Зеркало

      Это была обычная ночь субботы в отеле «Трансильвания». В такие свободные от работы ночи двое закадычных друзей обычно смотрят вместе фильмы или играют в приставку. В этот раз был запланирован обкат новенького слэшера для Play Cemetery 4. Он был готов к запуску ещё полчаса назад, но один из игроков ушёл добывать еду.       — Агрх! Педро только за смертью посылать! — ворчал молодой монстр крупного телосложения. Его глаза скучающе и безжизненно уставились в яркий экран телевизора. Он сидел уже так долго, что, стоило ему ненадолго прикрыть веки, под ними всё равно оставался светлый отпечаток из опций меню. Звук игры был выключен, чтобы тяжёлый металл больше не высверливал мозг повторяющимися рифами. В комнате сохранялась полная тишина до тех пор, пока в дверь не постучали. Не лениво и глухо, как это сделал бы забинтованный толстяк с большой охапкой чипсов и буррито, а часто и звонко, словно кто-то искал укрытия в этом жилище. Кто-то с костяшками.       — Хэнк, ты здесь? Можно войти? — донёсся хорошо знакомый девичий голос, едва хозяин успел подняться с софы.       — А, входи, Мэвис! — обрадовался Хэнк и плюхнулся обратно на софу, которая истошно застонала под его весом. — Может, хоть ты со мной сыграешь? Педро слинял за едой и куда-то сгинул.       — Я бы с радостью, но мне самой нужно слинять поскорее, пока тётя Лидия не задушила меня работой в выходной, — тревожно ответила Мэвис и спешила пройти через комнату, чуть не подвернув ногу. — Копать-хоронить!       Хэнк собирался узнать, куда она рвёт когти, но стоило ему взглянуть на подругу, как вопрос тут же отпал сам собой. На ней было короткое красное платье, на руках красовались короткие кружевные перчатки. Вместо кед длинные ноги стояли на непривычном для них каблуке. В общем, боевая готовность к свиданию налицо.       — Ого… — вымолвил Хэнк, пару раз уронив веки, в попытке удостовериться, что он не испортил себе глаза перед телевизором, а то после вложения в приставку он уже никак не мог себе позволить новые.       — «Ого»? — переспросила Мэвис. — Это «ого, хорошо» или «ого, через чур»?       — «Ого» в смысле, я не ожидал… Тебе идёт, — Хэнк неловко улыбнулся и потёр затылок огромной рукой.       — Уф, спасибо. — Мэвис выдохнула с облегчением.       — Так… Ты зашла узнать моё мнение?       — Нет-нет, Хэнк, я не за этим, — поспешно ответила молодая вампирша и села на софу, но по сравнению с монстром Франкенштейна (или просто «франкенштейном», как прижилось в народе), не оказала на неё совершенно никакого давления. Покопавшись в сумочке, которая была у неё с собой, девушка достала два пластиковых тюбика.       — Можешь меня накрасить?       — Кто, я? — удивился Хэнк, отчего его зелёные глазищи расширились. — Ты шутишь? Попроси Венди!       Мэвис напомнила ему о том, что их подруга Венди — блоб, желеобразный монстр, который никак не сладит с косметикой, поскольку у неё совсем нет кожи. Также вампирша причитала о том, что ей пришлось сбежать из салона красоты ведьм, потому что туда заявилась Лидия, железная рука отеля «Трансильвания». Девушка уговаривала друга, сжимая рукав его футболки — старый ритуал, через который Хэнк проходил много раз.       Долго думать не пришлось. У Штейна был поразительно податливый характер, не соответствующий его внешнему виду и родовой репутации, хотя негласный долг семьи перед Дракулами тоже не помогал. Иногда Хэнк задавался вопросом, смог ли бы он отказать Мэвис хоть в чём-то, если бы их отцы не были друзьями до гроба, если бы он не знал её почти всю свою нежизнь и, если бы он научился цепляться за личные интересы чуть больше, чем за желание угодить окружающим? Хэнк не знал, но сейчас это было не важно, хотя бы потому что его интересы уже и так были отодвинуты на задний план его лучшим другом.       — Ох, ладно, Мэв. Я… Попробую.       Девушка благодарно распищалась, как летучая мышь, и вручила ему тюбики. Хэнк отложил на столик геймпад и тюбик поменьше, а в руках оставил тот, что был более длинным, но всё равно меньше его мизинца. После снятия колпачка обнаружилась щёточка.       — Это для ресниц, да? — на всякий случай уточнил Хэнк.       — Нет, для дымохода эльфа.       Оба разразились смехом от нелепой шутки, понятной только «своим». Мэвис, вытерла подступившие слёзы и выпрямилась перед Хэнком. Тот повернулся к ней всем телом, из-за чего софа издала ещё один короткий вопль. Вампирша даже почувствовала, как её качнуло на едва живых пружинах, замурованных в сидении. Хэнк осторожно потянул руку с кисточкой к глазу Мэвис, но вдруг тот захлопнулся. Хэнк запаниковал, но Мэвис быстро его успокоила, сказав, что моргнула машинально.       От таких резких перепадов настроения Хэнку всё меньше нравилась эта затея, но сдаваться почему-то не хотелось. Ему, как и остальным друзьям Мэвис Дракулы, часто приходилось помогать ей и решать её проблемы, но то же самое и она делала для них, какой бы трудной или странной порой ни была просьба. Конечно, бывало, что она подводила, не выполняла обещания или имела свои приоритеты, но никто не идеален. Мэвис всегда поражала своей находчивостью найти выход из трудной ситуации, которую она же и создала, или какой-нибудь необычный способ загладить свою вину. В любом случае, она никогда не сдавалась. Это Штейн хотел ненавидеть, но уважал в ней больше всего.       Чтобы хоть как-то добавить точности своим действиям, парень хотел приложить свободную руку к подбородку девушки, шёпотом приговаривая: «Так, ручонки, не подведите». Стоит оторвать конечности «франкенштейна» от туловища, так они начинают жить своей жизнью, однако Хэнк был уверен, что они и без этого тяжело поддаются контролю. Мэвис мысленно посмеялась над словом «ручонки»: «Говорит так, словно они крохотные, как у младенца, а ведь ручищи громадные, больше моей головы».       Ручища так и не решилась коснуться лица девушки, а лишь создавала иллюзию опоры. Хэнк пару раз провел смоляной щёточкой по ресницам, от чего те хлопали, будто крылья несчастного мотылька, угодившего в паучьи сети. Парень предупредил подругу, что может ненароком оставить её без глаза, если моргание не прекратится. Мэвис послушалась и решила сфокусировать взгляд на одной точке. Для этого она выбрала переносицу парня, изрезанную небольшим шрамом. Кажется, он появился совсем недавно.       — Хэнк, у тебя что, новый нос?       — А? Да так… Отцовский донашиваю. Мама настояла. Сказала, что мой уже совсем детский и не вписывается, — прерываясь после каждой фразы, объяснил Хэнк. Мэвис не могла получше рассмотреть его лицо, но всё же ответила:       — Думаю, тебе идёт. У тёти Нюси хороший вкус.       — Ну да, наверное, хех… — пробубнил Хэнк, то ли не согласный с утверждением о вкусах матери, то ли просто слишком увлечённый делом, чтобы ответить более убедительно.       Наступило молчание, и парня оно сильно напрягало. Голова быстро засорилась вопросами, которые казались ему нелепыми. Вскоре он не выдержал и, старательно скрывая интерес, решился задать самый злободневный из всех:       — Так кому же сегодня повезло?       — В смысле? — переспросила Мэвис. Она прекрасно поняла вопрос, но от чего-то такая формулировка застала её врасплох.       — Ну, с кем гуляешь? — перефразировал Хэнк.       — А, с Джеттом.       — Да ладно! С Джеттом Блэком? Серьёзно? — парень удивился, почти не скрывая недовольства.       — Да, а что? — Мэвис нахмурилась, насколько позволяла необходимость сохранять лицо каменным.       — Не пойми меня неправильно. Я тоже его фанат, ты же знаешь, но просто… Он же общается с тобой, только если ему нужна новая песня.       — Думаю, это потому, что раньше я сама с ним и двух слов связать не могла. Это в прошлом. С безмозглым фангёрлингом покончено, — ответила девушка как можно более непринуждённо.       Хэнк знал, что раз он не отец Мэвис, сам принц тьмы, и не её тётя, тёмная баронесса, значит на последнее слово можно было не рассчитывать, однако он общался с ней достаточно долго, чтобы научиться одному приёму. Штейн молча отклонился назад и уколол подругу скептическим взором, отчего та смутилась ещё больше.       — Я серьёзно! Изнывать по кумирам я больше не собираюсь, — попыталась отпарировать Мэвис, слегка покраснев.       — Он и без этого избалованный типчик. Может что-то выкинуть, — не унимался Хэнк.       — Спасибо за предостережение, пап, — съязвила Дракула, обнажая белоснежные клыки, на что Штейн закатил глаза, показав зелёные склеры.       — Ладно-ладно, не моё дело, — он пробурчал, признавая свою назойливость, на что Мэвис смягчилась:       — Да ладно, не дуйся. Ты закончил с тушью?       «Франкенштейн» задумчиво всмотрелся в глаза подруги. Ресницы определённо стали пышнее, а глаза… Бездонные сапфировые, как и всегда. Хэнк, кажется, впервые попал под гипнотический взгляд вампира, но вышел из транса по щелчку пальцев.       — Трансильвания вызывает Генри Норму Штейна! Приём!       — А! Да я думаю… Нормально, — Хэнк откликнулся, смущённый тем, что Мэвис пришлось вспомнить его полное имя. — Это ведь всё?       — Нет, ты ещё должен мне накрасить губы, НОРМАльно, — засмеялась Мэвис и передала ему со стола тюбик помады. Хоть у «франкенштейна» и нет крови, он начал заливаться краской, с ужасом представляя, как это будет выглядеть.       — Э-э-э, а это обязательно?       Мэвис состроила жалобную гримасу, которая безотказно работала против отца. Хэнку от неё стало не по себе. Когда при виде жуткого монстра у него внутри всё съёживалось, то такой страх был в порядке вещей, но когда же монстр настолько милый, что всё нутро переворачивается, это пугало совершенно иначе. Необычное чувство, а Хэнк до смерти боялся всего необычного, поэтому он вернулся к своей главной жизненной стратегии — идти по пути меньшего сопротивления.       Тяжело вздыхая, он открыл кроваво-красную помаду и выкрутил её, что было довольно трудно, учитывая размер его пальцев. Тем временем Мэвис убедилась, что её короткие угольно-чёрные волосы никак не помешают процедуре, и снова выпрямилась перед другом, слегка приоткрыв рот. Парень снова положил левую руку на воображаемую опору под подбородком девушки. Правую же охватил тремор. Младший Штейн застыл от страха, словно он держал огромный нож перед фарфоровым лицом подруги. С ресницами было намного проще, потому что отвлечённая болтовня хоть как-то расслабляла Хэнка, но сейчас Мэвис не сможет говорить, пока её макияж не будет завершён. Сама идея красить девушке губы в мёртвой тишине вызывала у Штейна сильный мандраж.       — Мэвис, не могла бы ты закрыть глаза? Это, типа, как-то неловко…       — Хорошо, без проблем! Кстати, вот… — Вампирша достала из сумочки маленькую упаковку салфеток и отдала их «франкенштейну», — Это сырые салфетки. Хорошо стирают эту помаду, так что не переживай, если сразу не получится. И да, можешь спокойно касаться моего лица, я не помнусь.       Девушка закрыла глаза и замолчала, снова оставив рот приоткрытым. Пару секунд спустя, она почувствовала лёгкое прикосновение к нижней челюсти. Настолько лёгкое, что она даже засомневалась, действительно ли она его чувствует. Далее последовало более явное и немного липкое прикосновение к губам. Помада начала ползать по нижней губе, оставляя за собой знакомое ощущение липковатого покрытия. Внезапно она дёрнулась и остановилась на краю рта.       — Ш-ш! Чёрт… — шёпотом чертыхнулся «визажист» и попытался исправить помарку салфеткой. Что-то похожее происходило несколько раз, и Мэвис не терпелось подглядеть. Хэнк находчиво придумал положить заранее заготовленную салфетку на мизинец правой руки, той же, что держала помаду. Так он сразу вытирал девушке рот мизинцем, когда ошибался. Другая рука действительно касалась её подбородка. «Легка, однако, хватка» — мысленно посмеялась девушка.       