Часть 1
16 сентября 2013 г. в 18:55
Реальность заполняет твоё сознание запахом пота и секса, побуждая бороться две одинаково опасные сущности, постоянно находящиеся в состоянии хрупкого равновесия: человека и зверя. Зверь уже давно потерял бы самоконтроль и превратил мужчину под тобой в неприглядное месиво, чтобы выпустить всю, до последней капли кровь, прежде чем он сможет остановиться. Человеку всё же хочется чего-то более опрятного, чем это, более удовлетворяющего. Потому что когда твой бледный, податливый партнёр выгибается под тобой и благодарно принимает всё, что ты ему даёшь, ты понимаешь, что есть более приятные вещи - и они становятся очевидными, когда он просит сделать их для него. Ты никогда ничего не просишь, ты приказываешь, но Инспектор нуждается в них, и поэтому он умоляет.
Ты улыбаешься, целуя его в ямочку между ключицами, и касаешься носом мягкой кожи. Ты не любитель нежностей, и никогда не кладешь голову другому на плечо во время секса, чтобы почувствовать близость. Хорошо… ты просто не настолько сентиментален, чтобы заниматься подобными глупостями, и предпочитаешь искать её в других вещах.
От твоего прикосновения дыхание Инспектора становится рваным. Мало того, что он знает, чего хочешь ты, он ещё прекрасно осознаёт, чего хочется ему. Невероятно умный человек, и вряд ли у него была бы возможность привлечь тебя чем-то ещё, не обладай он прекрасными манерами и острым умом. Ты выяснил это задолго до того, как он стал твоим, и это абсолютно не волнует тебя в такие моменты, как этот.
Инспектор почти неслышно шепчет «Да», проводя дрожащей рукой по твоим волосам. Он весь трясётся и дрожит, даже его пульс трепещет под твоими губами. Он — само совершенство, не прилагая к этому никаких усилий.
Ты довольно урчишь ему в шею: «Хмм?»
Он всегда краснеет, когда ты просишь его рассказать о своих желаниях. Всегда. Взрослый мужчина, который в такой мере одарён скромностью и смирением, что каждый раз заливается краской во время занятий любовью. Это невероятно красиво.
— Т-ты… хаааах… — а вот ты — жестокий человек, который не собирается облегчать задачу и выбирает самый неподходящий момент в его и без того спутанной речи, чтобы толкнуть бёдра под точно выверенным углом. Он плывёт и, кажется, забывает, как произносятся звуки. Ничего страшного, ты напомнишь ему.
— Да, Инспектор? Есть ли что-то, чего вам хочется?
— Я.. т-твои, — он стонет и прижимается к тебе. — З-зубы…
Ты снова начинаешь двигаться, уже быстрее.
— В самом деле? — ты проводишь зубами по его бархатной, молочно-белой коже, через которую явственно проступают кости и мышцы. — Вы хотите что-то попросить?
— Исп-пользуй их, — выдыхает он.
— Я всё ещё не услышал просьбы, — в твоём голосе звучит предупреждение. Вы оба двигаетесь в одном ритме, и он задыхается, пока ты языком пробуешь на вкус то место, которое уже выбрал.
— Т-ты… п-пожалуйста… ннннх… укуси ммм… м-меня, Даймондс. П-пожалуйста.
— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — его слова прошивают электрическим разрядом нервы, и ты прекращаешь двигаться, наслаждаясь его стонами. Ты хочешь, чтобы все его ощущения сосредоточились на шее, когда осторожно сжимаешь зубы вокруг кадыка. И сдавливаешь челюсти до тех пор, пока он не начинает ловить ртом воздух, не в состоянии дать лёгким хотя бы глоток воздуха. Не сейчас. Ты продолжаешь впиваться острыми клыками в тонкую кожу, и Пикл издает высокий, задыхающийся звук и сжимается вокруг тебя. Его глаза закатываются, и он опускает веки, обнажая собственные зубы в болезненной гримасе. Ты получаешь от этой реакции не меньшее удовольствие, чем от вкуса горячей крови, выступившей в местах прокола. Видеть его кровь нравилось тебе даже больше, чем доводить его до оргазма.
До тех пор, пока он делает это только для тебя.
Кажется, ты немного перестарался — Инспектор, сдавленно хныкая, пытается отстраниться, когда ты слишком сильно сжимаешь кость. Оставив зубы в ранках, чтобы чувствовать, как рот заполняется кровью, ты слышишь его тихий вздох и понимаешь, что он расслабляется, мышца за мышцей. То, что он вообще способен расслабиться в такой ситуации, не перестаёт тебя удивлять, но когда это случилось в первый раз, ты потратил немало времени, чтобы убедиться, что он не потерял сознание.
И, честно говоря, до сих пор проверяешь.
