Когда боги отвернулись

«22 августа. 2:34 Еду в поезде. Тревожусь и читаю Достоевского. Очень часто плачут какие-то дети где-то недалеко от моего купе. Я ебал. Радуюсь, что пока никто кто мне не подселился… странное слово. На столе бардак. Хочу курить. Паша — сука… Нельзя было школу поближе открыть? Могу ли я вообще надеяться, что эта чёртова поездка не будет напрасной?» Разбросанные бумаги на крошечном столе, немного помятая пачка фиолетового Мальборо и красная зажигалка. Чёрная и синяя капиллярные ручки сиротливо валяются по разные концы столика без колпачков. «Игрок» Фёдора Достоевского с кучей разноцветных закладок открыт на середине, Арсений с неоднозначным взглядом смотрит в книгу, что-то подчёркивая. Уже как несколько часов за окном видны нескончаемые хвойные леса. Ничего яркого, грязно-зелёный цвет деревьев и серое, с проблесками рассвета, небо. Местами видны небольшие деревни вдалеке, чуть чаще — опоры контактной сети. Скучно. Попову нужно доехать до Воронежа, а потом на такси куда-то за город, в пути с такими же красивыми лесами; к школе, куда он едет нарабатывать опыт как педагог и веселиться. Есть такие придурошные, которые ещё в восьмом классе решили, что в будущем будут учить таких же, как они, и так и не сбились с этого пути. Арс из этих людей, его завлекает сама атмосфера и возможные благодарности учеников и их родителей. Показушно громкими истериками тогдашний школьник выбил из отца разрешение идти по неблагородной тропе педагогики, а не в медицинский, от которого его тошнило. Правда, после поступления они с отцом общаются раз в год, но это мелочи. Как будто в их маленькой семье нет больше проблем, как будто поступление единственного оставшегося сына разрушит уютное гнёздышко Поповых еще сильнее. И вот, стоя с дипломом на сцене родного педагогического института, парень глохнет от собственных мыслей и непонимания того, что делать дальше. Следующие три дня после выдачи он помнит слишком плохо: нажрался в хлам, выпивая за начало самостоятельной жизни, а после… просто за компанию. И уже через неделю, как раз в то время, пока Арс гуглил, в какой школе лучше всего платят учителям, ему позвонил друг со школы, на четыре года старше, — Паша. Тот, кажется, почти не изменился. Голос всё такой же звонкий, а слегка нахальная манера разговора увлекает и смешит. Весёлым голосом Добровольский поздравляет с получением диплома, наигранно громко ахает, узнав, что диплом красный, и приглашает работать в свою частную школу, которую сам четыре года назад и открыл. Откуда, о чудо, недавно уволился предыдущий филолог, и Паша мечется, ища нового хорошего педагога. Почему директор уверен, что Арсений как учитель неплохой — непонятно. И Попов, не сомневаясь, согласился, только потом узнав, что пансионат находится не в Москве, и даже не в Московской области. А где-то, сука, под Воронежем. Ну и ладно. Перспектива преподавать в такой школе, в какой Арс сам мечтал учиться в детстве, затмевает даже его ненависть к поездам и долгим дорогам. Вынырнув из воспоминаний, Арсений залпом допивает кофе, из тех самых железных стаканчиков РЖД, а после достаёт из сумки дневник. Любимый дневник, благородного, как говорила его бывшая девушка, бордового цвета с Арсом уже семь месяцев, а привычка заводить и писать в дневниках что-то — ещё с тринадцати лет. Парню действительно становится лучше, когда все его тревоги переходят на бумагу. В голове их остается гораздо меньше. Достав блокнот, чёрную ручку и пролистнув уже больше половины исписанных белых листов, начинает писать о своей вновь нахлынувшей тревоге. Вспоминает слова отца, что он — никчёмный учитель и детей научит лишь плохому. От этих воспоминаний болезненно щиплет глаза, появляется