что вообще произошло? Куда исчез этот демон? Это ему привиделось? Джемин смеётся и через секунду материализуется прямо перед человеком, в этот раз гораздо более удачно, не упав, а аккуратно появившись на расстоянии сантиметров тридцати от него и расплываясь в уже почти совсем искренней улыбке. Ли может разглядеть идеальные белки глаз, на которых мягкий шоколад радужек выделяется по-особенному, чувствительно вздымающиеся почти каждую секунду ноздри и слегка потрескавшиеся, объёмные подушечки губ, — в пору поразиться удивительному сходству этого существа с реальным человеком, Марк в прежней потерянности своих округлившихся глаз моргает сбивчиво. — Ну что, теперь веришь? — демон ловит на всякий случай парня за локоть. Он хлопает глазами с теперь уже настоящим страхом того, что это существо может что-нибудь с ним сделать за его дерзости и наглости. Тот видит это и решает сделать ситуацию менее нервной, чуть склоняет голову и спрашивает. — Может, тебе поесть надо после учёбы, чтобы лучше соображать, или отдохнуть? А то сейчас пока что ситуация оставляет желать лучшего, — Джемин задумчиво произносит, а тот опять почти отшатывается от него. — Откуда ты знаешь, что я не ел? — а потом уже более восклицательной интонацией. — Откуда ты знаешь, что я учусь?! — На снисходительно цокает. — Говорю же, ничего не соображаешь. Я же сказал, что нахожусь тут с самой первой попытки призыва, естественно я успел понять, что ты учишься в колледже, да и заметить, что ты не обедал, тоже было не сложно, — и чуть тянет в сторону двери словно пристыженного парня. — Ну так что? Может, перекусишь?       Тот уже безмолвно соглашается, решая не спорить лишнего. Всё-таки демон какой-то там (ускуб вроде бы?), да и не нарываться же, когда о нём даже заботятся будто. А На выжидает, устраивается задницей на крае стола, покрытого чуть липкой плёнкой, в кухне, наблюдает за приготовлениями человека, в полном молчании ждёт, пока тот пересилит неловкость и перестанет прятаться за кружкой чая. — Слушай, — Джемин тут же тонко улыбается, показывая заинтересованность, и Марк снова почти тушуется под его внимательным взглядом, но продолжает осторожно. — А как тебя зовут вообще? — На Джемин, — с готовностью чётко декламирует демон, оглядываясь на своё отражение в тёмном стекле стоящей на уровне его тела духовки. — А почему ты… А как вообще ты пришёл? — путается в собственных вопросах, заслуживая улыбку чуть шире. — Так почему или как? Или всё сразу? — Марк кивает, поглощая бутерброд, и Джемин вздыхает с толикой тоски. — Ты нарушил границу вокруг себя, теперь существа с моей стороны могут с тобой взаимодействовать. Точнее, пока не могут, ведь сейчас действует уже моя личная защита, как того, на кого подействовал призыв. А так как разрывал границу ты хоть и неосознанно, но с определенными причинами, именно по этим причинам и подобрали меня, — он поправляет ворот футболки, снова смотрит на озадаченного человека и улыбается с чувством предвкушения веселья. — и достался тебе демон суккуб, — горделиво выпрямляет и так почти идеальную осанку. Марк хлопает глазами абсолютно глупо, понимает, что этот факт должен был произвести на него впечатление, но понятия не имеет, кто же такой этот Джемин. Тот хмурится и неверяще выгибает бровь. — Ты не понимаешь, кто я? — дождавшись неуверенного мотания головой, он с затяжкой закатывает глаза и ворчит. — Хоть бы знали, во что лезут, а, — но тут же поясняет с прежней улыбкой, даже радостный возможности огорошить этого малыша сильнейшим образом. — Малыш, — слово из мыслей само лезет на язык. — Демоны суккубы или же инкубы — это демоны секса, разврата, плотского удовольствия.       Марк не понимает, от чего смущается сильнее: чужой честности и открытости или сути сказанного предложения. Чуть не роняет кружку из ослабевших пальцев, он севшим голосом переспрашивает: — Я... Ты серьёзно? На фыркает, наклоняясь ближе, и меняет лицо на холод. — Я предельно серьёзен. Ты понимаешь, что из-за своих тайных желаний вызвал к себе настоящего суккуба? Это не шутка, я не какой-то невинный чертёнок.       