рыцарь на двухколёсном.

— Всё, ребят, до встречи, нам правда очень пора домой! — кричит Юнги, выходя из квартиры Намджуна и Чимина, которую те, наконец-то, смогли купить и обустроить, как хотели. Пак стоит внутри однушки с окнами на запад, и активно машет руками на прощание, подпрыгивая, чтобы за широкой спиной Кима разглядеть уходящих. Новоселье затянулось до глубокой ночи, летней, тёплой до мурашек, светлой даже. Возможно, потому что уже почти четыре часа, — ещё немного и рассвет. — Ждём вас ещё! Вы точно справитесь, может, вызвать вам такси? — Джун с волнением смотрит на Сокджина, который с третьей попытки попадает в кроссовок с тихим, пьяным смехом. Шнурки просто заправляет в обувь, не завязывая, на что Мин закатывает глаза и сам опускается на колено, делая несколько узелков и петель потуже. Сокджин на эту заботу влажно чмокает его в щёку и умилительно щурится. — Нет, нет, конечно, справимся, тут до метро минута пешком, — Джун смотрит на них с сомнением, но спорить не решается. С минутой это Юнги перегибает, если честно. До ближайшей станции метров восемьсот, как показывал утром навигатор, но что им станется, взрослые мальчики, доберутся уж как-нибудь без потерь. Они спускаются наперегонки по лестнице, толкаясь у выхода, врезаясь в железную входную дверь, и Мин закашливается, слишком резко вдыхая свежий воздух. — Котёнок, ты в порядке? — взволнованно ведут ладонью по спине, утыкаясь вдруг лбом в висок. Тепло очень. — Да, да, просто кислород после душных историй Намджуна, как лекарство. — Ты преувеличиваешь, он был не такой душнила, как обычно, это Чимин на него хорошо влияет. Они смеются, обнимаясь у подъезда и покачиваясь из стороны в сторону в подобии медленного танца. Где-то вдалеке проносятся мотоциклы, заполняя необычную тишину города, но в ней уютно, нежно и хорошо, поэтому никто не торопится нарушать спокойствие. Кружится голова; алкоголь не выветривается вместе с сонливостью, оседая в ногах мягкой тяжестью, заставляя руки блуждать по чужим, зарываться в волосы, прятаться под тканью футболок, охлаждая поясницу. Джин берёт лицо Мина в ладони, повторяя пальцами контуры его скул, и целует сладко, без подтекста, просто, чтобы коснуться родных губ и напомнить себе о самом большом счастье, которое в этой несправедливой жизни ему удалось отхватить. Юнги хихикает смущённо и ласково, отвечая на поцелуи и не переставая улыбаться, до сведённых скул. Они идут к метро, иногда пихаясь или останавливаясь на углах пустых, спящих улиц: то Сокджин предложит запрыгнуть ему на спину и покатать, то они зависнут у какой-нибудь неоновой вывески пушистыми мотыльками, целуясь, как в первый раз, жадно, вкусно, обнимаясь крепко, до хруста костей. Они танцуют у отключенных фонарей, огибая их по кругу и сталкиваясь друг с другом, перетекая из одного состояния в нестояние, и смех Юнги кажется оглушающим аккомпанементом, когда поющий что-то Джин падает на ровном месте. Не остаётся в долгу — утягивает за собой, на холодный асфальт, придерживая ладонями голову, чтобы тот не стукнулся сильно. Спустя почти километр, который по пьяни затянулся на все полчаса неспешной прогулки, под негласно придуманным Мином названием «экскурсия по лучшим местам для поцелуев», — успевают и поваляться, и понежиться, и разогнать кровь по организму, — Юнги смотрит на закрытые двери входа в подземку и жмурится. — Откроется только через пару часов. Может, правда стоило взять такси, — он качает головой, опускаясь на корточки и подкидывая с земли какие-то камушки в воздух. Ему хочется просто лечь в прохладную постель, сплестись с Джином и уснуть так до самого обеда, ведь они заслужили настоящий, ленивый выходной. — У меня есть замечательная идея! — гордо говорит Сокджин, хватая Юнги за руку и утаскивая куда-то в сторону от метро. Сопротивляться смысла нет: во-первых, когда это у Джина случались плохие идеи? Да, жарить зефир над газовой плитой небезопасно, но вкусно? Вкусно. Подсунуть Хосоку живую маленькую мышку в карман пальто? Юнги не отрицает, сомнительное предприятие, особенно для животного, конечно, а кто вот объяснит, что Хоуп уже год живёт в своей чудесной, роскошной клетке в квартире Хосока? Или, например, покидать шарики с водой из окна? Да, попали на собственную машину и слегка прогнулся потолок, зато не пришлось лишний раз на мойку ехать! Во-вторых, что бы кто не говорил, а Юнги любит Сокджина больше жизни, любит его дурашливость и забавные мысли, и каждый, кто хочет поспорить, получит нож под ребро. Материальное не стоит и копейки, пока его чудесный, замечательный парень так ярко улыбается и восторженно что-то придумывает. — Самокаты, — шумно оповещает Джин у стоянки громоздкого, железного транспорта, указывая рукой в нужную сторону. Они мигают красными, зелёными и синими огоньками, приглашая