Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Шестнадцать сантиметров каблуки — Малыш блатует. Готовить не умеет, зато, как танцует, Её фасад парней интересует. Сэлфи в instagram, do it do it. Увёл её из клуба, теперь пора спешить, В багажнике прохладно, прошу меня простить. Джигит украл тебя, это причина веская!!! Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Ты решила идти по краю, Непослушная ты совсем. И как будто со мной играя, Улыбаешься нагло всем, Твоё тело не приручили. Ядовитая, резкая, Где манерам тебя учили?! Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Ты об этом не скажешь маме, Ты же девочка взрослая. Просто выложишь в Инстаграме, Небо синее, звёздное. Я тебя накажу, но нежно, И причина есть веская. Но сначала скажу небрежно: Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Рядом с ней Playboy'ем станет даже дед, Лайкеры хотят — кипит интернет. И каждый парень, проходя, ей смотрит в след, Пришлось украсть у Нагана черный пистолет. Пришлось украсть у Snoop Dog'а этот бит, Я вижу хейтеров — у них опять бомбит. Один вопрос, раз ты причина веская: Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Слышь, ты чё такая дерзкая, а??? Слышь, ты чё такая дерзкая, а???
«Слышь, ты чё такая дерзкая, а???», Тимати, Natan
Ленка так и льнула к нему, она вцепилась в него, как утопающий цепляется за соломинку, обхватив его руками за крепкую шею, вся дрожа, подсознательно ища защиты у него — такого взрослого, большого и сильного, чувствуя на себе приятную тяжесть его тела. Правда мелькнула у неё мысль, что сейчас он её просто раздавит. Но тело её было хоть и юным, но крепким, словно бы созданным для любви, способным выдержать натиск страстного взрослого мужчины. Он ощущал ее прерывистое дыхание. И, чуть наклонив голову, увидел очень близко полуобнажённые, упругие, смуглые груди и светлую ложбинку между ними. Михаил, забыв обо всем, стремительно обнял ее за талию. Её дыхание опалило ему лицо. И с восторгом приник он к ее полным алым губам, которые полуоткрылись ему навстречу. Да, он умел целоваться! Еще никогда ей не было так хорошо от одного лишь поцелуя. Ее губы сами тянулись к нему и не желали отпускать. Она просто растаяла от его умелых поцелуев. Как он был нежен с ней! Особенно, если сравнивать с теми, другими… А она поневоле сравнивала… — Спаси меня, защити, отомсти им за меня! — в исступлении шептала она ему прямо в лицо, сама едва осознавая, что говорит. — Очисти меня от этого! Не хочу это помнить, хочу всё забыть! Верни мне меня! Возьми меня! Она не убирала его жадных рук со своего обнажённого тела, когда он ласкал её. И ему это было удивительно. Он не привык к этому. До сих пор она, когда он ласкал её, всегда ставила ему предел, некую границу, отталкивая его руками: «Вот это можно… и вот тут можно, а вон там нельзя… нет, не делай этого!..» Сейчас же не было никаких запретов, никакого предела. Он ласкал её везде, где хотел и как хотел… Пожалуй, её девственность только мешала познавать её всю так, как он мечтал об этом. Мешала ему не только получать наслаждение, которое могло дать её тело, но и дарить удовольствие ей самой. И сейчас, когда это досадное препятствие было устранено, пусть не им самим и не так, как он представлял в своих мечтах, но всё-таки устранено, он мог беспрепятственно целовать и достаточно смело ласкать её руками и губами в разных местах. И теперь она не убирала от себя ни его ищущих губ, ни настойчивых рук… И он, конечно же, не преминул воспользоваться этим. Он проводил большими мужскими руками по её гладкому телу, гладил её горячими нетерпеливыми ладонями, давая ей привыкнуть к нему перед тем, как окончательно овладеть ею. Как нежна и свежа была её смугловатая кожа! Как восхитительны были её спелые губы! Как упруги были её налитые юные груди! Как податлива гибкая талия, как широки и мягки были её округлые бёдра! Он не уставал восхищаться и исследовать её юное тело. С радостью и наслаждением он открывал для себя её всю. Он впервые раздел её полностью. До этого самого вечера она не позволяла ему обнажать себя до конца. Ленка же всё крепче прижималась к его телу. Её нежные руки мягко опустились на его широкие обнажённые плечи, притянули его к себе. Она хотела скорее всё забыть, всю эту мерзость, всё, что с ней случилось! Пусть он ласкает её! Пусть! Пусть