***
Когда Драко был ребёнком, его мать была одержима маггловской греческой мифологией и читала ему на ночь бесчисленное множество сказок об олимпийских богах. Там рассказывалось о безумных поступках, уроках, которые они преподавали, и о том, как добро всегда побеждало зло. Последнее, похоже, было правдой почти в каждой книге, которую он читал когда-либо, и, как оказалось, в реальной жизни. Второго мая 1998 года добро победило, и Тёмный Лорд пал. Драко Малфой был счастлив провести первую годовщину битвы вне Азкабана, ему чертовски повезло, что он вообще туда не попал. Но Люциус не смог избежать такой участи, а Нарцисса находилась под домашним арестом до следующего года. Драко отделался довольно легко из-за своего возраста и положения, в котором оказался. Всё, что от него требовалось — это сдать экзамены и устроиться на приличную работу. И то, и другое он сделал без лишней шумихи, потому что дело было совсем не в гордости, и Драко был благодарен судьбе, что хотя бы остался жив. На самом деле, его работа в качестве скромного исследователя устаревших и неиспользованных заклинаний в Министерстве была единственной причиной, по которой он даже присутствовал на праздновании годовщины. Драко раз за разом надевал парадную мантию вместо того, чтобы провести ночь в своей квартире, открывая для себя многочисленные чудеса маггловских фильмов. Ему было скучно и немного беспокойно на праздновании, и если бы не Гарри Поттер, Драко давно бы покинул его. После войны между двумя бывшими врагами завязалась почти-что-дружба. Драко столкнулся с гриффиндорцем в первый же день работы: на следующий день после того, как сдал экзамены. Гарри только что закончил обучение в Аврорате и в своём интервью для Ведьмополитена смело заявил, что готов приступить к поимке Пожирателей Смерти, но в то утро Драко Малфой столкнулся с непривычным для него Гарри Поттером. А именно с паникующей его версией.***
4 сентября 1998 года. — Оставьте сдачу себе, — сказал он пожилой женщине из маггловского магазина, купив чашку кофе. Она кивнула и мило улыбнулась, но у неё не хватало переднего зуба, и у Драко резко появилось желание уйти. Вежливо кивнув, он повернулся и заметил бледного и застывшего Поттера, сидящего за одним из столиков. Было очевидно, что Чудо-мальчик нервничает. С тех пор как закончилась война, он видел Поттера раза три. Как Малфой заметил, лицо Гарри всегда облегченно светлело, когда его спрашивали, как он чувствует себя после победы над самим Тёмным Лордом. И такой же облегченный взгляд был у Драко, когда Волан-де-Морт упал на землю мёртвым. И вместо того, чтобы спокойно уйти, Драко всё же подошёл к столику и поздоровался: — Поттер. Гарри впился глазами в Драко, а голос его был холоден и резок: — Малфой. Вероятно, у Поттера не хватило выдержки, чтобы добавить злобы в голос. — Хорошая погода, не правда ли? — Драко всегда трудно давалось вести светские беседы. Он никогда не относился к тем людям, кто болтает без умолку. Он бил ниже пояса и всё время отступал, прежде чем человек успевал прийти в себя и что-то сказать или сделать. Это был его метод выживания, особенно в те дни, когда никто не хотел с ним общаться из-за грехов Драко и его семьи. Гарри странно посмотрел на него. — Да, наверное. — Первый день в качестве аврора? — хуже светского разговора, чем сейчас, у Малфоя ещё не было. — Да. — Нервничаешь? Спустя некоторое время он признался: — Да, ужасно. Драко ехидно ухмыльнулся. — Кто бы мог подумать, что великий Гарри Поттер будет нервничать по такому незначительному поводу, как первый рабочий день? — Ты всё ещё высокомерный болван, — Гарри нахмурился. — Некоторые вещи в жизни не меняются. — Верно. — Но иногда, — Драко отхлебнул кофе, — некоторые вещи меняются… у тебя нет причин нервничать, Поттер. — И почему же? — в голосе зазвучали обиженные нотки. — Борьба с несколькими тёмными волшебниками, бегающим по миру без своего любимого хозяина, это ничто по сравнению с битвой и одержанной победой над воплощением всего зла. Гарри Поттер молчал несколько мгновений, прежде чем снова заговорил: — Ты прав, Малфой. — Я знаю.***
Когда Драко застал Поттера в таком состоянии, первое его желание было посмеяться над расстроенным героем, но война, смерть и год в присутствии самого страшного существа во вселенной немного смягчили его характер и в какой-то степени даже изменили его. Совсем немного. Но этого оказалось достаточно, чтобы он подсел к паникующему старому врагу и предложил ему кофе. И Драко не знал, почему он решил остаться даже после того, как Поттер успокоился, и почему начал с ним разговаривать, а также смеяться над его шутками и историями из курса авроров. Но Драко и правда сделал всё это. Гарри оказался не таким, как он думал в детстве, а скромным и в целом порядочным человеком. И когда через полчаса они разошлись, всё же небольшое понимание было достигнуто между ними: Гарри и Драко договорились встретиться в небольшом ресторанчике, который они оба знали в маггловском Лондоне, чтобы поужинать и рассказать о своих первых рабочих днях. Это стало началом странного общения, почти-что-дружбы. Вечеринка была в самом разгаре, когда Гарри нашел Драко в его любимом месте…***
2 мая 1999 года. — Дуешься в углу, Малфой? Я думал, ты выше этого. — Я не дуюсь, Поттер, — возмущенно возразил он, глядя на своего почти-что-друга, — я просто любуюсь атмосферой… из угла. Мне казалось, ты будешь слишком занят тем, что Кингсли и всё чёртово Министерство будут целовать тебе задницу, чтобы заметить такого обычного человека, как я. Удивительно, что никто ещё не пытался целовать твои туфли. Прежде чем Гарри пристроился на свободное место рядом с Драко, у него вырвалось шутливое фырканье: — На твоем месте я не стал бы так сразу утверждать этот факт, ведь почти двадцать семь домовых эльфов попытались сделать это, как только я вошёл. Довольно неловко. Рон был… — А, как поживает Уизел? — ни для кого не было секретом, что несмотря на почти дружеские отношения между Драко и Гарри, Рональд Уизли не являлся членом клуба поклонников Драко Малфоя. И только благодаря Гарри они удерживались от избиения друг друга до крови. Если не обращать внимания на тот факт, что Драко по-прежнему называл Рона Уизелом, это было нормой в их почти-что-дружбе. Гарри в свою очередь никогда не обижался и не защищал честь своего лучшего друга, потому что Малфой просто был самим собой. Всё это казалось довольно бессмысленным, ведь Рон по-прежнему обращался к Драко «хорёк». — Рон в восторге… — Гарри ухмыльнулся, — Он сделает предложение Гермионе сегодня вечером. Светлая бровь взметнулась в насмешливом удивлении при упоминании о другом его почти-друге. Их почти-что-дружба началась через двадцать семь дней после того, как они с Гарри начали встречаться за ужином после работы в маггловском Лондоне. Она присоединилась к ним в пятницу, после тяжелого утра на занятиях в маггловском университете и долгого дня в волшебной юридической фирме, где она работала научным сотрудником. Грейнджер пришла в своём полосатом деловом костюме цвета морской волны. Гермиона Грейнджер, как он убедился после девяти минут в её присутствии, не была похожа ни на одну женщину, которую он когда-либо встречал в своей жизни. Драко убедился в этом, когда она без остановки рассказывала об интересной информации в области магии, которую, казалось, понимал только он, и о своих занятиях в университете, которые мог понять только Гарри. Хотя она и могла быть немного раздражающей и настоящей занудой, он находил её необыкновенно приятной в отличие от избалованных, глупых ведьм, с которыми он сталкивался всю свою жизнь. Она была настоящей… и весьма впечатляющей. Драко быстро понял, что Гермиона была не просто самой умной ведьмой их возраста и героем войны. Она была заядлой вегетарианкой, филантропом, гуманистом; Грейнджер часто ходила на митинги за соблюдение мира в маггловском Лондоне, занималась волонтёрской работой по выходным, кормила голодных и подрабатывала в приютах для бездомных. И, конечно, она всё еще интересовалась равенством домовых эльфов. Каждый день с восходом солнца она занималась йогой. А однажды, когда ей было десять лет, Гермиона на неделю поселилась в палатке на ореховом дереве, чтобы предотвратить его вырубку. Это дерево до сих пор стоит на своём месте. Не говоря уже о том, что она училась в Оксфорде и получила двойную специализацию по политологии и истории. Ей это было необходимо для работы в лондонской юридической фирме, сотрудничающей как с маггловскими, так и с магическими клиентами. Они бы приняли её на работу и без дополнительного образования, но она настаивала на том, что должна быть разносторонне образована. Гермиона, несомненно, представляла собой силу, с которой приходилось считаться. Драко удивлялся, как, чёрт возьми, она оказалась с таким олухом, как Уизли. Всё время он работал со своим братом Джорджем, разрабатывая новые продукты для «Всевозможных волшебных вредилок», пока не начались соревнования по квиддичу. Всё, чего хотел Уизли, — остепениться, жениться и стать рабочим человеком, в то время как его жена будет заниматься детьми. Гермиона Грейнджер была не из таких женщин; на самом деле, она чётко дала понять, что не надеется осесть и стать хорошей женой в ближайшем будущем. Драко же втайне надеялся, что она никогда не согласится на такую жизнь, это было бы всё равно, что подрезать крылья орлу. Она была достойна лучшего, чем быть просто женой и инкубатором для отпрысков Уизли. При этой мысли Драко усмехнулся и покачал головой. — Я бы с большим удовольствием поприсутствовал на этом предложении. Зелёные глаза Гарри, полные любопытства, взглянули на Малфоя. — Что ты хочешь этим сказать? — О, не бери в голову, ерунда.***
