Почти как с Эвридикой

– Бля, опять сигареты забыл. Угостишь? Волков молча протягивает свою пачку. Им сидеть здесь еще минимум часа три – по рации пришла инфа, что фура пробила аж два колеса – как же так, интересно? Джип на солнце быстро разогревается до состояния духовки, но они стоят в тени невысокого холма. Караван решили не останавливать, оставив их с Волковым и еще одну тачку, которая ныкается под таким же холмом где-то в полукилометре отсюда. Обещали прислать второй беспилотник, но что-то Вадиму подсказывает, что зажмут. Понадеются, что место спокойное, и само как-нибудь рассосется. Ага, блядь, щас. Вадим сидит с автоматом на коленях вертя в пальцах незажженную сигарету, Волков меланхолично курит в пустыню, приоткрыв дверь. Волков – нормальный мужик. Даром что пидорас. Вадим его ни о чем таком не спрашивал – несмотря на когда-то давно выбранное амплуа дегенерата с незакрывающимся ртом, Вадим всегда тонко чувствовал черту, после которой неизбежно что-нибудь тяжелое прилетало в челюсть, хотя первое время не умел вовремя остановиться. Постепенно количество таких ударов было сведено к нулю – Вадим научился мастерски выводить противника на эмоции и вынимать любую интересующую информацию так, что лицо оставалось прекрасным и целым. После очередной смены они летели с Волковым до Питера вместе – Волков читал, Вадим донимал симпатичных бортпроводниц и одну даже чудом трахнул в узком туалете. В аэропорту Волков молча пожал ему руку, Вадим пошел в сторону стоянки. А потом вспомнил, что Волкову зажигалку не отдал. Обернулся и увидел, как в объятия Волкова влетела рыжая волейболистка. Волков на мгновение изменился: глаза прикрыл и заулыбался так счастливо, что стало даже как-то неловко. Правда, тут же открыл, перехватил взгляд Вадима, и по промелькнувшей панике Вадим начал понимать, что что-то не так, еще до того, как волейболистка оглянулась через плечо, почуяв, что на них смотрят, и оказалась вполне себе волейболистом. Вадим невольно оскалился, помахал рукой и решил, что зажигалку Волкову отдаст в другой раз. Все теории с братьями, друзьями и прочими отмазами для лохов Вадим быстро отмел – одного взгляда на Волкова было достаточно, чтобы понять, что рыжая волейболистка тем же вечером получила член Волкова, как минимум, в рот. Вадим такие вещи хорошо чуял. Все каникулы до следующей учебки до Волкова не доебывался, занимался своими делами. Приятную мысль законсервировал в башке до лучших времен. В учебке в первый же вечер Волков позвал его покурить, чего, разумеется, не бывало примерно никогда. Глядя на бьющихся о фонарь мотыльков, спросил: – Чё, рапорт писать? – А что случилось? Волков посмотрел на него с раздражением: – Вад, ну ты же не тупой. И я тоже. – Олег, нахуя мне твои рапорты? Договоримся. Волков окинул его внимательно черными глазами – не доверял. Правильно делал. – Не уверен, что условия договора меня устроят. – Зато я уверен, что формулировка увольнения тебя не устроит точно. Зачем тебе эти проблемы, а, Волчонок? Работай спокойно. Всем похуй, с кем ты там трахаешься в свободное от работы время. Вадим врал, конечно – ему похуй не было. Но с такой удачей нужно обращаться нежно, как с девочкой. Вадим в подтверждение своих искренних намерений оскалился. Волков ему, разумеется, не поверил. Молча докурил и ушел. Вадим и в учебке его не донимал, количество шуток про пидорасов свел к обязательному минимуму. Первое «хочешь отсосу?» произнес уже в пустыне, когда плелись по пыльной дороге на задание. Волков за рулем только бровью дернул – типа, не понял, вас плохо слышно, прием. Но все, начиная с формулировки и заканчивая местом действия, было тактически выверенным: Вадим уже давно понял, что трахаться с незаинтересованным партнером – полная херня. Он и бордели поэтому долго не мог распробовать – там девочки фальшиво стонали, ноги раздвигали равнодушно и так же равнодушно брали в рот. И было полное ощущение, что почти всем им секс вообще не интересен. Трахая таких, так и хотелось спросить: извините, я вам не мешаю? Потом просто забил – с равнодушными трахался, как дрочил, редких заинтересованных буквально залюбливал. Шантажировать Волкова и требовать от него Вадима обслуживать было бы реально крайне слабым со стратегической точки зрения решением. Вечером на точке в пустых темных душевых Вадим свое предложение повторил. Волков посмотрел на него сквозь ресницы. – Я не понял: чё тебе надо от меня? – Очень просто, Волчонок: я встаю на колени, ты меня трахаешь в рот. Конец. – Ты обкурился, что ли? – А какая разница? У Волкова глаз дернулся, губы он облизал. Хороший, правильный Волков. – Смотри, Волчонок: тебе лучше согласиться. Волков ответил, как надо: – Я не могу. – Можешь, Волчонок. Твоя рыжая волейболистка не узнает ни о чем. Зачем тебе так глупо работу терять, а? Хорошая работа, нормальная зарплата волейболистке на шмотки… Вадиму показалось даже, что сейчас он впервые за много лет снова получит в челюсть. Но Волков неуловимо потемнел глазами только. Сказал: – Какая же ты сука. Вадим рассмеялся. – Да как угодно. Целоваться не заставляю, Волчонок. Давай. Волков выдохнул шумно, прислонился к стенке душевой кабинки. – Если у меня не встанет – я не виноват. – Встанет, не волнуйся, я в тебе не сомневаюсь. Волков лукавил – встал у него просто от того, что Вадим опустился на колени и снизу вверх на него посмотрел, облизнувшись. Вадим его не преследовал специально – но когда в следующий раз остались так же наедине случайно, Волков уже сам посмотрел с едва уловимой ноткой ожидания. И Вадим это ожидание обманывать не стал, конечно. В первый раз Волков сорвался на третьем свидании, хотя Вадим на него не давил, ни о чем не просил. Волков после того, как кончил, Вадима на ноги вздернул, в глаза заглянул и полез языком в рот, а рукой – к члену. Вадим это никак комментировать не стал, никаких шуточек про грустную рыжую волейболистку на гражданке себе не позволил. До конца смены так и «встречались» – он Волкову отсасывал, Волков ему дрочил. И целовался, господи, как же охуенно он целовался. К концу смены, правда, Волков начал загоняться: курил, как перед казнью, по пачке в день – как будто легкие казенные, блядь – нарывался на перестрелки, где не надо, Вадима избегал, как мог. Вадим на него не давил – Волков, видимо, решал, как со своей волейболисткой объясняться. Вадима эти Волковские пиздострадания интересовали мало. Только бесили немного тревожная складка между бровей и неизменная сигарета в зубах. В тот раз в Питер летели по отдельности – Вадим сам все устроил. Он же не чудовище. В учебку через три недели Волков приехал обычным – складка расправилась, количество сигарет сократилось до приемлемого. Видимо, волейболистка своего волчонка по головке погладила, как надо. Волков к нему заявился на второй день со своим «Пошли покурим». Вадим пожал плечами – покурить с Волковым никогда не жалко. Только за бассейном, где курили обычно, Волков сам на него кинулся – Вадим даже сигареты достать не успел. Надо было спросить, конечно: а что с волейболисткой твоей, а, Волчонок? Но Вадим занят был: язык во рту и руки под футболкой – это вообще не лучшая мотивация для разговоров. В этой же учебке Волков ему впервые сам отсосал. Вадим, как мог, засовывал поглубже рвущийся наружу бешеный, какой-то животный восторг. Думал: только не улыбаться, только молчать, не говорить ему, как это хорошо. И все равно: улыбался и говорил. Дичь какую-то нес про то, какой Волков охуенный. И уже тогда ясно становилось: чё-то не то, это проёб, надо менять траекторию, но Вадима уже понесло. К концу следующей смены Волков его