Cold comfort

Любовь Олега была похожа на бомбу замедленного действия. Или на вирус, спящий внутри носителя хрен знает сколько лет, чтобы затем пробудиться и испортить ему жизнь. Любовь Олега была похожа на... Да он сам не знал, на что она была похожа. Ему казалось, что до этого он любил как-то не по-настоящему, как-то вхолостую, как-то не так, как принято, не так, как надо. Любовь спала в нем, пока он портил жизнь себе и другим, и считал себя Олег очень уравновешенным человеком. Бывает так, что после столкновения с почти неизбежной смертью человек меняется навсегда. Это было не первое столкновение Олега с угрозой для собственной жизни, и даже не второе. И даже не самое страшное. Он так часто смотрел смерти в лицо, что почти не боялся. За себя не боялся. А вот за других, как выяснилось... Бессилие — вот что ненавидел Олег. Он накушался бессилия на больничной койке в Венеции, он переполнился им, пока висел на том складе, оно заливало его, пока Сережа тащил Валеру в травмпункт, оно сдавливало ему горло, пока он пытался придумать, как помочь Разумовскому в Эрмитаже. Его уже тошнило от собственного бессилия. Сергей дергался от любого шума и все свои желания подвергал пристальному изучению в присутствие Олега — а не влез ли снова кто-то ему в голову, - Лера вообще с ними никаких дел иметь не хотела и все отмахивалась проблемами со здоровьем и личными делами, только чтобы к ней никто больше с Чумным доктором не лез. Олегу не привыкать было быть Сережиной эмоциональной подпоркой, но его мучило, что он толком не мог ни ему, ни Валере помочь. Он мог только лежать в постели, смотреть кулинарные шоу и грызть себя. И в этот момент из глубин Олеговой души, из мест, о которых он вообще не подозревал, вылезло какое-то чувство, какая-то постоянная тревога, под которой скрывалась практически паника: как же так сделать, чтобы те, кто был Олегу дорог, перестали страдать? И вот это-то ощущение курицы-наседки — как бы укрыть их крылом ото всех бед — и было Олегу ну так чуждо, что он крутил и вертел его в голове со всех сторон, как ребенок крутит калейдоскоп, и никак не мог понять, что ему с этим делать. Требовались бы от Олега какие действия — это он умел, но вот сидеть и ждать, пока оно само отболит, было тяжело. Он не мог грузить этим Сережу и не мог лезть с этим к Валере, а плакаться Игроку было бы странно. Олег оказался в странном эмоциональном вакууме — эмоций было много, и они бились внутри него, напирали, как вода на плотину, но выхода наружу им не было. Олег лежал, мучаясь от бессонницы, и чувствовал, чувствовал, чувствовал. Весна наступала и давила на него всем атмосферным давлением. Олегу было слишком много Олега. Он не знал, куда себя деть и куда вылить все накопленное. Ему хотелось, как раненому животному, отползти в свою нору и переждать, пока не станет лучше, но Сереже нужна была поддержка, и Сереже было страшно и больно, и чужие эмоции захлестывали Олега, как свои собственные. Эмоции нарастали белым шумом в голове, и он хотел только, чтобы этот шум прекратился. Он и мог только себе позволить, что выползать периодически покурить на улицу, да еще — по прошествии некоторого времени — стал приходить в спортзал и пытаться наверстать остатки былой формы. Все равно за аренду они платили, хоть Валера там давно и не появлялась. Сережа проявил несвойственную ему деликатность, а, может, чувствовал себя слишком виноватым, и в его тренировки не лез. Конечно, тренировки — это было громко сказано. Большую часть времени Олег тупо сидел в закутке с душем с выключенным светом, обхватив голову руками и пытаясь справиться с собой настолько, чтобы не начать орать на стены и кидаться в них спортивным инвентарем. Он слышал про сенсорную депривацию, и сейчас ему ее ужасно не хватало. Но он привык решать свои проблемы самостоятельно, и пугать Серого ему не хотелось. Темная душевая с прохладным кафелем — это был тот максимум, который он мог себе позволить. Здесь его