Ли замирает, пытаясь понять, куда он влип, доволен ли он происходящим, можно ли ему быть довольным и можно ли ему быть сейчас с Джемином вообще. Ответов выходит немного, это нервирует. — И что мы будем делать? — старается спросить максимально осторожно и аккуратно, Джемин послушно вновь пускает на лицо улыбку. — Для начала ты допьёшь свой чай.       Марк хватается за чашку тут же, делает пару глотков. Почему-то в голове даже не возникает мысли ослушаться, как-то показать свою растерянность, хотя в этот момент растерянность от собственных странных мыслей видна на лице куда больше. — Закончил? Молодец.       Такая простая похвала на удивление сильно действует на Ли, тот коротко кивает, бросает пару смазанных взглядов в сторону демона, следящего за ним с ироничной строгостью. Они так и молчат несколько секунд, Джемин внутренне действительно забавляется усилившейся неловкостью после его фразы. Опытному суккубу сразу станут понятны некоторые наклонности жертвы. Марк милый достаточно, чтобы Джемин заинтересовался сильнее, чем обычно, и решил поиграться полноценно. — Чего стоишь? — усмехается. — Тогда топай в комнату.       Марк отмирает, снова суетится, убирая за собой кухню, и торопливо шагает обратно к себе. Пропускает Джемина в комнату, следом закрывая дверь, чтобы не попасть ни в какую неловкую ситуацию с остальными домашними (помимо той, что только продолжается из-за присутствия демона-божемой-суккуба), и тут же молниеносно оказывается прижатым всем телом к этой самой двери. Сердце тотчас начинает отбивать быструю чечётку, а На специально оглядывает Марка с ног до головы текучим взглядом, наконец приближаясь к лицу. — Ты такой правильный, — вдыхает глубоко и чувственно, у Ли аж внутренности скручивает. — Так и хочется испортить, — Джемин улыбается тонко кровожадно, Марк хочет испугаться, но вместо этого ему становится лишь жарче.       Он приоткрывает рот, чтобы было чуть легче дышать, и взгляд демона немедленно падает туда, затем вновь возвращается, сопровождающийся ухмылкой. — Я даже спрашивать не буду, целовался ли ты когда-нибудь нормально, просто расслабься, — и он льнёт к чужим губам своими.       Марк от неожиданности мычит что-то, пытаясь отвести голову назад, но На уже буквально вжимает его в плотно закрытую дверь, сгребает талию в свои крепкие руки, и парень от внезапного прилива ощущений чуть не оседает на пол. Джемин держит его так крепко, так чертовски крепко, и Ли чувствует себя настолько хорошо, что просто млеет.       На внезапно спускается руками на его бёдра, подхватывая тело и поднимая выше, заставляя Марка в шоке оторваться от поцелуя, инстинктивно обернув ноги вокруг чужой талии. Он расширяет глаза почти в панике, напряжённо сжимает плечи Джемина и хлопает глазами. Тот только улыбается провокационно и говорит протяжно, явно наслаждаясь чужим замешательством: — А что это мы такие растерянные стали? Неужели не понимаешь, что действительно кайфуешь? — и сжимает чужие ягодицы, ощущая усилившуюся хватку на плечах и наблюдая такое явное смущение на лице. — Ну-ну, ещё скажи, что тебе не нравится, — Марк кусает губы, чувствуя себя обнаженной душой под этим взглядом. Джемин приближается к его лицу, пристально смотря в глаза. — Ты не посмеешь мне соврать, Марк-и, так что и себе не лги.       Тот сглатывает слишком заметно и просто кивает, боясь самого себя, своих чувств и исхода этого всего. На лишь усмехается и снова его целует, в этот раз руки Марка сами тянутся обнять за шею покрепче. В этот раз он правда старается отвечать на поцелуй, вздрагивая, когда его отнимают от стены и несут прямо так по комнате, продолжая терзать губы. Марк соврал бы, что у него НЕ начинает вставать член от понимания силы в теле этого демона, но он действительно не посмеет.       