Спустя годы, думая об этом, он и не ожидал, что его желание будет исполнено, но, видимо, у судьбы были другие планы. Планировав нанести визит в Мэнор и собираясь проработать все эти выходные, чтобы максимально использовать своё свободное время, Малфой выскользнул из бального зала за пятнадцать минут до начала торжественных речей с целью забрать свою работу из крохотного кабинета. На тот момент он занимался исследованием старого заклинания памяти, которое было незначительным, обратимым и не разрушало разум человека после многократного применения. Обширная библиотека Мэнора была идеальным местом для поиска книг о неиспользованных заклинаниях, проклятиях и чарах. Миновав несколько поворотов в пустых коридорах Министерства, он остановился перед очередным проходом, когда неожиданно послышались голоса. 2 мая 1999 года. — Большое спасибо за предложение, но нет, — раздался лишённый эмоций ответ из-за угла. Драко сразу узнал этот голос и мысленно порадовался тому, что стал свидетелем этой сцены. Когда Уизел не достигал своей цели, это всегда радовало Малфоя. Он осторожно сделал несколько шагов, стараясь, чтобы его не поймали с поличным. Он не мог пропустить такое событие и проклинал себя за то, что не захватил с собой попкорн — это точно будет захватывающий триллер. — Нет? — донёсся до него возмущенный и пронзительный ответ, граничащий с гневом. И он тоже знал этот голос; усмешка исказила его черты. — Мой ответ — нет, — спокойно заявила она. — Гермиона… это всё, что ты можешь сказать? Нет? Драко закатил глаза. — Что ещё можно сказать, Рональд? Ты предложил мне выйти за тебя замуж, я отказалась. Всё очень просто, видишь ли. Драко изо всех сил старался не рассмеяться над её язвительным ответом. Это была типичная Гермиона. — Н-но почему нет? — Рон заикался. Драко не мог видеть лица Уизела, но знал, что оно было близко к ярко-красному цвету, а сам он дрожал от злости. — Я уже не раз говорила тебе, что не готова к браку, не сейчас, и уж точно не в течение ещё долгого времени, — в её тоне он отчётливо уловил непреклонность и уверенность в своём решении. — Я тебе прямо сказала, что не готова отказываться от карьеры ради детей, я даже не уверена, хочу ли я их вообще… и после всего этого у тебя хватает наглости делать мне предложение… а потом у тебя хватает наглости выглядеть удивлённым и рассерженным моим отказом. Неужели ты всерьёз думал, что я передумаю? — Я думал, ты меня любишь, — послышалось небольшое копошение. — Я и люблю. — Так выходи за меня замуж. — Нет. — Значит, ты меня не любишь? — Я же сказала, что люблю, Рональд. — Тогда соглашайся на моё предложение. — Нет, — произнесла она несколько раздраженно, — я не собираюсь выходить за тебя замуж. Мне нет и двадцати, ради всего святого! Я не только слишком молода, чтобы быть женой, но и слишком занята. Я не похожа на тебя, Рональд, я слишком многого желаю, перед тем как выйти замуж. Я очень хочу построить карьеру, я хочу жить и путешествовать по миру, хочу, чтобы меня знали не как ходячую энциклопедию Гарри Поттера, а как Гермиону Грейнджер. Но, Рон, я не получу этого, если выйду за тебя замуж прямо сейчас. — Это нечестно… — О? Нечестно? — теперь она была в ярости. — Рон, как только я выйду за тебя замуж, ты захочешь ребёнка… как только у нас будет ребёнок, ты захочешь ещё одного. И в одно мгновение я окажусь занята детьми, а ты будешь носиться по всему миру, играть в квиддич и жить своими мечтами, а у меня не будет возможности жить своими. Вот, что несправедливо, Рональд. — Любовь — это жертвы, ты сама мне неоднократно говорила об этом. — И это правда, но единственный человек, который будет жертвовать чем-либо, это я, и это нечестно… — Я люблю тебя… и если ты любишь меня, Миона, ты пожертвуешь своими желаниями ради меня. Последнее чуть не заставило Драко резко выскочить из-за угла и хорошенько встряхнуть этого придурка. — Да как ты смеешь? Как ты смеешь использовать любовь против меня? — пронзительный и яростный голос Гермионы эхом разнёсся по голым стенам. — Если бы ты любил меня, Рональд, ты бы не просил меня пожертвовать собой ради твоих собственных желаний. Ты не просил бы меня отказаться от моих мечтаний и надежд ради тебя. Если бы ты любил меня, ты бы остался ждать, ты бы пожертвовал некоторыми желаниями ради меня. Любовь — это улица с двусторонним движением, отталкивание и притяжение… никто не должен отдавать больше, чем другой, а ты просишь меня отдать тебе всё, и я не могу! Я не могу! Я просто не могу! Драко понимал, что она плачет, это было чёртовски очевидно по её голосу. — У меня есть мечты! Я тоже человек, Рон! Я не какая-то вещь, которая будет просто заботиться обо всех твоих нуждах! Ты не можешь просить меня отказаться от всего этого ради тебя! Ты не можешь просить меня отказаться от моих стремлений в карьере ради твоего блага! — кричала Гермиона сквозь слёзы. — У тебя даже нет никакой карьеры, Миона! Пройдёт десять лет, прежде чем ты её сделаешь! Как, по-твоему, я буду ждать тебя десяток лет? — Рон яростно кричал в ответ, возможно, прямо ей в лицо. — Ты всего лишь студентка и занимаешься исследованиями, подрабатывая за небольшие деньги. Как это может быть началом потрясающей карьеры? Это просто жалко, вот, что это такое. Ты тратишь своё время на глупые мелкие фантазии, нестоящие внимания. — Как ты только мог сказать, что любишь меня в одном предложении, и тут же заявить что-то подобное в следующем? — её голос задрожал, и она всхлипнула. В следующую минуту всё затихло. Драко слышал только звук её плача и своё тяжелое дыхание. Так было до тех пор, пока не стало ужасающе тихо, и Гермиона заговорила. Её голос был твёрдым, но в то же время мягким: — Ты прав. — Действительно? Он прав? — Да, ты был прав, но похоже, что нам обоим чего-то не хватает. — Что ты имеешь в виду? — В данный момент у меня нет карьеры… а ты… у тебя нет девушки. Рон мгновенно взорвался: — Что?! Поверить не могу… Драко посчитал, что сейчас самое подходящее время для торжественного выхода, и небрежно зашёл за угол, спрятав руки в карманы. Гермиона резко обернулась, а Рон уставился на Драко. Оба были шокированы его неожиданным вмешательством. Малфой взглянул на её обрадованное, но в тоже время полное слёз лицо и на сердитое выражение лица Рона, прежде чем спросить до тошноты спокойным голосом: — Здесь всё в порядке? — Всё в полном порядке, Малфой, проваливай, — отмахнулся Рон. — У нас тут разговор. — О, нет, это не так, — твёрдо ответила Гермиона, — разговор окончен, Рон, прощай. И она изящно покинула зал. Рон бросился в противоположном направлении, больно задев Драко плечом. Малфой подумал о том, чтобы ударить этого гада, но вместо этого он дождался, пока тот свернёт за угол, откуда он первоначально и вышел, и направился вслед за брюнеткой. Вскоре Драко нашел её сидящей на краю Фонтана Магического Братства и со слезами на глазах. Она плакала. Когда он остановился перед ней, Гермиона подняла на него глаза, слёзы градом катились по её щекам. — Я знаю, что ты всё слышал. Он не стал спрашивать, откуда она узнала, решив, что был неосторожен. — Да, и Рон эгоистичный придурок, он не достоин тебя. Ты правильно поступила, что отказала ему. На лице девушки промелькнула едва заметная ухмылка. Драко осознал, что это была едва ли не самая приятная вещь, которую он когда-либо говорил ей в открытую. От этой мысли ему стало немного не по себе. Поэтому он сменил тему и сказал: — Через несколько минут начнут зачитывать речи. — Я не хочу туда возвращаться. Он подал руку своей почти-что-подруге, и она приняла её, позволив Драко поднять её на ноги. — Теперь мы вдвоём… Куда бы ты хотела пойти? — Куда угодно, но только не сюда.***
Вспоминая ту ночь многие годы спустя, Драко пришёл к выводу, что жизнь, какой он её представлял, закончилась. Наступили перемены, и, хотя они не были какими-то кардинальными или явно заметными, ничто уже не было прежним. Он просто был уверен, что в ту ночь ему следовало уйти от Гермионы. Это в конечном итоге спасло бы его. Будь Драко в здравом уме, он бы выслушал её доводы против брака и зафиксировал их в своём сознании. Будь Драко благоразумен, он бы ушёл, оставив её плакать там, перед фонтаном. Руководствуйся он логикой, не стал бы аппарировать в парк, расположенный вниз по улице от его квартиры, где они сидели на детских качелях и разговаривали. До тех пор, пока охрана парка не заставила их уйти. Воспользуйся он чем-нибудь другим, точно не разрешил бы ей спать в своей постели, пока сам расположился на диване. Его постельное бельё пропахло её запахом, японскими цветами, и даже после повторной стирки он всё равно чувствовал их. В конце концов Драко просто купил новый комплект постельного белья. В последующие месяцы после неожиданного расставания Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли, обернувшегося громким скандалом на мир волшебников, почти-что-дружба между ней и Драко постепенно расцвела и переросла в настоящую. С Гермионой Грейнджер дружба, как выяснилось, была совсем другой. Не такой, как с Гарри. С ним их почти-что-дружба обычно оканчивалась на ежедневных ужинах и паре шуток… С Гермионой же всё зашло гораздо дальше. Драко не знал, как она находила время на маленькие посиделки при таком напряженном графике, но его постоянно стали приглашать на совместные вечера игр и кино с Гарри и Джинни — двумя людьми, которых он вполне мог терпеть. Гермиона познакомила его с такими маггловскими видами спорта, как боулинг, лыжи и гольф, в которых он поначалу был просто ужасен. Она брала его в кино и смеялась над его увлечением всем сразу, ведь именно это напоминало ей её первое появление в Косом переулке. Несклонный постоянно принимать от человека что-либо, Драко стал отвечать ей тем же. Он отвел её на выставку волшебного искусства, которую она хотела посетить, но не могла приобрести билеты. Драко также оплатил услуги инструктора по полётам, проводивший уроки для Гермионы в течение шести недель. И, как оказалось, наблюдая за их полётами в Хогвартсе, у неё ещё тогда возникло небольшое желание попробовать что-то новое. Однажды вечером они сидели и разговаривали на качелях в Бессемерском парке, где всё и началось. 1 декабря 1999 года. Открыв дверь одним субботним, и, главное, ранним утром, первым делом она сказала: — Ну конечно, ты же не всерьёз собираешься носить вот это… — жестом Гермиона указала на его блестящую чёрную мантию. После её наглого подъёма в пять утра Драко уже пребывал в плохом настроении и пожалел, что вообще проявил небольшой интерес к её волонтёрской работе. Ведь теперь он должен был помочь в строительстве домов для фонда «Гуманный дом». Он окинул взглядом её обычный внешний вид — джинсы, спортивные туфли и тёмно-синий оксфордский свитер. Её кудрявые волосы были собраны в хвост, а на голове красовалась простая синяя бейсболка. Ему тут же стало неловко за свой выбор одежды. — Я не знал, что ещё надеть, — пробормотал Драко. С усмешкой она потянула его за руку в свою квартиру. — Я уверена, что ты сможешь надеть что-нибудь из вещей Гарри. Малфой приподнял бровь, и ухмылка украсила его бледные черты. — У тебя в квартире есть одежда Поттера? Естественно, она проигнорировала его наглый и явно двусмысленный тон. — У меня в квартире есть одежда каждого, они все гостили здесь по несколько раз, — надменно подчеркнула Гермиона. На кончике его языка уже вертелся вопрос: «И Уизли тоже?», но Малфой не стал озвучивать его. Драко прекрасно понимал, что, несмотря на их тяжелый разрыв, он всё ещё оставался для неё дорогим человеком. Каждый разговор об Уизли давался ей тяжело. Гермиона успешно сохраняла спокойствие, но он знал, что ей было больно видеть, как он на её глазах бесстыдно и нарочно увивается за женщинами. Она призналась в этом, когда они гуляли в Бессемерском парке. На самом деле, эти разговоры слегка раздражали, но кроме него ей не с кем было поговорить. А Драко прекрасно понимал это. Джинни была сестрой Уизли, а Гарри — лучшим другом, и они оба пытались уговорить Гермиону наладить отношения и прекратить эти глупости. Она же заявила, что не собиралась мириться или соглашаться на его глупые требования. Кроме того, чем больше он демонстрировал свою незрелость, тем меньше она хотела прекратить ссору и тем меньше она его любила и уважала. В глубине души Драко полагал, что поначалу она могла быть более снисходительной, если бы слова Уизли не задели её гордость. Прежде всего, Гермиона Грейнджер была самодовольной женщиной. Это было одним из тех качеств, которые нравились ему в ней больше всего, и одним из многих их общих черт. И сейчас эта знающая себе цену женщина охотилась за парой джинсов в безупречно убранном шкафу для гостей, выполняющий роль весьма неплохого бюро находок, набитого рубашками, брюками и даже обувью. Очень скоро он был соответствующим образом одет в джинсы Гарри, одну из великоватых ей оксфордских рубашек, а его обувь превратилась в кроссовки. Драко почувствовал себя крайне нелепо и уже собирался сказать ей об этом, но фраза Гермионы, прозвучавшая как только он вошёл в кухню, заставила его замолчать: — Ты выглядишь как маггл. Очевидно, это был комплимент.***