трахнул. По-нормальному, без нежности, без розовых соплей. Быстро и грязно. Охуенно трахнул, на самом деле. А потом снова загнался. И Вадим понял, что ничего со своей рыжей волейболисткой Волков не порешал. То, что они трахались по случаю, никак общение в целом не улучшало: Волков ему внимания уделял не больше, чем остальным. То есть примерно нисколько. Это даже на симпатию все не тянуло, не то, что на влюбленность. Вадим себя уговаривал, что трахаться с Волковым под носом у начальников – нормальное развлечение само по себе. Так что странно было бы требовать, чтобы Волков ему еще ноги перед сном массировал и в висок нежно целовал. В этот раз Вадим специально полетел в Питер вместе с Волковым. Никаких бортпроводниц не трахал, сидел рядом с читающим Волковым, как приклеенный, давил в себе желание спросить: «Какой план вообще, Волчонок?» Потому что и так было ясно, какой. И Вадима в этом плане, очевидно, не было. В аэропорту Вадим решил себя не драконить лишний раз и на волейболистку не любоваться, так что быстро с Волковым попрощался, не глядя на того, и уехал к себе. Волков его удивил: написал через неделю, когда Вадим, проснувшись утром после пьянки с двумя голыми телами в постели, решал, идти на пробежку или забить хер. Волков писал: «Свободен днем?» Вадим неспешно сходил в душ, накормил девочек завтраком и проводил. Достал заначку – нормальный амстердамский косяк, от которого не будет болеть башка, и только тогда ответил, выдохнув: «Свободен». Волков спросил адрес. Вадим десять минут потратил на дыхательную гимнастику, потому что ненормально, когда пульс сто сорок на ровном месте в двадцать восемь-то лет. В конце концов, скинул адрес. Волков больше ничего не писал. Завалился через час. Не разуваясь, начал целовать, и все результаты дыхательной гимнастики пошли на хуй. Вадим все-таки заставил себя от Волкова оторваться и спросил: – А волейболистка твоя? – На работе. – Волков, ты охуел? Вадим сам не понял, зачем спросил его об этом – вроде, не его собачье дело, как там Волков со своей совестью и волейболисткой договаривается. Волков посмотрел на него, как на дебила. Вадим, в принципе, был с ним согласен. Вадим смирился, что Волков сейчас уйдет, но тот оскалился только: – А тебя вообще ебет? Справедливо. Волков его выебал тогда, впервые долго, впервые без палева. Выкурил две сигареты подряд и ушел. Вадим остался наедине со своим «это чё вообще было?» и тысячей анекдотов про любовниц в голове. Через три дня все повторилось. Вадим честно признался себе, что при всем желании не смог бы Волкову отказать – и дело было даже не в том, что Волков хорошо трахался. Было кое-что еще, какая-то мелкая деталь, от которой Вадима каждый раз парализовало, все идиотские подъебы вставали и дружно выходили из головы. Волков смотрел из-под ресниц, облизывал губы, и Вадим даже не мог произнести вслух простого «Может, поговорим?» Говорить было не о чем. Да, Волков – нормальный мужик. Волков – тот еще пидорас. – Чё, может, хоть в города поиграем? – Нахуя? – Якутск. Тебе на «К». Фирменный взгляд, как на дебила – в подарок. – Вад, сиди спокойно. В любой момент сдернут. – Да конечно, блядь. Мы до темноты здесь проторчим, я тебе гарантирую. Эти мудаки никуда не торопятся. Волков вздыхает. – Олег. – М? – Чё там с твоей волейболисткой? Волков губы поджимает. – Я так и не понял: почему «волейболистка»? – А я тогда со спины увидел – высокий рост, ноги длинные, задница крепкая, рыжий хвост – порадовался за тебя, что такую конфетку спортивную отхватил. Волков хмыкает неопределенно. – Ну так чё у тебя с ним? – Мы вместе. – Так. А ничё, что пока вы вместе, ты ко мне трахаться ездишь? – Вад, а ничё, что ты меня шантажом вынудил с тобой трахаться? Все было не так, конечно. Как минимум, между «хочешь отсосу» и «давай адрес» есть