***
— Шаст, хватит курить. У меня уже вся кофта провоняла напрочь. — Уже не сдерживаясь, повышаю тон. От запаха сигарет тошнит, а от дыма глаза жжёт. — Да чё ты орёшь? Нормально разговаривать можешь? Я тебе чё сделал то? — Он поворачивается ко мне, а в глазах непонимание и страх. С лицом нашкодившего кота тушит недокуренную сигарету, двигая пепельницу в сторону. — Тут я не один курю, если что. — Ничего не сделал. — И правда, он же ничего не сделал, но почему-то меня злит любое его движение. Абсолютно всё, что он делает, вызывает неконтролируемую злость. Особенно, когда речь заходит про Кузнецову. — Да хорош вам собачиться, начали тут. — В разговор вмешивается Матвиенко, который наблюдал за нашей перепалкой со стороны. — Если продолжите, помните, кием может очень больно прилететь по вашим светлым головушкам. Глаза лишь закатываю, потянувшись к столику за своим бокалом тёмного пива. За пару глотков выпиваю половину бокала, горечь во рту, неприятно. Со стороны замечаю недовольный, но пристальный взгляд Стаса. Игнорирую, потому что его тут ещё не хватало. Играть в бильярд не хочу, но чувствовать на себе его осуждение не хочу ещё больше. Иду к игровому столу, хватаю кий, с лёту бью по шару. Несколько шаров моментально разлетаются по сторонам, громко ударяясь о бортики. В образовавшейся тишине звон стоит сильный. — С ним чё? — Слышу, как Шастун за спиной интересуется у парней. А у меня закипает злость только сильнее. Прицеливаюсь, бью по шару, тот точно залетает в лузу. — Да хер знает, наш граф, как обычно, не в духе. — Отшучивается Позов. А я уже кипеть от злости начинаю. — Я вам не мешаю? — Резко разворачиваюсь, смотря на парней. Они моментально заканчивают меня обсуждать, а я и дальше продолжаю выпускать пар на шарах для бильярда. — Ну чё, Шаст, позови Кузнецову в рестик. Вроде симпатичная, вешается на тебя как. — Сука, лучше бы и дальше меня продолжили обсуждать, чем его новую подружку. — Да, не знаю. Как-то не особо хочется сейчас отношения заводить. — По голосу понимаю, что его смущает эта тема, интересно даже, почему? Продолжаю со злостью закатывать шары в лузы, и не успокаиваюсь до тех пор, пока шаров не остаётся. Кий бросаю прямо на столе и иду обратно к парням, выпиваю своё пиво, беру джинсовку и выхожу на улицу. А там уже ночь глубокая. Ветер холодный, в чувство приводит немного, но собраться всё равно не получается. — Арс, да чё происходит, а? — Сука, ну только не ты. И только не сейчас. Уже тянусь в карман, чтобы достать телефон и вызвать такси, но Антон мягко накрывает мою руку своей, забирая телефон. От такого мимолётного касания по телу мурашки моментально появляются и земля из-под ног уходит, но пытаюсь игнорировать. Выходит не убедительно. — Ничего. Отдай телефон, я вызову такси и уеду домой. — Пытаюсь забрать телефон, но он просто поднимает руку над собственной головой. Хоть я и сам не маленького роста, но дотянуться не получается. — Шаст, я не настроен играть в твои игры. Отдай. — Нет, пока ты не расскажешь какая собака тебя укусила. — Он спокоен, в свете фонаря его зелёные глаза приобретают иной оттенок, более спокойный зелёный, но по-прежнему красивый и яркий. Как трава после дождя. — Никакая. Отдай мне телефон. В последний раз, когда у меня вот так вот забрали телефон, всё закончилось судебным разбирательством. — Максимально серьёзно настаиваю на своём, но он непреклонен. Ухмыляется, убирая телефон в карман штанов. — Врёшь. — Вру. Но кто знает, может это сейчас окажется уже правдой. — Руки чешутся, чтобы наплевав на всё полезть в карман его штанов и забрать чёртов телефон. Но уже думаю, что как только моя рука окажется в такой непозволительной близости от его причинного места, тут уже могу и не