В нужном месте и в нужное время, может, сегодня.
Голова Син Цю упала на плечо юноши, тот лежал так непринуждённо и тепло, что казалось, не существует времени в этой вселенной. Наверное, не было лучше момента для признания в любви, чем сейчас. Чун Юнь набрался смелости и сделал глубокий вдох: — Син Цю, я давно хотел тебе кое-что сказать. Меня мучают бабочки в животе, которые развесили свои коконы внутри меня после встречи с тобой. Мне до безумия приятно находиться рядом с тобой, мне хочется взять тебя и никогда не отпускать. Я пойму, если ты откажешь мне, но Син Цю… Мой милый Син Цю, я люблю тебя… — уверенный тон голоса к концу предложения превратился в задыхающийся шёпот. Если бы в этот момент он поднял глаза, то увидел бы усмешку, мелькнувшую на губах возлюбленного. В его глазах мелькнула искорка, которая мгновенно растворилась в янтарном сиянии. Всё исчезло для Чуна. Мгновение тишины сводило с ума, пожирая все внутренности, медленно пробираясь в мозг, словно паразит, высасывая все жизненные соки. — Ты мне тоже нравишься, — Син Цю пододвинулся, оставляя неприлично маленькое расстояние между ними. Он внимательно всматривался в глаза Чуна. Взгляд блестел знакомым азартом и желанием знания. Юноша положил руку на бедро Чун Юня, не отрывая взгляда от глаз партнёра. В груди что-то ёкнуло, а все мысли, бившиеся в сознании, выцвели и исчезли, оставляя лишь блаженный трепет, заставивший экзорциста зажмурить глаза. Чужое дыхание чувствуется на губах, хотелось прикоснуться и никогда не отпускать. Но юноша лишь подразнил его таким действием. Отпрянув, он встал и отряхнулся. — Идём, надо успеть домой до темноты, — в его голосе был лишь холод, что заставило зерну тревоги зародиться где-то внутри. Молодые люди шли медленно, рассматривая, уже проклюнувшиеся на небе звёзды, тишина, что не прерывалась с момента признания, дополняла пейзаж, где лишь музыка цикад не стихала. Они вышли на каменную тропу, ведущую в Ли Юэ, вокруг не было ни души, лишь статуэтки наблюдали за ними. Син Цю взял Чун Юня под руку, от чего сердце забилось быстрее, так и норовя выскочить из груди. Чун Юнь осторожно провёл рукой по руке товарища, коснувшись подушечками пальцев пульсирующей жилки на кисти, точно боясь сделать лишнее движение. Тепло от прикосновений разлилось по телу, оно сильно контрастировало с холодным осенним ветром, обдувающим их. Скрипнула входная дверь. В доме Чун Юня пахло цветами цинсинь, мятой и ладаном. Из небольшой узкой прихожей можно сразу же попасть в основную комнату. Стены выкрашены в светло-серый цвет, на полу лежит ковёр благородного синего оттенка с позолоченными кисточками, отходящими по его углам. Рядом с ним стоит кофейный столик, выполненный из песчаного дерева, на столе красовался подсвечник, сделанный на заказ в форме призрака, в нём горела свеча с ароматом цветов. На стене висел холст, на котором был нарисован пруд с золотыми рыбками и тремя мостами в центре, над ним возвышался силуэт ночного светила. Под картиной стоял бархатный диван с синим пледом сверху. В глубине комнаты, скрытой тьмой, что захватила всё пространство, до которой не мог дотянуться свет свечки, была кухня. В доме царила атмосфера покоя, казалось, что если лечь на диван, в нём можно будет утонуть. Син Цю, не разуваясь, вошёл в дом, он оглядывал мебель и декор, словно представляя, как здесь жил Чун Юнь. Юноша снял пиджак и скинул его на диван, после чего сам плюхнулся на него и перевел свой взгляд на Чуна: — Как у тебя тут пусто… — голос звучал в тишине комнаты невообразимо громко, — Не одиноко? Чун вопросительно посмотрел на Син Цю, осознавая всю неоднозначность его фразы, в фундаменте которой лежит издёвка. Проигнорировав вопрос, он снял верхнюю одежду и аккуратно повесил её на крючок в прихожей. — Хочешь чай? Сян Лин недавно подарила мне новый мондштадтский сорт из листьев винограда, думаю, тебе понравится, — руки юноши уже