Проснись, брат!

Предельно аккуратно прижав к себе слишком лёгкое тело командира, Зимний позволил себе на мгновение закрыть глаза, прислушаться к хриплому едва слышному дыханию. Он почти опоздал, да и сейчас категорически не успевает хоть что-то сделать. Ослушаться приказа — не впервой. Зимний умел «думать своей головой», умел анализировать, расставлять приоритеты. И в этот раз выбрал не свою безопасность, не Гидру, а его — командира, единственного человека, от кого он никогда не ждал подвоха, того, кто всегда был рядом, даже в самые хреновые моменты, когда психика сбоила и не получалось отличить своих от чужих. Командир был якорем, ориентиром, за чьим светом Зимний шел, словно привязанный, срываясь все реже, реже и реже. И когда вместо привычного спокойного голоса отозвались только помехи — Зимний недолго раздумывал. Пробраться на место обрушения Трискелиона получилось достаточно легко, хоть все ещё чадящие вонючим дымом развалины и хорошо охраняли. Раскопать, раскидывая тяжёлые даже для него бетонные плиты не привлекая внимания уже оказалось потруднее, но и тут Зимний справился на ура. Выдержка отказала только тогда, когда он увидел… нет, не командира, а безвольно раскинувшееся тело в оплавленной форме со знакомым перекрестьем ремней на груди, с зажатым в переломанной ладони коммуникатором. Зимний боялся прикоснуться, навредить ещё сильнее. Первые мгновения он безмолвно стоял над телом, стараясь унять… гнев? боль? отчаяние? Не сорваться, не закричать помогло только понимание, что командир каким-то чудом все ещё дышит, продолжая цепляться за жизнь. — Отставить умирать! — не узнавая собственного голоса, приказал Зимний и опустился рядом. До машины он шел очень медленно, боясь потревожить, повредить, ухудшить состояние командира. Если бы кто-то заметил его сейчас, то Зимний и сделать бы ничего не смог, не решился бы. Он бы продолжил идти несмотря ни на что. Ловить спиной пули не впервой, но командира он должен уберечь в любом случае. В любом! Кто бы ни встал на его пути! Опустив командира на застеленное относительно чистой пленкой заднее сидение, Зимний выдохнул. Теперь проще. Только и осталось, что выбраться из города, а там пара миль на запад — и дело будет почти что сделано. По крайней мере на той базе если кто-то и остался из персонала, Зимний щадить не будет, вычистит крыс, вскроет законсервированную лабораторию, а там… там криокамера, но уже не для себя, сам он обойдется, а вот командиру… ему нужнее, он сбоит, дышит едва-едва, дрожит так, что Зимний чувствует это кожей, сидя на месте водителя. Там приборы, препараты первой помощи, там разбавленная сыворотка, там… хоть что-то. Там шанс выжить, починить командира. *** Полицейские были не особо нужны на завалах, вот только людей как обычно не хватало катастрофически, и его тоже послали помогать делать хоть что-то, когда рухнуло здание. Что там случилось на самом деле, ему никто не говорил, но Лео чувствовал, что что-то не то. Что-то тут не так, но копаться в этом не было ни сил, ни желания. Завалы разбирали до сих пор, хотя прошло уже несколько дней, и всё, что можно было бы там найти, уже умерло. А если не умерло, то Лео даже представлять не хотел, в каком кошмаре это живое находилось. Он сдал свою смену, вымотавшись страшно, и поехал домой, чтобы принять душ и завалиться со стаканом виски на диван. Лео давно не пил, с тех пор, как появился Николас, их с женой малыш. Потом малыш умер, жена ушла и у Лео не осталось ни одной живой родственной души. Нет, был один человек, но Лео старался даже мысли о нём не допускать, потому что вспоминать его было страшно и больно. И Лео не искал встречи, всё давно и основательно для себя решив. Очень давно. Виски в стакане переливался жидким янтарём, и Лео смотрел на эти блики, уплывая всё дальше в прошлое, когда он был не один. *** Дорога до базы прошла спокойно, хотя Зимний с трудом мог сосредоточиться на управлении машиной. Сознание двоилось, руки дрожали, едва удерживая, словно оживший, руль. Каждую секунду тянуло обернуться назад, сунуться между сидений, прижать пальцы правой живой руки к бьющейся на шее венке, чтобы убедиться — жив! Но это и сбивало. Зимний не привык чувствовать, не привык бояться за кого-то, вообще страха не было в его базовых настройках. Но с командиром почему-то очень многое сбоило. База встретила Зимнего тишиной и накрепко запертыми дверьми. Оставить командира одного в машине без присмотра оказалось не так уж просто. Стоило Зимнему отойти на расстояние в пару десятков шагов, как кто-то словно дёрнул за ошейник, призывая вернуться обратно, осесть верным псом у ног и больше не двигаться с места, пока не поступит другого распоряжения. Но Зимний лишь тряхнул головой и метнулся вперёд к низкому одноэтажному