смесь раздражения и печали в груди. Вспоминает свои неконтролируемые рыдания после ссор с отцом по поводу его образования. Тот был против карьеры «несчастного учителя», тем самым сильно подорвав уверенность сына в себе. Арсений боится, он действительно боится, что не подружится с классом, что дети будут наглые, избалованные, недаром школа-то частная. Боится, что его знаний будет недостаточно, или случится что-то ещё. И эти страхи не уходят, даже когда он пишет о них в сотый раз в молескин. Они уйдут, когда Арсений почувствует себя действительно хорошим учителем, когда ему лично скажут это в лицо его будущие ученики, или когда его фото повесят в школьном коридоре с подписью «Лучший учитель года». Чух-чух прекращается. Обьявляют остановку в пятнадцать минут. Арсений откладывает блокнот с капиллярной ручкой, пытается привести себя в чувства похлопываниями по щекам, трёт глаза и потягивается. Схватив со стола Мальборо и зажигалку, топает на улицу: курить и наслаждаться тёплым летним утром. Солнце уже почти выкатилось на горизонт, а запах после короткого ночного дождя всё ещё витает в воздухе. Мутная дымка, оставшаяся после ночи, постепенно исчезает. Рядом с перроном раскинулся ещё один лес, только там уже видно присутствие людей — деревянные небольшие лавочки, кормушки да асфальт. Кроме себя Арсений замечает пару семейств и девушку с огромным чемоданом — все они неторопливо садятся в поезд. Быстро вытащив сигарету и подпалив её конец, Арс затягивается, ощущая родное тепло в лёгких. Он ловит осуждающие взгляды мамаш, когда те показывают свои билеты и загружаются в вагон. Они что-то шепчут на ухо своим маленьким детям, показывая на Арсения. Ничего святого в людях. — Мадам, какие-то проблемы? — обворожительно улыбнувшись, Попов стреляет голубыми глазками, уставившись на женщин. — Можете не курить в присутствии детей? — высоким противным голосом бурчит одна из женщин. На вид ей около двадцати пяти лет, а уже двое детей. Ай-ай-ай. — Ой, вы так забавно хмуритесь, прекращайте, уважаемая. А чтобы не наблюдать этот ужас, вы можете просто зайти в вагон — максимально серьёзным тоном отзывается парень. Он ещё раз улыбается и неприлично громко хмыкает, когда женщина, видимо не настроенная спорить, быстро заходит в вагон, придерживая детей. Не очень-то и хотелось. Получив необходимую дозу никотина, Арс наслаждается погодой и наступившей тишиной. Лёгкая свежесть летнего рассвета аккуратно щекочет нос, вызывая улыбку и наслаждение. Едва уловимый, тёплый ветер касается тела, обволакивая его. Где-то негромко свистят птицы. Сейчас только пять часов утра, почти весь поезд спит и это действительно круто. Неаккуратно скидывая пепел куда-то под ноги, он ощущает лёгкое головокружение, но не обращает на него внимания. Курение — первый экзамен в педагогическом, и это единственный экзамен, который Арс сдал на отлично без бессонных ночей. Смотря усталым взглядом куда-то в парк и медленно выкуривая вторую сигарету, Арс слышит громкий гудок поезда. Он выкидывает окурок на асфальт и плавно топает к вагону. Настроение улучшается, смысл жизни появляется, даже всякие противные тётки его не отняли. Этой ночью он не спал и спать не собирается. Поэтому, заходя в вагон, просит принести в пятое купе чашечку кофе, а сам в голове предвкушает, как дочитает любимого Достоевского. Три в одном, конечно, хуйня, особенно если всю жизнь пил «американо, без сахара, четыреста миллилитров, оплата по карте», однако за те шесть часов, что он трясётся в поезде, Арс выпил около пяти кружек кофе, и в сочетании с острым дошираком и приятным видом из окна — это вполне неплохо. Он надевает беруши, читает книгу, подчёркивает что-то простым карандашом, пьёт