он войдёт в неё, поскорее войдёт! Она не будет против! Она будет только за! Если он овладеет ею, может быть, она очистится, будет помнить только о его ласках, только о нём, и забудет о ТЕХ, кто унизили её, обесчестили, взяли силой, не спрашивая, взяли то, что им не принадлежало. Наверно, в её памяти после этого не будут больше возникать то и дело их искажённые страстью, похотливые лица… Она будет помнить только лицо Михаила! И когда в ночном полумраке в её горячечном воображении вновь всплывут лица этих мразей, склонившихся над ней, она прогонит их из своей головы воспоминанием о его ласках, потому что будет помнить только его! Только его ласки важны и нужны для неё. По крайней мере, в эту вот минуту. И поэтому Ленка позволяла ему сейчас всё. Она вся изгибалась в его руках, запрокинув голову, когда он целовал её шею, опускаясь губами вниз к ключицам… и дальше… всё ниже и ниже… Задержался на её юной груди, покрывая быстрыми поцелуями нежные полушария. Втянул горячими губами её сосок, и она застонала от нахлынувших ощущений, сама потянулась к нему… Правда, когда он удобнее начал устраиваться между её распахнутых бёдер, она слегка напряглась перед его вторжением, но он, заметив это, несколько поумерил желание войти в неё сразу и весь свой пыл направил на другое. Начал он с поцелуев её левой ступни и двигался вверх по ноге, неторопливо, стремясь пробудить её желание. Это ему удалось. Особенно, когда его горячий язык добрался до внутренней стороны её бедра и стал ласкать в этом месте тонкую нежную кожу. Ленка вздрагивала от его прикосновений всё сильнее и сильнее. Он чувствовал, как она дрожала всем телом, и успел заметить, что обнажённая грудь ее вздымалась все чаще. И продолжал ласкать кожу внутренней стороны её совершенных бёдер. Он видел в этом месте чужие отпечатки мужских пальцев, и осознание, что другие парни желали её не менее страстно, чем он сам, нахлынуло на него. В этом мгновенном осознании было всё: и жгучая ревность обманутого собственника, и не менее горячее вожделение, вдруг охватившее его. При мысли, что она подчинялась грубым желаниям этих двух самцов, что она была вынуждена им уступать даже против своей воли, в нём возникла ярость мужчины, который берёг для себя эту девушку, ярость, наполовину смешанная со страстью. И чем сильнее была эта ярость, тем более почему-то увеличивались страсть и желание взять её сейчас же, немедленно. Он сам удивился внезапно вспыхнувшей в нём такой огромной силе желания овладеть ею… Он с большим трудом сознательно оттянул миг погружения в неё. Ему нужно было, чтобы она тоже была готова к этому. Готова принять его в себя — разгорячённого и жаждущего владеть ею. Но было ещё рано — не для него рано… для неё… Для этого надо было ещё… Он начал ласкать её влажную киску со всем старанием, вкладывая в это всё своё мужское желание и умение, стремясь доставить ей весь возможный кайф и возбудить её так, чтобы она сама захотела его. Ласкал и губами, и языком, и пальцами. Сначала при прикосновении его нетерпеливого языка Ленка замерла и даже чуть отодвинулась… Настолько жгучими и чувственными были его лёгкие касания языком её лона. Но потом… Сдавленно застонала, и этот её стон откликнулся чудесной музыкой в его ушах. Она машинально сама развела ещё шире свои полусогнутые ноги, приглашая его делать с нею всё, что ему заблагорассудится, открыв ему доступ к самому тайному и сокровенному — тому, что дарило высочайшее наслаждение. И он тут же воспользовался этим приглашением, припал к этому источнику кайфа, заставляя ее обнажённое смуглое тело вздрагивать и выгибаться в муке сладострастия. Ленка прикусила пухлую губку в попытке сдержать рвущийся наружу уже очень откровенный и протяжный стон, схватила его голову своими тонкими пальчиками за волосы, то ли желая, чтобы он прекратил, то ли она хотела, чтобы Михаил, наоборот, не останавливался. Чувствуя его жаркое дыхание и теплые влажные губы на своей коже, она невольно втянула живот и по всему её горячему телу пробежали мурашки. Ее гибкое юное тело больше не выдержало, она вся изогнулась, а колени сжали его по обе стороны тела. Ленка испустила такой сладостный и долгий стон, в котором он услышал недвусмысленный призыв овладеть ею до конца, что Михаил понял: «Вот сейчас пора!». У него даже не оставалось времени для