В последующие месяцы их дружба продолжала крепнуть, и Драко обнаружил, что они были во многом похожи (даже больше, чем он хотел думать): они оба были умными и упрямыми, серьёзными, любили читать и проводить исследования, могли часами сидеть перед телевизором и просто обожали кино. Драко и Гермиона не переносили глупости людей и могли с профессиональной лёгкостью вывести друг друга из себя. Ей достаточно было упомянуть о его старом чистокровном мышлении и его отце, и он впадал в ярость, а Драко несколькими меткими замечаниями мог довести её до слёз. Каждая черта их характеров, соединённая вместе, стала идеальным компонентом нестабильной, но крепкой дружбы, из которой он вынес уроки о необходимости извиняться и понял значение верности. Время шло, и Драко, никогда в жизни не хранивший верность никому, кроме своей семьи, обнаружил, что его преданностью полностью и безоговорочно завладела Гермиона Грейнджер. И вот он провёл с ней несколько суббот в качестве волонтёра, позволил ей запереться в его кабинете, в то время как никому из её друзей не было дела до того, что у неё важный экзамен. Как ни странно, но Драко даже разрешил ей потащить его в её любимый вегетарианский ресторан, где он держал себя в руках. Конечно, после того как проводил Гермиону до дома, он решил угоститься сочным бифштексом Ти-Бон, но это было не так важно. По пути Гермиона продолжала болтать о трудностях бытия домового эльфа, несмотря на то, что эта тема ему до смерти надоела. Малфой считал, так и поступают настоящие друзья. Годы спустя, размышляя об этом, он осознал, что именно она разрушила привычные ему границы и заняла своё место в его жизни. А он даже и не заметил этого. Ему непременно следовало оставить её у фонтана, но сейчас Драко прекрасно понимал, что пропасть, куда он попал в тот момент, была чертовски глубока. Оттуда не выбраться, даже если пытаться. 20 октября, 2000 года. — Что за ужасный день, — Драко взглянул на небольшое поле на расстоянии около трёх миль от Норы, в котором, вероятно, воскресный обед проходил без них. Ответом ему было молчание. И сейчас они стояли и смотрели на небо, становившееся всё темнее и темнее. Ни разу в жизни Драко не думал, что сможет оказаться здесь, с ними, в качестве приглашённого гостя. Но пока что всё это походило на чёртову катастрофу. Рон, как обычно, повёл себя по-свински и попытался проклясть его, едва они с Гарри переступили порог дома. Его остановило хорошо нацеленное обезоруживающее заклинание, вылетевшее из палочки Гермионы и послужившее началом раздора в Золотом Трио. Рон ставил им в вину дружбу с Пожирателем смерти, а в ответ Поттер яростно защищал Малфоя. У Драко не нашлось слов, и всё, что ему оставалось, это дальше следить за происходящим, но, что действительно потрясло его, так это преданная ему Гермиона: «Он не больший Пожиратель смерти, чем я!» Ссора продолжалась. Драко и остальные Уизли лишь беспомощно смотрели на происходящее, и он не собирался вмешиваться до тех пор, пока Рон с усмешкой не назвал Гермиону заносчивой, бездушной, самодовольной сукой. Но Уизли даже не стал задумываться о том, насколько нелепо прозвучало его оскорбление. Однако в следующее мгновение рыжий уже лежал на земле. Он уставился на Драко, толкнувшего его на пол, широкими, полными ярости глазами. Но, прежде чем Драко успел выхватить свою палочку и проклясть его до оцепенения, Гермиона схватила его за руку и потянула обратно на улицу, где они недавно гуляли. У них было ещё одно общее увлечение — гулять, находясь в состоянии ярости. После почти двух лет работы, когда его оставили без повышения на должность главного исследователя, он двадцать семь раз обошёл дорожки в Бессемерском парке, а она лишь тихо шла рядом. Когда Гермиона получила свою первую четвёрку с плюсом за работу по теории политического анализа, она пробежала без остановки двадцать три минуты, и он от неё не отставал. Это была обыденность, которая их устраивала. Как только гнев исчезал, они говорили обо всём, кроме того, что, в первую очередь, их злило. Это действовало довольно успокаивающе. Но в тот день он с самого начала не был зол (а скорее счастлив, что толкнул этого придурка… и сожалел, что не успел его проклясть), поэтому казалось уместным то, что он заговорил первым. Но Драко совершенно не ожидал, что в конце концов услышит тихое: «Я даже была рада в тот момент», — от невысокой девушки рядом с ним. — И поэтому ты остановила меня? — Да. — Пожалуй, у каждого нас есть свои причуды, — Драко лениво пожал плечами. Она бросила взгляд на Драко и спросила: — А у тебя какие? — Кроме того, что я очень красив? — он сверкнул своей фирменной самодовольной ухмылкой. На её губах заиграла лёгкая улыбка, его непоколебимое высокомерие всегда вызывало у неё приятный смех. Драко было легко, приятно и практически… интимно находиться рядом с ней, в открытом поле, с грохочущим небом и дуновением ветра. Ей нравился запах природы, а ему нравилось, как пахнет она. — Не стоит забывать и о том, что я совершенно неотразим, — усмехнулся он. Драко любил шутить с ней. Ни с кем другим он этого не делал. В конце концов, ему нужно было соответствовать своему имиджу, а ей хорошо удавалось хранить секреты. Гермиона не смогла сдержать смех: — Я догадывалась обо всем этом. И неужели это всё? — Ты правда хочешь знать, Грейнджер? Она пожала плечами: — Если ты не будешь против. —Ты ведь не шпионка, правда? Раздался небольшой смешок: — А если бы была? — Для получения такой информации тебе пришлось бы пытать меня. Гермиона легко стукнула его по руке. Драко издал странный звук, похожий на смесь крика и вдоха. Он сверкнул глазами. — Не могу поверить, что ты это сделала. Ты могла оставить синяк на моей безупречной коже. Гермиона лишь передернула плечами. — Я подумала, что если я не могу поставить огромный синяк на твоем эго, я могу оставить его на твоём теле… кроме того, ты сам сказал, что тебя придется помучить. Я решила попробовать, как оказалось, это не так уж и сложно. Не удивительно, что из тебя получился такой ужасный Пожиратель Смерти. Это, а также отсутствие тяги к их делу. Он покачал головой в ответ на её рассуждения и надолго замолчал, глядя на всё ещё темнеющее небо. Она действительно была права: он был никудышным Пожирателем Смерти как раз по этим причинам. Он вырос с верой в то, что чистокровные — это верхушка общества, а все остальные — отбросы, и всё же все они верно последовали за полукровкой. Это не поддавалось никакой логике. К тому же, как только произошел несчастный случай на шестом курсе, ему стало наплевать на «их дело», он просто хотел дожить до своего следующего дня рождения. Наконец, Драко покачал головой и пробормотал: — У меня аллергия на помидоры. — Правда? — Гермиона была весьма удивлена. — Да, у меня начинается ужасная сыпь, которая не проходит неделями. — Значит, ни пиццы, ни кетчупа, ни пасты… как ты умудряешься жить? — Ты не можешь тосковать по тому, чего никогда не пробовал. — Ты ведь даже не представляешь, чего лишаешься. Драко выпустил глубокий вздох, словно только что приоткрыл самый большой секрет в своей жизни: — Ох, я так рад, что освободился от этого груза. — Я уверена, это тяготило тебя годами, — ответ прозвучал сухо, но в её глазах плясали веселые искорки. — Ты даже не представляешь, как. Гермиона усмехнулась.***
Драко не стал бы утверждать, что именно в тот день он влюбился. В лучшем случае это было бы нелепым и даже слащавым, но этот день определённо послужил небольшим толчком… Только тогда Драко ещё не осознавал, что искра вспыхнула уже давно. А понял, когда стало слишком поздно, когда почувствовал чёртово огненное пламя внутри себя. Однако он уже забежал вперёд: ещё одна его характерная черта. Со временем он научился читать Гермиону. Проведя достаточно времени рядом с ней, Драко стал замечать всякие мелочи. Малфой подметил, что когда она бывала скрытной, то всегда краснела. А после того дня в поле он заметил, что Грейнджер часто краснела, когда они были вдвоём. Если ей было не по себе, она бледнела. Один раз Гермиона настолько побледнела, узнав о помолвке Рона с Лавандой Браун на Рождество, что выглядела почти что прозрачной. Тем не менее, она сохранила самообладание и спокойствие, поздравив молодожёнов с помолвкой, поболтав о свадебных планах и поинтересовавшись датой праздника, чтобы успеть взять выходной. Все боялись, что она сорвётся, но она поразила всех, даже Рона. Но один лишь Драко знал, что она мгновенно развалилась на кусочки, стоило им добраться до Бессемерского парка шесть часов спустя. Малфой был тем, кто целый час обнимал её, пока она плакала у него на груди. Он до сих пор не мог избавиться от запаха японских цветов на своей одежде. Когда Гермиона сердилась, она делала множество вещей, начиная от неконтролируемой стихийной магии (только в момент наибольшей агрессии) и заканчивая простым хмурым взглядом. Через три дня он получил возможность наблюдать за происходящим в первых рядах, когда она натравила канареек на Рона. Уизли спросил, не случилось ли так, что причина, по которой она не расстроилась из-за его помолвки, крылась только в том, что Гермиона стала «собственностью Драко Малфоя». Драко же сразу купил Омут Памяти и часто погружался в это воспоминание, когда становилось уж слишком скучно и хотелось посмеяться от души. Он знал, что в моменты страха, она всегда показывала удивительную храбрость. Однажды поздно вечером, возвращаясь домой после занятий в библиотеке, её чуть не ограбили на крыльце дома, и ей пришлось применить к грабителю заклинание. Гермиона сохраняла невозмутимое спокойствие, в то время как Гарри и Джинни перепугались. Тем не менее, Драко знал, что она больше никогда не ходила в библиотеку по ночам и в течение недели жила в его квартире. Всё это время Гермиона изучала, какие новые защитные заклинания поставить на квартиру, прежде чем смогла бы почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы ночевать дома. В первую ночь он, нехотя, ночевал в гостевой комнате. Она поблагодарила его, приготовив пиццу без помидоров. Если ей было весело, она смеялась и танцевала, изображая те несколько минут, что он провёл в облике хорька, к его большому сожалению. Один раз Драко попытался показать, как наколдовал её растущие зубы, но ей не очень понравилось. Когда Грейнджер была искренней, она пристально вглядывалась в его глаза, словно умоляя поверить в её честность. Беспокоившись, она часто дёргала себя за волосы, а когда глубоко задумывалась, прикусывала нижнюю губу. Драко может бесконечно рассказывать до самого Рождества обо всём, что он знал о Гермионе Грейнджер. По мере того, как она менялась и взрослела, он обнаружил, что и сам менялся из-за постоянного нахождения вблизи неё. Но только при Гермионе он проявлял более тихую, спокойную, глубокую и сдержанную часть своей личности; ту самую часть, которую она неосознанно пробуждала. Благодаря ей он захотел стать лучше, и он стал таким. 