Ангел.

      Ясное небо. Лучи летнего солнца беспрепятственно освещают широкую аллею городского парка. В такую погоду люди стараются не упустить возможность насладиться природным теплом, создавая новые счастливые воспоминания в надежде сохранить их на всю жизнь. Некоторым же работягам приходится лишь торопливо пересекать дорожки, лавируя между прохожими и тоскливо проскальзывая взглядом по безоблачному небу.       Арсению безразличны все они и их проблемы. Кричащие отовсюду птицы только действуют на нервы. Солнце ослепляет, заставляя щуриться, чем вызывает новую волну раздражения. Шелест свежей листвы начинает напрягать. Повсюду шум. От напряжения мышцы рук непроизвольно сокращаются. Мужчина жутко устал от всего. Просто устал. Безо всякой особенной причины. Наверное, Попов похож на отвратительную кляксу какого-то грязного цвета, ужасно выделяющуюся на фоне яркой красивой картинки, состоящей из счастливых лиц.       Кажется, кто-то из прохожих ему мило улыбнулся. Жутко захотелось навсегда срезать эту нелепую улыбку старым карманным ножом с давно затупившимся лезвием и скормить жалкий кусок побледневшего биоматериала тому же человеку. Должно быть, края раны получатся грязными и рваными. А зубы окажутся абсолютно ничем не прикрыты, лишь алая жидкость покроет тонкой плёнкой эмаль, стекая ниже, мимо изодранных остатков кожи к уцелевшему подбородку, собираясь в единую крупную каплю, упадёт на одежду, создавая новые цветовые сочетания. Кап, кап, кап. И по ткани уже расползается огромное пятно. Человек будет сопротивляться, кричать, из-за чего потеряет ещё больше "живой воды". Но так даже лучше. Так интересней. А люди станут обходить стороной, стараясь не запачкаться в чужой крови, отвлекая детей мороженным или игрушкой, чтобы те не смотрели, ведь им нет дела до мучений чужого человека. Иначе быть и не может. И теперь уже не Арсений окажется самым тёмным и уродливым пятном на общей картине, а все эти люди, чьё безразличие окрашено в намного более мрачные цвета. Даже пятно Попова вдруг покажется невообразимо прекрасным цветком на фоне других клякс.       Но что-то ещё выделяется на этой картине. Чистый участок. Белый изящный мазок, словно излучающий мягкий свет в этом мраке испорченных душ. И свет этот намного приятнее лучей небесного светила. К такому свету хочется быть ближе, хочется владеть им и беречь.       Арсений нашёл его. Небесного Ангела, ступившего на землю, одаряя простых смертных своим величественным видом, вызывая возвышенный трепет внутри. Но, кажется, кроме мужчины никто не увидел Ангела в кудрявом парне с глубокими зелёными глазами, обрамлёнными густыми ресницами, с молочной нежной кожей, сквозь которую проступают яркие очертания вен, под которой мерно двигается адамово яблоко, с выглядывающими из-под футболки ключицами, с изящными пальцами, покрытыми интересным сочетанием колец. Эти люди уже ослепли от собственной тьмы. Но Арсений видит. Видит нечто большее, чем простого парня с блестящими от слёз глазами, одиноко сидящего на лавочке. Эта невинность притягивает. Именно поэтому Попов садится на лавку напротив, не переставая наблюдать. Поэтому идёт следом за парнем, когда тот через несколько часов покидает своё место. Поэтому ежедневно следит за ним. Поэтому наизусть знает всё его расписание. Поэтому знает все его предпочтения в пище. Поэтому однажды, осмелев, подсаживается к нему на лавку в том же парке. Поэтому у них завязывается интересная беседа. Его зовут Антон. Всё тело Арсения охватывает трепетное восхищение. И мужчина, находясь на пике блаженства, произносит то, чего новый знакомый знать не должен. Антон, наскоро распрощавшись, сбегает из парка. Арсений на небольшом расстоянии идёт за ним. Нагоняет в тёмном переулке. Обнимает со спины, закрывая рукой рот и нос, пока он не потеряет сознание. Ни секундой дольше. Мужчина аккуратно берёт его худое тело на руки и несёт в свою неподалёку припаркованную машину, осторожно укладывая на заднее сиденье и блокируя двери. Отвозит в свой загородный дом и кладёт на свою широкую кровать, присаживаясь рядом.       