покататься, так что Юнги ни секунды не сомневается — домой помчат с ветерком. Мин старается сфокусироваться на последовательности действий: достать телефон, найти приложение проката, геолокацию указать. Буквы немного плывут, но Сокджин мягко перехватывает его ладони, целуя невесомо каждый палец и тонкую кожу на запястьях, — Я всё устрою. — Поеду, только если мы будем на одном, — широко улыбается Юнги, ведя рукой по чужой горячей щеке и усмехаясь взгляду напротив, который следит неотрывно за тем, как его язык облизывает пересохшие губы. — А, да, ага, — Джин шепчет, слегка наклоняясь и целуя-целуя-кусаясь легко и коротко. Пять лет прошло, а он всё не устать, не насытиться этим не может, влюблён так, как впервые, когда они увиделись ещё зелёными, угловатыми подростками, — Других вариантов и не было. Сокджин действительно устраивает всё красиво: выбирает самый заряженный из трёх самокатов, случайно, кажется, оформляет недельную подписку на поездки по городу, отменяет подписку и открывает камеру телефона. Чтобы это не казалось ошибкой, он делает несколько селфи с Юнги, который смеётся громко, закрывает руками краснеющее лицо и стучит кулаком по чужому плечу, в целом, безрезультатно. — Так, заползаем! Четыре ноги почти не умещаются на узкой платформе, из-за чего Сокджин ставит часть ступни на раму, соскальзывая обратно на землю и хихикая. Юнги пихает его в бок и бурчит: — Джин, ну, там деньги капают, мы так до дома не доедем. — Солнце, всё будет, мы же не хотим навернуться в процессе. С пьяным пыхтением и ругательствами, они, наконец, осиливают железного коня; Мин стоит сзади, цепляясь руками за Сокджина и крепко прижимаясь к его спине, случайно иногда стягивая с его пяток обувь. Ким газует, руля в сторону, вроде нужную, судя по внутреннему компасу Юнги, но утверждать он не может точно. Окружающий мир сейчас выглядит, как большая заблюренная картинка, на которую накинули несколько фильтров — ярко, романтично и абсолютно непонятно, где и что находится. Доверие любимому становится его единственным компасом в этом уплывающем из-под ног мире, опасном и размытом. Мин пытается проморгаться, но за спиной кроме самих лопаток под футболкой и ровной линии плеч, ему вообще ничего не видно, так что он сдаётся разглядеть хоть что-то вокруг и просто наслаждается тем, как ветер обтекает их обоих, как забавно Джин выруливает с тротуара на ровную дорогу без машин и обратно. — Смотри, родной! — перекрикивает свист в мыслях Сокджин, немного наклоняя голову, чтобы его могли сзади расслышать. — Нет, стой, что ты делаешь?! Джин давит кнопку до конца, набирая скорость. Самокат не слабо дребезжит, отчего стучат зубы, шумит в ушах и трясётся двухколёсный ковёр-самолёт, отдавая вибрацию по ногам вверх до спящих, уставших мозгов. Кажется, Юнги подташнивает от этого, но Джин начинает вытягивать одну из своих бесконечно длинных конечностей в сторону, как профессиональная балерина, присаживаясь и, наверно, весело и красиво улыбаясь от восторга, щемящего чувства адреналина. Ни одно из них Мин не разделяет. У него на каждой кочке обрывается жизнь внутри, а он жив ещё почему-то, и страшно так, что на резких поворотах Юнги просто кричит громко от страха. От приятного опьянения остаются только болезненная пульсация в висках да отвратительный гул, бесящий сильнее, чем можно было представить. — Джин, клянусь богом, если мы выживем, я тебя убью. Убью, воскрешу, трахну, а потом снова убью. Воскрешу и женюсь на тебе. — Что? — отзывается Сокджин, пытаясь обернуться через плечо, но чувствует лопатками, как яростно Юнги мотает головой, и снова возвращает взгляд на дорогу; вряд ли она интереснее того, как Мин отчаянно жмурится, кусает губы и хмурится, да выбора особого нет. Он не слышит совсем, что вопит в спину Мин, и решает оставить этот вопрос на потом, всё-таки за рулём. На длинном, прямом отрезке, Ким хочет показать ещё больший класс, на ходу переставляя ноги с самым невинным и уверенным желанием развернуться к Юнги лицом и, может, даже поцеловать его, пока самокат не сбавил скорость, но не получается: — Да ёб твою мать, Джин, нахуй, сука, я люблю тебя, но ты пиздец. Джин, Сокджин, Ким, умоляю, блядь! — озвучивает благим матом Юнги, сжимая челюсти до боли и ладони до синяков на талии своего рыцаря на коне с мотором. Он так и не осмеливается открыть глаза, утыкаясь лбом то в одно плечо, то в другое, под веками — разноцветные пятна и блики устраивают утреннюю дискотеку. — И я тебя, малыш, — кричит, явно улыбаясь, Сокджин, зная, что они уже дважды объехали родной дом по кругу, но продолжая катать их вдвоём, просто чтобы послушать голос возмущённого и испуганного Мина. Ну, и выполнить хоть один из трюков, которые в эту секунду из ниоткуда придумались. Ему это аукнется, конечно, но потом, совсем потом.