6 Апреля, 2001 года. — Ради Мерлина, Грейнджер, — раздраженно крикнул он из её спальни, — ты собираешься выходить или планируешь утопиться в этой чёртовой ванне? Настал день свадьбы Уизли с Лавандой Браун, и Драко исполнял роль «плюс один» для Гермионы, поскольку та нуждалась в поддержке, чтобы пережить этот день. А этот мерзкий рыжий ублюдок даже не потрудился пригласить его — не то чтобы Малфой ожидал приглашения, но это было весьма некрасиво со стороны Уизли. Тем не менее, Драко всё же хотел занять удобные и хорошие места на этом свадебном крушении, не состоявшемся два дня назад из-за ссор жениха и невесты. Он лишь надеялся, что так и будет, и дверь в ванную распахнулась, и Драко увидел её каблуки гораздо раньше, чем её саму. Стоило ему это сделать, он едва не свалился с ног. Гермиона вышла в потрясающем лазурном платье без бретелек длиной до колена, плотно облегавшем её сверху и слегка развевающимся внизу при каждом шаге. Её волосы спадали идеальными локонами, едва касаясь плеч. Всё в ней, вплоть до веснушек на плечах, было совершенно изумительным. К собственному ужасу он осознал, что она выглядела потрясающе каждый день. Шагая, Гермиона о чем-то болтала, и Драко сумел только несколько раз хмыкнуть. Впервые он увидел в ней женщину, нечто иное, нежели слегка неуклюжую Грейнджер — нечто иное, чем просто одного из его лучших друзей. И, не признаваясь себе в этом, Драко Малфой был до смерти напуган. — Малфой, ты готов? Прекратив витать в облаках, Драко заметил Гермиону, стоящую прямо перед ним. Она была слишком близко. Малфой увидел небольшое количество косметики на её лице, прозрачный блеск на губах и — это было так же очевидно, как и полурастерянный взгляд её глаз, — она слегка загорела после небольших приключений на прошлой неделе. Даже если она была смущена, Грейнджер всё равно выглядела прекрасно. Что с ним было не так? Неужели ему понравилась Гермиона? — Малфой? — он едва не подпрыгнул, почувствовав прикосновение её руки к своей, когда она переплела их пальцы. Гермиона всегда была такой тактильной и чувствительной, даже с Гарри, хотя теперь, когда он встречался с Джинни, это было не так заметно. Она слегка сжала его руку. Всегда ли её руки были такими тёплыми? Всегда ли они дрожали в его руках? Всегда ли её прикосновения посылали ударную волну по его телу? Всегда ли он чувствовал смущение и растерянность, когда она была так близко? Его сердце всегда бешено колотилось? Всегда ли он хотел до потери сознания целовать её? Она всегда так пахла? Её глаза всегда были такими яркими? Аромат японских цветов всегда был таким пьянящим? Ему всегда нравилось видеть её улыбку? Она коснулась его щеки, на лице читалась обеспокоенность. Это дало ответы на все интересующие его вопросы. Да. — Малфой? Драко? Ты в порядке? Ты выглядишь немного бледнее — ну, бледнее, чем обычно. Это мгновенно вывело его из оцепенения. Драко бросил на неё короткий взгляд и, не думая, протянул руку и заправил несколько выбившихся локонов ей за ухо. На мгновение её глаза закрылись, словно она погрузилась в свои собственные фантазии, но затем быстро открылись, и Гермиона улыбнулась. Мерлин, она была прекрасна. Мерлин, она потрясающе пахла. Мерлин, она ему понравилась. — Да, я уже готов. Кстати, ты вылитая маггла. Улыбаясь, она поняла, что он имел в виду, хотя это и осталось непроизнесенным, и аппарировала к нужному месту. При всём этом она не выпускала его руку, и главной душевной мукой этого дня была одна мысль: он и не хотел, чтобы она отпускала её. Ни жених, ни невеста не показывались. И во время «торжественного приёма», где они вместе танцевали, а Гермиона увлечённо болтала о своих занятиях, Драко успевал вникать в каждое её слово. Всякий раз, когда заканчивала играть песня, он придумывал глупые отговорки, чтобы продолжить танцевать (позже он будет корить себя за это, но сейчас ему было всё равно), а она улыбалась и соглашалась. После третьего танца подряд Гермиона даже не попыталась отстраниться от него, пока не вмешался Гарри. Глядя, как она и Поттер танцуют какой-то нелепый быстрый танец, Драко понял, что ему на самом деле нет никакого дела до неудач Уизли. И тихо признаваясь самому себе, Малфой был рад несостоявшейся свадьбе Уизли и Грейнджер. — Драко? — тихо спросила Гермиона несколько часов спустя, пока они сидели в том самом поле, в их поле, в трёх милях от Норы. Она сняла туфли и наколдовала большое одеяло, на которое они с лёгкостью улеглись. Драко глядел на небо и пытался заглушить чувства, которые испытывал к женщине, чья голова покоилась на его груди и чьи руки обнимали его. Он старался не обращать внимания на то, как комфортно ему было рядом с ней и насколько естественно и обычно это ощущалось. — Хм? Повисла небольшая пауза: — Я… я…ладно, ничего. Драко не мог прогнать с себя аромат японских цветов, но в этот раз он и не пытался.***
Неудавшаяся свадьба Уизли стала точкой невозврата в новой жизни Драко Малфоя, полной тягостных открытий и пугающих новых чувств. К этому времени искра, загоревшаяся в предыдущем году, уже приятно пламенела в его груди. Она не была таким пылающим огнём, каким стала годы спустя, но и не была полностью погашена, несмотря на отсутствие попыток. В то время он больше, чем когда-либо, жалел, что не оставил её у фонтана, где всё и началось. До того, как она стала ему слишком дорога. Как никогда раньше, Драко был в замешательстве. Разумеется, он не мог встречаться с Гермионой, не было никакой уверенности, что она видит в нём больше, чем Малфоя — друга и помощника. Так что он поступил так, как поступил бы любой уважающий себя мужчина — оттолкнул её. В течение шести изнурительных месяцев он соблюдал дистанцию, притворяясь уставшим. Если она хотела провести с ним время, то он всегда был слишком занят, даже когда она звала его в кино. Драко делал всё, что угодно, лишь бы держаться от Гермионы подальше. Он заблокировал для неё каминную сеть, держался отчуждённо и отстранённо во время их телефонных разговоров, тем самым заставляя её быстрее прекращать их слишком неловкую беседу. Драко избегал Гарри и Джинни в страхе, что Гермиона будет там, и совсем перестал появляться на ужинах Уизли. Поттер был в бешенстве от его плохого отношения к Гермионе и колотил в дверь, пока под прицелом палочки не добился его объяснений. Выслушав, он понимающе кивнул и ушёл. Никто из них больше не заговаривал о том случае. Но даже по истечении многих лет на лице Гарри появлялась раздражающая улыбка при каждой их встрече, говорящая «я знаю твои секреты». У Джинни, к его ужасу, тоже. Драко притворялся, что ему всё равно, о чём идёт речь. В то время Драко так отчаянно пытался вычеркнуть Гермиону Грейнджер из своей жизни, что стал прибегать к свиданиям с женщинами, совершенно на неё не похожими, но быстро обнаружил, что его не интересует просто красивое личико. Теперь его привлекала не только физическая красота. Обниматься с другой было как-то неправильно, они просто не подходили друг другу. Каждое свидание оставляло желать лучшего, и через пару месяцев он прекратил ничтожные попытки. А когда Гермиона всё же заходила к нему, он, не в силах отказать ей, садился на самое дальнее от неё место и просто молчал. От неё всё ещё пахло японскими цветами, и это было одновременно пьяняще и мучительно. Ему хотелось наброситься на неё каждый раз, когда этот запах одурманивал его разум и чувства. После третьей ночи полного игнорирования она ушла, не попрощавшись, и больше не вернулась. Малфой думал, что испытает облегчение, избавившись от неё после двух месяцев попыток, но это было далеко не так. И чем сильнее он противился своим чувствам к ней, тем быстрее разгорался огонь и тем больше он распространялся. Это походило на смертоносный лесной пожар или что-то в этом роде. Огонь всё разгорался и разгорался, не желая останавливаться. Чем больше он отталкивал её, тем больше хотел. Это была одна из самых страшных пыток, которые он когда-либо испытывал. Драко плохо спал в течение тех месяцев. Она постоянно снилась ему. Иногда сны содержали сексуальный подтекст, когда-то истощали грусть, но в основном ему снилась Гермиона, смотрящая на него искренними глазами, молящими объяснить, в чём же она провинилась. Ворочаться в постели вошло в привычку, поскольку Драко часто придавал большое значение снам. За два года их дружбы он так привык к её причудам, привычкам и её присутствию в своей жизни. К её звонкам, будившим его, к волонтёрской работе с ней, к походам в кино, на которых они сидели рядом, и тому, что Гермиона постоянно пыталась украсть его попкорн. Даже когда ей казалось, что Малфой не замечал этого. Он привык к её паршивым вегетарианским ресторанам и её борьбе против всего, что не являлось правильным или справедливым в мире. Драко отлично знал её расписание и привык к тому, что в четверг вечером она всегда готовилась к тестам, проходившим в пятницу утром. И по этой причине Малфой никогда не звонил ей в эти дни. Он привык, что в перерывах между занятиями и работой она забегала к нему в кабинет с обедом, чтобы просто поздороваться. И когда её не было рядом, он чувствовал себя странно, по-другому — словно чего-то не хватало в его жизни. После трёх месяцев тотального игнорирования он подумал о том, чтобы написать ей и извиниться, не давая практически никаких объяснений. Если бы потребовалось, он начал бы добиваться прощения любыми методами. Через четыре месяца он подумывал о том, чтобы позвонить ей, лишь бы услышать, как она кричит на него. По истечении пяти месяцев Малфой задумался о том, чтобы постучать в дверь её квартиры, просто чтобы увидеть её. А спустя шесть месяцев он чуть не выдрал себе волосы от отчаяния. Необходимо было остановить это безумие, но она, как обычно, опередила его. 14 сентября 2001 года. Если бы он не был окончательно и бесповоротно измотан отсутствием сна в ту пятничную ночь, он бы сначала спросил, кто решил его потревожить, прежде чем распахнул дверь, и взял бы с собой палочку. Если бы Драко и вправду думал головой, то не стал бы открывать дверь. Но, увы, он ничего из этого не сделал, и на его пороге стояла взбешённая Гермиона Грейнджер. И Драко удивился отсутствию канареек, пытавшихся заклевать его. — Я требую объяснений, Малфой, — пылко начала она, ворвавшись в его квартиру и хлопнув за собой дверью. Несмотря на разницу в росте — она была ниже его на полфута — Гермиона выдержала его взгляд и эмоционально продолжила. — Если мне придётся заколдовывать твоё тело конечность за конечностью, пока от тебя не останется только голова, я всё равно добьюсь нужных мне ответов сегодня вечером, я обещаю. И Гермиона расположилась на диване и почти не двигалась, время от времени постукивая ногой. Измученный Драко Малфой сел в кресло в другом конце комнаты, всё ещё не в состоянии мыслить здраво, когда от неё так пахло японскими цветами. А он, чёрт возьми, определённо не хотел признаваться ей в этом. Следующие слова Гермионы звучали как приказ: — Говори. Прошедшие годы и её дружба изменили его, но он был, есть и навсегда останется Драко Малфоем, и ни для кого он не собирался становиться дрессированной собачкой. Он не собирался уговаривать, уступать или прогибаться под неё, и чем скорее она поймёт, что он совсем не такой, как тот Уизел, тем лучше. — Нет, — последовал его суровый и холодный ответ. Драко почувствовал небольшое покалывание в груди, и