Антон такой лёгкий для своего роста. Это за счёт его необременённости грехами? Он слишком чистый и прекрасный. У него просто не может быть никаких грязных секретов. Ведь он Ангел. Спящий он не менее прекрасный. Чуть растрепавшиеся светлые кудри невесомо касаются белоснежной подушки. Арсений нежно оглаживает одну из прядей. Густые ресницы еле заметно подрагивают. Мужчина легко задевает одну из них подушечкой большого пальца. Нежно-розовые губы расслабленно приоткрыты. Попов мягко проходится своим языком по его суховатым губам. Ниточка слюны, обрываясь, спадает на его подбородок. Мужчина торопливо вытирает её пальцем, облизывая его. Слишком неожиданно прошивает осознание. И Арсений просто дуреет от того, что его слюна побывала на нём, а после вновь оказалась у него самого во рту. Мужчина завороженно ведёт подушечками пальцев вдоль его предплечья, оглаживая выступающие вены. Его взгляд останавливается на окольцованных пальцах. Арсений тут же одёргивает руку, торопливо поднимаясь и отходя к комоду, что-то достаёт и возвращается на прежнее место. Это оказывается маленьким бархатным мешочком, из которого Попов вынимает кольцо с гравировкой слова "ангел" и осторожно одевает его на безымянный палец правой руки Антона.       Не успевает мужчина налюбоваться таким прекрасным зрелищем, как со стороны изголовья кровати слышится рваный вдох. Арсений тут же поворачивается в сторону звука, сталкиваясь взглядом с расширившимися от испуга прекрасными глазами. Парень под ним боится пошевелиться. Такой невинный. Попов неуклюже вытирает чуть вспотевшую от волнения руку о свои джинсы и тянется ей к лицу самого прекрасного существа во всех вселенных, касаясь ладонью щеки. Антон вздрагивает, а его глаза блестят подступающими слезами. И Арсений не может сдержать порыва сцеловать эту солёную влагу из уголков его глаз. Он целует своего Ангела. И ещё, и ещё. Целует в губы, в щёки, в лоб, куда-то в висок, в скулы, в подбородок, в шею, за ухом, в ключицы, в плечи. Целует и не может остановиться. А невинные всхлипы парня только больше затуманивают разум. Мужчина целует, гладит, снимает с них обоих одежду, стараясь быть как можно ближе. Его Ангел заходится в тихих рыданиях. Но Арсений продолжает, попросту не может остановиться. Они оба абсолютно голые. И мужчина любуется каждым сантиметром невинного тела, вдыхая аромат непорочного юноши. Попов облизывает собственные пальцы, выводя на груди своего Ангела неизвестные и ему самому узоры. Мужчина дышит им. Он нежно растягивает и плавно проникает, слизывая его слёзы. В глазах напротив ужас и полное непонимание того, что с ним делают и что происходит с его телом. Но Арсений не останавливается. Он продолжает сливаться воедино со своим Ангелом. Внутри всё туго стягивается и резко расслабляется, словно пружина.       Попов отрешённо ведёт пальцем по белёсой жидкости на животе Ангела. Какое-то противное чувство расползается внутри... Осознание. Осознание сотворённого. Мужчина резко вскакивает с кровати, неверяще глядя на него. Что он наделал? Юноша на кровати лежит в пошлой позе, не имея сил сменить её. На его животе порочное семя. В глазах пустота. Поверх чистого белого изящного мазка уродливым пятном легла огромная тёмная клякса. Арсений в панике выхватил сразу несколько салфеток, начисто вытирая внешние следы порока. Он бережно накрыл оголённое тело Ангела, отходя на несколько шагов. Белый мазок с кляксой поверх превратились в грязно-серое пятно.       Под тяжестью огромного камня вины ноги мужчины подогнулись, и ему пришлось осесть на кровать. Попов лёг, повернувшись к своему Ангелу, прижимая его спиной к себе. Два тяжелых вдоха и выдоха. Попов накрыл ладонью рот и нос Ангела, затыкая дыхательные пути. Юноша даже не сопротивлялся, только доверительно положив правую окольцованную ладонь на руку Попова. Время тянется мучительно долго, пока Ангел не стихает навсегда. По щекам Арсения стекают жгучие слёзы, когда он произносит одну лишь фразу:       -- Прощай, мой Падший Ангел.