The memories remain.

Джек склоняется над трупом пристава и громко, сочно выругивается. – Опять рога! Да вы издеваетесь! Ганнибал с интересом вглядывается в обугленный труп - несмотря на старания пожарной бригады в помещении всё ещё чувствуется стойкий запах горелой человеческой плоти, слой за слоем слезающей с костей. Зеллер предполагает, что для кого-то вроде доктора Лектера это может быть непривычным опытом, вызывающим соответствующие реакции, и заранее готов проводить беднягу за свежий воздух, но, к его удивлению, это не требуется. Ганнибал спокоен и собран, как всегда, и лишь чуть уловимо морщится, когда пепел пачкает полы пальто. – Ухо оторвано. И органы удалены, – невозмутимо констатирует он, рассматривая убитого. Зеллер даже готов позавидовать - начало его полевого опыта было куда более эмоциональным. Джек поворачивается к психиатру, задумчиво хмыкая. – Похоже на то, что делал Уилл. Ухо, пламя, рога... Неужели он обзавёлся подражателем?.. – Или Вы изначально взяли не того, – ненавязчиво комментирует Ганнибал, медленно обходя тело кругом, будто любуясь музейным произведением искусства, а не изучая место преступления. Джек тяжело и устало вздыхает - так, будто несёт на плечах весь вес мира. – Мы не могли взять не того, доктор Лектер, при всём уважении к Вам и Вашей вере в невиновность Уилла Грэма, в деле достаточно прямых улик, чтобы... – Тут нет гильзы. Вероятнее всего преступник унёс её, – сообщает Зеллер, прекращая перебирание золы и поднимая глаза на начальника. – Чёртов продуман! – вздыхает Джек. – Мало нам было дел Грэма и Потрошителя, так теперь ещё и этот сверхразум объявился... – агент Кроуфорд устало трёт виски́ и покидает помещение, игнорируя пристальный взгляд доктора Лектера. *** Сцена убийства судьи куда более помпезная - вполне в духе Потрошителя и напоминает о картинах эпохи Возрождения. Не то, чтобы Зеллер что-то понимает в живописи, но даже он остаётся под впечатлением. Стоящий чуть в стороне Джек, впрочем, явно не разделяет этих чувств: на смуглом лице явно читаются отвращение и усталость. Кажется, из всех присутствующих в комнате только доктор Лектер полноценно готов к работе. Он, как обычно, выглядит одетым с иголочки - хотя был выдернут из постели в пять утра, и Зеллер точно знает, что доктор спал, потому что звонок совершался при нём - и со спокойным интересом разглядывает висящее напротив тело. – Fiat iustitia, et pereat mundus... – бормочет Ганнибал себе под нос, склоняясь над телом. Зеллер слегка хмурится, услышав это, но не решается дёргать доктора, возвращаясь к поиску отпечатков - заведомо провальному, он уверен. Потрошитель далеко не дурак, иначе не ходил бы на свободе так долго, и всё же протокол требует хоть вскрыть тут стены, если это поможет найти преступника. – Правосудие часто не только слепо, но и глупо, – говорит доктор Лектер, оборачиваясь к Джеку, его глаза в утреннем свете, свободно льющемся сквозь окна, вспыхивают пламенем где-то на глубине. – Возможно, в этот раз тут был личный мотив? Он явно выбивается из "графика жертв". – Да какой там личный мотив, – взмахивает рукой Джек, будто отгоняя назойливую мошкару. – Ни одна из предыдущих жертв не была с ним связана, с чего бы этому произойти сейчас? Скорее просто входит во вкус, – мрачно бормочет агент, меряя шагами комнату. Ганнибал слегка наклоняет голову набок, пристально следя за каждым движением. – Картина более чем ненавязчиво намекает, что выполнение работы господином судьёй его не устраивала, – спокойно поясняет он. – Так что я рискнул подумать о личном мотиве. – Личный мотив... – Джек хмурится, останавливаясь, а затем резко поворачивается к психиатру, будто на него снизошло озарение. – Дело Грэма!.. Зеллер, срочно, у него были родственники? Зеллер отрицательно качает головой. – Ни девушки, ни родственников - только собаки, но я готов поручиться, что никто из них не ответственен за убийства Потрошителя, – шутит он, и Джек вздыхает, сникая. – Значит, снова тупик, – резюмирует он. – Подумайте, кому выгоден Грэм на свободе, – негромко предлагает Ганнибал. Почему-то Зеллеру начинает казаться, что воздух в комнате становится тяжелее. Доктор выглядит так же безмятежно, как обычно, но что-то в нём кажется неуловимо напряжённым. Зеллер делает мысленную заметку поговорить с боссом о Ганнибале - кажется, давление начинает быть для него как минимум неприятным. – Или кого мог не устраивать вердикт его последних дел. Это всё, что я могу Вам предложить. *** Газеты гудят над похищением Гидеона будто рой пчел. "Чесапикский Потрошитель защищает свою территорию!", "Последствия бездействия властей!", "Месть Потрошителя!" красуются на первых полосах, стоит лишь зайти в любой ларёк, а по углам то и дело слышится испуганный шепот, так что, когда за очередным ужином Ганнибал невзначай интересуется о произошедшем это ни капли не удивляет Алану. – ФБР считает, что Чесапикский Потрошитель забрал Гидеона, – говорит она, тщательно терзая лежащий на тарелке стейк с витьеватым названием - кажется, французским - и невольно возвращаясь мыслями к телу из морга. – Вероятно, собирается мстить за присвоение своих работ. – И что привело ФБР к таким выводам? – приподнимает брови Ганнибал, отвлекаясь