строению посреди нигде. Он отлично помнил коды дверей, знал, где находится распределительный щиток и как запустить лифт, позволяющий спуститься глубоко под землю. Когда начало светать Зимний вновь аккуратно поднял командира на руки. Тихий стон резанул по ушам, дрожь неправильно горячего тела лишь усиливалась. Зимний едва ли не бежал до лифта, там, с огромным трудом заставил себя не давить на все кнопки разом и только в гулкой тишине лаборатории, опуская командира в застекленный гроб камеры позволил себе выдохнуть. Датчики тут же ожили, зарядили показателями. Над головой механический голос объявил о начале диагностики. Зимний медленно опустил стекло крышки и прижался к ее поверхности лбом. — Командир… *** Виски плескался в стакане. Лео даже не думал отпивать, только рассматривал янтарную жидкость. Он был один, никому не нужный, забытый и покинутый всеми, кого хоть как-то мог назвать близким, но он так решил сам, и теперь был совершенно одинок. Фото сына в телефоне сменялись фото жены, которую больше просто не мог видеть, а потом и брата. Зачем он столько лет хранил фото того, кто был как две капли воды похож на него, Лео не знал. Одна единственная фотография, где они вместе. Наверное сейчас его брат был совсем другим, и даже сам Лео не смог бы узнать его в толпе прохожих, но так было нужно, так было правильно. Брат. Только он сам знал, что у него вообще есть брат-близнец. Больше никто. Однояйцевые близнецы, идеально похожие друг на друга. Их раскидало по жизни, и Лео не пытался узнать о судьбе брата ничего, перечеркнув всё, что было связано с ним кроме одного фото, где им по шестнадцать. Именно тогда всё и случилось. И Лео решил уйти, оставить брата, чтобы тот жил сам, без него. Так было правильно. Лео закрыл фото, обуреваемый желанием удалить и это маленькое напоминание о НИХ, но не мог. Янтарная жидкость в стакане манила, но Лео отставил его, сразу же забывая, перевернулся на бок и закрыл глаза. Спать на диване давно стало привычкой. *** Монотонный писк ввинтился в сознание, заставив Зимнего вздрогнуть и открыть глаза. Табло криокамеры ярко пестрели графиками и сводными таблицами о состоянии находящегося в ней человека — результаты не радовали. Раздробленные кости рук и правой ноги, обширнейшие ожоги более чем семидесяти процентов кожных покровов, почти отказавшая печень, лёгкие функционировавшие лишь на какие-то жалкие сорок процентов и ещё с десяток мигающих красным сообщений о том насколько все плохо. Подсчитав шансы командира выжить, Зимний зарычал сквозь зубы, сжал левую ладонь в кулак. Но сдаваться он не планировал, ведь командир никогда не сдавался, просто не умел этого. — Поспи, — шепнул Зимний и споро махнул пальцами по сенсорной панели, запуская процесс заморозки. Криокамера снова замигала, погружая командира в сон. Зимний видел, как в черные от ожогов руки вошли толстые иглы, накачивая вены голубоватым раствором. Заморозка обещала дать немного больше времени, чем оставалось жить командиру с такими ранениями, пусть Зимний и не знал, что делать, у кого просить помощи. Если бы мог, он вытащил собственную печень, перелил бы свою кровь, вряд ли киборг-модификант подходил как реципиент, оставалось надеяться на базу данных Гидры и на то, что когда ее потрошил, никто не сунулся в медицинские данные сотрудников. Возможно там удастся отыскать хоть какие-то данные о возможных родственниках. *** Утро наступило… Наступило. Иначе сказать было нельзя. Стакан с виски так и остался на журнальном столике, а Лео — на диване. И почему не купил себе более удобный, он не знал, словно это было не место для отдыха, пыточный инструмент, которым он пытал себя снова и снова. Лео последнее время и не жил вовсе. Год. Год, как не стало сына, счастливого мальчишки, улыбчивого и так похожего на него самого. Похожего на него, того, о ком Лео старался не вспоминать. А потом кошмар, и вспоминать уже никого не хотелось, выжить бы. Просто выжить. Жена ушла почти сразу, не могла смотреть в глаза тому, кто не смог засадить убийцу за решётку. Ну и ладно. Лео очень быстро понял, что не вспоминает её. Он помнил только светло-карие глаза сынишки, так похожие на глаза того, о ком даже думать было страшно. Того он вычеркнул из жизни, а вот Николоса забыть не мог, не имел права. Сын. Его сын был важен, хоть и не числился больше среди живых. Лео давно перестал верить, но надеялся на то, что Николас живёт на небесах, что у него всё хорошо. Что он счастлив. Но надеялся, что он со своих небес не смотрит на землю, где мама завела себе нового мужа, а папа пытается разглядеть его глаза в стакане. — Прости меня, малыш, — тихо выдохнул Лео и пошёл собираться на работу. Как обычно помятый, грустный и злой, даже если и не пил. Начинался новый день.