В зеркалах

      — Марк…       Марк был повсюду. Когда Стив поворачивал голову влево, его встречал тёмный, голодный взгляд. Вправо — он видел в этом взгляде поощрение. Пытаясь избегнуть пронзительных глаз, Стивен смотрел наверх, но и там, в блестящей поверхности, его уже ждало отражение.       И в зеркале напротив кровати тоже был Марк, жадно вглядывающийся в широко расставленные ноги, меж которых двигалась контролируемая им рука. Марк смотрел на самого себя, только гораздо более открытого, беззащитного, каким не ощущал себя уже очень давно, и должен бы был испытывать, как минимум, неприязнь. Но, как бы ни старался, не мог. Он вразумлял себя: это нарциссизм, ты больной. Будь он не в твоём теле, ты бы трахнул кровного близнеца?       Марк смотрел и чувствовал только, как Стив вздрагивает под его руками, как дёргается в одной из них горячий, но не его член, как под второй покрывается мурашками грудь. Как Стивена лихорадит от всего этого. И ответ напрашивался однозначный: плевать, да, точно трахнул бы. Я больной, но кто бы и до этого спорил?       Рука на члене замедляется. Второй Марк ведёт выше, это отражается в зеркалах. На секунду сжимает горло, чувствуя на себе лишь фантомные отголоски и не рассчитывая силу, но видя, как жалобно смотрит на него Стивен. Какой же он глупый. Как можно быть таким прилежным, таким умненьким, осознанным мальчиком, и в то же время таким непроходимым тупицей? Марк не может его убить. Даже если бы вдруг захотел. А он определённо не хочет.       До недавнего времени Стивен был просто удобным прикрытием. Всё, что оставалось Марку — следить, чтобы он не слишком мешал. И флирт с коллегой от имени Гранта, чтобы разнообразить его пресную, судя по всему жизнь, и покупка новой рыбки — всё это была скорее забота о себе и о договорённости с Хонсу, чем о Стиве. Хотя насчёт рыбы Марк всё-таки сожалел. Он честно не специально угробил её и даже пытался стребовать с продавца такую же, с отростком вместо плавника. Если Марк не спал во время бодрствования Стива, что бывало очень редко, он видел, как тот разговаривает с ней. Видимо, рыбка была ему дорога. Ну либо Стив был долбанутым и без Марка в его голове, в чём Марк убедился уже потом.       В общем, если бы он не пытался слегка разнообразить жизнь Стива или хотя бы содержать её в том виде, в котором она была, Стив мог причинять куда больше неудобств, чем необходимость прятать от него свои вещи, заклеивать дверь и пристёгивать лодыжку обратно — всё это Марк проделывал уже машинально. До того момента, пока не смог наблюдать за жизнью Стивена не только несколько незначительных минут сквозь мутное окно в их сознании, но и со стороны. Как будто его выгнали из собственного тела.       Поначалу, после первого такого случая, Марк следил за Стивеном из всех отражений убийственным взглядом, как смотрят на кого-то, кто раздражает своей болтовнёй, в надежде, что этот кто-то заметит напряжённый взгляд и заткнётся. Но Стивен ровно и был таким болтуном. И, прямо как любой из них, никак не ощущал на себе присутствие гневного взгляда, продолжая своё гнусное дело. Только вместо болтовни он не спал, когда должен был, и шлялся в теле Марка не в своё время, каким-то образом сохраняя главенство контроля у себя. Хотя и болтал Стивен тоже немало. Он идиот — здесь Хонсу был прав.       Наверное, Марк тоже был виноват и слегка переборщил, заставив Стивена проспать больше суток, а потом ещё, но у него явно были дела поважнее никому не нужной сувенирной витрины в никому не нужном музее. И точно не обязательно было в тот момент пытаться всё испортить.       Однако чем больше Марк наблюдал… Тем больше ему хотелось по-настоящему оберегать Стивена. И это раздражало! Ему хватало и Лейлы, которая, в силу неусидчивого характера, вечно влипала в неприятности, так ещё и Хонсу использовал её для манипуляций над ним. А теперь и Стив!       