тянулись к чайнику, стоящему на кухонной тумбе. Сзади послышался томный и разочарованный вздох. Экзорцист мог поклясться, что даже спиной чувствует, как Син Цю закатывает глаза. — Может у тебя найдётся вино? — даже не пытаясь сделать тон менее наигранным, спросил синеволосый. Он расстегнул первые несколько пуговиц на рубашке и стал слегка поглаживать свою шею и ключицы, не поднимая закинутой на спинку дивана головы. В его голосе звучали мягкие нотки предвкушения, — Может хотя бы сядешь? Или так и продолжишь стоять с чайником в руках, — добавил он с издёвкой в голосе, словно змей, что уговаривает на вкушение запретного плода. Чун Юнь не идиот и отлично знает свой предмет воздыхания. Если бы знал раньше, давно бы сделал правильный выбор. Но эта обмолвка вызывает в нём ужас и желание, что в сочетании дают прекрасное блюдо.Это всего лишь влечение, это пройдет
Чун Юнь садится рядом с возлюбленным, держа в руках две чайные кружки, наполненные вином сомнительного качества, экзорцист протягивает одну из них Син Цю и устраивается поудобнее. Синеволосый подносит напиток к губам и медленно делает несколько глотков, после чего его яркие карие глаза стали сиять сильнее кор ляписа на свету, а лицо расплылось в довольной улыбке. Чун тоже отпивает из своей кружки и тут же рефлекторно морщится из-за сильного кислого вкуса вина и его неприятной прогорклости. — Гадость какая, — экзорцист ставит кружку с недопитым вином на столик. По телу разливается тепло, проникая в каждый капилляр, заполняя мелким удовольствием каждую клетку тела. Чуну противопоказан алкоголь, как и все остальные продукты, что способны расширить сосуды и поднимать тем самым температуру тела. Чистая энергия Ян мешает Чун Юню не только в работе экзорциста, но и в повседневной жизни. Ему нужно быть осторожным и держаться подальше от «горячих штучек», иначе он потеряет контроль над собой. И Син Цю знал об этом.Ты молишься, чтобы всё это исчезло, но оно продолжает расти
Чун Юнь выдыхает, его щеки краснеют, а в голове становится пусто. Син Цю наблюдает за происходящим, словно хищник за добычей, которую так давно преследовал, словно змея, готовящаяся напасть. — Жестоко, — экзорцист оттягивает воротник футболки и тяжело дышит. — Безусловно, — Син Цю пододвигается ближе, в его глазах мерцает знакомое дьявольское сияние, что проявляется в моменты искренней заинтересованности юноши, обычно это происходит во время письма или прочтения интересной книги, а сейчас из-за желания чувствовать. Юноша прикасается к бёдрам экзорциста, слегка надавливая и приподнимая своё тело выше, между ними слишком мало расстояния, слишком жарко и слишком поздно идти на попятную. Син Цю ласково улыбается и прижимается губами к губам юноши. Поцелуй сразу резок, синеволосый, будто кипятком, ошпаривает своим холодом — он явно получает удовольствие от происходящего. Вводит язык. В это мгновение Чун лишь морщится от непривычного ощущения во рту. Воздуха не хватает, но тело не позволяет отстраниться, экзорцист не позволяет отпустить себя и хватается за воротник рубашки возлюбленного, притягивает к себе, прижимаясь ещё сильнее. Син Цю от подобных собственнических желаний и действий довольно мычит в поцелуй. Чун Юнь отстраняется и пытается наполнить свои лёгкие желанным кислородом. Дышать больно, лёгкие сводит спазмами, и кажется, что они сейчас лопнут. Внутри поднимается волна слабости и тошноты. Кажется, он сходит с ума. Син Цю заваливается на возлюбленного и смотрит в глаза, ожидая немого согласия. Кивок и поцелуй, уже более медленный и страстный, поглощает их. Руки непроизвольно лезут под одежду, поглаживая нежную кожу и синюю гриву волос. Чун Юнь прикасается одной рукой к талии, а второй рукой захватывает его волосы в кулак и притягивает ближе. Сжимает пальцами ткань рубашки, потягивает на себя и тонет, тонет, тонет… Резко всплывая, когда кислород кончается. Син Цю, отстранившись, какое-то время просто смотрит на партнёра, разглядывая опухшие губы, раскрасневшееся лицо, что имело такой красивый оттенок в свете маленькой свечки. От подобного зрелища он расплывается в привычной ухмылке. — Минуту, — юноша быстро слез и вытащил из-под дивана свой пиджак. Немного покрутив его в руках, как по волшебству, он достал небольшую верёвку длиной около двух метров, что раньше служила украшением где-то в рукавах пиджака, а сейчас она будет прекрасным золотым ручьём растекаться по рукам экзорциста.Или в этом действительно таится опасность
