на остановке под дождём

      к дождю в саус парке, казалось, не были готовы никогда. холодный климат колорадо не приспособил к такому простому природному явлению даже деревья: верхушки, принимая на себя весь основной удар, шумели будто бы с досадой. капли дождя нещадно били по крышам стоящих в ряд домов с громким звуком. у кенни, как у барабанщика, с этим вылезали понятные ассоциации, но сейчас, когда они со стэном хлюпают по быстро формирующимся лужам, обстановка слегка не допускала до таких приземлённых мыслей, как сравнение стука дождевых капель и глухого звука бочки.       передышку ребята делают у остановки, крыша которой, хотя и прохудилась , свою работу по укрытию от дождя выполняла исправно. по крайней мере она старалась. кенни восстанавливает дыхание, опираясь на колени, и слышит, как за его спиной стэн глухо впечатывается лопатками в стену и протяжно выдыхает.       — погода пиздец. солнце светило десять минут назад.       — кое-кто обещал хорошую погодку до самого вечера, — напоминает кенни, стряхивая с волос лишнюю влагу собачьим методом.       — мне отец сказал, а синоптик из него как из утки медведь, — марш жмёт плечами и отводит взгляд на окружение, словно по ширине бегущих ручейков пытается выяснить, насколько же они тут застряли. кенни такие мелочи волновали куда меньше — дай бог если волновали вообще, — ведь он был занят куда более важными вещами: рассматриванием мокрого стэнли марша без всяких зазрений совести. ради справедливости, посмотреть было на что: обычно воробушком взъерошенные волосы сейчас налипли на лицо, почти закрывая глаза, а одежда перестала казаться такой мешковатой и налипла на тело с рандомных сторон. особенно выделялась одна конкретная часть...       перехватывая взгляд, которым маккормик буравил его набухший от холода и выпирающий через футболку сосок, марш хмыкнул.       — слюни подбери.       — тебе никто не говорил, что у тебя супер сексуальные соски?       — ты говорил. два часа назад.       — я готов повторять это до конца твоих дней!       — господь, если вздумаешь сопливым романтиком заделаться, то удали мой номер телефона и никогда не зови с собой.       кенни смеётся звонко, отчего-то теряя всякое желание предоставить контраргумент: стэн, чёрт бы его побрал, марш сам романтик до мозга костей, и никогда в этом не признается. над одной из песен бритни спирс в исполнении бухого в сопли стэна под окнами хлева маккормиков кенни ржал так сильно, что даже забыл на видео записать — на счастье марша, ведь тот непременно умер бы от стыда, посмотри такое хоть один раз.       кенни думает, что жить — это просто потрясающе, когда на заре своего истерического припадка он бросает взгляд на стэна из-под полуприкрытых век и замечает на его лице улыбку.       а затем стэн начинает дрожать, и кенни думает, что очень странно то, как он дёрнулся, заметив состояние марша. чересчур сильно. очевидно, что в одной мокрой насквозь футболке будет не тепло.       — пизданулся? — уточняет, засовывая руки в карманы. привычка из детства по какой-то причине никак не желает уходить. не то чтобы кенни её прогоняет.       марш от души шлёт его на три весёлые и оглушительно чихает. в голове маккормика щёлкает.       — сюда иди, — зовёт, расстёгивая кофту. прежде чем приблизиться, стэн рассматривает его несколько секунд со слишком видимым желанием повторить вопрос, что совсем недавно сам оставил без ответа. кенни жмёт дрожащее тело к себе поближе, со странным напором, словно материнский инстинкт забил в голове мамочки тревогу.       — добрый ты, кенни, — слышит маккормик бубнёж куда-то внутрь своей кофты. тон предполагает за собой продолжение, так что кенни навостряет ушки. раздаётся протяжный вздох, — припизднутый правда.       улыбка лохматого чудища похожа на что-то, выражающее гордость.       — не трись об меня сосками, у меня хуй встаёт, — весело сообщает. марш даже не реагирует, но вдруг тянется наверх. кенни улыбается в чужие вечно пересохшие губы, по-свойски приминая их своими. не может сдержать стона, когда ледяная рука марша касается его шеи, чувствует, как мурашки, сбивая друг друга, перебегают по каждому позвонку, и думает, что жить стоит хотя бы ради подобных ощущений. горячие смазанные поцелуи, подаренные друг другу в дождь на богом забытой автобусной остановке, оказываются греют нихуёво. и тело и душу в равных пропорциях.       стэн отстраняется. даже будучи согретым он не может убавить твёрдость своих сосков — кенни про себя отмечает. это, в какой-то извращённой степени, даже мило.       — да прекрати ты пялиться.       — я лишь любуюсь прекрасным.       ебанутая весенняя погода сегодня решила побить любые возможные рекорды — так кенни характеризует для себя ситуацию, когда наконец отвлекается от сосков стэна марша и наблюдает за рассасывающимися на глазах тучами. кажется, стэн подумал о том же, по крайней мере, что-то такое читалось в его глазах, обращённых к небу. когда их взгляд перемещается на маккормика, тот думает, что они целиком впитали в себя цвет неба после дождя.       — пошли ко мне. мама булочек напекла. я помогал между прочим, — сообщает как факт, который должен сильнее смотивировать маккормика посетить его дом, но сразу понимает, что ляпнул хуйню по сути зря. парой прыжков он покидает остановку и торопливо удаляется, стараясь не пройтись прямиком по лужам. срываясь с места, кенни думает, что успел заметить румянец, загоревшийся на чужом лице.       — меня интересуют немного другие булочки, — заявляет, но старается от марша не отставать. он с детства научился никогда не отказываться от добровольных приглашений.       особенно если приглашение это от стэна марша.