сдержаться. Тем более, когда он так лукаво на меня смотрит и прикусывает нижнюю губу. — Арс, пожалуйста, скажи что случилось. У тебя какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь? Боже, Шастун, единственная проблема здесь только твоя Кузнецова и наши с тобой неопределённые отношения, которые уже сил терпеть нет никаких. Но молчу. Потому что… Потому что не знаю почему. Вновь тяжело вздыхаю. Хочется уехать как можно быстрее, чтобы лишнего не наговорить, ведь потом пожалеть могу. — Понятно, Арс. Как всегда, блять. — Он устало вздыхает и вновь закуривает. Видит мой взгляд и продолжает. — И хоть попробуй, блять, мне слово сказать. — А то, что? — Да нихуя, Арс. Нихуя. Я уже заебался терпеть твои осуждающие взгляды каждый раз, когда закуриваю. Я уже устал терпеть твои срывы без причины. Я, блять, нихуя не понимаю, чё не так делаю? Ты фырчишь на каждый мой вздох, блять. — Без причины… — Медленно тяну, а в голове так много всего. Много всего, чего он не знает. Много причин… — Да, блять, именно я так и сказал. Без причины. Потому что ты ж блять у нас королева, сука, драмы. Арс, что случилось, мы не чужие люди, давно знакомы, можешь рассказать. На что, Арсений, сука, Попов, в своей элегантной, сука, манере, шлёт нахуй всех, кто пытается помочь. Элегантно шлёт нахуй, простите. — Антон… — Да чё, блять, Антон, а? — Да, не чужие люди, верно… — Хуеверно. Как ты заебал, боже…. У меня уже сил никаких нет с тобой разговаривать. Как с ребёнком, ей-богу. Последний раз, сука, спрашиваю. Что случилось? — Нихуя, Антон, не случилось. И прежде чем кидать заёбы мне, разберись-ка ты, блять, в себе. И отдай мне телефон. — Да забирай свой телефон и катись нахуй или куда ты там хотел. К Алёне поезжай, нахуй поезжай, куда, блять, угодно. — Шастун, иди нахуй. — Забираю телефон из рук, а у самого злость уже окончательно всё затмила. Не сдерживаюсь. — А ты к Ирине катись. Или нахуй. И тебе так, на заметку, я развёлся официально две недели назад. А расстались мы с ней, наверное, полгода назад точно, шаришь? — Полгода? — Он ошарашен. Потому что осознание какое-то, наверное, приходит. Потому что то, что происходит между нами, началось примерно год назад. Моя любовь к нему зародилась примерно год назад. А то, что он испытывает ко мне или не испытывает, известно только одному Богу. — Да, я так и сказал. — Чуть спокойнее продолжаю я, параллельно вызывая такси. — Кузнецову не упусти, хорошая ж девчонка. — Да пошёл ты нахуй, Попов. Ты заебал, блять. Меня уже тошнит от тебя, твоих намёков, твоих загадок. В себе, блять, разберись уже. — Взаимно, Шастун. Видеть тебя больше не хочу. Надеюсь и не придётся. — Надеюсь, что вижу тебя последний раз, мудак. — Еблан. Надеюсь, что это я вижу тебя последний раз. Такси как раз подъехало, поэтому на эмоциях сажусь на заднее сидение и смотрю в окно, как он провожает меня взглядом, выбрасывает окурок, а после с силой бьёт в дерево кулаком. Как же ты заебал, Шастун. Настолько сильно, насколько я влюблён в тебя.***
Валентина Степановна показала комнату, в которой я буду спать и выделила чистое полотенце. Пока стоял под тёплыми струйками воды, пытался вспомнить, как я вообще оказался в Воронеже. Где я был в последний год? Но я не помню. Это одна из побочек моего расстройства, которое мне так сильно навязывал Павел Алексеевич. Но я не согласен, не считаю, что у меня есть какие-то расстройства. Я просто переживаю горе и утрату близкого человека, любимого человека. Но психотерапевт активно распылялся и пытался убедить, что у меня проблемы с головой на фоне сильного потрясения и что поможет мне только терапия в совокупности с приёмом таблеток, которые отпускаются строго по рецепту. А в конечном счёте, если и этого окажется