мгновенно это подожгло и растоптало всё его самообладание. — Какого черта ты это сделала? — рявкнул он и вскочил со стула. Не успев опомниться, он уже шёл к ней через всю комнату, что совсем не входило в его планы. Гермиона моментально вскочила со своего места, ничуть не испугавшись его грозного вида: — О, извини, я не знала, что ты потерял слух по дороге. Прости меня. Я повторюсь, хотя и ненавижу это делать. Я прямо и без намёков сказала, что прибегну к проклятию частей твоего тела, пока не получу ответы! Он ощутил лёгкое головокружение от японских цветов и вскрикнул в разочаровании: — Ты так и не задала ни одного чёртова вопроса, Грейнджер! Она резко толкнула его в грудь, но он не оступился: — Что я сделала, Малфой? Что случилось? Какого дьявола ты игнорируешь меня? Почему, чёрт возьми, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как мы вместе смотрели кино или даже обедали? Он молча скрестил руки на груди и отвёл взгляд от её лица, выражающего немую мольбу: — Это тебя не касается. Второе такое заклинание обожгло сильнее, но не больнее, чем чёртов лесной пожар в его груди, вместивший в себя весь гнев. Драко чуть не накинулся на неё, как маггл, и ему пришлось быстро убедить себя, что нельзя бросаться на женщин, какими бы невыносимыми они ни были. Неважно, как они пахнут… неважно, насколько они обворожительны… неважно… о, вот опять. Она требовательно произнесла: — Отвечай! — Убирайся вон из моей квартиры! — Я не уйду! — Я вызову полицию! — Звони! Давай! Я дам тебе номер и всё остальное! — воскликнула Гермиона, снова толкнув его. — Но сперва ты должен дойти до телефона, — она жестом указала на телефон в другом конце комнаты, почти зловеще усмехаясь и угрожающе вертя в руках свою палочку. Он посчитал её чрезвычайно привлекательной, когда она злобно усмехнулась. Чёрт бы побрал эту женщину. — Убирайся, — прорычал он. — Нет. Будь проклята эта настырная, невыносимая, красивая женщина. — А тебе какое дело до этого, Грейнджер? В голосе её зазвучало отчаяние: — Я сидела и долго думала об этом, и я не знаю, что я такого сделала. Я просто хочу вернуть своего друга, я просто хочу знать, чем вызвала твою ненависть, — она опустила глаза в пол, а её плечи затряслись. О, Мерлин, она плакала. Слёзы были ещё одной его слабостью, о которой он не знал до этого момента. Драко больше всего на свете ненавидел видеть её слезы. Он оглядывался по сторонам в течение целой минуты, прежде чем глубоко вздохнул и пробормотал: — Грейнджер, я не ненавижу тебя. Она резко подняла опущенную голову, и в её глазах он вновь увидел слёзы. Гермиона снова толкнула его, на этот раз сильнее: — Скажи мне, как… В этот раз, как только она прикоснулась к нему, что-то в его голове перевернулось и резко щёлкнуло. Он не мог больше этого вынести. С низким рычанием, он схватил её за руки и притянул к себе; его глаза пристально вглядывались в её лицо. Жар, который он чувствовал, обжигал. Он проник в голову, отключил и сдавил всё вокруг. Не было ни выхода, ни спасения. Драко не мог мыслить здраво, жар бешено разливался по венам, покалывая кончики пальцев. Это было странное ощущение, но не плохое. Он вполне мог жить с этим. А потом он накрыл её губы своими. Сначала он поцеловал её с такой силой и страстью, что был уверен, что на их губах останутся синяки. Драко был напуган… не то чтобы он когда-нибудь признался бы в этом. Он боялся чувств, которые испытывал к ней, себя, её реакции и всех тех незначительных моментов, которые привели их к этому мгновению. Но всё это развеялось, как только Гермиона отстранилась, тяжело дыша. Она взглянула на него, усмехнулась припухшими губами и снова притянула к себе.***
Драко сравнил свои отношения с Гермионой с детской маггловской сказкой о маленьком паровозике, который всё смог, — они вместе прошли через очень многое в течение первого года. Первое — это смерть его матери через две недели после того, как они начали встречаться. Драко знал, что она была больна, несмотря на то, что никогда не признавалась в этом. Но он думал, что у него ещё осталось время. Время, чтобы восстановить их испорченные отношения; время, чтобы сказать ей, как Драко сожалеет; время, чтобы узнать её получше, и время, чтобы она увидела его таким, каким он стал. Вскоре Малфой убедился, что смерть никого никогда не ждёт. Эта утрата пошатнула весь его привычный мир. А после её громких, широко освещённых похорон, на которых присутствовал почти весь мир, Гарри и Гермионе потребовалось четыре дня, чтобы вытащить его из своей комнаты, пока он горевал в одиночестве. Но если Гарри каждый вечер возвращался домой, то Гермиона упорно оставалась в гостиной, возможно, читая, если не пыталась утешить его через толстые стены поместья. 30 сентября 2001 года. — Луна однажды сказала мне, что вещи, которые мы любим, всегда имеют свойство возвращаться к нам… — Если ты думаешь, что я уйду, то тебя ждёт разочарование. Я буду сидеть здесь, пока ты не откроешь дверь… — Драко, пожалуйста, открой дверь, я просто хочу помочь… — Я уверена, что твоя мама не хотела бы, чтобы ты отгораживался от мира… — Она любила тебя, Драко. Нарцисса не хотела бы видеть тебя несчастным… — Если ты боишься остаться один, то такого точно не будет. Я с тобой. Я никуда не уйду… Ночью, через четыре дня, он открыл дверь. Как и ожидалось, он застал её спящей на стопке учебников, рядом с закрытым ноутбуком. С грустной ухмылкой Драко поднял спящую девушку с пола, отнёс в свою кровать и заснул, зная, что всё это время она была рядом с ним. От такого осознания ему стало немного легче.***
Второе — тупица Рональд Уизли, узнавший о них по колдографиям с похорон его матери. На них Гермиона держала его за руку и стояла рядом с ним, облачённая в чёрную одежду, как подобает хорошей девушке. Он появился в её квартире через два дня после того, как Драко вернулся к своим обычным делам, разъярённый и кричащий, указывая пальцем и бросаясь обвинениями. Но Малфой не нашёл в себе силы спорить. Он слишком устал и всё ещё не отошёл от горя, и просто безучастно сидел на диване, пока она разрывала Рональда на куски. 2 октября 2001 года. — Если ты думаешь, что можешь просто так заявиться сюда и думать, что я брошу Драко только потому, что ты пришёл с газетной вырезкой, вопя, как проклятая банши, то у тебя должна быть совсем другая причина на это, Рональд! — Он недостаточно хорош для тебя! — И это буду решать я, как и в случае с тобой, — проворчала она, складывая руки. — Но это же Малфой… — Он сидит прямо здесь, перед тобой. Не говори о нём так, как будто его здесь нет! — Я… — Насколько я знаю, ты встречался или спал с Рейчел, но никак не со мной. Мы не вместе, мы не встречаемся уже более двух лет, и ты не имеешь права обсуждать и решать за меня, с кем я встречаюсь. Рон указал на Драко, тупо уставившегося на огонь. — Он ведь даже не вступился за тебя! Гермиона холодно усмехнулась: — Почему бы тебе не прочитать статью, брошенную мне в лицо? Его мама умерла, Рональд! Так что прости его за то, что он не вышвырнул тебя в окно просто за то, что ты находишься здесь. Прости его за то, что он не вёл себя как типичный Драко Малфой! При упоминании его имени Драко обернулся, и он не был уверен, знала ли она, что палочки у неё нет. Ведь Гермиона злобно направила на этого придурка покрытую сыром ложку, которой совсем недавно готовила лазанью без томатов. Это было даже забавно. — Так что оставь его в покое, или я прибью тебя этой ложкой! — Ты же не можешь всерьёз с ним встречаться, я в это не верю. — Беги, — она отмахнулась от него резким движением ложки. — Возвращайся к своей пассии, я всё сказала. Я действительно это сделала, и да, я серьёзно настроена встречаться с ним. И тебе, Рон, придется смириться с этим фактом, либо держаться подальше от меня. Защищая его честь, она выглядела настолько сексуально, что у Драко возникло желание наброситься на неё и целовать до потери сознания, как только она захлопнет за Уизли дверь… так он и сделал.***
Третье — это реакция волшебного мира и последовавший за этим небольшой скандал. Гарри, Джинни и все Уизли, за исключением одного, открыто поддержали их отношения. На любой вопрос они отвечали, что рады за новую пару, что Драко — прекрасный человек для неё и что они подходят друг другу. Но проблема заключалась в том, что окружающие не хотели принимать тот факт, что бывший Пожиратель смерти встречался с идеальной золотой девочкой волшебного мира. 6 ноября 2001 года. — Вы слишком хороши для него, — сказала менеджер ресторана однажды вечером, пока они спокойно ужинали. Она также спросила пару, не нужно ли им чего-нибудь ещё, лишь желая подслушать их разговор, подумал Драко и отрицательно покачал в ответ головой. Он ничуть не удивился, когда она это сказала; люди приставали к нему практически весь месяц. Драко Малфой был сыт по горло всем: он лишился матери, он всё ещё пытался уладить дела с наследством и привыкнуть к тёте и младшему кузену, удачно забывшим о прошлом и вернувшимся в его жизнь после стольких лет разлуки. Не говоря уже о том, что люди постоянно донимали его по поводу отношений с Гермионой. Они не могли даже спокойно поесть. — А вам стоит заняться своими делами, прежде чем ими займусь я, — твёрдо сказала Гермиона. Для него было совершенно очевидно, что никто не мог указывать Гермионе Грейнджер, что ей делать. И ему следовало это тоже запомнить. — Ну, — женщина выглядела оскорбленной, — вы… — Закончишь это чёртово предложение, — злобно прорычал он. — И я не только лишу тебя работы, но и закрою этот богом забытый ресторан так быстро, что у тебя голова пойдёт кругом, — Драко бросил ещё один неприятный взгляд на ужаснувшегося менеджера и посмотрел через стол на свою девушку с широко раскрытыми глазами, выглядевшую весьма впечатлённой. — Пойдём и потратим мои галеоны в более достойном месте, чем эта помойка. Драко помог Гермионе надеть пальто и удостоверился, что все пуговицы застегнуты, а волосы распущены и изящно лежат на плечах. Он взял её за руку, повернулся к менеджеру с отвисшей челюстью и прошипел: — Утром вы получите весточку от моего адвоката. Через месяц ресторан закрылся. Никто больше не связывался с Драко Малфоем.***