от содержимого тарелки и с немым любопытством смотря на коллегу. – Ты просто не видел, что стало с беднягой охранником, – поясняет Алана, качая головой. – Потрошитель, видимо, решил выделиться сильнее обычного, подделав почерк убийств Уилла - неожиданно с его стороны, мне казалось, он из тех, кто любит оригинальность. Ганнибал медленно моргает, но ничего не отвечает, и в комнате повисает тишина, нарушаемая лишь тихим скольжением ножа гостьи по тарелке. – А что, если мы рано похоронили Уилла? Что если все "его" убийства принадлежат Потрошителю? – спрашивает внезапно доктор Лектер. Подняв глаза, Алана с удивлением замечает серьёзность слов собеседника - кажется, он действительно считает это рабочей версией. В приглушённом свете столовой Ганнибал напоминает нечто с того света, окружённое длинными тенями, ползущими из всех углов, а черепа выглядят немыми зрителями его горечи, выраженной в слегка нахмуренных бровях и отложенных столовых приборах. "Бедный Ганнибал...Любовь к Уиллу всё ещё дурманит его рассудок" – с жалостью думает она, протянув через стол руку, чтобы коснуться пальцами запястья психиатра. – Он выставил "трофеи" напоказ, как настоящий убийца никогда не сделал бы, – мягко говорит Алана, поглаживая удивительно нежную кожу, будто пытаясь успокоить нервное животное. Ганнибал медленно переводит взгляд на место их соприкосновения, но смотрит будто сквозь, полностью потерянный в мыслях, умные карие глаза темнеют. Алана впервые видит такого доктора Лектера, и, что ж, это в какой-то степени её радует: видимо, их отношения перестают быть случайной интрижкой. – К тому же, вспомни, что Потрошитель любит забирать. Жертвы Уилла не подходят под почерк Потрошителя, они действительно жертвы Уилла, и тебе придётся смириться с этим. Нам придётся смириться. Ганнибал молчит, будто замерзает, замороженный во времени, и Алана отстранённо думает, что, возможно, ей нужно будет поискать психиатра: они оба очевидно не справляются. По какой-то причине ощущение коллеги в таком состоянии посылает по позвоночнику волны мурашек - и отнюдь не возбуждения - однако Алана не собирается концентрироваться на странных реакциях подсознания и разрушить всё, что с таким трудом выстроила. Но ровно когда она хочет озвучить предложение о совместной терапии, доктор Лектер будто отмирает, слабо сжимая её руку в ответ и приподнимая уголки губ. – Вероятно, ты права, и мне просто сложно пережить произошедшее, – соглашается он. Алана улыбается в ответ, оставляя на щеке поцелуй. – Мы справимся с этим. Вместе, – обещает она. Ганнибал не выглядит полностью в норме, но остаток вечера он ведёт себя как обычно, будто там, за столом, не было ничего странного, и Алана не уверена, хороший ли это знак. *** Стоит Ганнибалу выйти из машины, как Джек бросается к нему, возбуждённо жестикулируя руками. – Извините, что дёрнул Вас на место преступления, хотя Вы чуть ранее отказывались от выездов, но у нас настоящий прорыв в деле о Потрошителе! – вещает он, проводя консультанта к очередной инсталляции. Жертва возлежит среди жёлтых тканей постельного белья, отрубленные руки оставлены на тумбочках по обе стороны постели в положении мано фико, а вскрытая грудная клетка и интимные места ничем не прикрыты. Тонкая шея обмотана несколькими золотыми цепочками, за которые голова оттянута к изголовью. Ганнибал удивлённо приподнимает брови, оглядываясь, и Зеллер протягивает ему бережно упакованную улику - бумагу из офиса убитого чуть ранее судьи. На самом верху вьётся отпечатанный на принтере текст: "Я, Чесапикский Потрошитель, чистосердечно признаюсь, что, в числе прочих, убил Мариссу Шор, Старклиффа, Джорджию Мэдчен и Эбигейл Хоббс и не желаю, чтобы мою работу присваивали другим людям" – гласит послание. – О чём я и говорил с самого начала: Уилл Грэм невиновен, – с уверенностью говорит Ганнибал, возвращая улику Зеллеру. Агенты смотрят на него как на больного. – Очевидно же, что он просто хочет покрасоваться и подразнить нас. Он не совершал ни одного из этих убийств, – фыркает Зеллер. Доктор Лектер смотрит на агента сверху вниз, глаза кажутся на удивление тёмными - Зеллер невольно спрашивает себя, всегда ли они были такими мрачными и пугающими - приковывая к месту. – Неужели? – медленно говорит он. – Тогда кто же, по-вашему мнению, их совершил, и зачем в таком случае Потрошитель нарушил свою традицию, оставляя записку? – Известно, кто совершил - Уилл Грэм, – пожимает плечами Зеллер, нервно облизывая губы: по какой-то неведомой причине он практически физически ощущает надвигающуюся опасность, что считает невероятно глупым. – А записку Потрошитель оставил чтобы привлечь внимание. Судя по почерку убийств, ему это нравится, а сейчас Грэм на всех газетных полосах - вот он и бесится. Ганнибал моргает. Джек кладёт руку ему на плечо, успокаивающе сжимая. – Не переживайте, доктор Лектер, мы обязательно поймаем его. И я понимаю Ваше беспокойство, но, будьте уверены, Уиллу в тюрьме ничего не угрожает, а потом я лично позабочусь о том, чтобы Потрошителя держали от него как можно дальше, – говорит он, медленно и ненавязчиво уводя психиатра. Последним, что Зеллер видит прежде чем Ганнибал окончательно уходит - его ошарашеное лицо и пустой взгляд.