недостаточно, то меня ждёт только психушка. Точнее, добровольное лечение в клинике, где из меня сделают овоща, потому что на регулярной основе будут пичкать лекарствами и обсуждать мои проблемы. И я сбежал от этого всего, потому что это бред, вздор и полная чушь. И добровольно ни за что не подписался бы на такое. Я здоров, абсолютно, просто сильно расстроен. Когда я вышел из душа, в гостиной комнате, куда меня определила на эту ночь Валентина Степановна, уже была расстелена постель. Я сразу лёг, почувствовав, как сильно болит всё тело. Как же давно я не лежал вот так вот вытянувшись, в уютной постели, и в тишине. Обычно я сворачиваюсь в позу эмбриона, пытаясь выбросить из головы не нужные мысли и гул. Предпринимаю очередную попытку вспомнить как оказался в Воронеже. Строю логическую цепочку с самого начала. Москва, терапия, побег от всех и всего. Подольск, в котором задержался аж на целую неделю. Тула, где я пробыл долго, пару месяцев. Даже встретил там Новый Год. Рязань, туда я отправился на эмоциях, когда в очередной раз услышал в толпе как кто-то зовёт какого-то Антона. Тамбов, тут по аналогии с предыдущими городами, сработал какой-то триггер, который побудил меня сменить город. Липецк, тут даже не помню как оказался, но был достаточно долго. Даже думал, что останусь тут окончательно. Почти нашёл себе какую-то подработку, снял приличную квартиру на окраине. А потом мой мозг настолько сильно отключился, что я оказался в Воронеже, не помня даже как. У меня не было конкретной цели, я просто хотел сбежать. Но от себя не сбежишь. В Москве у меня получилось исчезнуть. От друзей, знакомых, бывшей жены. Я стёр себя с лица земли в ту ночь, когда от меня уехал Стас. Я сделал всё, чтобы и малейшего упоминания обо мне не осталось. Сменил номер, оставил все вещи в квартире, взяв только самое нужное — документы и рюкзак, в который наспех накидал одежду. Слонялся по хостелам первые пару недель, потому что была надежда и иллюзия помощи. Но после месяца терапии понял, что это иллюзия. И бежал. Далеко. Не оглядываясь. В ночь после совместного похода в бильярд с друзьями, уснуть не получалось долго. Только ближе к рассвету смог сомкнуть глаза, но и проснулся после очень рано. Где-то до обеда даже. Было стыдно за своё поведение, хотелось позвонить, написать, приехать и нормально поговорить, извиниться. Но почему-то не решался. Почему-то включил свою гордость, почему-то ждал первый шаг от него. Ближе к вечеру, когда допивал бутылку коллекционного виски, без предупреждения на пороге моей холостяцкой квартиры появился Стас. Я был не рад его видеть, гостей вообще не очень-то и люблю. Да и с ним отношения напряжённые в последнее время складывались. Он догадывался, что я питаю некие тёплые и даже романтические чувства к коллеге и осуждал. Не в открытую, конечно, но по его реакции это было видно невооружённым взглядом. — Бухаешь? — Увидев открытую бутылку на столе, спрашивает Стас. Строю из себя гостеприимного и предлагаю выпить и ему. Он не отказывается. Виски почти на исходе, доливаю ему остатки, сам тянусь к графину с водой, беру бокал в руку, но после его слов, бокал оглушительно падает на пол, разлетаясь на сотни мелких осколков. Как и я сам. Внутренне. — Антон умер. Этой ночью. Пьяный сел за руль и не справился с управлением. Мне жаль, Арс. Я уже не слушал и не слышал ничего. Он умер. Пьяный сел за руль. Не справился с управлением. Из-за меня. Если бы не наша ссора, он бы не стал так сильно напиваться. Если бы не наша ссора, он бы просто выпил, вызвал такси и поехал домой спать. Это я его разозлил. Он умер из-за меня. С такой болью, которую я почувствовал моментально, жить было сложно. После того как Стас уехал, от него пришло смс с номером телефона и подписью, что это психотерапевт. На эмоциях и в пьяном состоянии я позвонил этому специалисту, потому что тогда понимал, как сильно нуждаюсь в помощи. Я знал, что не смогу пережить в одиночку это горе. Почему-то сразу решил, что не хочу обсуждать это со своими друзьями, с посторонним человеком, наверное, будет проще? На следующее утро, перед первым приёмом, купил себе новую симку, а старую кинул куда-то в рюкзак. Потому что не хотел, чтобы мне кто-то звонил. Не хотел тянуть за собой это прошлое.***
