Слова

      Холодный ветер ударил в лицо, выветривая из носа засевшие там запахи алкоголя.       Стук закрывшейся двери приглушил звучавшие из главного зала Скайхолда развесёлые голоса и песни.       Фредерика Тревельян не могла смотреть. Не могла слушать.       Зависть чёрной змеёй обвивала её сердце, когда Бетельгейзе льнула к Блэкволлу, когда Дориан шептал пошлости Ингвару на ушко, когда Таарис зажимала Быка в дальнем углу, когда Коул удивлённо вещал про «ложащихся рядом» слуг, когда Астерия хохотала под смущающееся лицо Резерфорда и когда пьяная в хлам Сэра в полубреду бормотала про свою «пипишку».       Когда в воздухе витал приторный аромат любви.       Хотелось того же. Всего. Но он ушёл, не сказав ни слова и оставив на прощание лишь горькую давящую пустоту где-то там, глубоко в груди. Почему? Почему она так и не нашла в себе силы признаться? Может быть, это задержало бы его? Остановило бы? Заставило бы хотя бы объясниться?       Чёрная змея зависти впрыскивала в вены свой яд одиночества, невозможности, когда на глазах Фреды другие делали ту норму, что не могла боле сделать она. Не с кем. Не к кому. Сделав вид, что ей поплохело от алкоголя, которого она выпила не сказать, что прям уж много, Тревельян выскользнула во внутренний двор.       Никого вокруг. Лишь светлая и лунная ночь. Видимость как днём, если не лучше. Обхватив себя руками, Фредерика спустилась по лестнице, направляясь…       Куда? Ротонда, сад, таверна, её комната… В воспоминаниях всё напоминало о нём. Весь замок.       Она окинула взглядом окружение, и её зоркий глаз выцепил кого-то на самой макушке спящей сейчас башни магов, расположенной над непривычно тихой кузней. Этот кто-то примостился между квадратных зубьев так, чтобы его не было видно, но лунный свет наглейшим образом выдавал его белый краешек на тёмном фоне ночного неба.       Это не Коул. Коул в главном зале.       Может быть, это он? Вернулся. Наблюдает за празднеством, не приближаясь. Сейчас она поднимется, тихо подойдёт, чтобы не спугнуть…       Фредерика ошиблась.       Облокотившись седым затылком на каменную кладку, между зубцами стены словно на диване пристроилась Кадаш с немного отстранённым выражением на клеймённом шрамированном лице. Судя по количеству и заполненности окружавших её бутылок с элем, находилась она здесь чуть ли не с начала празднества.       Из главного зала пропал целый Инквизитор, а никто и не заметил. Впрочем, учитывая размеры этого конкретного Инквизитора и количество еды и выпивки на столах, ничего удивительного в сем факте не было.       — О, меня нашли, — произнесла гномка, натягивая свою привычную лыбу.       — Прости, Хивэл. Ухожу, — выдохнула Фреда, и правда собираясь уйти.       — Не-не, оставайся, если хочешь, — Хив тут же резко села, свешивая короткие ноги со стены и пододвигаясь. — Ты ж не просто так оттуда свалила.       — Откуда ты?..       — Видела, — она сделала быстрый жест, имитируя зябкое тревельянское обхватывание себя руками.       «Ладно, хуже мне не станет, если я немного побуду с подругой,» — подумала Фредерика, садясь рядом с гномкой и беря в руки одну из нетронутых бутылок с элем. Неплохое место. Отсюда раскрывался вид на весь внутренний двор, мост-«шею», барбакан и далёкие-предалёкие горы. И небо. Бескрайнее и сейчас изрешечённое звёздами. От взгляда вниз, на соединявший стену с ротондой «мост», у Фреды всё как-то странно сжалось внутри.       С этого ракурса Скайхолд выглядел слишком маленьким.       — Часто здесь сидишь?       — Когда не могу заснуть, — значит, часто.       — А наши маги не против? — спросила Фреда, намекая на расположившихся в башенке своих сородичей.       — Не-а. Не их замок, — гномка кивнула куда-то на дверь главного зала. — Ну так? Чего там случилось?       — Ох, ну, понимаешь, они… они все там… жмутся и… — как сказать, что ей стало тошно смотреть на непринуждённые влюблённые парочки? Что от них её гложет зависть, приправленная чувством самоненависти? У Тревельян не получалось подобрать слова, но Кадаш каким-то образом сама догадалась.       — А, одиночество жрёт, — она усмехнулась. — Понятненько.       Гномка присосалась к бутылке, а Фреда… Что-то не сходилось, и она наконец-то поняла, что: балагурка Хив ни за что бы не упустила повода наклюкаться со всеми остальными. Даже Корифей, лопнувшая Завеса и лазарет её от гуляния на массовой попойке не остановили бы. По крайней мере, так Тревельян всегда казалось. Однако по какой-то причине эта егоза решила провести почти всё празднество вдали. Это странно.       — А ты сама-то почему здесь сидишь?       Ответ её собеседница дала не сразу. Какое-то время смотрела на внутренний двор и горы, видимо, размышляя над тем, что произнести.       — Наверное, — наконец, подала она голос, — потому же, почему и ты.       Странное чувство: они уже полтора года были знакомы, но Фреда будто видела гномку впервые. Из шестёрки Инквизиторов, Хив была самой младшей. Но сейчас она выглядела даже старше «старушки»-Бетельгейзе. Виной ли тому седина из-за Якоря, глубокие шрамы на лице или тёмные круги от клейма вокруг глаз — сложно сказать.       И ведь если подумать… Про своё прошлое до Инквизиции Кадаш говорила всегда очень мельком. И всегда с головой уходила в работу, отмахивалась от серьёзных ранений, рвалась в бой в первых рядах и пила больше всех. И никто не спрашивал — все просто привыкли и списывали на стереотипную гномью твердолобость. У неё всегда всё по её же словам было хорошо.       Но что, если она пыталась так от чего-то убежать? Что, если никто из них на деле не знал настоящую Хивэл?       Так странно было осознавать это спустя полтора года знакомства.       — Так ты… эм… в порядке? — начала было Фреда, пытаясь подобрать слова.       — В порядке. А чевось спрашиваешь?       — Тебя здорово потрепало во время боя с Корифеем.       — Пф, да не. Хрень нажья.       И как ни в чём ни бывало, гномка снова отхлебнула из бутылки и, вытерев рот и выдохнув, посмотрела куда-то вдаль. На звёзды, на горы, на витражи на окнах главного зала или на шрам от Бреши — трудно было сказать.       Если не считать шедших из замка праздных голосов, то ночь была тихой и безветренной. Прохладной ещё, но приятно прохладной. Спокойной. Только сейчас Тревельян впервые по-настоящему прочувствовала, что их борьба с Корифеем наконец-то закончилась.       Но это не успокаивало. Ведь что дальше — неизвестно пока. Разве что многие разъедутся по домам и делам, ведь угроза миновала. Стоит ли ей… Стоит ли ей тоже покинуть свой пост Инквизитора и отправиться на его поиски? Будет сложно, ведь по отчётам Лелианы он замёл следы настолько хорошо, что словно испарился в воздухе. Будто и не было его в Инквизиции. Будто не было тех дней, когда в ротонде они с ним…       Она откупорила пробку на своей бутылке, поднесла к губам, почти осязаемо почувствовав шедшее из горлышка зловоние…       — И остановились на небе звёзды, замерли ветры, и все живые твари на земле и в воздухе затаили дыхание, — вдруг пробормотала Хив. После чего, судя по движению челюсти, провела по языку зубами, словно пытаясь что-то от него отскоблить.       По спине Фредерики пробежали мурашки.       — Это же…       — Из Песни Света, кусок хрен знает какой, — гномка явно жалела, что пробормотала это. — Вспомнилось вдруг.       — Разве ты не неверующая?       — Ну… Да. Я неверующая.       — Но ты знаешь Песнь Света!       Кадаш как-то горько рассмеялась.       — У каждого есть дрянь, которую так просто из башки не вымарать. Одна из моих — вот, — очередной глоток. — Выросла ж в Тантервале. Песнь со всех углов. Невольно запомнишь от и до и тоже бормотать начнёшь. Забываешь потом, забываешь, думаешь, что забыла, а спустя дохрена лет оно снова вылезает. И снова забывать. Прям как: «Твоё имя запечатлено в каждом шаге моём. Не забуду Тебя, даже если забуду себя, » — она с каким-то презрением посмотрела в бутылочное горлышко. — Бвэх! Не говори никому. Сраная выпивка…       Похоже, алкоголь хорошенько развязал ей язык. Невольно сжимая свою бутылку сильнее, чем могла, Фредерика отпила, чувствуя, как дряннейший на вкус гномий эль обжигает ей горло, что-то распутывает внутри и бьёт по голове не хуже молота.       — А зачем… А зачем тебе вообще забывать? — спросила она немного путавшимся языком. — В Песни же нет ничего такого. Более того, она даже красивая. Это же здорово, что ты её знаешь!       — Не тогда, когда её слишком много. Да и чё уж там: все красивые слова прячут какую-то срань.       Фреда понимала, о чём говорила Хив: Церковь утаивала, перевирала, переписывала всё ради собственной выгоды — инквизиторские путешествия приподняли этот пласт, дали заглянуть под него, посмотреть с другой стороны. Неудобной стороны.       И он тоже это говорил. Каждым своим словом выражал презрение к сему лживому конструкту церковников. К их пропаганде, заключающейся в демонизации всех без исключения духов, Тени и магии в целом. «Магия должна служить человеку, а не человек магии». Благие слова, как только не выворачиваемые ради каких-то личных и корыстных целей.       Религия всегда казалась Тревельян огромной и неотъемлемой частью её жизни. В детстве, когда родители готовили её к служению в Церкви. В Круге, под бдительным надзором храмовников. В Инквизиции, когда став одной из лидеров она голосовала за идеологию веры. Находить утешение в вере казалось таким естественным… Жаль, что она не разочаровалась раньше.       — Я раньше верила Церкви, а сейчас… Да, верно, её красивые слова — всего лишь красивые слова, не более.       Кадаш как-то больно улыбнулась.       — Все красивые слова, Фреда.       — Все? О чём ты?       Тяжёлый вздох. Едва заметно покачала головой, отставила бутылку, сцепила мертвенно-бледные пальцы в замок, с какой-то тревожной силой обхватив правой кистью левую. Только сейчас Фреда заметила, что она без перчаток. Редкое зрелище. Шрамы. Шрамы, шрамы… Много шрамов. Особенно на левой руке, где Якорь. Вся сплошь в них. Слишком много. Аж голова закружилась. Разве, возможно, чтобы было так много?       Но было.       — Забудь Соласа. Забудь. Да, сложно. Да, больно. Но Солас — та самая твоя дрянь в башке. Ты им одержима, как… Как демоном. Будто ты его Андрасте, а он твой Создатель. Тоже наговорил тебе красивого, воспользовался ради каких-то там своих целей и в итоге свалил, даже не по…       — Да что ты понимаешь! — огрызнулась Фреда, перебивая гномку. Дурацкий эль и её язык расковал. Вдобавок, голове теперь раздражающе плохо. Зачем она решилась его выпить? Зачем вообще решила немного посидеть с этой ничего не смыслящей в магии наземницей? — У него наверняка были веские причины. К тому же, мы сломали ту сферу. Наследие его народа. Он, мягко сказать, расстроился. И… И я просто не успела ему сказать о своих чувствах, вот он и ушёл. Его ничто здесь не держало.       Ничто не держало… Ничто… не…       Фреда вдруг поняла, что плачет. Рыдания вырвались наружу и магичка, согнувшись, невольно ткнулась лицом в подставленное плечо Кадаш, чувствуя, как та приобнимает её за спину. Деревянно, немного грубо, однако с каким-то искренним сочувствием.       А ведь пассия Хив когда-то ей взаимностью не ответила.       «… потому же, почему и ты.»