две большие разницы. Волков не может этого не понимать. – Если бы шантажом, Волчонок, ты бы у меня раком стоял, а не я у тебя. Волков ведет плечами. – Я бы просто рапорт написал. – Чё, так дорога задница? Волков на это ничего не отвечает. Как ни странно, Волков оказывается прав: фуру переобувают быстрее, и уже через сорок минут они снова едут по пыльной дороге на точку. Вадима не то, чтобы напрягает под Волкова подставляться – тот трахается кайфово, страстно, без эгоизма, но все-таки тот факт, что за столько времени он даже не предложил себя – это обидно. Вадим в себе не сомневается – у него талант, в конце концов, он мог бы порноактером работать, а не наемником. Просто за порнуху платят меньше. – Олег. – Чё? Опять в города играть? – А реально: почему ты мне не даешь? Волков закатывает глаза: – Я не понял: тебе чё опять надо? – Не, серьезно: ты вообще пробовал снизу? – Не пробовал. Вадим скалится. Волков косится на него и поджимает губы: – И не собираюсь. – Волчонок, ты меня прямо вынуждаешь: ну ладно я, мне для хорошего человека задницы не жалко, но волейболистка твоя явно заслужила нормально тебя выебать. – Вад, а у тебя нет ощущения, что это, блядь, не твое дело? Тебя чё-то не устраивает – вали на хуй. – Олег, ты забываешь, с чего мы начинали. Ты вот щас уверен, что тебе стоит со мной так разговаривать? – Ты мне угрожаешь, что ли? – Угрожаю. И в этот раз рапорт тебя не спасет, кстати. Так что не стоит, правда. Волков голову поворачивает на него, на дорогу не смотрит. Там, конечно, и так особо не на что смотреть, но Волков же правильный. – Ты меня реально будешь шантажировать, чтобы трахнуть? – Нет, конечно. Но я предлагаю тебе хорошо подумать, Волчонок. Не торопись. – Пиздец. И нахуя ты тогда оглянулся… Вадиму даже хочется сделать вид, что он не понимает. – Зажигалку забыл отдать. – И где эта ебаная зажигалка? – Здесь. Вадим хлопает себя по нагрудному карману. Рационального объяснения, зачем он ее таскает везде с собой и почему Волкову так и не отдал, у Вадима нет. Волкова хватает на три дня игнора. Потом он снова ловит Вадима в лагере и тащит трахаться в тачку, как будто не было никакого разговора. После говорит, блестя черными глазами в темноте: – Если я тебе дам – ты от меня отъебешься со своими угрозами? – Честное пионерское. Это ложь, конечно. Вадим вообще ни в чем не уверен. Волков это тоже понимает. – Это для тебя какой-то способ самоутвердиться? – Волков, ты чё? Ты свою волейболистку когда трахаешь – это ты так самоутверждаешься, что ли? Я за тобой такого тупого садизма не замечал. Волков чует, что чё-то не то сморозил, вздыхает: – Это другое. Я его люблю, поэтому там… это другое. Как красноречиво. – А меня? – Чё тебя? – Меня ты с какой целью трахаешь? Самоутверждаешься? Вадим не рассчитывает на нормальный ответ. Только становится, почему-то, очень тоскливо, суицидально почти. Ответа решает не дожидаться. – Ладно, мне похуй. Совет от специалиста – сходи к психотерапевту, у тебя пиздец в башке, Волчонок. Все, больше не буду беспокоить. Вадим вываливается из машины и уходит спать. Он начинает от Волкова откровенно бегать, что не особо сложно, в общем. Попросился в другую связку в наряд, пошел на пятнадцать минут позже в душ, за обедом сел в противоположном конце стола. Смотреть на Волкова больно, поэтому Вадим и не смотрит. Никакой мести не планирует – нахуя? Выдохнул там Волков после того, как Вадим от него отстал, или нет – Вадима уже особо не интересует. Единственно, что он делает – блокирует Волкова, когда на третий день каникул получает: «Ты дома?». Вадим быстро собирает сумку и через три часа сидит в самолете, летящем в Сочи. Арендует тачку, уезжает в горы, заводит ни к чему не обязывающий курортный роман со взрослой училкой русского и литературы из Хабаровска, которую