Тоска и Размазня

      Он смотрит на поверхность стола с глупым выражением на болезненно искажённом лице. Подводка размазалась по щекам (зачем он вообще красил глаза?), а губы блестят от слюны. Ник уже полчаса качается на одном месте, взгромоздившись на трёхногий табурет нахохленным вороном, бездумно пуская пузыри, чтобы отвлечься от пустоты в голове и хлопая себя по лицу, едва не выкалывая глазные яблоки кривыми отросшими ногтями - ножницы потерялись, а грызть пальцы сейчас равнозначно облизыванию использованной чашки Петри. Игра «кто дольше сможет бодрствовать» затянулась на невозможное количество времени. Кейв не может вспомнить на какое именно. Доверяет подсчёт Бликсе, поскольку уверен, что тот мухлевать не станет. Дело чести. Он сдерживает рвотный позыв, но незачем беспокоиться - ведь чем ему блевать? Воздухом разве что. Губы трескаются от напряжения, когда он закусывает их, в попытке держать рот закрытым. Пузыри начинают идти уже кровавые. Мужчина позволяет им стекать, лопаясь, по подбородку, капать на голую грудь, застывать сухой коркой. Рубашку стряхнул он ещё вчера (даже если вчера было продолжением сегодня), когда они приползли с ободряющей прогулки - воняло от него жутко, но мыться было страшно - не ровен час уснёт под тёплыми струями и бесславно расшибёт свою дурную голову об кафель, либо просто позорно проиграет, бонусом затопив соседей. Пару раз сунувшись под бодрящий ледяной кран он понял, что такими темпами скоро простынет. Поэтому сейчас и сидит в грязном белье, таком же грязном, как и всё вокруг и пускает слюни, как овощ. Волосы, подобно гигантскому, потенциально австралийскому, дохлому пауку, шевелятся сами по себе. В предсмертных судорогах, небось. Лезут в нос.       Бликса смотрит на него, сидя на кровати, пошлёпывая ногами по полу, с предчувствием скорой победы. У обоих бездонные мёртвые глаза - у Баргельда навыкате, у Кейва запавшие. Сейчас это видно даже сильнее, чем обычно. Оба напоминают уродов из эротических кошмаров Лавкрафта или Карпентера. Каким-то образом, по всей видимости с благословения богов индастриала, если такие существуют, Бликса умудряется курить и не задыхаться от тлеющего пепелища во рту. Говорить лень - язык уподобился наждачке, да и тратить силы, вспоминая английский совсем не хочется. Грёбанный Ник тем временем даже не собирается учить немецкий. Те слова, что он знает, выходят из его рта многократно пережёванными и порубленными в неудобоваримую постыдную кашу. Он только и может, что заказывать бухло, да стрелять сигареты, но для этого большого ума не требуется. Даже девушек цепляет на английском. А те ведутся на иностранного музыканта, особо и не вникая в его пьяные речи. Бликсу это задевает - он то старается, чтобы его было понятно даже в пьяном состоянии, а отдачи почти никакой. Ему бы хотелось поговорить с Ником на своём языке, а не биться головой о языковой барьер каждый раз. Поэты ненавидят других поэтов. Все ненавидят исконно англоговорящих. Немецкий, по скромному мнению уроженца ФРГ, прекрасен, и в нём живёт невообразимое количество невероятных слов. Если Ник хочет упустить их, то это его, дурака, проблемы.       Словно почувствовав направленные в свою сторону негативные мысли, Кейв распахивает прикрывающиеся глаза, и так сильно бьёт себя по лицу, что валится с табуретки под аккомпанемент жалобного скрипа. Бликса даже не смеётся, лишь кивает своим мыслям. Да, победа близка. На полу Ник медленно и с расстановкой начинается обстоятельно проклинать каждый свой выбор в жизни, приведший его на замусоренный, закуренный, залитый всеми возможными отравами на свете немецкий пол.       — Бойся своих желаний - они могут исполняться, — осмеливается подать голос и натужно прохрипеть Баргельд, но глотка не отваливается и не складывается как гармошка в саму себя, как он боялся. Не подтрунить над незадачливым коллегой он не может. Его ж сюда никто не звал - сам прилетел. И играется теперь со здоровьем на все лады. Забавный. Чего он тут добивается? Девушку оставил, группу развалил. По началу было по большей части всё равно - угощает выпивкой, отрезать кусочек кумира не пытается, и на том спасибо, но со временем интерес Бликсы только подогревается тем жаром, с которым сам Кейв одержим им. Это не очень хорошо. Бликса не любит, когда лезут в его душу, и уж точно не интересуется чужими. Он - свой самый главный человек. Но этот магнетический творец очарует кого угодно.       