Четвёртым, что произошло в их первый год, была жизнь. В течение нескольких месяцев его жизнь превратилась из тихой в весьма беспокойную. В конце концов его повысили до главного исследователя, в связи с чем Драко приходилось находиться в офисе больше, чем хотелось бы. Кроме того, он всё ещё занимался оформлением наследства матери и решал, хочет ли он оставить себе поместье; его тётя была немного навязчивой после их примирения, Гарри и Джинни поженились, и у него появилась Гермиона. Грейнджер, как обычно, носилась по дому, словно безумная, и всё равно находила время, чтобы увидеться с ним, даже если он не делал того же. Драко и не подозревал, что воспринимал её как должное, пока она чуть не бросила его. 27 марта 2002 года. — Проклятье, Гермиона! Открой эту чёртову дверь! Они ругались без остановки уже несколько недель, и он уже порядком вымотался. Ссориться с ней было все равно, что ссориться с ребёнком: никаких ударов не следовало, но всегда были истерики, всегда были минуты молчания, и всегда в процессе ссор они хлопали дверьми. И чаще всего были слёзы с её стороны. А он по-прежнему ненавидел её слезы. — Уходи, Драко! — Я выломаю эту чёртову дверь! — Мне нужно побыть одной! Он действовал наперекор здравому смыслу, не в состоянии подавить своё раздражение от всей этой ситуации. Драко закатил глаза. — Нет, не нужно, ты должна поговорить со мной о том, что, чёрт возьми, с тобой не так. — Что, чёрт возьми, со мной не так? — Гневно воскликнула она и распахнула дверь. — Что, чёрт возьми, со мной не так? — её лицо было красным от слёз и гнева. Тогда она влепила ему сильную пощёчину. — Я была добра к тебе, а ты даже не смог по достоинству оценить это. Чтобы найти тебя, я должна была бегать и искать тебя везде… Лицо Драко исказилось. — Чёрт, я занят, Гермиона. Тогда она снова ударила его, на этот раз сильнее; он слегка пошатнулся. — А ты думаешь, я нет? Он был в паре секунд от того, чтобы ударить её; но вместо этого он поймал Гермиону за руки, чтобы та не ударила его снова, ведь он не знал, сможет ли выдержать ещё один удар без ответной реакции. — Ты знала, что, когда я согласился на эту работу… — И дело не в твоей чёртовой работе! — Гермиона сопротивлялась. — Дело в нас с тобой; мы распадаемся. — Нет, не распадаемся. Мы всё ещё здесь. — Я не пробуду с тобой долго, если ты будешь продолжать воспринимать меня как должное. Я захожу к тебе на работу, а ты отмахиваешься от меня и говоришь, что слишком занят. Я тороплюсь после работы, чтобы приготовить тебе ужин, а ты приходишь домой на несколько часов позже. Я предлагаю пойти куда-нибудь с Гарри и Джинни или даже просто со мной, а ты всегда слишком устаёшь. Ты уже несколько недель не целовал меня, ты почти месяц не обнимал меня, и я устала от того, что я всегда занимаю последнее место в твоём списке дел. Я устала, — сказала она, и слёзы покатились по её щекам. В его голове пронеслись все те моменты, о которых она упомянула. Он и правда отверг её, он отказал ей, он не прикасался к ней, и он был виновен во всем, в чём она его упрекала. Драко почувствовал себя полнейшим кретином из-за того, как он с ней обошёлся. У него и в мыслях не было ставить Гермиону на последнее место. — Ты не хочешь больше быть со мной? — Гермиона фыркнула. — Просто скажи это, и я уйду. Я уйду и не буду тратить твоё время. Он горячо поцеловал её, надеясь, что она почувствует его извинения, ведь, в конце концов, поступки говорят громче слов. В ту ночь они в первый раз занялись любовью; это было медленно и растянуто, и он не торопился, извиняясь каждым прикосновением и каждой лаской. И пока они, обнажённые, наслаждались небольшим послевкусием после секса, она прошептала Драко на ухо, что простила его. Вот такой она была: всепрощающей. Драко не был уверен, заслуживал ли он её, но теперь он нисколько не жалел, что пошёл за ней к тому самому фонтану почти три года назад. Проснувшись на следующее утро от запаха японских цветов и её улыбающегося лица, Драко тихо подумал: «Я бы точно смог к этому привыкнуть». И пока он смотрел на её обнаженную фигуру, когда она соскользнула с кровати и направилась в ванную, чтобы принять душ, он почувствовал, как внутри него что-то переключилось. Когда Гермиона выглянула из-за двери и попросила составить ей компанию с весёлой ухмылкой на лице, он в мгновение ока оказался в ванной. — Хочешь знать, как я поняла, что это ты был за углом в ту ночь, когда я рассталась с Роном? — спросила она, прижимаясь к нему в постели. Разумеется, он не ответил, потому что не понимал, хочет ли он знать. — Всё дело в твоём запахе. От тебя всегда пахло библиотекой и едва уловимым одеколоном. Я почувствовала его сразу, как только сказала «нет», и я знала, что ты там. Я собиралась бежать к тебе, даже если бы ты не появился из-за угла. После этого момента её слова звучали в его ушах минуты, часы, дни и даже годы. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула: — Ты пахнешь как моё любимое место в мире… ты пахнешь домом.***
И именно тогда Драко влюбился в Гермиону Грейнджер. Разумеется, в течение многих месяцев он и не знал о своих чувствах и, глядя в окно на падающий снег спустя годы, не мог понять, как мог не заметить этого. Может быть, это и хорошо, что Драко не осознавал этого; несомненно, это испортило бы медленное и комфортное развитие их отношений, потому что в какой-то момент они бы сорвались. Было бы неловко смотреть, как Гермиона стоит рядом с Джинни в красном платье в качестве подружки невесты, ведь Драко всё время думал бы о том, захочет ли она пойти по стопам подруги. Он надеялся, что её мнение не изменилось с тех пор, как ей сделали предложение в прошлый раз. И один Мерлин знал, что ни один из них не был готов к таким длительным отношениям. Драко был доволен тем, что встречается с ней, довольствовался пятничными вечерами на качелях в их парке, объятиями и занятиями любовью, тем, что учился быть хорошим парнем и лучшим мужчиной для себя и для неё. Драко с удовольствием удивлял Гермиону обедом после занятий и массировал ей спину после тяжелого дня; для него было достаточно того, что она больше никогда не ощущала себя как что-то само собой разумеющейся. Весь первый год их совместной жизни пролетел незаметно: несколько редких ссор, немного драмы, знакомство с её чрезмерно властными родителями, прошедшее нормально, и несколько десятков драк с Уизелом. Но Драко было плевать на её ревнивого бывшего. Да пошёл он. Выиграл тот, кто лучше, и ничто не могло повлиять на это. Но он знал, что ничего не остаётся неизменным вечно; это противоречило законам Вселенной. 13 мая 2003 года. Драко обхватил её сзади и положил руки ей на спину. Затем он широко расставил ноги и глубоко вошел в неё, не двигаясь, оставаясь на месте, и медленно, нежно приподнял, пока она не оказалась верхом на нём. — Гермиона, — произнес он хрипло, прижавшись лицом к ней. — Бери и делай всё, что хочешь. К счастью, её не потребовалось уговаривать. Поднявшись, Гермиона оперлась на его крепкие руки и опустилась на всю его длину. В таком положении проникновение было намного сильнее, глубже и чувственней для них обоих. Бери и делай всё, что хочешь. Дважды повторять не пришлось. Её кудрявые и вьющиеся волосы разметались вокруг них обоих, когда она резко двигалась на нём. Всё теперь сводилось к чистейшему импульсу, он прижимался плотью к её плоти, а её кожа терлась о его. Удовольствие и напряжение стремительно нарастали в них обоих. У Драко вырвался небольшой стон, хоть он и старался сдерживаться, когда Грейнджер настолько легко и удобно сидела на нём. Движения её бедер были настолько ловкими, что его шея вдруг выгнулась назад, как будто он сам предлагал ей себя. И она его принимала, посасывая его кожу своим жадным языком и обхватывая его за плечи и спину. Она опускалась снова и снова, безостановочно, со стоном ударяясь о его кожу, царапая его ногтями, причинявшими ему одновременно удовольствие и боль. От Драко не требовалось никаких усилий — всё делала она, безудержно набрасываясь на него и держась так же крепко. Ощущения от её близости были чертовски потрясающими. Запах японских цветов и секса был совершенно ошеломляющим. Её зубы клацали, словно она оказалась в метель посреди улицы без одежды, а он знал, что она близка к разрядке: перед тем как кончить, у Гермионы всегда стучали зубы. Однако она была упряма; как ни нужна была ей разрядка, она ждала его и всегда начинала замедлять темп. Она была слишком, чертовски учтива, чертовски мила. Грейнджер, как обычно, сначала думала обо всех других, а потом уже о себе. Драко хотел её в этом переубедить, хотя бы чуть-чуть. С тихим рыком он резко вошёл в неё, заставляя её рвано вдыхать воздух и смотреть на него затуманенными карими глазами. — Не выделывайся. Бери и делай всё, что хочешь, — снова твёрдо сказал ей Драко. Глаза девушки слегка сузились, однако она вновь вернулась к прежней скорости, и не успел он опомниться, как её зубы снова застучали. Взгляд карих глаз стал нерешительным; он не мог этого вынести. Не успела Гермиона запротестовать, как Драко протянул руку к ней и стал поглаживать её набухший клитор. Её стоны стали совсем отчаянными, она стала задыхаться и насаживаться на него короткими резкими толчками. Он не смог сдерживаться ни одной секунды дольше. Драко приподнялся вверх, когда она рухнула вниз, потерявшись в море оргазма, и он потерял себя вместе с ней. Только потом Драко понял, что Гермиона вцепилась в него до крови, но он уже был слишком доволен, чтобы беспокоиться об этом. Перевернув их так, что он оказался сверху, Малфой с ухмылкой посмотрел на её раскрасневшееся лицо, наклонился вперед и прошептал: — С успешным окончанием школы, диплом с отличием. Девушка усмехнулась, очень гордая собой и своими успехами: — Большое спасибо, но неужели тебе обязательно было начинать праздник со связывания меня выпускными лентами? Думаю, у меня будут следы от веревки. Высокомерная ухмылка Малфоя промелькнула на его лице. — Ты не жаловалась. Гермиона хихикнула: — А я когда-нибудь жаловалась? Поцеловав Грейнджер, Драко слегка качнул бёдрами; ему нравилось чувствовать, как он мягко входил в неё, и её тихие стоны. Девушка приподнялась и углубила поцелуй, прекратив его попытки вновь поцеловать её. Отстранившись, она начала разговор, изменивший всё на свете: — У меня есть вопрос. — Задавай. — Ты любишь меня? — Да, — и несмотря на то, что он был шокирован произнесённым, как будто это была самая очевидная вещь в этом мире, он знал, что это правда. Гермиона улыбнулась.***
После этой ночи всё постепенно пошло под откос. Тем летом Гермиона поступила в юридическую школу и устроилась на новую работу в компанию своей мечты в качестве секретаря, а его снова повысили до второго руководителя отдела исследований. Это были двое невероятно амбициозных и занятых людей, пытавшихся наладить отношения. На какое-то время, с большим трудом и стараниями с обеих сторон, это действительно принесло свои плоды. На втором году их отношений они всё ещё проходили через некоторые трудности. Она перебралась в его квартиру, и он избавился от половины своего шкафа. Гермиона не изводила Драко своими организационными навыками и не читала ему лекции об ужасах употребления мяса. В это время Малфой не швырял её проклятую кошку, когда та царапнула его за обнимания со своей хозяйкой на диване в ночь после её переезда. Они яростно спорили в тот год, не привыкнув жить под одной крышей. Как-то раз он пришёл пьяный домой после ссоры и сказал ей, что хочет, чтобы она ушла. Малфой скучал по одинокой жизни и хотел вернуть всё обратно. Стоит ли говорить, что Гермиона расстроилась и несколько дней жила с Гарри и Джинни, у которых только что родился ребёнок, Джеймс? Она была у них, пока он не усмирил свою гордость и не извинился. Они расставались несколько раз в том году, но это никогда не было их окончательным решением, потому что они любили друг друга. 29 июня 2004 года. — Почему ты вернулась? Гермиона поставила свой чемодан, проведя все выходные с Гарри и Джинни после очередной ссоры, закончившейся криками, хлопаньем дверьми и разбитой посудой. Даже сейчас Драко не был уверен, из-за чего именно она начала тот спор. — Может быть, я вернулась, потому что поняла, что была не права, — смело ответила девушка. Драко только фыркнул. — Может быть, — продолжала она, — может быть, я вернулась, потому что, я хотела бы приступить к созданию новых воспоминаний для хранения их в твоём Омуте Памяти: тех воспоминаний, которые происходили за пределами этой гостиной. Если ты не слишком сердишься на меня, — Гермиона медленно обняла его за спину, и он проклинал себя за то, что вдыхал её запах. Он проклинал себя за то, что соскучился по запаху японских цветов на их простынях. — Что скажешь, Драко? Он посмотрел на неё и сказал: — Возможно, я сейчас слишком устал, чтобы отвечать. Кивнув, она сказала: — Всё в порядке, у нас много времени. Думаю, мы будем делать всё шаг за шагом. С его губ сорвался небольшой вздох: — Я не уверен. — Ты был бы дураком, если бы так считал, но, как я уже сказала, у нас есть время. Полагаю, я уже достаточно хлопала дверями, чтобы этого хватило на некоторое время. Драко невесело усмехнулся: — Ты уже хлопнула достаточным количеством дверей для этой и следующей жизней. Думаю, мы оба. — Так давай начнём новую жизнь. Он закатил глаза. — С чего ты взяла, что у нас больше одной жизни? — Просто так, — улыбнулась Гермиона, и этого было достаточно, чтобы последняя капля его гнева испарилась. — Но у нас есть время, чтобы решить всё, верно? Разумеется, он дал ей немного самодовольный ответ. — Да, пока ты или я не решим, что пора захлопнуть ещё одну дверь. — Я думала, мы уже хлопнули многими дверьми. Он ничего не ответил. Она слегка сжала его, и он обнял её в ответ. — Мне жаль, Драко, ты же понимаешь, — прошептала Гермиона. — Мне тоже.***