Руки Чун Юня грубо обвязывали верёвкой, закручивая красивые узлы, и закрепляли их между собой над головой. Конечности уже начали затекать, но как бы не хотелось возразить, вид Син Цю сидящего сверху, с безумно сексуальным взглядом, подкупал его не двигаться ещё немного — вдруг спугнёт. Цю ёрзает, словно змея на теле своей жертвы, пытаясь связать партнёра покрепче. Юноша улыбается, перебирая в руках золотые шнуры, растягивая их. Чун в нетерпении слегка извивается под возлюбленным, прося наконец уже потрогать его. Но Цю намеренно медлит, наслаждаясь великолепной картиной райского сада, где в ловушку была загнана жертва, и теперь, словно тот плод, что раньше растекался сладкими соками в его руках, растекается жертва. Цю прижимается к виску Чуна и вдыхает его запах, параллельно убирая прядь волос с лица, а пальцами другой руки притягивает за талию, заставляя экзорциста прижаться ещё крепче. Вдыхает аромат мяты как можно глубже и бессовестно лезет под одежду, изучая каждый рельеф тела партнёра. Проводит холодными руками по груди, останавливаясь на затвердевших сосках, грубо сжимая их и поворачивая сильно в сторону. Жестоко, очень жестоко. Медленные, издевательски медленные движения, отсутствие возможности прикоснуться к себе и поцеловать его, опрокинуть и прижать к дивану со всей силы, высокая температура тела лишь подогревала влечение, что стало проникать глубоко в мозг, не оставляя ничего кроме пустоты. Оба уже еле держатся, хотят прикоснуться, внизу живота завязался узел, что так давит и сводит с ума. Цю сильно кусает Чун Юня в шею, получая в ответ громкий стон, что эхом проносится по комнате, отражаясь от стен. Син Цю расплывается в жадной улыбке. В глазах сияет желание и интерес, он облизывает кровь с укуса и с наслаждением, почти постанывая, вздыхает: — Я, блять, хочу разорвать тебя на части.Так чудесно, это именно то, что мне нужно
Чун Юнь, сводимый с ума коктейлем желания, похоти и страха, связанный, лежит под своей первой любовью и не может сказать ей «нет». Син Цю играет с ним, касается бёдер, водя рукой по животу, трогая член через ткань штанов, доводя экзорциста до предела, и снова отпуская тело. — Син Цю… Пожалуйста, — Чун умолял, просил потрогать, поцеловать, голос дрожал, стоны вырывались из горла. Син Цю поцеловал его, это был словно глоток свежего воздуха для него. — Как мило, — промычал в губы возлюбленного Цю. Он отодвинул ткань штанов, залезая рукой в боксеры. Обхватив член, он большим пальцем надавливает на головку, выдавливая стон из Чун Юня. В его глазах пропадает блеск, он задыхается. Цю душит его, с таким наслаждением сжимает руку на его шее. Змей обвивает свою жертву, что решила вкусить запретный плод, медленно убивает её, дабы поиграть и бросить. Чун Юнь синеет, глаза закатываются, он, словно рыба на суше, ловит ртом воздух. — Ой, прости, — Юноша отпустил шею партнёра и поцеловал тут же появившиеся на ней синяки. Движения рукой в паху ускоряется, Чун кончает в руку возлюбленного, выгибается и громко стонет, пытаясь впитать ещё один поцелуй. Цю внимательно следит за реакцией партнёра. Лицо синеволосого расплылось в улыбке наслаждения, ему нравится ощущать тяжёлое дыхание второго, бьющееся сердце, чувствовать, как кожа касается его. Рано или поздно ему надоест эта игра с чувствами экзорциста, но это будет не сегодня. И не завтра...