Джемин садится на постель и валит туда же Ли, наконец разрывая поцелуй и шально улыбаясь. — Твое счастье, что кровать достаточно большая, а то пришлось бы марать родительскую, — тут же смеётся над смесью возмущения и стеснения на чужом лице. — Ты вообще о сексе знаешь что-нибудь?       Помидор Марк снова кивает головой, отмечая растерянно: — Одноклассники в старшей школе показывали видео, там двое мужчин были. — Ну и замечательно, мороки меньше будет, — мгновенно стаскивает с себя футболку, специально стараясь распалить парня посильнее, ведь получившееся тело выглядит подкаченно и очень соблазнительно, его начинают буквально пожирать глазами. — Смазки у тебя нет, я итак знаю... — демон чуть задумывается. — Откуда знаешь? — успевает влезть Марк. — Ты не первый раз говоришь так. Это какая-то волшебная способность?       Джемин громко фыркает. — "Волшебная"! — передразнивает человека. — Я просто залез к тебе в голову, пока ты спал после первого призыва, из этого и внешность свою составил, и знаю, что у тебя есть и что ты чувствовал когда-либо до этого, — Марк охуевает. — Ладно, значит, делаем вот так, — он замирает на секунду и стягивает с себя штаны с трусами, предоставляя шикарный обзор на полувставший член, обильно сочащийся смазкой.       Марк охуевает ещё больше, тут же тушуясь под чужим ироничным взглядом. — Ну-ка, и ты раздевайся, — и нависает сверху, потянув за края чужой футболки, а Ли не может не смотреть на качающийся член. — Сразу объясняю. Никакое трение не способно произойти без смазывающего материала. В сексе с проникновением оно тоже обязательно. Женщинам в этом плане чуть больше повезло, они могут порой обойтись своей естественной вагинальной смазкой. Мужчинам же приходится использовать искусственную, — стягивает так же быстро штаны с бельём и с Марка, отбрасывая их в немаленькую кучу вещей на полу, снова улыбается, глядя на обнаженного парня. — Или полуискуственную как у меня. У настоящих мужчин такого большого количества естественной смазки не может выделиться, но я модифицирую человеческие тела, поэтому проблем с этим не будет.       Джемин делает залихватски резкое движение рукой по своему члену вверх-вниз, поймав взгляд внимательных глаз, отмечает, что в этот раз чувствительность достаточно сильная. Он смотрит на Марка в ответ и замечает, что тот выглядит так, будто знает, что в начале абсолютно никаких приятных ощущений ждать не стоит, думает полсекунды и внезапно поддается порыву. — Хей, ничего приятного в начале процесса растяжки нет, и это может быть довольно больно и долго, так что... — Марк напрягается ещё больше, и Джемин перебирается совсем близко, предлагая абсолютно серьезно, но с пошлой улыбочкой. — Я могу чуток помутить твое сознание, чтобы ты почти ничего не понял, а потом на самом интересном верну, как тебе идейка?       Ли ощутимо сомневается, с одной стороны логично боясь боли, а с другой не совсем доверяя этому суккубу. Джемин улыбается шире и понижает голос, касаясь чужой щёки не запачканной ладонью. — Не беспокойся, я мог сделать это ещё как только прибыл, чтобы ты тут же начал стенать о том, как сильно хочешь мой большой член в себе, — Марк заливается краской, а Джемин продолжает дразниться. — Но не стал же, предпочтя довести тебя до таких мыслей этими вашими человеческими методами и ласками. Так что по сути я спрашиваю формально и итак могу сделать это в любой момент, — коротко смеётся и наконец отодвигается, после сверкая взглядом сверху. — И лучше тебе быть послушным, Марк. У того сводит все внутренности сразу, он чувствует, как невыносимо сильно возбуждён, и чёртов демон это точно знает, манипулируя таким слабым сейчас человеком. Что может сделать Марк, кроме того как кивнуть? — Отлич-ч-чно, — удовлетворённо шипит в ответ На, моментально собирая смазку со своей головки и поднося пальцы с ней ко входу, второй рукой нависнув над чужим лежащим членом. — Это будет быстро, малыш.       