никто не трогал, а он мог наконец-то вдохнуть и выдохнуть то полузадушенное внутри, позволить себе на пару мгновений распасться, позволить себе на пару мгновений быть не железным Олегом, а просто уязвимым испуганным человеком. И это помогало, помогало примерно до того момента, как Валера неожиданно его не застала за этим занятием. Олег слишком расслабился и не услышал шебуршание в зале, а потом дверь с лязганьем отворилась, свет резко зажегся, и Олег подскочил от неожиданности, больно приложившись о кран. Валера тоже явно не ожидала его здесь увидеть, потому что совершенно по-девичьи взвизгнула и совершенно не по-девичьи потом обложила его матом. Когда Олег проморгался от яркого света, а Лера подуспокоилась — нервы у нее определенно были не в порядке — она с подозрением спросила: - Что ты тут делаешь, в темноте? Вариантов, судя по всему, у нее в голове крутилось много — от очень неприличных до совсем неприличных, но Олег не знал, что ей ответить. Он попытался встать, но спина резко выразила свой протест, он с трудом привстал и тут же рухнул обратно. - Болит? - Валера подскочила, разом забыв про свое возмущение, и от этого Олегу стало еще стыднее от своей слабости. - Нет. Порядок. Лера смотрела на него как-то напряженно, ничуть не поверив его словам, но возражать не стала. Предлагать помощь тоже. Осторожно села рядом на край душа. - Решила размяться, - светским тоном сказала она, - с соревнованиями я все равно пролетела, давно не ходила на тренировки, вот, решила прийти сюда, где никто не видит, как я буду позориться. Олег хорошо мог представить, что это значит — потерять привычную форму, и ему стало больно за Валеру: - Валер, мне... - Брось, - она слабо махнула рукой, - это-то я наверстаю. Вот если сессию завалю — точно в спортзал переселюсь, чтобы от стыда на глаза родителям не показываться. Да еще никак выспаться не могу нормально... Она оборвала себя и задумчиво стала изучать трещинки на кафеле. Потом поковыряла стык плиток носком кроссовки. - В этом что-то есть. В смысле, сидеть вот тут. Тихо, спокойно, мухи не кусают... Тон у нее был жалобный и бодрый, словно она хорохорилась, притворялась, что все в порядке, и Олегу сдавило грудь от сочувствия, гордости за ее самообладание и какой-то нежности к ее уязвимости. Чувство стыда за собственную слабость при этом почему-то только выросло. - Это я виноват, - наконец, выдавил он, тоже уделяя пристальное внимание трещинкам на плитках. - Слишком расслабился. Потерял форму. Недооценил опасность. И Вад... я знаю, на что он способен, если бы я знал... Вы не должны были туда приходить. Мне жаль, что я ничего не могу сделать, не могу помочь Сереже. И тебе. Но, Валера, если я хоть что-то... Конец вышел скомканный и неловкий. Как он может ей помочь, если себе помочь не в состоянии? Олег аккуратно положил ей руку на плечо в знак поддержки, потому что не знал, что еще тут сделать. Валера не смотрела на него. Повисло молчание. Потом раздался едва слышный всхлип. - Лер... - Олег не был уверен, как ее утешить. Она повернулась к нему — у Олега возникло ощущение, как будто в неведомой ему лампочке лопнула нить накала, что-то у него вспыхнуло глубоко внутри, а потом слова оказались не нужны — он потянулся к ней, а она к нему, и он ее поцеловал, и она его поцеловала. Валера пахла потом, видно, успела размяться, и она под его руками была такой живой, такой настоящей, что хотелось прикасаться к ней, хотелось сжать и никуда не отпускать. Тело у нее было мускулистым, но при этом почему-то мягким, губы слегка обветрились, и Олег провел языком по сухой корочке. Целовать Валеру было просто и понятно - так же понятно, как пить воду, когда мучаешься от жажды. Пальцы ее чуть поглаживали шею Олега, прядки короткой прически чуть щекотали щеки и лезли в глаза. Олег забыл, что может быть вот так хорошо, что можно вот так ни о чем не думать — а быть живым и чувствовать живое. Из головы разом вылетело все, а все, что