Tentazione

      Воскресное утро баловало прохладой, даже в привычно душном, пропитанном ароматами ладана, воска и дуба, приходе скромной провинциальной церкви. Голос священника низкими нотами ложился на звонкое пение крохотного хора, поверх шёпота голосов прихожан, вслух читавших молитву.       Дэмиан стаял чуть позади, уже не пытаясь вслушиваться в речи наставника, как велел его сан дьякона и долг праведного католика. Взгляд с первых минут службы безошибочно нашел ту, что последний месяц занимала все его мысли и порождала желания, от которых он отрёкся, уйдя в монастырь.       Юная Равена Ротти.       Дочь сицилийских аристократов, отправленная отцом в этот провинциальный итальянский городок лишь с гувернантками и компаньонками, она была истинным искушением для будущего священника. Настоящим порождением Ада в облике ангела. А Дэмиан прослужил Сатане достаточно долго, чтобы разбираться в таких вещах.       Бывший член Лиги Убийц, с ранних лет зарекомендовавший себя, как один из лучших, благодаря усердию, навыкам и горячей сарацинской крови, что текла в его венах. Верный идеалам, вбитым в него чуть ли не с рождения, к шестнадцати годам успевший не просто испачкать руки в крови, но и почти утонуть в ней.       Бесконечная череда оборванных судеб под покровом темноты, превратили жизнь Дэмиана в одну, сплошную ночь, став невыносимой, вынудив блуждать во мраке в поисках хоть капли света. И юноше казалось, что он его нашел, усмирил свою ярость и жажду крови в стенах монастыря, а потом и церкви, где вот-вот должен был принять сан священника.       Но, в решающий момент появилась Она.       Искушение, посланное ему Господом, Дьяволом или обоими сразу, видимо, призванное проверить стойкость его духа. И тела, в котором вновь разгоралось знакомое пламя, как в те ночи, когда Дэмиан преследовал жертву, словно голодный хищник — добычу.       Лёгкий сквозняк, просочившийся сквозь щели в узорном витраже, дернул выбившийся из прически локон, блестящий, словно вороново крыло. Провёл им по сливочно-белой коже её плеча, чуть прикрытого лёгкой, словно морская пена, тканью платья. Снова без палантина, который складками висел на руках девушки, оставляя декольте, плечи и шею под жадным взглядом Дэмиана.       И словно не было трёх лет аскетизма и смирения!       Молодой дьякон переминулся с ноги на ногу, на мгновение смежив веки, невольно задумываясь, как столь невинное создание могло толкать его в пучину всех смертных грехов разом? Но, стоило ему открыть глаза, как ответ нашелся в ту же секунду.       Её взгляд, что сейчас скользил по строчкам написанной молитвы. Не кроткий и безвольный, а прямой, смелый, почти дерзкий. Сиреневато-синий, как лесная ежевика, горящий колдовскими огнями в своих темных глубинах.       Дэмиан, невольно, вспомнил, как увидел эти глаза в первый раз, когда леди Равена впервые пришла в церковь вместе с другими юными девушками. Её вежливый, но короткий поклон, вместо скромно опущенной головы, мягкий, но уверенный голос при беседе с его наставником, взгляд, скользящий по окружению и горящий любопытством. Именно его, в тот день, поймал бывший убийца. Как стрелу у груди, которая, казалось, метила в сердце.       Тогда, первые всуе помянув Господа, дьякон обошел алтарь, нарочито небрежно поддел пальцами край тёмно-синего палантина и накинул его на открытое плечо девушки. Сейчас пальцы покалывало от желания повторить этот жест, позволить себе коснуться манящей кожи прелестницы, хотя бы через ткань. Мысли более откровенные юноша отсекал молитвой, как старинным семейным мечом.       