Если бы только Хонсу узнал, какое недоумение ощущал Марк, когда Стив буднично рассказывал живой золотой статуе о своих жизненных происшествиях, или когда делал то же самое со своей тупой рыбкой — потому что больше ему не с кем поговорить. И как радостно Марку было от того, что Стив словно не осознаёт своего одиночества — он в любой ситуации умудряется сохранять оптимизм. Конечно, кроме тех случаев, когда попадает в мир Марка и видит то, что не положено. Но даже тогда Стив обычно ищет самый правильный, хоть и самый идиотский выход: упечь их в тюрьму, например. Так вот, если бы Хонсу узнал, что теперь чувствует Марк, он бы точно закрыл глаза на своё безнадёжное впечатление о Стиве и давил бы на Марка через него. До Стива добраться проще, чем до Лейлы.       В своих наблюдениях Марк понял, что Стив очень добрый. Усидчивый. Ему несложно справляться с мелкой, кропотливой работой. Он начитан, внимателен и занудлив, если дело касается того, в чём он хорошо разбирается, или если он уверен в своей правоте. Он никогда не боится отстаивать своё мнение. А ещё предпочитает насилию обсуждение, поэтому всё и всем объясняет. И он точно не избегал бы объяснений со своей бывшей.       Он обладает всем тем, чего недостаёт Марку. И Марк, в свою очередь, имеет то, чего не хватает Стивену. Ведь он напротив: всегда собран и не умеет бездействовать и сдаваться, быстро схватывает самую суть, отбрасывая детали, и привык, что проще решить вопрос силой, чем чесать языком — скорее всего, напрасно. Не говоря уже о том, что ему не нужны очки, он любит сочные стейки и он гораздо менее впечатлителен.       Если бы Марк не был занят бесконечными самыми последними заданиями Хонсу и нашёл бы время на рефлексию, возможно, он бы задумался об их расщеплении и о том, что хорошим это не кончится, что они — один человек, и пора прекращать называть себя во множественном числе. Что, в конце концов, надо начать долгий курс у психиатра, чтобы соединиться, потому что так будет лучше всем, потому что тогда они будут одним, уверенным в себе, рассудительным, уравновешенным человеком почти без недостатков. Кроме упрямства, конечно. А оно, пожалуй, — единственная черта, которая досталась обоим поровну, и которая может послужить причиной, почему им всё-таки лучше остаться порознь.       Но у Марка не было не то что времени — даже желания. А у Стива не было выбора. Поэтому их всё ещё было двое. Совершенно разных, но с чертами, которые они находят привлекательными друг в друге. Пускай Стивен и отрицает это и вслух говорит, что ему больше подходит Лейла, но Марку в качестве доказательств хватает и того, что Стив признаёт его силу и иногда даже считает её необходимой.       И вот, Стивен смотрит на него с мольбой и страхом, но одновременно с неким смирением, не пытаясь забрать контроль над рукой. Дурачок. Как может Марк убить того, к кому оказался так сильно привязан? Как можно думать, что Марк, после всего, всё-таки хочет от него избавиться?       Марк в зеркале нависает над Стивом и горячо дышит ему в лицо. Стив не чувствует его плоти, но словно ощущает его дыхание на себе, и сердце в груди начинает стучать сильнее. Марк наконец ослабляет хватку на шее, но не спешит убирать руку. Он ведёт сухими шершавыми губами под челюстью, проводит там же, но с другой стороны, языком. Мокрая дорожка тут же холодится остывшим вечерним воздухом. Стив дрожит и не понимает, как может всё это чувствовать.       Хотелось бы спросить того, кто, как кажется, более сведущ, но его член всё ещё зажат в кулаке, которым управляет Марк. И вместо вопроса Стив делает попытку толкнуться. Марк в ответ лишь распространяет свой контроль на таз, не позволяя двигаться, и Стивен чувствует себя так, будто чьи-то крепкие руки прижимают его к постели.       — Марк, — жалобно повторяет он.       Брови изогнуты, отчаянный, затуманенный взгляд, дурацкий акцент, который так красиво и соблазнительно растягивает его имя и смягчает в нём «р». О да, у Марка отличный обзор, и он всё равно не может налюбоваться.       