не вылетело, больше не пугало и не лезло на передний план. Он был не один, ему не надо было больше пытаться держать лицо, и Олегу казалось, что он пьет, пьет, пьет воду и никак не может напиться. С этого дня оно как-то и понеслось — они об этом не говорили, да они вообще мало о чем говорили, только целовались, как подростки, по всем подворотням Питера, держались за руки, как в дурацких ромкомах, это было какое-то совершенно физическое желание, чтобы рядом был кто-то теплый, уютный, кому можно уткнуться лицом в шею, кого можно прижать к себе, и наконец-то ощутить хоть что-то, кроме бессилия. Они целовались в машине, когда Олег подвозил Леру на занятия и чувствовал себя каким-то старым мудаком, запавшим на студентку. Они целовались в спортзале между тренировками. Они целовались в дурацком скверике где-то недалеко от Валериного дома. Олегу больше ничего от нее и не нужно было, и он подозревал, что и Лере и тоже. Не то чтобы Лера его не возбуждала — просто это было тянущее приятное возбуждение, которое немного будоражило и которое не требовалось снимать сексом. Олегу не хотелось идти дальше, потому что ему не хотелось романа с Валерой или переспать с Валерой, ему хотелось тепла, а это был самый простой и понятный способ отвлечься от всего, прочистить голову, и он даже не пытался предпринимать какие-то следующие шаги. Лере от него тоже надо было плечо, на которое можно опереться и перенести все свои проблемы, человек, с которым можно было от всего отвлечься и который не станет задавать лишних вопросов. Весна кружила голову Олегу, и он знал, что оно так идти не может, и не хотел, чтобы оно кончалось. Конечно, Сережа или знал, или о чем-то догадывался — в конце концов, он маялся от скуки в квартире, где у него была серверная, а в серверной была куча экранов, а на экраны можно было вывести изображение с кучи камер. Олег не думал, что Серый стал бы нарочно за ним следить: просто тот снова волновался или параноил, и соблазн был слишком велик. Разговор, к удивлению Олега, Разумовский решил начать издалека: - Олег, обычно ты из нас самый разумный, и я не хотел бы давать непрошенных советов, но... Олег понял — он попал. - … все-таки снял бы ты, что ли, номер в отеле, неужели вам самим приятно по углам жаться?.. Говорить, что всё не так, было как-то слишком наивно, но Олег все равно попытался: - Мы не... Это не то, что ты подумал. Вернее... я не собираюсь с ней спать! Вышло неуклюже, и, судя по поднятым Сережиным бровям, еще и не очень убедительно. - Олег, я взрослый мальчик, не то чтобы я не допускал такое развитие событий, но я был уверен... Личное с рабочим лучше не мешать, Олег, сам знаешь. Но я не... Ты и так слишком от многого отказался по моей вине, и я не хотел читать тебе мораль. Просто если ты боялся моей реакции - что меня удивляет — то лезть в ваши дела я не буду. Просто прекратите вести себя, как подростки, прячущиеся от родителей. Олег вздохнул. - У нас нет романа, Серый. - Тогда у вас уж слишком тесное, кхм, взаимодействие для тех, у кого нет романа. Волков знал, что ему надо найти слова и как-то все объяснить, а еще лучше — и поговорить начистоту с Лерой, потому что, мало ли, что он там себе обо всем думает. - У тебя когда-нибудь было слишком много мыслей, и ты не мог перестать их крутить в голове? Сергей как-то непонятно на него посмотрел: - Это мое нормальное состояние, но я не понимаю, к чему ты. - Просто я так устал от беспомощности, и я все время не могу не думать — а что если, если бы все пошло не так, там, на складе, и в музее... А я не смог тебе помочь, и мне все время кажется, что опять что-то случится, и я окажусь беспомощным... И оно крутится, крутится. Я волнуюсь за тебя, Серый, и мне некуда от этого бежать. На лице Разумовского отразилась странная ирония: - Ты беспокоишься обо мне и потому целуешься с ней? Олег жалко пожал плечами: - Это помогает. Подозреваю, она делает это все по какой-то похожей причине. Серёжа подошел