Ей исполнилось восемнадцать, Но наивна совсем по-детски, До сих пор ещё верит в сказки, Вместо кукол играет с нэцкэ ¹. Ей «щебечет» сестра советы, Воротник кимоно меняет. Он не будет алого цвета, Будет белым, как ландыш в мае…
(Ирина Ханум. Отрывок из цикла «Сны о Японии»)
Лист раскидистого старого клёна оторванный ветром улетает далеко за пределы багряного сада. Сидящая под этим большим деревом девушка лениво наблюдает за листопадом. Издали может казаться, что юная майко спит, но она лишь медитирует перед самым ответственным днём в свой жизни: сегодня состоится обряд мидзуагэ и она расстанется с детством, а её огромный долг перед окия будет выплачен сполна. Создавая плавную гармонию, девушка проговаривала тихим, вкрадчивым и плавным голосом слова наставницы — самой матушки Яэ: — Я спокойна как река и прекрасна как распустившаяся сакура. В моей красоте и уме — моя сила. Быть гейшей — значит быть живым произведением искусства. Помни — Люмин. Вдалеке раздаётся нетерпеливый окрик и юная майко вздыхает. Снова Нани и её неуклюжесть. Поднимаясь с земли и отряхивая кимоно от пыли, девушка заметила дым вдали. — Снова повстанцы. Что им неймётся? — хмурится поправляя заколку. Уже направляясь ко входу в окия думает: «Сёгун на полном праве стал править Японией, но смилостивился и оставил Императорской семье титулы и даже некоторую власть… Ай-яй, снова думаю о политике. Матушка Яэ не одобрит таких мыслей. Гейши должны быть покорны и благоразумны.» Несколько раз повторяет про себя слово «благоразумность» и захлопывая сёдзи ² окия проходит внутрь скромной комнаты совсем молодой майко Нани. Та пытается нелепо оправдаться и плача умоляет не рассказывать матушке, ведь иначе выгонят. — Юми ты ведь в хороших отношениях с матушкой? Я слышала ты даже её ученица, молю, сжалься! Я не хотела, рукав зацепился и ваза разбилась! — стоя на коленях, причитала молодая майко. — Мой отец много работал чтобы отдать меня в эту окия! Он слыхивал, что отсюда можно попасть в район Ханамати Эдо — Ёсивара. Моя тётка работает там высоко оплачиваемой юдзё ³. Я хочу быть гейшей, молю…- уже дрожит и устало всхлипывает. Люмин испускает недовольный и в тоже время сочувственный вздох. Да, она сама знала и помнила, что такое жизнь крестьянки, работа в рисовом поле и постоянные домогательства самураев. Она знала, ведь её мать изнасиловал именно самурай, весь в шрамах, уродливый. Она — его дочь и именно эту черту своего детства девушка ненавидела больше всего. Счастливым, стал тот день когда матушка Яэ гуляющая по рисовому саду её хозяина заприметила необычной красоты девочку работающую в поле и приняла решение обучать её, забрав к себе в окия. С тех пор, неприметная, вечно измазанная и глуповатая девчонка по имени Люмин Каи превратилась в статную и умную девушку Юми Кай — майко, готовящуюся стать гейшей. — Хорошо. Я не скажу матушке, а ты придумай, как осколки незаметно закопать и вазу новую найти. — Ты…ты мне не поможешь? — смотрит с глазами полными надежды и едва сдерживает вновь подступившие слёзы. — Ну что с тобой поделаешь? Убирай свой беспорядок, а я вазу принесу. Видела такую же в спальне у Ёимии. — Спасибо, спасибо. Всегда буду в долгу перед тобой, старшая сестра! «Кланяется и кланяется, скоро лоб разобьёт. " — подумала Люмин и отправилась в комнату Наганохары. Она как раз, так же готовится к обряду. Хорошо. Будет о чём поговорить. Ёимия Наганохара сидела на татами ⁴ и медитировала, однако тихий шелест позади сёдзе заставил девушку встать и отодвинуть ширму. Увидев старую знакомую — улыбнулась и пригласила внутрь. — Юми ты вовремя. Никак не могу помедитировать, все мысли о таинственном госте. — снова мечтает прикрыв глаза, но одумывается и наливает своей подруге детства зелёный чай. — Госте? — благодарно кивает принимая чашку чая и усаживаясь поудобнее, принимается слушать. — Именно. Старшие сёстры мне говорили, что это сын самого Императора! — восторженно восклицает, едва не опрокинув пиалу на вторую майко. — Ты имеешь ввиду третьего сына Императрицы Акико и Императора Юдая? — задумчиво приподнимает бровь и пытается вспомнить имена двух старших сыновей. — Да-да! Если сёстры ничего не напутали то его имя Кадзуха. — снова задумалась о благородных сынах Эдо. Ох и покарает их с Нани матушка когда нибудь. — Вот как. Благодарю за новость. Позволь ещё спросить. — отставляет пиалу и встав, кланяется. — Конечно. Спрашивай. — перестаёт думать о юношах и возвращает взгляд на собеседницу. — Не посчитай наглостью сестра, но разреши забрать эту вазу. — кланяется ниже. — Забирай. Мне она никогда не нравилась, но найди новую, иначе матушка и госпожа Юри точно заметят пропажу. — поднимается и взяв вазу в руки протягивает Люмин. — Я в долгу перед тобой, Ёимия. — приняв вазу, вновь кланяется. — Не нужно. Мы же сёстры. Но скажи, это опять Нани? — вспоминая эту нерасторопную молодую крестьянку хмурится. — Да, я помогаю. Не могу ей отказать. Жалко. Глупая ещё, необразованная. Мы такими же были, помнишь сестра? — слегка улыбается вспоминая их детские игры в рисовых полях и то, как они кидали в друг друга грязью. — Были. Рада, что ты тогда меня не забыла и подарила счастливую жизнь в окия ⁵. — уголки губ её приподнялись образуя тёплую улыбку, когда она вспоминает все проказы и шалости, горести и радости, солнечные дни и пасмурные которые они с Юми делили на двоих. Кланяясь друг другу, прощаются. Люмин выходит из комнаты старательно пряча в объятиях вазу. Она была очень красива: расписана золотыми драконами, которые плескались в море под опадающими лепестками сакуры. Заходит к Нани и отдаёт той вазу, строго настрого проговорив, что помощи больше не будет. Выходит, захлопывая сёдзе. Нужно спешить на занятия по игре на фуэ и ко-цузуми ⁶.***