Сомкнуть глаза не получалось долго, особенно прогоняя в голове все события, которые привели меня в Воронеж. Зато в какой-то степени получилось расслабиться. В гостях у малознакомого человека очень уютно, по-домашнему тепло, комфортно. Впервые за год сплю крепко, мне не снятся кошмары, даже высыпаюсь. Проснувшись, чувствую приятный запах, которых тянется с кухни. Надеваю штаны, обуваю тапочки и иду в ванную. — Доброе утро, Арсюша. Я напекла блинчиков, садись. — На душе вновь спокойно и тепло. Уже успел полюбить эту женщину, которая не просто прекрасно готовит, но и так добра ко мне в целом. — Баб Валь, спасибо вам. За всё. — Тянусь к кружке с чаем, а потом пробую блинчики с малиновым вареньем. Так вкусно, что чувствую вкус еды, а не резину или землю. — Да ничего я такого и не сделала. Съездишь на могилу? — Аккуратно интересуется она, сев напротив. — Думаю да, вы правы. Мне нужна эта поездка. Мне нужно наконец-то съездить туда, поговорить, отпустить. — Хорошо, Арсений. У тебя всё получится, обязательно. И сам потом почувствуешь, как задышишь. И заживёшь. — Наверное, вы правы. Завтра как раз будет год, как его не стало. Спасибо, что приютили, спасибо за всё. Я сейчас же куплю билеты на ближайший поезд до Москвы и уеду. — Если жизнь снова заведёт в Воронеж, заезжай, обязательно. — Конечно, баб Валь. Обязательно. После плотного завтрака переодеваюсь, крепко обнимаю на прощание женщину, беру пирожки и блины, которые она сложила в пакет, чтобы я перекусил в дороге. Времени до поезда катастрофически мало, поэтому вызываю такси и тороплю водителя. На поезд успеваю, но буквально в последние пару минут. С облегчением выдыхаю, расположившись на своём месте. И, кажется, что впервые за год не бегу от проблем и себя, а наоборот. Бегу навстречу, потому что знаю, что это верное решение. Антона это не вернёт, но поможет мне справиться с болью от утраты и отпустить. Возможно, перестану хоронить себя. Возможно, что смогу принять и жить с этим дальше. Возможно. Но, в любом случае, хуже уже не будет. Одиннадцать часов вечера ровно. Поезд прибывает на Казанский вокзал. Нехотя выхожу из поезда, а вокруг жизнь кипит. Даже в такое позднее время на вокзале куча людей, все куда-то спешат. А я не спешу. Закуриваю, встав подальше чтобы никому не мешать. Не курил до произошедшего, а потом закурил. Денег уже кучу спустил на эти сигареты, но бросать не хочу. Они мне напоминают его. Запах сигарет на одежде дают мне иллюзию того, что я просто рядом стоял, пока он курил, поэтому и пахнет. Обманывать себя уже давно не получается, его нет уже год… Вызываю такси и еду домой. Не был там достаточно давно, чтобы всё уже покрылось пылью. Открываю дверь, но не с первого раза. Уже и забыл, как она открывается. Дома тихо, спокойно. Вижу следы небольшой разрухи и бардака, который оставил за собой год назад, когда сбегал. Спать сейчас не хочется, поэтому убираюсь и привожу квартиру в порядок. Тщательно вымываю каждый сантиметр квартиры. Когда начинает пахнуть приятнее, а полы буквально сияют от чистоты, успокаиваюсь и ложусь спать. Завтра будет трудный день. Морально. С утра долго стою перед шкафом, пытаясь определиться, что же надеть. Останавливаюсь