сладкий кофе и, в принципе, радуется. Противные высказывания отца и собственные страхи улетели ещё с первой сигареты и прилетать не хотят. Ну и заебись. В купе пахнет свежестью природы за окном и совсем чуть-чуть недавно заваренной лапшой быстрого приготовления. Чух-чух, чух-чух. Спустя пару часов, когда проводница усталым голосом объявляет станцию Воронежа, Арсений искренне радуется. Книгу он дочитал — плюсик к карме, и от этого его настроение поднимается, ну, прям, наверх. Он скидывает все свои вещи в рюкзак; бельё которое он так и не расстелил, отдаёт в руки проводнице и не спеша катит свои огромные чемоданы в недалёкое будущее. На перроне замечает своё такси, которое вызвал совсем недавно, закидывает вещи в багажник и просит подождать пару минут, дабы покурить. Несмотря на количество людей, что в триста раза превышало количество людей на предыдущей остановке, до него никто не доёбывается. По крайней мере, вслух. Быстро выкурив пару сигарет, он садится в машину, уточняет, сколько ехать, и автомобиль, быстро вырулив с вокзала, направляется куда-то туда. Водитель оказывается на редкость молчаливым, он включает какой-то дешёвый реп и за всю дорогу произносит лишь несколько матов в сторону других водителей. И, наверное, это один из тех немногих случаев, когда Арс не рад неприветливости водителя. Собственные мысли добивают оставшиеся нервные клетки. А вдруг дети будут злые? А если затравят? А что если подмышки потные? И куча назойливых вопросов мешают жить, поэтому парень просит сделать музыку погромче и пытается отвлечься на неё. Тёлки, клубы, секс без презиков, наркота, борода… Фу. Арсений утыкается взглядом в окно, наблюдая за блядским лесом, и так проходит вся дорога. Спустя какое-то время такси останавливается возле тротуара и выплёвывает Арса перед внушительным зданием. Забрав оба чемодана, он внимательно осматривается и выдает: — Охуеть. Кирпичное, окрашенное в ярко-коричневый цвет трёхэтажное здание с охуенными большими окнами вызывает восхищение. Арс даже думать не хотел, где Паша ухватил такое великолепие. На, блять, высоких колонах видны небольшие статуэтки ангелочков, а наравне с этими самыми ангелочками — часы. Да, большие круглые часы, которые вроде даже ходят. Кто их, блять, завёл и зачем — непонятно, но Арсений не удивится, если узнает, что Добровольский лично полез под крышу, чтобы завести часы. Перед стеклянной дверью расположена небольшая лестница, украшенная каким-то мрамором, а ограждение — кучей разнообразных растений. Розы, васильки, пионы, кактусы какие-то. — Арсю-ю-ю-юша! — из здания выплывает что-то худое и высокое — его величество — Павел Алексеевич, громко приветствует старого друга. Взгляд-буря-безумие, и мужчины крепко обнимаются, похлопывая друг друга по плечам. Чемоданы сиротливо откатываются в сторону. — Па-а-а-ша! — детским голосом восклицает Арс и негромко смеётся. — Ну ты молодец, конечно. Откуда такое чудо достал? Ты смог меня удивить, — и машет рукой на здание. — Да знакомому в наследство досталось, а ему оно как бы вообще не сдалось, деньги важнее были, вот и продал мне быстренько за небольшую сумму. А я давно мечтал организовать что-то подобное, типа частной школы или детского садика. Вот и ухватился, — замолчав на пару секунд, вновь восклицает: — Сам-то как? Нормально добрался? Я-то помню, как ты поезда недолюбливаешь, — хитрая ухмылка. — Паш, да пиздец. Трясся как пятнадцатилетняя шлюха, господи. Благо, несколько часов всего ехал… Загонялся да курил. А, ещё книжечки читал, я же как бы учитель литературы, — хихикает. — Арсюх, ты не меняешься. И вот загоняться точно не надо, хотя бы при мне. Хорошим ты будешь учителем, не переживай, — ну, ещё бы, Арс раз сто