В течение третьего года им было комфортно вместе. Он всё еще работал с ней в качестве волонтёра и жертвовал деньги в маггловские благотворительные организации, одобренные ею. Гермиона часто изображала «день, когда Драко превратился в хорька», на что он только хмурился. А Грейнджер злилась, когда Драко напоминал ей о том, как зубы Грейнджер выросли ниже подбородка. Они по-прежнему копались в Омуте Памяти и продолжали смеяться над некоторыми его воспоминаниями. Драко всё еще посещал ужины в Норе. И также Малфой усвоил, что дети бывают жуткими — а может, жутким был именно сын Гарри. В том году он даже немного научился терпеть Рона, но только после того, как тот начал встречаться со странной Полумной (после трёх неудачных помолвок, двух неудавшихся свадеб, двадцати четырех провальных отношений и одного переполоха по поводу беременности — к счастью для него оказавшейся ложной). Это был удачный год для них обоих. За двенадцать месяцев не было ни одного крика с битьём посуды — рекорд. 20 сентября 2005 года. — Когда же ты собираешься превратить мою маленькую девочку в порядочную женщину? — спросил отец Гермионы. Драко едва не подавился своим напитком. Они пришли на день рождения Гермионы, и до сих пор настроение за столом было в лучшем случае напряжённым, но он и не рассчитывал, что всё пройдет гладко. Помимо того, что её родители были крайне строгими, выбранные ими для ужина рестораны не совсем вписывались в диету Гермионы, запрещавшую употребление продуктов животного происхождения. И они обедали в ресторане, где подавали стейк. Очевидно, они старались предельно ясно донести до Гермионы, что им безразличен её образ жизни. Неудивительно, что отношения между его девушкой и её родителями были напряжёнными, но это было вызвано неизвестными ему причинами. Возможно, это как-то связано с последним годом второй войны и применением к ним Обливиэйта. Гермиона не подтверждала и не опровергала его предположения, и он не хотел давить на неё. — На самом деле мы ещё не обсуждали это, — Драко ответил честно. — Драко, — её мать наклонилась немного вперед, — что ты думаешь о браке? — Честно? Я совершенно ничего об этом не знаю, — он сделал глоток своего напитка, — брак моих родителей был заключен по расчету, и если бы не война в нашем мире, честно говоря, я и сам состоял бы в браке по расчету, — это была довольно пугающая мысль. — Это совсем другое дело. В каком возрасте ты думал жениться? Драко озадаченно посмотрел на женщину. — Есть ли какие-то временные рамки, вроде тех окон возможностей, которые закроются, если ты их упустишь? — Что ж, всегда есть соответствующий возраст. Это даст тебе достаточно времени, чтобы завести детей и… Он покраснел. — Дети? О нет, у меня не будет детей. Они грязные, вонючие, у них липкие пальцы, и я до сих пор не могу понять, почему их пальцы такие липкие. Они одержимы наклейками и ковырянием пальцами и другими ужасающими предметами в носу. Спасибо, нет, я воздержусь от этого до крайней необходимости. Впервые с тех пор, как они сели за стол, Гермиона рядом с ним захихикала. Её родители с ужасом посмотрели на них. Именинница, одетая в чудесное шёлковое изумрудное платье, подаренное ей несколько месяцев назад, но так и не надетое, не переставала хихикать несколько минут. Но Драко испытал некоторое облегчение; на её лице почти постоянно было хмурое выражение, и он не думал, что у него хватит сил стереть его потом в спальне. За пятнадцать минут до страшного разговора о браке ему пришлось останавливать Гермиону, чтобы та не пырнула отца ножом для мяса, когда он заказал для неё стейк «Ти-бон». Выйдя из-за стола, чтобы быстро подбодрить друг друга возле туалета, он пообещал ей умопомрачительный секс, если она будет хорошо себя вести. Когда же официант положил перед ней оскорбительный кусок мяса, Драко никогда в жизни не видел её в таком негодовании. Гермиона потеряла дар речи и задрожала, а он быстро отправил стейк обратно на кухню для обмена на салат, к которому она даже не притронулась. Было приятно видеть, как она смеётся. Драко надеялся, что это будет последний раз, когда ему придется лицезреть её родителей в течение ещё долгого времени.***
На четвёртом году отношений он был абсолютно уверен, что не захочет провести свою жизнь ни с кем другим. Она выпустилась из юридической школы и стала полноправным юристом в фирме своей мечты, а его повысили до руководителя отдела исследований после того, как его босс ушёл на пенсию. Впервые с тех пор, как они начали встречаться, у них наконец-то была возможность распоряжаться своим рабочим графиком. Правда, лишь частично, но этого было вполне достаточно. Они могли использовать свой график так, чтобы проводить больше времени вместе… ну, если они не находились в командировках. И всё же, в тот год они вошли в привычный ритм жизни; этот ритм, по словам Гарри, был похож на их с Джинни, с которой они были уже женаты. Это подбросило некую мысль в его голову, и впервые за четыре года он задумался о том, каково это — жениться на Гермионе. Сперва его это встревожило, поскольку он сразу же подумал о детях. Но когда Драко убрал детей и оставил только их двоих и Живоглота, находившегося с ним в более менее дружеских отношениях, всё стало казаться немного приятнее. Но это казалось не таким радостным, если учитывать их нынешнюю ситуацию. 2 мая 2006 года. Живоглот мурлыкал на кровати и смотрел, как Гермиона поправляет серебряный галстук Драко, идеально сочетающийся с её серебряным платьем. — Знаешь, я очень не люблю ходить на эти празднования годовщины второй войны, — угрюмо пробурчал он, нахмурившись. — Я иду туда только потому, что ты обещаешь секс, если я буду вести себя наилучшим образом и не стану преследовать любого придурка, который пялится на твою задницу. Ухмыльнувшись, она спросила: — И разве я не всегда выполняю свои обещания? — Всегда, — легкая усмешка появилась на его лице. Гермиона улыбнулась. — А сейчас идём, Гарри и Джинни ждут в гостиной вместе с Роном и Полумной. — она с любовью погладила мурлыкающего кота. — Пока, Живоглот, — а затем подошла к двери и крикнула, что они будут готовы через минуту. Рон ответил, что портключ активируется через пять минут. В этом году праздник должен был состояться в Хогвартсе. Кот уставился на него так, словно ждал, что Драко его погладит. — Даже не думай об этом, чёртов пушистый шарик. Живоглот мурлыкнул ещё тише. — Я не хочу потом обнаружить всю твою шерсть у меня на одежде. Прозвучало ещё одно низкое мурлыканье. — Хватит так мурлыкать! Живоглот снова сделал это. — Ради любви к… — Драко, прекрати спорить с Живоглотом и пойдём, — шутливо выругалась Гермиона. Он неловко погладил Живоглота по голове и вышел вслед за своей смеющейся девушкой.***
Однажды на пятом году отношений он проснулся утром и захотел перемен. И это вернуло Драко в настоящее время. Он уставился в окно и понял, что снег только усиливался, и не было никакой надежды, что он прекратится в ближайшее время. Драко был очень рад оказаться тут, внутри и в тепле. Будь Гермиона здесь, Драко гулял бы сейчас с ней в Бессемерском парке, и они кидались бы друг в друга снежками до синевы на губах. Но её здесь не было. Тяжело вздохнув, Драко отошёл от окна и долго смотрел на бархатную коробочку на кухонном столе, прежде чем открыл её. Сверкающий чистый бриллиант почти насмешливо уставился на него. На его взгляд, кольцо было удивительно простым: небольшой камень в платиновой оправе. Он знал, что она не любит вычурные украшения. И, заранее узнав её мнение по поводу колец, Малфой убедился, что Гермионе оно вполне пришлось по вкусу. Два месяца назад: 8 октября 2007 года — Выходи за меня замуж? Они оба собирали вещи. Он уезжал этой ночью в Каир, Египет, на длительную исследовательскую конференцию, а она уезжала следующим утром в Токио, Япония — всего лишь одна из многочисленных деловых поездок, в которых она побывала за последний год, с тех пор как начала работать в международном отделе фирмы. Девушка не пробыла дома и двух дней, прежде чем снова начала собирать вещи, но он не мог жаловаться, потому что тоже часто уезжал. Это предложение случайно сорвалось с его губ, пока он упаковывал дополнительные шорты и солнцезащитный крем по её совету. Всё резко погрузилось в тишину. Подняв голову, Драко посмотрел на свою девушку с широко раскрытыми глазами. — Это было неожиданно, — ответила она. — И что это за реакция? Она странно посмотрела на него и бросила несколько файлов в свой портфель: — О, ты не шутил? Глаза Драко сузились. — Когда именно я стал человеком, который шутит над предложениями руки и сердца? Гермиона фыркнула: — Никогда, но у тебя ведь даже нет кольца. — На самом деле, есть, — Малфой достал из кармана коробочку и протянул ей. Гермиона открыла бархатную коробочку и с минуту рассматривала её: — Прямо для меня: простое и элегантное. Мне нравится. — Может, ты ответишь на вопрос? — спросил Драко, стараясь скрыть свою нервозность. Девушка уселась на кровать, и он устроился вместе с ней, забросив упаковку и отложив любовные утехи на потом. — Я не знаю. — Я не прошу тебя выйти за меня замуж завтра, я не прошу тебя отказаться от своей мечты, я не прошу тебя оставаться дома и рожать детей. Я не прошу ничего из этого. Я даже не уверен, нужны ли они мне; у них липкие руки, — он имел в виду Джеймса, трёхлетнего сына Поттеров, который любил трогать своё лицо грязными руками, и он понятия не имел, почему они у него такие липкие. Это было совершенно отвратительно. Она усмехнулась: — Я знаю, что ты никогда бы так со мной не поступил, но это серьёзное решение, и мне нужно время, чтобы его обдумать. Драко вполне мог смириться с таким ответом, хотя его гордость задело, что она не согласилась сразу. Некоторое время они всё ещё молчали. — Ты меня любишь? — её голос был кроток и почти надломлен. Он знал, что вопрос имел двойной смысл, и посмотрел на свою девушку, в чьих глазах стояли слёзы. — Я не злюсь на тебя, и да, люблю, — они не были той парой, которая говорила: «Я люблю тебя, дорогая» или «О, я тоже тебя люблю». Они всегда произносили это в вопросительной форме. Драко не знал, почему или кто завел эту традицию после их первого раза, но ему было проще ответить на её вопрос, чем сказать «Я люблю тебя», чтобы это не звучало банально, и она, наверное, это знала. — Ты любишь меня? — Да.***