— Пион в этом году, Красивый пион. До слуха доносится откуда-то: «дин-дон». И еще разок в догонку: «дин-дон». ⁷ — напевала Люмин причёсывая позолоченным гребешком пшеничного цвета волосы. Эту песенку они знали ещё детьми. Её им напела старушка Мао которая холила и лелеяла хозяйские пионы. Она называлась «Демон Пиона» и повествовала о голодном Они, который жил в цветке и разбудившие его детишки едва не стали ужином, но чудом, благодаря хитрости спаслись. Сама по себе песенка была веселой, но если призадуматься, то под Они подразумевался хозяин: старый самурай по имени Юдо Наоки, а под детьми: все крестьяне, которые могли испортить его прекрасные пионы — гордость семьи Наоки. Отложив изящный гребень, девушка принялась наносить белую краску на лицо и накладывать макияж. Причёска, самое дорогое и прекрасное кимоно, изысканные украшения и тонко подобранные масла. Она готова. Готова ко взрослой жизни. Её воротник станет белым именно в эту ночь. Сёдзе приоткрылось и вошла матушка Яэ. Движениями женственной руки выгнала слуг и полюбовавшись на ученицу, поправила её заколку. Улыбнулась и довольно кивнула. — Ты готова моя милая. Сегодня у нас будет три почётных гостя и я оставлю для тебя один пригласительный моти. Скоро, твой долг будет оплачен сполна. — она издала тихий смешок, прикрывшись рукавом кимоно. — Матушка, позвольте узнать, кого же я смогу пригласить? — заинтересованно обратилась к наставнице. — По твоим глазам наблюдаю, что об одно госте ты точно знаешь. Да, сын Императора будет. Господин Каэдэхара слегка опоздает, но только из-за государственных дел. Далее, это владелец шёлковой мануфактуры — господин Хотэру Тошико. И последний важный посетитель — Тоши Сэнгу. Не волнуйся и будь вежлива. Постарайся не опозорить доброе имя окия и моё. — смотрит с любовью, но в тоже время видна строгость. Госпожа Яэ Мико не из тех, кто потерпит посягательства на своё прославленное имя. — Конечно матушка Яэ. — кланяется. — Хорошо. — удовлетворённая уходит. Последний сеанс медитации перед вечерним представлением не помешает. Слышен колокольчик, значит пора. Встаёт, аккуратно поправляя одежду и направляется в зал «Золотой листвы». Этот зал знаменит во многих районах Эдо, ведь именно из окия «Багряного листа» вышло множество талантливых гейш и поныне работающих в Ёсивара. Спустя время собралось много гостей и юные майко заволновались, но видя как старшие сёстры порхают между них и развлекают, быстро вдохновились. Настал час и выходит матушка, объявляя выступление своей наследницы и лучшей ученицы окия — Юми Кай. Молодая майко изящно выступила: легкий поворот и ловко пойманный веер обеспечили ей похвалы на весь оставшийся вечер. Её наставница была очень довольна и вовсю улыбалась, принимая хвалебную лесть от всех своих посетителей. Многие девушки выступили, все были хороши и Люмин осталась под приятным впечатлением от вечера. Краем глаза она заметила его… третьего принца их страны. Он сидел непоколебимый и равнодушный ко всему, что его окружало. Любая подошедшая гейша оставалась им проигнорирована, а когда к нему подошла сама матушка, он проронил лишь: — Я лишь пришёл любоваться юными талантами. Общество прекрасных женщин мне сейчас не нужно. — продолжая пить чай из своей пиалы. Матушка Яэ благосклонно отнеслась к его отказу и поклонившись оставила в покое. Однако это не остановило Юми и она взяв пирожок у наставницы смело подошла и мило улыбнувшись протянула юноше моти. Поклонившись, отошла. Подозвав к себе основательницу окия, принц вынул кошель с деньгами и отдал ей половину. Оставшаяся вполне довольной, матушка поклонилась и шепнула что-то гостю. Он кивнул и женщина отошла. Поздний вечер. Люмин направлялась в покои с полной уверенностью того, что это только обряд и он быстро кончится. Присела, поджав колени под себя на татами и стала смиренно ждать. Казалось, это будет длиться вечно: напряжённо ожидание, темнота и шорохи за ширмой. Всё смолкло. Сёдзе открылось, в проходе появилась статная фигура принца. Закрыв за собой, он прошёл к ней и приподнял подбородок, заглянув в глаза, он опустился рядом и погладил ладони, отодвигая края кимоно всё дальше… Свист. Он вскакивает, хватает её за руку, а далее подхватывает на руки и выпрыгивает в окно. Юми кричит и вырывается, но с каждым его шагом окия всё дальше, всё дальше её прежняя жизнь и семья. Она мечтала взлететь, но лишь опалила крылья…