Он открывает приготовленную смазку, пробует её, размазывая между пальцами, и снова обхватывает член. Стив шумно дышит, иногда срываясь на голос, и ведёт себя почти послушно, за исключением того, что пытается не смотреть на Марка.       А это трудно. Днём Марк подвесил зеркало прямо над кроватью. Стив мог лежать, у него даже оставалось место, чтобы, например, выгнуться — Марк совсем не льстил себе — или прижать ноги к груди, но в то же время Марк мог находиться максимально глубоко в его личном пространстве. И специально, чтобы Стиву было трудно спасовать в последний момент и провести всю ночь уставившись в стену, он добавил зеркал по всем сторонам. Стив посчитал его садистом, когда понял, что тот задумал, но всё же не возражал.       Во всех них отражается одно: раздетый Марк Спектор, прожигающий Стива насквозь. Стива, который чувствует себя как под прицелом и решительно не хочет смотреть ни в глаза Марку, ни ниже — туда, где между ног Спектора располагается крепкий, возбуждённый член. Благодаря обилию зеркал выбора у него всё же нет. Хотя, конечно, он и не мог не заметить такой «мелочи», даже если бы и правда не хотел посмотреть. Члены у них были разные — и по форме, и по размеру. Стив думает, что надо спросить, меняется ли размер в зависимости от того, кто в теле — чисто из научного интереса.       Марк ясно видит на лице Стивена все размышления и с самодовольством садится на кровати. Рука под его контролем не перестаёт то гладить, то сжимать член, не позволяя подойти к пику раньше положенного, а пальцы второй, уже смазанные, подбираются ко входу. Марк получает разрешающий кивок, легко проникает одним до середины, но дело стопорится почти сразу: дальше Стив не пускает, сжимается, начинает дышать чаще и зажмуривает глаза.       — Больно, — добавляет он ко всему прочему.       Марк немного теряется. Наверное, будь у них ещё одно тело, нормальное такое, из плоти и крови, он бы нашёл выход. Сложил бы Гранта пополам, даже не спрашивая, задрал бы его задницу кверху и вылизал бы там всё до такой степени, что Стиву оставалось бы только слюни на подушку пускать, и его бы уже не заботил ни палец, ни даже член в анусе.       Но у Марка сейчас нет тела, и не предвидится. Впервые в груди что-то колет от беспокойства за будущее, но он стряхивает его с себя, как наваждение, и возвращается к проверенной тактике: настойчивости. Несмотря на то, что со Стивом она никогда не работала — для этого надо не быть таким ослом. Он молча поливает смазкой между его ног, берётся за яички, аккуратно массируя их, как бы отвлекая Стивена, и в то же время одним движением вводит палец до конца.       Стив кусает губы, ожидая новый прилив боли, но Марк понимающе даёт ему передышку. Мышцы привыкают, Стив слегка расслабляется, позволяя Марку продолжить, и открывает глаза, пытаясь рассмотреть, что происходит внизу. Вместо этого он в очередной раз цепляется взглядом за член Марка и подавляет в себе — как всегда честный — порыв сообщить о зависти. И, что ещё хуже, о своём желании потрогать его и тоже сделать приятно.       Ему странно видеть Марка, серьёзного и сосредоточенного, занимающегося не попыткой забрать тело, не упрёками в сторону Стива, не спорами с ним, а всего лишь проталкиванием пальцев в его зад. Стив никогда бы не подумал, что ему гораздо больше понравится быть трахнутым Марком, чем ссориться с ним из-за очевидных вещей. Это был бы самый простой выбор в его жизни: получить удовольствие с тем, кто ему искренне нравится, несмотря на тягу к жестокости и прошлое наёмника, кого хочется понять, кому хочется довериться и помочь — ведь Стив видит, что Марку было так же одиноко, как и ему самому, — или битый час отбиваться от того же, но ужасно эгоистичного Спектора, который, забрав контроль, точно замарает их руки ещё больше.       