уже, наверное, выносил мозги другу на предмет того, какой он препод. — Классы я тебе дам хорошие, хотя тут все как бы хорошие, если чё. Я дам тебе пятый, шестой, восьмой и одиннадцатые классы, вот так. У нас по классу в параллели, так что не ссы. Прорвёмся. — Хорошо. Да-да конечно, прорвёмся. Моё мнение всё равно тебя не волнует, следовательно, пошли, показывай, где столовая, — и, подхватив чемоданы, направляются к школе. Вдруг, Арсений ощущает на себе чей-то взгляд. Он растерянно осматривается, но во дворе нет никого, даже уборщиков. Арс смотрит в окна школы и в одном из них видит чей-то силуэт. Худой и высокий. Силуэт стоит рядом с одним из окон третьего этажа, и это оказывается одно из немногих окон, не завешанных сейчас шторами. Парень, а Арсений почему то уверен что это парень, стоит, засунув руки в карманы штанов и просто смотрит. И сколько он так стоит уже? Мужчина смотрит, вопросительно поднимает бровь и по-взрослому забивает на это. Кто-то из учеников, наверное. Тем более, справа Паша о чём-то интересном трещит. Спустя буквально полминуты, Арсений спрашивает: — А дети приехали уже? — Некоторые. Половина даже не уезжала никуда, тут тусуются целый год. Скоро все с Мальдив прилетят, не переживай, — Добровольский издевается и по-доброму завидует. — А, ясно. Я есть хочу, до столовой далеко ещё? Внутри школа похожа на лабиринт. Королевский. Ибо архитектура до чёртиков привлекательная. Много запутанных для новеньких коридоров вправо, влево, вверх, вниз и по спирали. Для новых учеников выдаются специально распечатанные карты со всеми обозначениями, и, узнав это, Арс быстро выклянчивает себе две таких, иначе есть шанс посеять первую сразу же. Дойдя до столовой на втором этаже, Паша тащит Попова к раздаче. В столовой сидят ученики небольшими группами, и все они внимательно смотрят на Арсения. Ну, ещё бы, новое лицо, интересно же. — Здравствуйте, мои дорогие! Приятного аппетита! Найдётся что поесть двум голодным мужчинам? — директор по-доброму улыбается нескольким женщинам, которые сейчас сидят за столом, видимо завтракая. — Ой, Павел Алексеевич, здравствуйте! Тут с завтрака осталась каша рисовая, яичница, булочки с шоколадом и со сгущёнкой. Будете? — одна из женщин начинает суетиться. Арс почему-то думает, что она здесь кто-то типа главного повара. — Да, давай. Яичницу, кашу и булочку с шоколадом. И кофе, как обычно без сахара, пожалуйста. — Хорошо. Маш, наложи! — она поворачивается и отдаёт приказ худой светловолосой женщине, и та спешит выполнить. — А вам? — она внимательно глядит на Попова. — Мне тоже самое, пожалуйста. Я, кстати, Арсений, буду тут работать. А вас как зовут? — учитель широко улыбается. — Арсений — какое красивое имя! Я Нина, просто Нина. Заведую тут всем, чем могу, — она скромно улыбается в ответ. — А вас как по батюшке-то? — Сергеевич. Но для вас просто Арсений. Приятно познакомиться, Нина! — женщина краснеет, они ещё раз улыбаются друг другу. И тут приносят завтрак. Придерживая чёрные наполненные подносы, мужчины благодарят поваров и направляются к столу. Как Арсению быстро объяснил Паша, стол, за который они сели, — учительский. Видимо поэтому он больше остальных. Столы тут деревянные, светлые, прямоугольной формы и достаточно высокие. К ним в комплект идут такие же стулья, что выше обычных. — Ой, Арсений, ну ты, конечно, дамский угодник, — Добровольский смеётся. — Не завидуй, — парирует тот и строит гримасу. Паша строит гримасу в ответ и показывает язык. В принципе, Арс вполне может назвать себя дамским угодником. В школе и университете ему за красивые глазки ставили неплохие оценки. В него нередко влюблялись девочки и мальчики, и будет ложью, если парень скажет, что ему это не нравилось.