Ник подползает поближе к кровати и слабо утыкается сонной головой в обтянутое чёрной кожей колено. Ничто и никто не может так просто вытряхнуть Баргельда из этих идиотских штанов. Кейв их ненавидит. Они притягивают слишком много пристального внимания, в том числе и его собственного. Каждый хочет стянуть их с мужчины, содрать его вторую кожу, увидеть без защитного панциря. У большинства желания чуть более прозаические, но для Ника это более сложный вопрос. Так он себе говорит. Бликса иногда разгуливает и без своей чешуи, но держит себя всегда так же уверенно, как и в ней. Он всегда управляет ситуацией. Было бы интересно взглянуть на него, отдающего контроль кому-то другому. Но это очень неправильные, двусмысленные идеи, которые не должны посещать верующего человека. Почему верующий человек может быть бабником и наркоманом, но не может думать о садо-мазо костюме другого мужчины, который и не мужчина вовсе, а неуправляемая стихия в его глазах, Кейв ответить не может.       У Бликсы так сильно трясутся пальцы, что он не может расстегнуть ремни, а вспарывать драгоценные штаны ножом и зашивать потом заново жалко и лень. Так что по сравнению с Кейвом выглядит он лучше, но несёт от него в сто раз хуже, учитывая, что и в повседневной жизни он не злоупотребляет гигиеной. Впрочем, это не мешает Нику прижаться плотнее в попытке отвлечься, стараясь сконцентрироваться на ощущениях снаружи головы, а не внутри.       — Ох, как же я боюсь желанной ситуации, что мы сейчас же заснём вместе, о-о-о-о… - он хлопает мутными глазами, мечтая о мягкой кровати перед ним.       — Вместе или одновременно? — Бликса выпускает облако дыма прямо ему в лицо, чтобы защипало глаза и пришлось их зажмурить. Грязный приём. Либо наоборот - взбодрит. Тогда хорошо. Наверное. Бликса не знает - пытается он помочь Кейву или нет, просто действует по импульсу. У него не очень хорошо получается расшифровывать свои эмоции относительно Кейва. Бликса обычно знает, когда чего-то хочет и действует соответственно, а по отношению к Нику всё так непонятно. Тот превращает его в большое противоречие. Бликса позволяет ему больше, чем кому-либо другому. Даже себе. Это не очень хорошо. Это опасно.       Ник даже не замечает дыма - иглы в его глазах появились уже давно и ничего не сделает ощущения хуже. Боже, зачем он только гримировался на вечерний променад - карандаш для глаз превратился в мерзкие комочки и песком катается по всему лицу. Вместо ответа на ехидный вопрос он бездумно пытается прокусить вонючую штанину перед своим лицом. Ему не хочется даже размышлять на эту тему, а уже тем более разговаривать. Особенно с непосредственным участником дилеммы. Мик и так вылил на него ведро насмешек за идею фикс приехать чёрт знает куда, чтобы умолять неизвестно кого вступить в какую-то там группу и играть хрен пойми что, только потому что Ник увидел его по телевизору и «влюбился как пьяный девственник». «Ты можешь снять любого дистрофичного уродца прямо в этот номер, коль приспичило поэкспериментировать в расцвете сил, а не лететь целовать чьи-то засранные сапоги аж до Германии», так он сказал. После этого они немного подрались.       — И что ты там делаешь… — тянет мужчина, кладя руку на дохлого паука перед ним. За пряди не тянет - боится оставить лысым. Сил бить за осквернение костюма нет, да и немного австралийской крови ещё никому не помешало. Впитается в задублённую алкоголем, спермой и блевотой кожу, закалит, наделит особой силой. Интересная идея - притащить Кейва в свою студию и слить немного склянок. Возможно и для личных целей. Использовать для тайных ритуалов, в которых его обвиняют некоторые глупые люди, или намешать с алкоголем. Хотя лучше подержать того в вытрезвителе перед этим пару дней - героиновый коктейль Бликсе хлестать не очень хочется.       