А сейчас, несмотря на твёрдую решимость, Марк старается быть чутким. Он блуждает взглядом по телу, кажется, прислушиваясь ко всему, что оно говорит, чтобы случайно не навредить. Ко второму пальцу он добавляет ещё смазки, теперь обращает внимание на лицо Стива, который весь растрепался и покраснел, но больше не морщится и не шипит. И он возбуждён. Не только физически, Марк чувствует, видит в его тёмных глазах, что Стив правда хочет его — это здорово воодушевляет.       Всё ещё растягивая его, Марк отпускает член и использует вторую руку как опору. Он хочет попробовать поцеловать его и очень надеется, что это желание взаимно. Грант оказывается приподнят на одном локте, лицом в нескольких миллиметрах от поверхности зеркала… И от лица Марка. На пару долгих мгновений они замирают, разглядывая что-то в глазах друг друга, пока на зеркале не появляется испарина от дыхания Стива, и он не тянется к губам Марка, понимая, что от него требуется, без слов.       Конечно, вместо Марка его встречает плоская, прохладная гладь. Он знал, чего ожидать, но разочарование всё же горчит где-то внутри. Однако было в этом что-то сумасшедшее, так ровно подходящее им, что-то неправильное, постыдное и вместе с тем в крайней степени возбуждающе.       Стив накидывается на зеркало. Он оставляет отпечатки губ, водит языком, размазывая слюну, стонет, слыша, что Марк проделывает то же самое, и в какой-то момент он начинает чувствовать! Стив мог бы согласиться хоть до конца жизни работать продавцом идиотских товаров, совершенно не подходящих музею, если бы не был уверен, что чувствует чужой язык на своём, и влажные губы, касающиеся его, и горячее, горячее дыхание на лице.       Марк, тем временем, ускоряет движения рукой, теперь почти полноценно трахая Стива, втискивает третий палец в порыве страсти, но Стив и не замечает. Да и Марк не заметил бы, если бы не хотел доставить как можно больше удовольствия. Подумать только, если бы кто-то вошёл и увидел, как один человек лежит на кровати, окружённой со всех возможных сторон зеркалами и жадно целует одно из них… У Марка вырывается смешок. Стив отстраняется, они смотрят друг на друга ещё раз, но уже совершенно по-новому, словно действительно впервые увиделись, и снова целуются.       — Я надеюсь, это не сон, — бормочет себе под нос Стив.       — Не сон, — подтверждает Марк.       — Тогда я буду целовать тебя каждый день, — то ли с угрозой, то ли с обещанием отвечает Стив и неожиданно для себя падает на спину.       — Рука затекла, — объясняет Марк, при этом его взгляд приобретает какую-то убийственную кровожадность, словно рука — ещё одна отдельная личность, и ей не следовало бы их прерывать. — Перевернись на живот, пожалуйста.       Стив беспрекословно выполняет просьбу, ложась грудью на кровать и разводя ноги. Пальцы приходится вытащить, но Марк всё равно собирался заканчивать и поискать сюрприз, который он купил ещё вчера. Пошарившись между подушек, он достаёт новый вибратор. Красивый, чёрный, небольших длины и диаметра.       — Ты не против? Ты хочешь этого? — спрашивает Марк, тем не менее, уже смазывая вибратор прямо перед лицом Стива — всё-таки у них была только одна пара рук.       — Я рад, что ты спрашиваешь, но можешь не делать этого, — глухо отзывается Стив, съедая половину фразы акцентом, а вторую утопив в подушке, в которую рад был уткнуться. — Ты уже побывал у меня внутри, а это всего лишь… Новый уровень. Да.       — Тебе обязательно умничать сейчас?       — Нет, — соглашается Стив, смущаясь. — Я не против. Я хочу этого с тобой.       Марк испытывает внутри прилив тёплой волны после этих слов и заводит руку назад. Блестящая от смазки головка входит легко, но дальше Марк снова медлит. Он продвигается глубже совсем понемногу, если продвигается вообще, чуть ли не впервые в жизни собираясь сделать всё правильно, но у Стива оказывается совсем мало терпения и совсем другие мысли по этому поводу. Он выдыхает, расставляя ноги шире и чуть сгибая их в коленях, и самостоятельно подаётся назад, насаживаясь наполовину, чем немедленно заслуживает похвалу и предостережение:       — Какой же ты умница. Не спеши.       