* * *

Солнечные лучи освещают просторную комнату, а лёгкий ветер уносит духоту и застоялый запах пота. Антон скидывает сигаретный окурок в старую пепельницу и поправляет шёлковую рубашку. Нехорошо судить по первому впечатлению, но новый учитель ему, кажется, понравился. По крайней мере, внешне. Ничего такого, просто необычно. Как бы избежать пидорского слова «красивый»? Он с детским любопытством смотрел на мужчину, который шагал рядом с Добровольским и над чем-то смеялся совсем недолго, однако тот даже заметил его взгляд, и они переглянулись. Взгляд у мужчины добрый, весёлый, уставший только. Можно понадеяться, что и как учитель он окажется неплохим. В комнату возвращается Эд. Вышибает дверь с ноги и птичкой подлетает к Шастуну, стоящему у окна. — Антоха-а, у меня новости. Прикинь, у нас вместо той змеюки по литре будет какой-то новый красавчик. Я в столовку за кофе зашёл, а там он и Добровольский, сидят, общаются. — Погоди, а как ты узнал, что он вместо кобры приехал? — Ну, так она ж свалила недавно! Болезнь какая-то у неё серьёзная, ты чё? Сложи два плюс два. Макар был в шаге от того чтобы устроить тусовку из-за этого. Забыл чё-то, что же ему помешало… — Эд чешет забитую татуировками руку и ухмыляется, глядя на друга. — А, точно. Голова не варит, сорян. И что, как тебе новый препод? — Смазливый какой-то. Нинку склеил на раз-два. Весёлый чел, — он замолкает на пару секунд. — Дядь, дай закурить, пэжэ, мои кончились. — На, — Шаст протягивает сигарету Эду и достаёт другую себе. Поджигает обе, и парни затягиваются, молча смотря в большое окно. Они познакомились давно, когда их заселили в одну комнату. Обоих богатенькие родители быстро сплавили в новый в округе частный интернат. Матерей подкупил внешний вид школы. Почти все ученики подобным образом оказались здесь. Скопление несчастных людей существенно больше, чем в обычной школе. Когда Антон, матерясь, закатывал свой чемодан в комнату, Эд сидел на кровати с закипающими слезами и смотрел в пол, сжимая и разжимая кулаки. Шаст быстро поставил чемодан и подошёл к новому соседу. — Привет, я Антон, а ты же Эдуард, верно? — тот поднял голову и удивлённо посмотрел на парня. Медленно кивнул. Дождавшись кивка, Антон спросил: — Можно тебя обнять? — и быстро обнимает, легко притягивая к себе нового соседа. Эд не то чтобы удивлён — он в ахуе. На фоне последних в его жизни событий и гормонов он и не думал, что кому-то нужен ещё. А тут почти незнакомый парень первым знакомится и обнимает. Он же не пидор какой-то? Выграновский аккуратно обнимает Шаста в ответ, скукоживается, начинает дрожать; не сдержав эмоций, всё-таки расплакался, уткнувшись в плечо Антона. Эд рыдал от несправедливости, он-то родителей любит, а они его отправили куда-то в жопу мира без сожаления, пока Антон гладил его по спине и шептал всякий успокаивающий бред на ухо. Так и познакомились. В настоящее время, парни докуривают сигареты и решают, что идут играть в карты, а потом можно и за сигаретами сгонять в ближайший магазин. До учебы ещё целая неделя, планов дохуя.