Он следит за твоими действиями, скосив глаза и приоткрыв рот, и его грудь мелко вздымается, потому что он всё ещё не способен нормально дышать. Он всегда наблюдает за тобой, внимательный ко всему, что ты делаешь, даже когда видит травмы на собственном теле. Инспектор судорожно втягивает воздух, когда ты начинаешь посасывать проколы, чтобы вытянуть из них кровь, и тихо стонет, когда ты глотаешь. Ты можешь в буквальном смысле определить на вкус, как низок уровень железа в его крови: у него есть привычка плохо питаться и регулярно недосыпать, а так же существенные проблемы с обменом веществ. Он будет работать до тех пор, пока не свалится от полного истощения, просто потому, что не задумывается над потребностями своего организма. Ты отдаешь должное уважение машине, которая функционирует, пока не сломается.
Его ослабевшие пальцы дрожат, когда он сжимает твои плечи. Он не пытается оттолкнуть тебя или наоборот, притянуть ближе — просто держится, замерев без движения, как за последнюю связь с реальностью. Очень медленно ты ослабляешь хватку, вытаскивая зубы и позволяя крови заполнять оставленные ими отверстия, но не даёшь тонкой струйке стечь на простыни, накрывая ртом два прекрасных полукруглых ряда покрасневших следов, вмятинами оставшихся на коже. Он бледен, уныл. Ты мог бы использовать его тело как холст и нарисовать прекрасную картину кровью, и тогда он станет куда меньше походить на труп, вновь возвращенный к жизни ярким цветом. Вот почему тебе так нравится смотреть, как он краснеет: он расцветает, когда кровь приливает к поверхности кожи. И ты нашел способ управлять этим с помощью одних лишь слов.
Твоя слюна смешивается с кровью и потом, когда ты вылизываешь его шею. Ты не животное, чтобы твоя слюна с естественными антикоагулянтами мешала закрыться ранам, и в ней нет яда, припрятанного в мешочках в железах, чтобы отравить кровь. Ты просто возьмёшь всё, что есть, с медленной, приятной жадностью, наслаждаясь каждой каплей.
Ты и сам начинаешь дрожать от накатившей волны возбуждения, ведь это заставляет твое тело становиться натянутой струной как ничто другое, этот ритуал поклонения основным силам жизни — сексу и крови, который ты с радостью исполняешь ради человека с испуганными голубыми глазами. Ты снова кусаешь его в то же место и начинаешь двигаться. Если ты будешь медлить и дальше, он кончит даже без твоих прикосновений.
Инспектор снова напрягается, хныкая и тяжело дыша. Каждый раз, когда ты толкаешься в него, болезненно впиваясь зубами в отметины, он тихо всхлипывает. Он больше не закрывает глаза в постели, потому что тебе наконец-то удалось отучить его от этого, давая всё новые объекты и заставляя неотрывно смотреть на них. Сейчас это — твоё лицо с полузакрытыми глазами. Ты счастлив и не видишь причин скрывать это, а Пиклу нравится осознавать, что чувство появляется у тебя не без причины, а благодаря ему. Что ты не просто доволен. Ты ликуешь. Сверху, целуя его. Он получает от этого столько же наслаждения, как от твоих прикосновений и укусов, и тебе кажется, что сейчас он так же близок к тому, чтобы потерять своё «я» и уступить инстинктам в приступе эйфории и голода, как был ты, когда впивался зубами в горло партнёра, придавив его всем весом к кровати. Это долгая игра, и вы мастерски играете по её правилам, постепенно забирая всё, что вам принадлежит.
Когда ты говоришь, твой голос расплавленным металлом разливается по его венам, артериям и капиллярам. Ты произносишь всего одно слово: «Прекрасный», и он задыхается. Ты тяжело двигаешься в нём, пытаясь найти оптимальный ритм, и ласкаешь языком пылающие на его восхитительно шелковистой коже следы. Он может почувствовать вибрацию твоего горла, когда ты рычишь — как единственное проявление нежности, которое ты считаешь нужным показывать, потому что это надлежащий случаю звук. Он дрожит и выгибается, и ты понимаешь, что он близок. Ты решаешь продемонстрировать свой контроль над ним ещё раз, властно целуя и проталкивая язык ему в рот, чтобы позволить узнать собственный металлический вкус, и с наслаждением стонешь в его губы каждый раз, когда входишь до конца, а он судорожно хватает воздух, как человек, которого бросили в ледяную воду. Поймав полный мучительного наслаждения взгляд, ты сжимаешь его волосы в кулаке, заставляя смотреть тебе в глаза. Замечательный, не сломанный зрительный контакт, в то время, как ты продолжаешь вбиваться в него. Он мечется, и по его щекам текут слезы, пока вы оба не кончаете почти одновременно.
Ты полностью опустошён, когда падаешь рядом с ним, и краем сознания отмечаешь, что простыни и вы оба запачканы спермой. Ты ни о чем не думаешь, ты парализован, оглушён, нем и ослеплён: властью, которую ты имеешь над ним, и властью, которую имеет над тобой он, когда шепчет твое имя и благодарит, уткнувшись в висок. Инспектор всем телом прижимается к тебе и почти сразу засыпает. Обнимая его, ты чувствуешь себя одновременно не способным пошевелиться и более живым и полным сил, чем когда-либо.
Это — ничья. Линия, которая делит сшитую Вселенную пополам, грань между жизнью и смертью, как и ваша способность непоколебимо стоять в центре бури, яростно отбивая атаки реальности и останавливаться только для того, чтобы отдохнуть.