Марк больше не искушает его и кружащими движениями вводит вибратор до конца; ответвление упирается над яичками, и Стив дёргается от прикосновения к простате сразу и внутри, и снаружи.       — Ещё не всё, — сосредоточенно шепчет Марк, перебивая судорожное дыхание Стива, и берётся за пульт.       Стив не сдерживает вскрика, изворачивается на постели, заваливаясь на бок, когда вибрация несколько раз подряд прошибает всё тело, и тут же старается потереться членом о простыню.       — О… Марк, пожалуйста…       Марк знает: обычно Стив думает, что имеет право командовать им. Поначалу потому что считал, что он в теле главный, потом — что самый разумный. Но прямо сейчас он может только просить, и это у него получается даже лучше. Марк с приоткрытым от возбуждения ртом наблюдает за ним и не понимает, как разорваться, как не отпустить контроль, но вместе с тем управлять и собственными руками? — его члену тоже нужно внимание. Очевидно, такого способа нет, но удовольствие Стива однозначно важнее. Это его первый раз с мужчиной — точнее, его первый анальный секс, — насколько Марк может знать и судить. Если он пропустил что-то по своей тупости и нежеланию знаться со Стивеном… Впрочем, было не время для внутреннего Отелло.       Стив снова оказывается на животе и хнычет; руки, вроде его, а вроде и совсем нет, лежат прямо перед ним, а сам он тщетно пытается вдавить себя в чересчур мягкий матрас. Марка умиляет эта картина. Но она же пробуждает в нём всё больше собственнической сущности, которой он боялся с самого начала. Теперь о Стиве и впрямь хотелось заботиться, принимать за него решения, хотелось вот так легонько мучить, а потом успокаивать, упиваясь чувствительностью этого создания. Марк был монстром из-за одних только тщедушных воображений о том, каково было бы причинять Стиву боль, а потом самому утешать его и стирать с его щёк слёзы, потому что больше у Гранта никого нет. Марку было больно даже думать об этом, но он никак не мог избавиться от мысли, что Стив всегда был и будет только его. Ничьим больше.       И в то же время, ему всё ещё хочется защищать Стивена от любых бед и разочарований. Коих, в общем-то, и сам Спектор одним своим существованием принёс немало, заставляя Стива беспокоиться о своём расстройстве. Поэтому он никогда не обидит его, даже если для этого ему придётся уйти и вновь оставить Стивена в одиночестве.       Избавляясь от тяжёлых раздумий, Марк меняет вибрацию на более интенсивную, берётся за основание игрушки, которая норовит вот-вот выскочить, и принимается толкаться внутрь, каждый раз вытаскивая вибратор всё больше и возвращая его всё сильнее. Стив стонет, не прекращая, на одной ноте, весь дрожит и дёргается, комкая постель под собой и больше не выдерживая бесконечного давления на простату, ежесекундно посылающего по всему телу ток. Марк наконец сжаливается, опускает руку под мечущегося Стивена, заставляя его приподнять бёдра, и крепко обхватывает член. Стиву хватает всего пары движений, чтобы со всхлипом излиться.       Он ещё с полминуты подрагивает, пока Марк выключает вибратор, выжимает остатки спермы из его члена и яиц, а второй рукой водит по лицу. По слипающимся глазам, по кудряшкам, по горячим щекам. Проталкивает большой палец в рот, и Стив даже сосёт его, отчего член Марка пульсирует сильнее, яростно напоминая о себе.       — Посмотри на меня, малыш, — просит Марк, замечая, что Стив уже собирается заснуть прямо так, с искусственным членом в заднице, весь в сперме, на промокших, смятых простынях.       Стив с трудом открывает глаза, переворачивается на спину, скорее чтобы поцеловать Марка, чем для удобства. Марк разрешает ему это, используя локти, чтобы приподнять его к зеркалу. То и дело прерывая поцелуй, Марк осторожно вытаскивает вибратор, кладёт его на салфетку, обтирает Стивена, насколько может. Стив в это время начинает приходить в себя, больше не тянется целоваться и снова делает глупые попытки избежать зрительного контакта. Марк на это лишь вздыхает, отпуская контроль, и Стив, не ожидая этого, с неким удивлением падает на спину.       — Посмотри на меня, Стив.       — Уже не малыш? — нервно улыбается Грант, пытаясь шутить, но всё же поднимает покрасневшие глаза.       Марк тут же смягчается, улыбаясь одними губами в ответ.       — Всё ещё да. Но сейчас другой разговор. Тебе было некомфортно со мной? Тебе некомфортно сейчас? Я должен был получить более явное согласие?       Беспокойство в его голосе задевает Стива, и он сразу спешит возразить:       — Нет, Марк! Я же сам предложил. Конечно, я не думал, что ты найдёшь столько зеркал, даже подвесишь одно… — Марк ухмыляется так, будто это меньшее, что он мог сделать, а Стив продолжает. — Просто это всё странно. Я всё ещё не знаю, почему мы живём в одном теле, Марк. Мы один и тот же человек? Конечно да, глупый вопрос, я ведь читал об этом… Тогда как это произошло? Почему мы этим занимаемся?       — Потому что хотим. Потому что я хочу, чтобы тебе было хорошо, — безапелляционно отвечает Марк.       — Снова глупый вопрос, ведь, раз мы один человек, это не считается, это вроде как самоудовлетворение, — Стив сглатывает комок в горле, — но, значит, для тебя я… просто способ удовлетворить потребности? Способ заглушить одиночество? Ведь с Лейлой ты быть не можешь, или, скорее, не хочешь, ведь я знаю причину, и я знаю тебя, знаю, что выход всегда можно найти, тем более она такая замечательная…       — Стив, Стив, не уходи в эти дебри, — строго говорит Марк. — Давай не думать о том, кто мы. По крайней мере, пока что. Ты для меня такая же личность, как Лейла. И о ней я тоже забочусь, верно. И я всё ещё могу врезать тебе за поцелуй с ней. Но, поверь, этот удар будет не за неё, а за тебя — за то, что пренебрегаешь мной. Лейла теперь моя хорошая подруга, как и твоя. А ты — тот, кто точно не будет с ней, потому что ты нужен мне.       — Если бы ты обходился без кулака в лицо, возможно, ты бы нравился мне больше, чем она, — дразнится Стив, но всё равно смущённо улыбается, сверкая пылающими щеками и счастливым взглядом. Марк вновь вздыхает. Как можно на него злиться, если Стив — открытая, полная моральных ценностей книга и совершенно не умеет скрывать своих чувств? И всё-таки слишком правильный. Во всём, что не касается Марка, конечно — его-то он может послать и язвить ему.       — Теперь ложись.       — Мы ведь повторим? Завтра, например, — сонно, а оттого бесстыдно предлагает Стив и, вместо того, чтобы лечь, ещё раз целует зеркало, мгновенно ощущая вместо него тёплые губы, словно с каждым поцелуем они становятся всё более осязаемыми. Кажется, они сходят с ума всё больше, и им всё же надо записаться к врачу.       — Если будешь хорошо себя вести, — обещает Марк, не добавляя, что в это понятие входит, например, не перехватывать контроль во время важных дел Марка и вообще, желательно, не влезать в тело в чужое время. Но он не хочет обижать Стива и портить вечер. Хотелось бы совсем не смешивать их отношения и работу, но это уже было невозможным. Придётся научиться взаимодействовать со Стивом так, чтобы по вечерам он, по крайней мере, позволял Марку вот так заглаживать вину.       — Ох, подожди, ты ещё возбуждён, — замечает Стив, на этот раз почти без стеснения опуская взгляд на член в зеркале.       — Поэтому ты должен спать.       — Но я мог бы…       Марк ласково, насколько позволяют его суровые черты лица, улыбается.       — В следующий раз, малыш. Пожалуйста, засыпай.       Стив в кои-то веки не спорит. Поворачивается на живот, кое-как прикрывается простынёй и начинает засыпать. Уже на периферии он приоткрывает глаза. За ним внимательно наблюдают из зеркала. Стив улыбается, лишь краем сознания отмечая, что этот взгляд не принадлежит Марку, но мысль быстро выветривается из головы, и он проваливается в сон.