Ник с трудом садится более-менее прямо, уходя от скромной ласки и тяжело вдыхает воздух сквозь стиснутые жёлтые зубы. От нелепых жевательных движений у него лишь сильнее болят скулы, их всё сводит и сводит, а кислая слюна всё набирается и набирается во рту, смешиваясь с кровью и жёлчью, и практически капает с языка, как яд с жала. Бликса хрустит позвонками, грациозно потягиваясь, и тушит бычок о ножку кровати, наклоняясь поближе и заглядывая в лицо мужчины. Позирует. Красуется. Ему нравится вызывать смесь раздражения и возбуждения в этом странном человеке. Ждёт, когда тот сломается и либо даст ему в морду, либо наконец поцелует. Лучше конечно второе, чем первое. Эта неуверенная ситуация заставляет Баргельда чувствовать брезгливую жалость и гордость одновременно - признание таланта льстит до безумия, но… Бликса человек и чувствует неудовольствие, наблюдая как Кейв в своём сексуальном кризисе приравнивает Баргельда едва ли не к библейскому созданию, пытаясь убедить самого себя, что это не подавленные гомосексуальные желания вскипели наконец, а религиозный экстаз. Но амфетамины своему ангелу самый первый подносит. Человек-противоречие, мать твою.       — Сдавайся? — предлагает Бликса, оттягивая веки пальцами. Одной рукой свои, второй лица напротив. Всматривается в потемневшие глаза, стремясь прочитать и вытащить на поверхность чужие грязные мысли. Выглядят они со стороны жутко, как посмертные маски, даже не свои собственные. Затея с новой группой идиотская авантюра - таким хтоническим творениям Ада никогда не прославиться, все групиз разбегутся.       Кейв лишь недовольно облизывает губы, вбирая выступившую кровь обратно, сосредоточившись на тепле сухих рук на своём лице. Это его первое участие в подобном мероприятии и он не хочет ударить в грязь лицом. Но не выходит. Вдруг понимает, что практически по-кошачьи утыкается в чужие ладони и ластится, и это пугает его так сильно, что он быстро мотает головой, отстраняясь. Ведёт себя, как непонятно кто… От слишком резкого движения начинает кружиться голова и в глазах темнеет. Совершенно неизящно он заваливается назад в обморочном приступе и глухо соприкасается затылком с полом. По крайней мере удалось сохранить лицо тем, что он не расквасил себе нос.       — Странно, что ты не зазвенел, голова пустая, — обессилено шепчет Бликса, машинально ещё на английском, поражаясь глупости и упрямству мужчины на полу. Он уж было подумал, что тот осмелился на первый шаг и таким забавным образом флиртует. Гладить его по щеке было приятно и Баргельд был не против зайти дальше и перейти на губы, возможно слизать капельки самостоятельно. Но в данный момент дурацким образом сбывается пророчество Мика - Кейв действительно валяется в чужих ногах. Только на Бликсе нет сапог и он босой ногой тыкает в щёку Ника, проверяя действительно ли тот вырубился. Подтверждает. Притворяющийся бы точно скривился.       С лёгким возгласом, который должен был стать победным кличем, но не перед спящим же ему теперь хвастать, Баргельд останавливает счётчик, записывая данные на огрызке бумаги и тоже заваливается на спину. В отличие от неудачливого коллеги на мягкую подушку. Две секунды тратит на размышления, а потом сбрасывает одеяло вниз. Тащить Ника на кровать самоубийство - от напряжения лопнет селезёнка. Но на полу его оставлять неправильно, такого худого и голого, потому что денег на лекарства нет и платит за наркотики чаще именно он. Только поэтому. ***       Кейв по спирали проваливается в сон всё глубже и глубже. Ему не снится ничего, а пробуждение встречает затёкшим и пульсирующем болью телом и чужими босыми ступнями, висящими где-то над головой и раздражающими слизистую. Но как минимум ему не холодно - он осматривает себя, узнавая одеяло. Ноги наверху вздрагивают. Они очень грязные, чёрные, практически как штаны из которых торчат, но Нику хочется поцеловать их в приливе нежности. Впрочем, сначала их следует отмыть. С обязательными многозначительными речами, исполненными религиозным пафосом. Эти ноги скинули ему одеяло. Целовать или мыть ступни на самом деле он не собирается, но вскарабкивается наверх, забирая одеяло с собой. Даже люди, покоряющие Эверест, не испытывают таких мук. А ещё очень хочется пить, не важно воды или алкоголя, и смыть с себя наконец всю накопившуюся грязь. В теории оба желания можно совместить пройдя в душ, но для этого придётся выбираться из мягких холмов кровати (она полна пружин, но в данный момент кажется нежнее материнской руки) и идти в соседнюю комнату. Нет.       