Приподняв веки, она снова обратила внимание на лицо Штейна, который был максимально сосредоточен. Редко его можно было видеть таким серьёзным и в то же время увлечённым, особенно в компании с Педро. С этой мумией либо дурачиться, либо страдать от головной боли, что тоже довольно часто мучило Штейна. Дракула всматривалась, проверяя по памяти каждый шрам на его лице, и будто пыталась узнать в нём друга детства. Может, это нос дяди Фрэнка сбивал с толку? Она глянула на веснушки. У вампиров принято считать их изъяном из-за ассоциации с людьми и солнцем, но дочь Дракулы имела уникальное мнение даже в этом вопросе. Для неё эти крошечные точки всегда были яркой и вполне симпатичной особенностью верного друга, которого она знала вот уже почти сотню лет. Так значит в этом всё дело? Во взрослении? Они ведь и вправду уже совсем «большие» дети. Казалось, ещё вчера им было по 37 и Мэвис спасала голову Хэнка от мелких гремлинов, которые пытались сделать из неё футбольный мяч. Теперь им по 117, и вот Хэнк помогает Мэвис готовиться к первому свиданию.       Пока Мэвис предавалась ностальгии, Хэнк думал только о настоящем, а именно о двух вещах: о том, как дьявольски красиво лежала помада на её губах, и о том, как он провалится сквозь землю, если вдруг его сосед решит ворваться в комнату в любую секунду: «Прошу, Педро, останься на пятый десерт у Квазимодо. Да хоть нажрись вусмерть — что угодно, только не заходи сюда! Не сейчас…» Поток мыслей Штейна прекратился, как только он заметил сапфировый взгляд, устремлённый на него. Внутри опять всё перевернулось.       — М-мэвис!       — Я-я знаю! Я хотела спросить… — Мэвис пыталась найти нужные слова, чтобы снять неловкость, и поняла, что пора закругляться. — Ты не закончил? Мне нельзя опаздывать.       Хэнк вдруг понял, что и правда закончил, но просто долго мусолил одно и то же место:       — А. Да. Да-да, я всё, — прерывисто ответил Хэнк, закрывая тюбик. Внезапно он почувствовал, как у него пересохло в горле.       Дракула аккуратно похлопала губами, распределяя излишки помады, после чего поблагодарила друга и расплылась в счастливой улыбке. Ей хотелось как обычно обнять его, но боялась ненароком размазать его труды, поэтому лишь благодарно положила руки ему на пальцы. Хэнк скромно пожал плечами, но быстро оживился:       — Джетту лучше бы сделать тебе достойный комплимент, иначе я за себя не отвечаю.       Парень в шутку нахмурился и засучил рукав. Девушка дружелюбно засмеялась, зная, что этот «громила» и мухи не обидит, а скорее даже наоборот.       — Ха-ха! Хорошо, это будет его первой проверкой.       Мэвис поднялась с софы, и Хэнк торопливо повторил за ней. Софа издала неприлично громкий скрежет облегчения, от чего ему снова сделалось неловко. Дракула подняла глаза на его смущённое лицо и попросила повернуть голову сначала одним боком, потом другим. «Франкенштейн» недоумевал, но продолжал подчиняться указаниям.       — Да, всё-таки тебе очень хорошо с этим носом, — объяснила вампирша. — И тебе повезло, что ты можешь любоваться собой в зеркале.       Хэнк не знал, что ответить на комплимент, лишь стеснительно почесал объект внимания и пожал широкими плечами. Мэвис нашла в сумке золотые часы на цепочке и посмотрела на время.       — Мне пора лететь, пока злая королева не съела моё сердце, — сослалась она на старую сказку о Белоснежке, вампирской принцессе (да, «Золушка» была бы более точным сравнением, но она не была популярной у монстров), после чего обратилась летучей мышью и попросила открыть окно. Хэнк быстро подошёл к окну и отворил створку.       — Удачно погулять!       — Спасибо, Хэнк! С меня должок! — снова поблагодарила мышка и вылетела из окна. Хэнк провожал её взглядом, пока она не потерялась в ночном небе, после чего закрыл окно и подошёл к столику, на котором неаккуратно лежали геймпады, консоль и несколько журналов. На одной из обложек был портрет Джетта Блэка, знаменитого музыканта и одного из самых горячих молодых вампиров монстр-шоубиза.       — Ты наверняка не струсишь и найдёшь слова, чтобы сказать ей правду, потому что без отражения она её не увидит, — обратился Хэнк к нарисованному рокеру. Тут он вспомнил слова Мэвис о том, как ему повезло с возможностью любоваться своим отражением и подошёл к зеркалу, которое стояло рядом у стены. В нём был монстр с чёрными торчащими волосами и крупным нескладным телом: руки и ноги огромные, а голова напротив очень маленькая относительно всего остального. Кожа оттенка трупной синюшности была вся изрезана швами, которые на честном слове держали разные части тела вместе. Лицо, тоже со шрамами, и без того имело довольно грубые несимметричные черты.       