Почти стройный хор голосов, заученный текст на латыни, что Дэмиан напевал одними губами, позволили выровнять дыхание и хоть немного унять не в меру беспокойное сердце. Усилием воли дьякон заставил себя погрузиться в личный экземпляр Священного Писания, когда чутьё бывшего убийцы дернуло внутренние струны.       Дэмиан всегда явственно ощущал слежку, будь то соратники, враги или монахи. Но сейчас резко вскинутый взгляд поймал беззастенчивую пару фиалковых глаз, заставив их обладательницу задохнуться от неожиданности. Сбиться с ритма, но продолжать что-то шептать своими восхитительно-розовыми губами, пока на щеках расцветает румянец, а пальцы теребят уголки страниц её молитвенника. И всё это, не отпуская его взгляда.       Ему лучше уйти. Спуститься к себе, закрыться в келье и молить Господа о помощи, потому что собственная выдержка дьякона истончалась и таяла, как воск церковной сечи, с каждым глубоким вдохом леди Равены, что так соблазнительно поднимал её грудь.       Но, видимо его испытания на сегодня не закончились.       — Дэмиан? — позвал наставник, когда финальная молитва, наконец, утихла и прихожане, под скрип скамеек, двинулись к выходу.       — Да, падре.       — Я могу оставить на тебя заботу о приходе на пару часов? Мадам Шанталь просит освятить её дом.       — В пятый раз? — усмехнулся дьякон.       — Не осуждай стариков за желание скрасить одиночество, сын мой.       — Вы слишком добры к ней, падре, — Дэмиан бросил короткий взгляд на пожилую женщину, одетую по последней моде юных барышень. — Эта безумная француженка просто влюблена в Вас.       — И что же? Любовь к ближнему прекрасна во всех её проявлениях.       Юноша не стал высказывать свои мысли по этому поводу, лишь коротко кивнул, пообещав присмотреть за всем в отсутствие наставника. Которого бодрая старушка тут же сцапала под локоть, ссылаясь на свой возраст, усталость и, как бы случайно роняя с плеча край золотистого палантина.       Долгожданная тишина окутала церковь с последним хлопком высоких дверей, подарив бывшему убийце пару крупиц столь желанного покоя, который, как ни странно, отдавал разочарованием. И Дэмиан старательно убеждал себя в том, что разочарован собственной несдержанностью, а не упущенной возможностью еще раз пересечься с леди Равеной.       Но стоило, даже мысленно, помянуть его личного Дьявола…       — Падре? — стройная фигурка в лёгком платье, подвязанным под грудью атласной лентой, с легкостью тени скользнула в церковь.       Боже, помоги!       — Господь велит быть скромнее в Его доме, дитя, — строгим тоном произнес Дэмиан.       — Он прислал Вас сообщить об этом или наказать меня?       — Вы что-то хотели, леди Ротти? — максимально ровно спросил дьякон, игнорируя её дерзкий тон, кончик ленты, покачивающийся в такт дыханию и покалывание на кончиках собственных пальцев.       Этот дразнящий кусочек бордового атласа… Он мог бы развязать узел одним движением, вынудив легкую белоснежную ткань соскользнуть с покатых плеч. И наблюдать, как по фарфоровой коже растекается розоватая дымка смущения. Как сбивается дыхание, вынуждая её нежные губы приоткрыться…       Господи!       — Падре Риккардо, — голос Равены выдернул его из греховной фантазии. — Разрешил мне одолжить одну из приходских книг.       — Для чего?       — Я… Хотела обучить прислугу грамоте.       Дэмиан не помнил, чтобы наставник сообщал ему нечто подобное. Он мог бы (должен был!) отказать этой искусительнице, сославшись на свое незнание, занятость или что-то ещё. Потому, как сама мысль о коротком уединении с ней пугала и вызывала трепет, почти заставляя гореть изнутри. И это пугало еще больше.       — Я не уверен…       — Пожалуйста? — Равена сделала шаг к нему, встав так близко, что Дэмиан почувствовал запах её кожи. Легкий, цветочный, завораживающий.       