Ник обессилено опускается, закидывая одеяло на них двоих сразу, делясь теплом. Он снова засыпает, машинально прижимаясь к жилистому телу рядом. Если он и проснётся в таком положении, то поругает себя за слабину тогда, а если нет, то и не вспомнит.       Бликса вздыхает, поворачиваясь и обнимая Кейва за плечи. Им пришлось не спать неделю, чтобы наконец оказаться в одной постели, но даже при этом до боли в зубах целомудренно и даже нежно. Это закончится плохо, даже если и не начнётся - напряжение станет давить не только на них. Мужчина давно зарёкся тусоваться с такими забившимися в шкаф парнями - он им не терапевт, чтобы выслушивать нытьё, оказаться в драке из-за позволенной фривольности не хочется, да и даже приняв себя, в сексе они были ужасны и зажимались, словно и в зеркале члена никогда не видели. Быть первым у кого-то конечно приятно в моральном плане, особенно у мужчины - ах, нарушения табу, но утомительно в физическом. Ему не хочется, чтобы Ник стал одним из этой категории, но пока тот сидит опасно близко к первой, с очень грустными глазами, которые смущённо отводятся в сторону, когда мужчинам понимает, что пялится. Хорошо, что остальные этого не замечают ещё - агрессии в них нет, но любые насмешки Кейв переносит тяжко, даже если не показывает каждый раз, так что не надо ему на пороге бисексуального открытия зарываться обратно ещё глубже.       А ведь он Бликсе реально импонирует. Талантливый, складный, с притягивающим голосом. Две беды - проклятый героин, да внутренняя гомофобия. И с первым можно как-то примириться, главное запастись налоксоном, но через второе Кейв должен пройти самостоятельно. Пока он предпочитает катить ко всем девицам и бросать ревнивые взгляды. Спасибо хоть не прохаживается по самому Бликсе и его разнообразной сексуальной жизни, вынося свою неуверенность на поверхность. Баргельд не хочет с ним ссориться и уж точно не хочет лишаться едва зародившейся группы, потому предпочитает ждать первого шага. А там сымпровизирует - хоть на гофрированной трубе, хоть на чём-то поинтереснее - как повезёт. Но основной и самой явной проблемой является сам Бликса. А это препятствие через которое перебраться никто ему не поможет. Правда заключается в том, что он бежит от человеческих привязанностей. Он даже не задумывается о чём-то серьёзном с Ником, тем более, что группа это уже достаточно, блядь, серьёзно. Обязательства это ужасно. Лёгкая интрижка может произойти в его жизни, но погружение во что-то реальное… Баргельд может представить себя, заключающего брак «просто так», с человеком, который ему нравится, но в которого он не влюблён. Ему страшно, что он может влюбиться в Ника.       Он, лежащий так близко, выглядит даже милым когда спит. В расслабленном состоянии вздёрнутый нос и полные губы придают его обычно демоническому лицу детскую непосредственность. С омерзением Бликса должен признаться перед самим собой, что не совсем уверен, как описать свои эмоции. Занимать этим свою многострадальную голову не хочется - он ещё не выспался, только случайно проснулся от движения. Когда проснётся, тогда и замучает себя этими слишком человеческими мыслями. ***       Они лежат в таком положении ещё долгое время, но в конце-концов отлипают друг от друга во сне, что очень удивляет - ожидается противоположный результат со всем этим потом и грязью. Когда Ник просыпается, то уже чистый в своём представлении (он никогда не сможет быть совсем уж отмытым с таким образом жизни) Бликса заваривает кофе и режет залежалый хлеб. Одна кружка уже стоит на столе. Не будет же он заставлять своего гостя самостоятельно воскресать. Время утреннее, словно и не было этого безумного дня длинной в неделю.       Кейв залпом выпивает свой остывший кофе и бормочет слова благодарности, потирая чудом не лишившиеся всей подводки глаза, пытаясь превратиться в помесь енота и дохлого паука, который тем временем претерпел процесс разложения и из его останков вороны свили уютное гнездо. Баргельд не умиляется, нет, но опасно близок к этому. Ему действительно нужно разобраться с собственными чувствами. Потому что на долю секунды кажется, что такой вид он готов наблюдать каждое утро.       Ник смотрит на поверхность стола с глупым выражением на расслабленном довольном лице. А Бликса смотрит на него.