Pinned to the Mist

Харон выгибает руки, прижимая пальцы к ладони, а запястья к одеялу так, будто они приколоты. Но их ничто не держит, кроме тихо произнесённых слов Уолти, когда он прижал запястья Харона к кровати над его головой: — Держи так. Не поднимай руки. Это не проблема. Это простая команда, её легко понять. Обычно Харон подчиняется, не моргнув глазом. Только теперь Уолти сидит верхом на его бёдрах, и Харону приходится наблюдать, как он готовится. За текущей по его бедру смазкой. Харону сложно дышать. Становится тяжелее, когда Адам дразнит себя головкой его члена. Он проводит ей по входу, но не проталкивает внутрь. Адам надавливает, задыхается, краснеет всё больше и трётся, медленно сводя Харона с ума. Харон уверен, что большинство людей не способны на такое, но бёдра Адама настолько ловкие и энергичные, что он может приподняться над Хароном, но не устать и не сесть. Его выносливость — это благословение и проклятие. В те короткие мгновения, когда Адам почти, почти толкается, когда Харон думает, что он, наконец, продвинется на лишний дюйм, он отстраняется. У него ещё никогда не стоял так долго. Он не из тех, кто теряет чувство времени, но циферблат часов в их спальне в Мегатонне кажется размытым от ощущений. Адам откидывает голову назад и стонет. Харон не стал бы скромничать, если бы его попросили описать Адама; как он выглядит, когда сидит у него на коленях; как Уолти хмурит брови и приоткрывает губы, когда напрягается, а затем скользит ниже, ниже с прерывистыми стонами. Они всегда льют слишком много смазки, а потом меняют простыни. А Адам до сих пор бормочет невозможную с медицинской точки зрения чушь о том, что он чувствует Харона глубже, чем это возможно, а у того всё внутри сжимается от желания, когда он это слышит. Прямо как сейчас. — Харон… — кудри Адама прилипают ко лбу от пота. Его пресс дрожит, а влажный член подпрыгивает, когда он крутит бёдрами. Руки Харона сжимаются и разжимаются, он хочет, хочет, хочет. Хочет схватить его за бёдра и дать им обоим то, что они хотят. Харон задумывается, сможет ли он кончить совсем без стимуляции, если Адам ему прикажет. — Б-боже… Харон… «Не поднимай руки». Харон повторяет это как мантру. Его веки опускаются, когда Уолти продолжает извиваться. Рукой он обхватывает основание члена Харона, удерживая его и продолжая дразнить головку. «Не поднимай руки». Харон прижимает запястья к одеялу. Адам слишком увлечён своим удовольствием и своими мыслями, чтобы заметить, как Харон прижимает ступни к кровати. Он упирается в постельное бельё, перенося центр тяжести с рук на ноги. Теперь, когда Уолти снова начинает тереться, Харон может оттолкнуться, и он это делает, поднимая бёдра, скользя в тело Адама. Ему кажется, что головка вошла внутрь с характерным мокрым звуком, и он входит полностью. Широко раскрыв глаза, Адам беззвучно стонет, открыв рот, и падает вперёд, прижимаясь к большой груди Харона, который медленно двигает бёдрами, сдержанными весом Уолти. — Можно тебя трахнуть? — пальцы Харона впиваются в ладони так, что остаются следы. Его бёдра больше не касаются кровати, он толкается, насколько может, в Адама, чувствуя его вес сверху. — Адам, Адам… — Пожалуйста, — почти выкрикивает Адам в его грудь. Весь покрасневший, он понимает, что команды должны быть точными. — Трахни меня… Отпусти руки, пожалуйста, отпусти руки, пожалуйста, п-пожалуйста… В голове у Харона что-то щёлкает, и он, словно натянутая пружина, в мгновение ока перемещает свои руки на бёдра Уолти, сжимая их, толкаясь вверх. После такой долгой прелюдии, после такого долгого ожидания, его обволакивает скользкое, мягкое тело Адама. Тот прерывисто скулит в его грудь, прижимается губами к его коже, тщетно пытаясь двинуть бёдрами. Харон вытаскивает перед тем, как кончить. Он никогда не кончает внутрь — слишком сильная радиация. Он настолько близко, что сразу же кончает на костлявый изгиб спины Адама, пока тот пытается привыкнуть к отсутствию внутри себя чего-либо. На животе Харона влажная полоска. Он не знает, когда Уолти успел кончить. Харон проводит рукой вверх и вниз по его спине, пока дыхание Адама выравнивается. Уолти целует его в грудь, раз, другой, и что-то сонно бормочет.