того, чтобы скинуть с себя полностью джинсы-«варёнки», он успел только поспешно расстегнуть молнию на ширинке. Прижавшись к Ленке всем телом, запрокинув ей руки, он, наконец, вошёл в неё, ворвался в её влагалище, больше не сдерживая себя. Она издала какой-то приглушённый жалобный стон, задохнулась… Он так и не понял, что этот стон означал… Было ли ей больно или, наоборот, было сладко? У него не было больше времени даже, чтобы задумываться над этим. Нереальный кайф нахлынул на него в это мгновение! «Хорошо, что она не девственница!» — мелькнула в его разгорячённом сознании странная порочная мысль. Что бы он делал сейчас, будь она девственной? Он не мог больше сдерживаться, не мог бы сейчас осторожно и аккуратно совершать толчки в её такой желанной и горячей, влажной киске. Наоборот, он позволил себе расслабиться по полной! Неотрывно глядя на нее, он все энергичнее работал бедрами, а она вскрикивала от его резких, сильных движений, лёжа под ним на пушистом ворсе ковра с закрытыми глазами, и чёрные её ресницы дрожали. Ленке казалось, что Михаил всё больше и больше наполняет её собой. Сейчас она не выдержит и просто взорвётся или он разорвёт её всю на части! Он прижал её мягкое податливое тело к себе крепко-крепко, взгляд его стал каким-то отрешённым, и она почувствовала где-то глубоко внутри себя, как он, застонав от сумасшедшего дикого наслаждения, излился прямо в неё. И когда ей уже казалось, что вот сейчас близко уже с ней тоже произойдёт… вот оно… наступит то самое, тогда он внезапно остановился, впившись в её алые губы горячим благодарным поцелуем, чтобы после очень короткого отдыха продолжить опять… Он унёс её, покорную его воле, на кровать, опустил очень осторожно на ту же самую мягкую постель, на которой ещё совсем недавно она рыдала, уткнувшись в подушку лицом, все эти дни. На магнитофоне «Лесковый май» со сладкоголосым юным Юрой Шатуновым сменился группой «Фристайл», «Белые розы» поменялись на «Желтые розы», а он снова неустанно ласкал её руками и губами и не успокоился до тех пор, пока она не получила первый свой яркий оргазм. Стоя на четвереньках в соблазнительной и несколько развратной позе «догги-стайл», она вздрагивала и трепетала всем своим телом, в экстазе сжимая и разжимая его горячий упругий орган стенками своего разгорячённого влажного влагалища. На пике сумасшедшего кайфа колени и локти ее подломились, и Ленка со стоном обессиленно повалилась, уткнувшись лицом в одеяло. Кровь горячими толчками изнутри билась в её влажные виски, в ушах шумело, волны сладкой неги накрывали её с головой. Он вновь двигался в ней, меняя позы, приучая её к своему телу, снова и снова даря наслаждение ей и неоднократно получая его взамен… Расстались они в одиннадцать часов вечера. Разгорячённая от долгого и качественного секса с растрепавшимися прядками чёрных волос, резко контрастировавших с белоснежной наволочкой, вся расслабленная, Ленка первая спохватилась, взглянув на настенные часы: — Миш, тебе надо уходить… Время скоро одиннадцать. Щас предки из киношки вернутся… Приходи ко мне завтра. Придёшь? — Приду! — восстанавливая сбитое дыхание, говорил ей Михаил. Давно ему не попадались такие страстные девушки. — Я буду тебя ждать… Очень классно было! Спасибо! — благодарно говорила она ему. — Зря тебе раньше не отдалась… Вот я дура-то была! Она оживилась. Голубые глаза её блестели каким-то лихорадочным и счастливым блеском. Михаил смотрел на неё и удивлялся произошедшей в ней перемене. Этим вечером он застал её - разбитую и опустошённую, со следами недавних слёз, а сейчас он прощался с радостной, будто бы заново воскресшей девушкой. «Неужели она даже забыла об этих двух козлах?! — изумлённо думал он. — Забыла об изнасиловании?.. Я-то не могу об этом забыть, как ни стараюсь, всё помню, что она принадлежала этим мразям… что они порвали ей целку… Сууууки! Блин, не забуду никогда, как они украли её у меня, забрали из-под носа, твари! А она?.. Ведёт себя сейчас так со мной, словно ничего не случилось!..» Но, провожая Михаила в прихожей, открывая перед ним входную дверь, Ленка в наброшенном на голое тело лёгком халатике на какое-то время прижалась к нему горячим своим телом и, подставляя ему губы для прощального поцелуя, вдруг спросила горячо и страстно: — Ты отомстишь им за меня, Миш, правда ведь?!.. Отомстишь?!..