на чёрной классической рубашке и чёрных джинсах. Обуваю лакированные ботинки, сверху накидываю пальто. Семнадцатое сентября, уже заметно похолодало. Долго смотрюсь в зеркало, понимая, как же плохо стал выглядеть. Из-за постоянного недосыпа круги под глазами заметны, как и мешки. Ладонью провожу по гладкой щеке, наконец-то побрился. Вызываю такси, прошу водителя остановиться у ближайшего цветочного магазина. Долго думаю, какие цветы лучше взять. Останавливаюсь на белоснежных розах, беру двадцать четыре. Ему было именно столько, когда его жизнь остановилась. Подъезжаем к кладбищу. Ловлю себя на мысли, что даже не знаю, где находится его могила. Наверное, пройдусь везде. Или на крайний случай, придётся вспомнить номер Стаса, он же наверняка в курсе. Погода сейчас схожа с моим состоянием. Сильный ветер, тучи, собирается дождь. Подхожу ко входу на территорию кладбища, останавливаюсь, закуриваю. Всё тело дрожит, руки — особенно. Мне страшно. Правда страшно, потому что я по-прежнему не готов. Но ради Валентины Степановны, ради себя, ради Антона — это нужно. Понимаю, что курю слишком долго, чтобы оттянуть момент. Ничего не могу с этим поделать. Закуриваю вторую. — Арс? — Голос настолько знакомый и родной, что сигарета моментально падает на землю. Ебучие галлюцинации решили достать меня и тут? Я не хочу поворачиваться, но приходится. Вижу перед собой его. Челюсть уже лежит где-то на земле, что у меня, что у него. Он выглядит бледным, а в руке огромный букет алых роз. Цветы падают у него из рук, а на глазах скапливаются слёзы. — Стас… Он сказал, что ты умер… Ничего не понимаю. Теперь цветы падают на землю и у меня. Я не понимаю ровным счётом нихуя, списывая всё на галлюцинации, пока не чувствую его. Антон мигом подходит ближе, крепко обнимает и прижимает к себе. Носом я утыкаюсь в его шею, чувствую его запах. Он настолько реален… Отстраняюсь, обхватываю его лицо руками, вижу, как из его глаз катится слеза. Призраки плачут? — Шастун… — Мягко шепчу я, а голос срывается. Не могу справиться с нахлынувшими эмоциями. Аккуратно смахиваю слезу с его щеки, а сам чувствую, как пелена слёз уже застелила мои глаза. — Арс… Ты жив? — Ты… тоже? Долго стоим у входа на кладбище, рассматривая друг друга, касаемся. И чувствуем. Это точно не галлюцинации. Крепко прижимаю его к себе, поддавшись эмоциям, плачу. Слышу, что и он тихо всхлипывает. — Боже, Шаст… Ты жив… — С улыбкой и слезами на глазах шепчу я. Отстраняюсь, чтобы вновь его увидеть и убедиться, что мне не кажется. Он долго смотрит мне в глаза, тянется ближе. Целует. Поцелуй ощущается реальнее, чем моя жизнь за последний год. — Арс… Какого чёрта произошло? — Шепчет он. — Я не про поцелуй, а про… Ну ты понял. — Стас сказал мне, что после того вечера, когда мы поссорились после бильярда, ты пьяный сел за руль, не справился с управлением и погиб… — Смотрю за его спину, замечаю как чуть дальше стоит его Шевроле Тахо. Без единой царапины и вмятины. — Стас и мне сказал, что ты напился после того вечера и попал в аварию, потому что пьяный был и не справился с управлением. Вот сука… — Я так понимаю, что ты тут впервые? В годовщину решил навестить? — Да, пару дней назад вернулся из Воронежа, я там весь год провёл у бабушки. Мне было трудно переживать твою, кхм, смерть. Поэтому сразу уехал, ни с кем контактировать не мог, мне было так тяжело, Арс… Потому что только узнав эту новость, я понял, как сильно люблю тебя. — Шаст, и я тебя люблю, безумно сильно… Вновь тяну его в свои объятия. Так много чувств. И все они перемешались. Но я счастлив, наконец-то счастлив. Наконец-то чувствую себя живым. Антон обнимает крепко, тянется к моим губам и вновь целует, мягко, нежно, аккуратно. — Убьём этого мудака?