И Марк теряется в своих же чувствах. Их так много и так мало одновременно. Он хочет ещё, ещё и ещё, хочет, чтобы всё его тело состояло из этого удовольствия. Оно натягивает неведомые струны в его организме, рисует абстрактные картины в сознании, заставляет идти за собой как слепого за маяком, жжётся по всему телу, изводит и томит. Марк будто бы заново открывает для себя плотское наслаждение, теперь не в виде суматошной дрочки, слыша родителей за стеной, а в виде медленно накатывающих сладко-солёных волн. — Господи, прости!       Он внезапно слышит себя и распахивает глаза, ощущая своё тело как резко уставшее, наполненное тяжёлой истомой. Джемин иронично выгибает бровь, вытаскивая свои пальцы из ануса и показательно разминая. На них блестит невысохшая смазка, бьёт по глазам своей насмешливой тягучестью, в голову точно так же бьёт сердце. — Не извиняйся заранее, Он ещё успеет разочароваться, — слышится смешок, Марк снова опускает заторможенный взгляд к демону, что плавно берёт в руку свой член, двигаясь кольцом из пальцев, и прикрывает глаза. — Ох, ты бы слышал свои стоны пару минут назад... Как ты выгибался, мне же пришлось даже держать тебя одной рукой. И эти постоянные мольбы... — открывает глаза снова, знакомая кровожадность режется в зрачках. — Звучало комично, но выглядело чертовски красиво.       Здесь Марк — всё. Нет пути назад, он хочет только окончания этой сладкой пытки и начать новую жизнь. Он возводит глаза к потолку и борется с желанием действительно попросить прощения, желательно у прежнего себя. — О, не драматизируй, — Джемин шлёпает его по ягодице, возвращая в чувства. — Я буквально могу прочитать, что творится у тебя в голове, — и закатывает глаза, придвигая Марка к себе ближе. — Сосредоточься лучше на том, чтобы наконец почувствовать всё это удовольствие в нормальном состоянии.       Он ещё раз проводит рукой по члену, собирая большинство смазки на головку, и аккуратно толкается им в чужое нутро. Марк сверху еле слышно шипит из-за неведомого раньше ощущения растяжения стенок ануса, но На продолжает медленно погружаться внутрь, улыбаясь в наслаждении от невероятно приятного давления, смотрит на лицо напротив. Марк явно в смятении. — Ну что? Попривык? — тот задумывается слишком серьезно, и Джемин тут же провокационно выезжает чуть назад и снова загоняет член внутрь. Чужой внезапный резкий вздох выражает всё лучше слов. Демон улыбается и повторяет движение с чуть более долгим скольжением. Марк хватается за покрывало и замирает в шоке. Повторяются ещё несколько похожих толчков, но наконец Джемин на пробу вбивается посильнее, когда слышит слабые, безбожно тонкие стоны, неопределенно просящие о чём-то, словно предполагает, мол, это ли нужно Марку, и с удовлетворением слышит в ответ звуки, пытающиеся вырваться комком из чужого горла, но путающиеся в самих себе и снова откатывающиеся назад.       Ли хватается за покрывало крепче, задыхаясь от тяжести в груди, зависает в этом мгновении, пока Джемин медлит четыре секунды и движением с оттяжкой проникает снова. Марка ломает, кажется, окончательно.       Неестественный, но сейчас такой родной, такой нужный жар ползет по крови с увеличивающейся скоростью. Марк дышит загнанно, с каждым новым медленным, тщательным толчком суккуба словно бы оживает снова, находит новое сознание и смысл жизни в волнах удовольствия. В какой-то момент он моргает, наконец сумев вполне четко разглядеть склонившегося над ним демона, замирает под его тяжелым взглядом, не смея думать, что тот всё это время смотрел на него, и словно трезвеет (а может, пьянеет с концами) от ставшего неожиданностью толчка, роняет задушенное: — Джемин…       Суккуб моргает в ответ, проходит мгновение напряжения, и он отстраняется неаккуратно, вставая на колени рядом, от чего Марк испуганно дёргается. — Переворачивайся и в коленно-локтевую, — чужого строгого тона он пугается еще больше, но, видимо из-за характера происходящего, живот внезапно закручивается потуже, уже будто бы веревкой на шее. Джемин, видя его заторможенность, улыбается кротко, так, чтобы Ли чуть сбавил напряжение, но не терял настроя, тянет одну коленку в противоположную сторону. — Давай, Марк-и.       