отправили отдыхать на юга взрослые же дети. Она с восторгом рассказывает Вадиму, за что любит Бунина, и Вадим улыбается. Он возвращается через две недели – остается еще немного времени до следующей учебки. Следы вскрытия на замке входной двери тщательно замаскированы, но Вадим такие вещи замечает – профессиональная деформация. Он даже раздумывает, вызывать ли ментов. И саперов. С одной стороны, это паранойя. С другой – ладно Вадим, а вдруг полподъезда разнесет? Вадим так и стоит возле двери, вздыхает, достает телефон и разблокирует Волкова. Сообщений нет, пропущенные звонки ему не показываются. Вадим набирает Волкова, прикидывая, не оторвет ли того от нежных разговоров о любви с волейболисткой – неловко будет. Волков отвечает быстро. Спокойный до равнодушия. – Да? – Твоя работа, Волчонок? Вадим слушает, как Волков выдыхает, встает и выходит, видимо, в другое помещение. Все-таки волейболистка. – Ты не отвечал. – И чё? Вадим вставляет ключ в замочную скважину и открывает дверь. Останавливается посреди коридора. – Я беспокоился. – Да ты чё, Волчонок? Думал, я вскрылся? Убедиться решил, что окончательно избавился от мучителя, хотел плюнуть в мой остывший труп с перерезанными венами? – Вад. – Чё? Иди давай, тебя там твоя любимая волейболистка ждет. – Вад. – Все, я занят, давай. Вадим сбрасывает звонок, кладет телефон на полку для ключей и прижимает ладони к лицу. На кухне находит записку: «Давай поговорим». Поговорили уже. Сминает ее и отправляет в мусорку. Волкова решает больше не блокировать. По какой-то злой иронии в учебке живут в одной комнате. Можно было бы и поменяться, конечно, но поводов нет – они все тут профессионалы, какие детские обидки и «я не хочу с ним жить»? В конце концов, в комнате они только спят. Волков молчит неделю. – Я ему рассказал. Вадим лежит, отвернувшись к стене, закрыв глаза: сегодня был марш-бросок в полной разгрузке – хотелось бы просто поспать, конечно. Видимо, не судьба. – Поздравляю, Волчонок. – И все? – А чего ты хочешь услышать? – Твое мнение. – Хорошо: зря. Волков вздыхает. Вадим мысленно стонет. Переворачивается на другой бок, смотрит на Волкова, который лежит на спине и смотрит в потолок. – Олег, не тупи. Вернешься – иди и мирись с ним. Волков поворачивает на него голову. – Не уверен, что он захочет. – Ну, я бы тоже не захотел. С другой стороны, разосрались вы на эмоциях. А сейчас остынете, сможете договориться, я уверен. В конце концов, скажешь, что я тебя шантажом заставил, изнасиловал практически. – Вад. – Да брось, Волчонок, мне не жалко. – Вад. – Нормально все. Давай спать – я реально устал. Вадим так и не решается сказать Волкову, что предстоящая смена у него – последняя, и контракт с компанией он решил не продлевать. Когда летят обратно в Питер, Вадим снова доебывается до бортпроводниц, в лучшем из своих настроений, бесит Волкова, ерзает, задевает того бесконечно. В аэропорту, как обычно, замирает рядом с Волковым – тот потерянный – ну да, сегодня волейболистку, видимо, можно не ждать. Вадим вдыхает глубоко. – Ладно, Волчонок. Давай. Я в учебку не вернусь уже – работу решил поменять. Волков меняется в лице. – Почему ты не сказал? – Да как-то не в тему все было. А, точно, на. Вадим достает из кармана куртки и протягивает Волкову его зажигалку, которую не отдал тогда. Волков забирает, прихватывая пальцы. На лишнюю секунду продлевает контакт. – Олег? Вадим оборачивается, получая, наконец, возможность рассмотреть «волейболистку». Рыжий, белокожий, красивое, немного хищное лицо. Вот тебе и волейболистка. Вадим отворачивается: Олег выглядит не очень. Ну ничего, договорятся. Теперь уже точно. – Ладно, Олег. Не теряемся. Звони, если чё. Пожимают руки, Олег быстро притягивает его к себе, хлопает по спине и отпускает. Вадим уходит, не позволяя себе оглядываться.