Это был последний раз, когда они по-настоящему разговаривали друг с другом. Он оставил её обнажённой и спящей после медленного и страстного занятия любовью, последнего перед Рождеством, после которого она должна была вернуться. Прошло почти двадцать четыре часа, прежде чем она позвонила ему из Токио, голос её звучал невнятно. Пытаясь перекричать посторонний шум, Гермиона лишь усилила головную боль Драко, поэтому он крикнул ей, чтобы она написала ему, и повесил трубку. И Грейнджер написала. Сова принесла её письмо поздно вечером. Оказывается, что у неё есть список плюсов и минусов брака, и пока что минусы побеждали. Он передал ей, что не собирался давить на неё и заставлять делать то, чего она не хотела. Тогда Гермиона спросила, почему Драко решил, что она не хотела выходить за него замуж. Он успешно напомнил ей о победе минусов и о том, что она не ответила «да» на его предложение. Это письмо положило начало шестинедельной перепалке, приведшей к последнему письму, сообщавшем, что она продлила свою командировку до конца января. Гермиона посчитала, что им обоим, очевидно, есть над чем подумать в их отношениях. Драко не знал, о чём, чёрт возьми, она говорит, но не стал писать ей в ответ, пытаясь выяснять это. Поэтому сейчас он был один в их квартире, где всё еще слабо пахло японскими цветами. Драко жалел обо всём написанном, что и заставило её держаться от него подальше. Малфой закрыл глаза и вдохнул аромат, который стал почти что синонимом Гермионы Грейнджер. Драко, наверное, должен был догадаться, что её подавленный страх перед браком станет проблемой. Он видел, что произошло между ней и Роном, хотя тот и оказался настоящим идиотом, пытаясь манипулировать её чувствами и ставя перед ней условия. Это был настоящий слизеринский поступок, и он мог бы сработать. Но к несчастью, он имел дело с очень гордым Гриффиндором. Существовали и более эффективные способы справиться с подобной ситуацией, и Драко не стал давить на неё и показал себя в лучшем свете. Он просто ждал. Гермиона испытывала постоянное давление. Её заставляли выйти замуж до тридцати лет, и он не понимал, почему. Родители давили на неё безжалостно, Уизли делали это тонко, Джинни делала это открыто, а теперь это делал и он. И Драко сожалел об этом. И как бы банально это ни звучало, он просто хотел вернуть. Несколько минут спустя он изумлённо покачал головой. Впервые за все пять лет их отношений он ощутил себя именно тем человеком, кому необходимо больше внимания. И это странное чувство заставило вздрогнуть его, как от холода. Драко хотелось злиться на неё за физическое расстояние, возникшее между ними за последний год. Он не мог не злиться на отсутствие с её стороны каких-либо попыток исправить их международный спор, потому что, чёрт возьми, он был прав. Малфой хотел злиться на её мобильный телефон за то, что он не работал в первую неделю её пребывания в Японии; и он хотел злиться на сообщения, которые она оставляла ему на автоответчике, когда её телефон работал. И он злился на себя за то, что не смог ответить на её звонок, даже если у Гермионы было достаточно времени только чтобы просто поздороваться. Он любил Гермиону больше, нежели себя, и ненавидел это. Потому что любить её в последние дни означало скучать по ней, а скучать по кому-то никогда не доставляло удовольствия. Конечно, он не мог сказать ей, что делал и то, и то. Ведь ему казалось, что тем самым он заставлял её оставаться в Британии, чего он не хотел делать, потому что там она жила своей мечтой и путешествовала по миру. Драко чувствовал себя довольно глупо из-за того, что иногда ему хотелось поехать с ней. И вот он уставился на телефон; он чуть было не дал себе пощёчину за своё юношеское, сентиментальное поведение. Прошло так много времени с тех пор, как всё было так сложно. До их межконтинентальной ссоры они были эмоционально ближе, чем когда-либо, и он никогда не скучал по ней так сильно, как в этот момент. Но тут раздался звонок. На мгновение он подумал, что у него галлюцинации… но звонок раздался вновь. Будучи в полной уверенности, что это Гарри или кто-то в этом роде, он ответил: — Алло? — Драко? Телефон жалобно трещал, на заднем плане шумел ветер, но он знал, что это она. Драко сел на диван, на его лице была глупая улыбка, но ему было все равно: — Гермиона? Он услышал её жалобный вздох и разговор с кем-то, кого он не мог слышать, прежде чем она вновь вернулась к нему: — Я знаю, что должна уже спать, но мне одиноко. — Веришь или нет, но мне тоже. — Правда? — Правда. — Драко? — Да? — Как ты думаешь, почему мы так долго не говорили обо всём? — Не уверен, что знаю. — Как погода дома? — Идёт снег. — О, Боже, меня нет там, чтобы надрать тебе задницу в бою снежками. Он фыркнул: — Я думаю, твои воспоминания о наших снежных боях немного искажены из-за всех снежков, которые попадали тебе в голову. — О, я вижу, ты приобрёл чувство юмора в моё отсутствие. — Возможно. Как погода в Токио? — Неплохо, но не очень комфортно, — неловко отмахнулась она. Если бы у него была хоть половина здравого смысла, он бы попросил её рассказать подробнее, потому что был уверен, что она лжёт. Возникла небольшая пауза, пока она говорила с кем-то, кого он не мог слышать. Когда она вернулась, то спросила невзначай: — Эй, ты помнишь то лето, которое мы провели в Португалии, и мы весь день пролежали на пляже? — Какой раз? День, когда я обгорел на солнце, или день, когда ты плакала над китом, выбросившимся на берег? — В первый. Даже не напоминай мне о втором, — Драко услышал, как она вздрогнула. — Я помню то время, — усмехнулся он, живо вспомнив тот момент. Она была похожа на ребёнка, подбежав к воде и сделав два шага, а после мигом убежав до пляжного полотенца, на котором он лежал в криках о том, что вода холодная. Он с радостью бросил её в океан и отнёс обратно, в их пляжный домик, где они занимались любовью во всех уголках дома. — Хорошие времена, ну, кроме ожога. Почему ты хотела, чтоб я вспомнил именно об этом? Она негромко хихикнула и мечтательно проговорила: — В моем воображении мы находимся там. Вместе. Наступила небольшая пауза. Он услышал лёгкое движение на фоне и решил, что она расхаживает по своему номеру. Её обычная склонность к скуке. В дверь постучали, и Драко мог убить того, кто стоял по ту сторону. Он заблокировал каминную сеть, потому что не хотел, чтобы кто-то его беспокоил. Драко раздражённо вздохнул: — Эй, секунду, я собираюсь избить того, кто стоит у нашей двери, — и положил трубку, не дослушав её ответа. Она, наверное, сказала бы ему, что насилие ничего не решало. Но в Слизерине всегда срабатывало. Драко ворчал всю дорогу до двери, размахивая палочкой. Однако, когда он наконец распахнул дверь, у него не было ни одного шанса вздохнуть. Всё, что он увидел, это вспышку света, а затем его заключили в крепкие объятия, странно пахнущие японскими цветами. Посмотрев вниз, он увидел вьющиеся каштановые волосы своей девушки, торчащие из-под бейсболки. Драко понял, что потерял дар речи по двум причинам: она вернулась, и её губы прильнули к его губам, страстно целуя его. — Гермиона? — сказал он, как только обрёл дар речи. Его слова насквозь были пропитаны недоверием. Драко почувствовал на себе взгляд карих глаз; она была раскрасневшейся и чертовски красивой, а улыбалась так широко, что он подумал, что её челюсть вот-вот треснет. — Ммм, сюрприз? — Что? Я думал, ты не вернёшься до конца января. Где твои чемоданы? Что… — он осмотрел её внешний вид: темно-синяя футболка с длинным рукавом «Я люблю Токио», джинсы и кроссовки. Драко тут же затащил Гермиону с холода в квартиру, захлопнув за ними дверь: — На тебе нет даже куртки! Что ты… — она прервала его долгим поцелуем, который мало чем его удовлетворил; нет, для этого потребуется много поцелуев и много секса. Он надеялся, что Гермиона чувствовала себя хорошо после смены часового пояса. Она отстранилась, её щеки мило раскраснелись. — Ты надолго? — спросил Драко почти что хрипло. Она не ответила ему; вместо этого Гермиона повела его к дивану. Он последовал за ней, потому что в глубине души Драко не верил, что она действительно была здесь, в их квартире. Он держал её за руку, и всё равно казалось, что Гермионы на самом деле там не было. Драко сел, и она уютно свернулась калачиком у него на коленях, спросив: — А где Живоглот? — На кровати, — он всегда спал там, когда её не было. Поначалу Драко сопротивлялся, но через некоторое время позволил маленькому меховому шарику занять своё место. Избалованный меховой комок. Гермиона над чем-то хихикнула и обхватила его руками. Не успел Малфой опомниться, как они уже страстно целовались; он даже не подумал прерывать поцелуй, пока не ощутил надобность в воздухе. Чёрт, как же он скучал по ней. Чёрт, он любил её. Чёрт… хотя он и хотел этого, он больше не стремился жениться на ней. — Скажи мне, — начал он, — скажи мне, сколько у нас времени? — Сколько ты хочешь? — Вечность, но я согласен на всё, что ты можешь дать. Забудь о предложении. Мы не обязаны жениться. — Да, вечность. Драко был ошеломлён: — Что? — Я потратила три дня, пытаясь получить новый портключ после того, как отложила свой предыдущий, а когда они не дали разрешения, я попыталась сделать его сама. Когда это не сработало, я решила сделать это по-маггловски и начала искать рейс, но в Лондон ничего не летало из-за ужасной бури. Поэтому я договорилась, что мои вещи отправят домой на следующей неделе, а затем я полетела из Токио на Гавайи, с Гавайев в Даллас, из Далласа в Нью-Йорк, а из Нью-Йорка в Париж. В Париже я арендовала машину и четыре часа ехала до места переправы. Я приземлилась в каком-то городе, в котором никогда в жизни не была, и на ней прямо в Лондон… хочу сказать, что я позвонила на работу и сказала, что если они ещё раз отправят меня куда-нибудь больше, чем на несколько дней, я уволюсь… о, и да. Драко моргнул, совершенно сбитый с толку и всё ещё ошеломленный её авантюрой, связанной с возвращением к нему: — Да? Что да? Она лишь улыбнулась: — Да. Теперь он начал расстраиваться: — Что, чёрт возьми, значит «да»? — Драко, я боюсь женитьбы; я всегда так много хотела сделать, и я боюсь, что проживу жизнь неполноценно, если упущу любую возможность. Я боюсь брака в целом, и я не думаю, что когда-нибудь преодолею этот страх… но как бы глупо и заезженно это ни звучало, и у меня кровь из ушей идёт, когда я думаю об этом, больше всего меня пугает жизнь без тебя. — Так что ты хочешь сказать? — он чуть наклонился вперед. Драко знал, что она хотела сказать, но ему хотелось услышать это из её собственных уст. — Я говорю, что да, я хочу быть твоей женой. Больше никаких слов и не было произнесено; они были ему не нужны. Он улыбнулся, поднял её с дивана, отнёс в спальню, выгнал кота и закрыл дверь. В конце концов, поступки говорят громче слов. Конец.