Нельзя сказать, что Хэнк ненавидел или стеснялся своей внешности. На самом деле, он никогда не пытался её оценивать, но, как он думал, любоваться было нечем, поэтому вряд ли Мэвис говорила серьёзно. Среди монстров популярно мнение, что причудливые конечности, слизь и запах гнили намного эстетичнее норм, которые приняты у людей, но, если бы это действительно было так, портреты вампиров не писали бы так часто для модных изданий. Все знают, кто самый прекрасный из ужасных, просто об этом не принято говорить вслух. Хэнк не завидовал. Он пытался оправдать себя:       — Мэвис — вампир. У неё по природе такие статы: быть шикарной и очаровательной, чтобы все вокруг теряли рассудок. Ты просто слишком долго смотрел ей в глаза, вот и побочные эффекты. Обычное сверхъестественное!       — Мужик, ты с кем тут? — внезапно раздалось за спиной Штейна.       — А-а!!! — закричал Штейн, будто его опять пронзила молния. Его монолог прервал Педро, готовый размотаться от смеха.       — Ты больше так не делай, понял?! — едва отдышался Хэнк.       — Пф-фс! Да ладно! Ты же даже не рассыпался по швам! Красава!       — Иди ты…       — Но-но! Попрошу повежливей со своей свахой! Кстати, как всё прошло?       — Чег… Что?!       — Ой, да ладно тебе! Я знаю, что Мэвис к тебе приходила.       — Она… Просто попросила меня об одолжении, — всё ещё недоумевал «франкенштейн». Низкорослый замотанный в саван толстяк махнул рукой и уселся на софу.       — Да колись уже! Она сама попросила меня погулять полчаса, чтобы ты «поправил ей макияж», — Педро выделил голосом последние слова и поставил воздушные кавычки. — Ну я-то сразу понял, чё к чему, ага! — Он хитро улыбнулся и подмигнул соседу, который явно не разделял веселья. Хэнк взял с софы пачку сырых салфеток и вместе с помадой, которая всё это время была у него в руках, сунул в руки мумифицированному.       — У неё свидание с Джеттом, — сухо пояснил он. — И да, скорее всего под твоей задницей тушь для ресниц.       Монстр Франкенштейна развалился рядом с мумией на задыхающейся под их весом софе. Педро чуть не подлетел, но кое-как удержал пятую точку на сиденье. Из-под неё же он вытащил тушь и несколько секунд изучал все предметы в руках, пока наконец не выдал результат мыслительного процесса:       — Египетская сила… — медленно прохрипел он. — Неизбежная фрэндзона, брат.       — Ради всего проклятого, Педро, что ты несёшь? Я такой же друг Мэвис, как и ты! У меня и в мыслях не было выходить из ничьей фрэндзоны, — разозлился Штейн.       — Тогда чего ты тут распинался про то, какая она «шикарная» и «обворожительная»?       — Очаровательная.       — Та без разницы! Ответь на вопрос, — потребовала мумия, повернувшись корпусом к другу, пока тот держал взгляд прикованным к потолку.       — Не знаю. Просто рассуждал, почему все восхищаются вампирами, — буркнул Хэнк в ответ.       — Я слышал не это, — не поверил Педро и отложил всё из рук на стол.       — Да чё ты докопался?! Не знаю я, что ты слышал! Давай я начну докапываться до тебя и до еды, которую ты почти час нёс, а?! Где она?! — Хэнк гневил от смущения, но Педро отнёсся к этому с пониманием.       — Ладно-ладно, бро, не горячись. Остынь.       Мумия пошарилась в складках бинтов и протянула «франкенштейну» банку прохладной газировки и батончик. Штейн взял только газировку и тут же начал пить. Доедая оставшийся батончик, Педро снова взялся за своё:       — Хэнк, дружище, я прошу прощения за напряг и всё такое, но ты же мне как брат родной от мамы другой! Я вижу, что тебя что-то грызёт, и дело точно не в паразитах. Ты засох по Мэвис, я прав? Давай, расскажи всё папе Педро.       Толстяк по-дружески стукнул товарища в плечо и терпеливо ждал реакции. Хэнк сделал последний глоток газировки и, не отводя пустой взгляд от телевизора, выдавил:       — Ненавижу…       — Эм, ненавидишь Мэвис? Или меня? — заволновался Педро.       — Ненавижу, когда ты прав.