Тот краснеет от этой странной смеси неловкости, нежности и своего собственного возбуждения, поднимается спешно, послушно переворачивается, с осторожностью расставляя ноги и снова замирая, не в силах самостоятельно опуститься и прижаться грудью к постели, пытается обернуться к Джемину: — А как… — тот, впрочем моментально улавливает его сомнения, издаёт тихий, искренне раслабленный смешок и останавливает планирующийся маневр, взяв за плечо, а второй рукой скользя с давлением по позвонкам к лопаткам. — Подушку подложи, — Марк вздыхает прерывисто из-за бегущих вслед за касанием мурашек, запутывается в собственных руках, цепляя свою подушку и пихая её под шею. — А ты… Ох, а что я… Ты ведь… — Джемин отпускает его, слишком быстро совершает ещё какие-то действия, Ли запоздало понимает, что это были хлюпающие звуки смазки, за которыми вновь следуют прикосновения к его коже, и у него почти кружится голова от максимально резко подлетевшего волнения и возбуждения вместе, заставляя вцепиться ладонями в кровать в неосознанном стремлении подняться, и, — Ах! — комнату разрезает громкий вскрик, стон последовательно.       Марк жмурится из-за укола острого дискомфорта в анусе, вынужденном резко разойтись на приличный диаметр чужого члена, ставший уже немного непривычным за время его колебаний, и принять на себя несильный удар, забывает вздохнуть и натурально давится из-за второго стремительного проникновения и следующего тоже. Джемин, кажется, замедляется через пару секунд и уточняет, точно ли он попадает по простате, на что Марк снова тормозит с ответом, пытаясь собрать мысли в кучку, но потом бормочет что-то утвердительное и не успевает заглушить следующий свой стон.       Ещё толчок, ещё и ещё, и Марк забывает, как контролировать свой голос и своё тело, он просто концентрируется на разрастающемся тепле в тазе и единственное что — подмахивает им темпу демона. Сильнее, больше, глубже! Всё, что нужно Марку, это увеличение этого сумасшедшего удовольствия, и он просит об этом так сильно, как только может, теряется в закоулках сознания, пытаясь справиться с лавиной ощущений, и теряет своё прежнее существо, бесстрашно бросает его перед шагом в неизвестную манящую пропасть. — Кончи для меня, Марк.       Единственное, что врывается в его горячечное состояние извне и дает силы взлететь, чтобы упасть в тот же момент в небытие столь сильного оргазма.       Когда он приходит в себя, то Джемин сидит рядом голый. Марк не знает, что суккубу можно было бы уже уйти, но он тут и давит чрезвычайно довольную улыбку. — Ну, что?       Марк жмурится, переворачиваясь на спину, и вздыхает. — Всё меняется, — сам пугается своего охрипшего голоса.       Джемин закатывает глаза. — Нет чтобы начать восхищаться своим прекрасным первым разом и отблагодарить меня, как следует. Ужас просто.       Марк дарит ему смешок в ответ и поворачивает голову. — Спасибо.       На фыркает. — Ну хотя бы так, — поднимается с постели и потягивается. — Всё, я пошел.       Марк в тот же момент подрывается с места, а ведь секунду назад думал о своём словно свинцовом теле. — Я больше не увижу тебя? — звучит слишком взволнованно для их ситуации.       Джемин только ухмыляется. — Ножницы у тебя никто не забирал, а какая именно сущность заявится из-за границы, зависит только от твоего настроения и желаний. Так что всё в твоих руках, малыш, — и исчезает из комнаты, наблюдая по ту сторону за Марком, что от неловкости прячется под сбитое к чертям одеяло, по-доброму фыркает и говорит себе запомнить получившийся образ. Чует его суккубовская сущность, что этот человек будет ой как грешен.