Разве он мог отказать этой прелестнице, когда она так смотрела на него, так просила?       — Что ж, — дьякон шагнул в сторону, жестом приглашая девушку идти за ним. — Раз падре обещал, полагаю, Вы можете взять одну.       Леди Равена, легкой походкой двинулась следом, первой ныряя под сдвинутый юношей полог, что отгораживал от прихожан узкую лестницу. На кроткое мгновение Дэмиан позволил себе насладиться видом её стройный ножек, чуть показавшихся из-под подола платья. Позже ему придётся замолить еще один грех…       В нижнем помещении воздух был гуще, разбавленный запахами горящих свечей, чернил и пергамента. Среди темного дерева, покрывшего стены и устилавшего пол, леди Равена казалась видением, легким белым облаком, по непонятой причине, спустившимся с небес.       Дэмиан наблюдал, как сосредоточенно девушка выбирала книгу, читая названия и касаясь корешков кончиками своих изящных пальцев. По одним она скользила равнодушным, почти скучающим взглядом, в другие впивалась глазами, словно желая унести не один, а сразу несколько фолиантов.       Наконец, с полки соскользнула книга, которая никак не подходила ни юной особе, ни, уж тем более, неграмотным служанкам. Но, судя по тому, как нетерпеливо леди Равена открыла первую страницу, а взгляд фиалковых глаз забегал по строчкам, её сей факт не смущал ни капельки.       Дьякон усмехнулся: так в его обидеть забралась грешница? Кажется, не только ему сегодня понадобятся молитвы.       — Учить прислугу грамоте по философскому трактату? — спросил он, сокращая расстояние между ними. — Да ещё и на греческом?       — Ох, — девушка резко захлопнула книгу. — Я…       — Лгунья, — выдохнул дьякон, наклоняясь почти непозволительно близко. Его искусительница пахла так восхитительно — лавандой и листвой после дождя, чистой и свежей.       — Зачем Вам книга, леди Равена?       Край палантина вновь соскользнул вниз, обнажая плечо девушки, чьи руки были заняты, чтобы вернуть ткань на законное место. Дыхание Дэмиана коснулось её кожи, вызывая мурашки и едва заметную дрожь.       — Я люблю… читать, — пробормотала Равена, явно смущаясь, но не отводя взгляда.       — На греческом? — дьякон провел пальцами по буквам на обложке, едва заметно касаясь руки, которой девушка прижимала к себе книгу. Такая нежная…       — И ещё на пяти языках, — леди вскинула подбородок, видимо, желая звучать самодовольно, но получилось лишь обнажить шею.       — Это не даёт Вам разрешения грешить в доме Господнем, — прошипел Дэмиан, сквозь зубы, которыми хотел вонзиться в точку над пульсом.       Ради всего святого, да что с ним происходит?!       — Нет… Не даёт…       Выдох коснулся его лица, пламя свечей отразилось в сиреневых глазах и крохотных капельках пота на висках девушки. Он мог бы прямо сейчас велеть ей пасть на колени, чтобы замолить свои грехи. И она бы послушалась, опускаясь на пол перед ним, открывая восхитительный вид на манящую ложбинку между грудей.       — Так исповедуйте меня, святой отец, — палантин соскользнул со второго плеча, обнажая гладкую кожу.       Так жарко…       — Простить тебя, дитя? — смуглые пальцы скользнули по её руке вниз, задевая и чуть сдвигая крохотный рукав, ловя непослушную бордовую ткань у самого запястья.       — Простите… Ибо я грешна…       — В чём твой грех, дитя? — Дэмиан чувствовал, как ускоряется её пульс, слышал, как учащается дыхание и, кажется, терял контроль над собственным.       — В словах. И в мыслях, — на последнем слове её взгляд опустился к его губам, а щеки, едва заметно вспыхнули.       — Продолжай.       — Я солгала в церкви, святой отец, — голос Равены понизился до шепота. — Солгала Вам… Простите.       — Я отпускаю тебе этот грех, ибо Господь милостив, — заученная фраза прозвучала ниже, чем позволяли приличия, от чего девушка вздрогнула, а сердце дьякона пропустило удар. — Что же было в твоих мыслях?       Леди Равена зажмурилась, почти вынудив Дэмиана зарычать — он хотел видеть её взгляд, наблюдать, как он темнеет и блестит, отражая огоньки свечей и его собственное пламя. Но, прежде чем он позволил себе озвучить требование к девушке вновь открыть глаза, она сделала немыслимое — облизала пересохшие губы кончиком языка.       Лёгкое и быстрое движение почти пробудило в нём зверя, который не желал смиряться и давать прощение. Только брать. Отнять книгу, за которой пряталась эта искусительница, украсть поцелуй, дать волю рукам и, наконец, развязать эту треклятую ленточку! Насладиться видом её прелестных округлостей, попробовать их губами и собственным языком. Слушать, как Равена, словно молитву, повторяет его имя, пока пальцы Дэмиана будут касаться её в самых запретных местах, сжимать и нежно гладить её кожу под белоснежным платьем… Он хотел, буквально жаждал поцеловать её тонкую шею, а затем впиться зубами, оставляя след, такой яркий и порочный, как её язычок, только что увлажнивший розовые губы.       Так жарко, так греховно и так…       — Восхитительно.       — Что?       — Вы восхитительны, леди Равена, — усилием воли Дэмиан заставил себя сделать полшага назад. — Юны и… Прелестны.       Пальцы дьякона, наконец, потянули палантин вверх, скрывая плечи и, даже, шею девушки от собственного голодного взгляда.       — Таких созданий и выбирает Дьявол, чтобы внушать дурные помыслы. Налетает, как ураган на тонкое персиковое дерево…       — Думаете, мои мысли были искушением, святой отец?       «Ты — искушение!»        — Полагаю, Вам стоит усерднее молиться перед сном, — выдохнул Дэмиан, старательно гоня прочь мысли о Равенне, в тончайшей ночной сорочке, стоящей на коленях у собственной постели.       Боже… За что?       — Благодарю, святой отец, — девушка слегка кивнула, всё еще восхитительно румяная.       Она шагнула вперед, направляясь в сторону лестницы, а молодой дьякон, поглощенный собственными чувствами, догадался подвинуться лишь в последний момент. И леди вынужденно задела его бедром, проходя мимо.       Дэмиан не знал, о чём ту секунду молился сильнее — о том, чтобы не застонать в полный голос или о том, чтобы его искусительница не заметила явную выпуклость под рясой.       Наплевав на правила приличия и не проводив девушку до выхода из церкви, он почти упал на жесткий стул, вновь ища у Небес спасения. И прощения. И сил, потому что видит Бог, Дэмиан не сможет противостоять этому соблазну вечно…

***

      Той ночью дьякон молился трижды — два раза перед сном, и один — в середине ночи, когда вскочил со своей жесткой кровати почти в лихорадочном поту. В темноте кельи перед его глазами мелькали образы, от которых сбивалось дыхание и болезненно пульсировало в паху.       Боже…       Дэмиан всё еще видел, как её волосы цвета воронова крыла разметались по подушке, как стройное тело изгибалось под его напором, а сладкие стоны и нежные губы попеременно касались его лица. Видел, почти чувствовал и желал вопреки всем законам земли и небес.       Он не имел на это права — не только на юную прелестницу, что уже месяц кружила ему голову, развратной нимфой проникая в его сны, но и на то, чтобы отступиться от единственной возможности обрести прощение. И покой.       — Аминь, — выдохнул юноша, завершая очередную молитву, устало забираясь в постель и запрещая себе думать о чьей-то ещё, кроме собственной.