к нему вплотную, вгляделся в лицо. - Всё ещё не понимаю. Но раз так — давай проверим. Он подошел к Олегу и вгляделся в него, как вглядываются в глубокий колодец. Олег не очень понимал, что ему делать. Серый осторожно обхватил его лицо ладонями, погладил пальцами, словно складки на рубашке разглаживал. С Сережей никогда ничего нельзя было сказать наверняка, вот и сейчас Олег бы не поручился, что должно произойти. Сергей его поцеловал. Это было так странно, что Олег просто застыл на месте. Ему казалось, что если он шевельнется — мир вокруг затрещит по швам и развалится. А, может, Волков сам по себе затрещит по швам и развалится. Он просто стоял и чувствовал на себе теплые руки и теплые губы, а потом все закончилось. - Ну как? - с сарказмом спросил Разумовский. - Сейчас ты скажешь, что думал в этот момент о Лере. - Серый... - Олег, ты вот только не занимайся самообманом. Нельзя вот так быть с человеком и не захотеть большего. Нельзя вот так быть и ничего к нему не чувствовать. - Ты сейчас про меня или про себя? - ошарашенно спросил Олег. - Это имеет значение? - Сережа уже отвернулся и пошел на выход из комнаты. - Для меня — имеет, - сказал Волков и понял, что это правда. Когда ты можешь касаться, тени и ночные кошмары отступают, и все становится неважным. Серый стоял вполоборота, и челка отбрасывала неровную тень на его лицо, и Олегу хотелось и дальше смотреть на эту тень и на эту челку и провести по ним руками, он подошел и прикоснулся легонько ладонью. Сережа дернулся, но взгляда не отвел, и в этом взгляде тоже была беспомощность, тоже было что-то больное, и измученное, и такое понятное, что Олег не выдержал и прижал его к себе. Ему не хотелось его отпускать. Любовь и правда спала в Олеге, а потом вдруг ее вытащили наружу, и Олег не знал, что с ней делать, потому что как ты будешь что-то делать с такой хрупкой непонятной вещью? Ее и трогать-то было страшно. Но она спала в нем, а теперь Серый вытащил ее на поверхность, и в Олеге что-то дрогнуло и надорвалось, и ему хотелось прижать к себе Сережу, и не отпускать, и защитить от всего на свете. «Я тебя люблю», - хотелось сказать ему, но в словах было мало силы, и они никак не хотели произноситься. Сергей вздохнул под его руками и устроил голову на его плече поудобнее. Олегу стало и лучше и хуже: рядом с Лерой и Сережей ему становилось тепло, как будто от костра, но это тепло словно заставляло душу самого Олега скукоживаться и трескаться, и сквозь эти трещины из Олега лезли эмоции, и он ничего не мог с ними поделать. От этого вроде должно было становиться лучше, но становилось только хуже. Олег понимал, что надо как-то поговорить начистоту с двумя другими заинтересованными участниками, но он не мог себя заставить. Ему не хотелось, чтобы это тепло уходило, хоть от этого и было больно. И он знал, что его недороман с Валерой и недороман с Сережей — это всего лишь попытки это тепло для себя выбить. - Что с тобой, Олег? - спрашивала его Лера, когда он в очередной раз застывал с сигаретой, пока она не прогорала до фильтра. - Что с тобой, Олег? - спрашивал его Серый, когда Олег подвисал с вилкой в руках над тарелкой. Но Олегу нечего им было ответить. Потому что он не мог сказать правду и не мог заставить себя прекратить, и все это длилось и длилось, как натягивается до предела тугая резинка. Волкова застали врасплох, в чем он никогда бы не признался: просто он пришел в их квартиру с Сережей, а там его уже напряженно поджидали и Серый, и Валера. Сговорились все-таки за его спиной. Олег не думал, что Серый дойдет до того, чтобы обсуждать его с Лерой, но, видно, тот наступил на горло своей песне. - Нам нужно поговорить, Олег, на этот раз серьезно. Тебе плохо, - Сережа замялся, - то есть нам всем не очень хорошо, но ты нас беспокоишь. Олега бы повеселило это «нас», если бы тут был какой-то повод для веселья. Он устало опустился на диван и обхватил голову руками. - Слушайте... - Сергей скрестил руки, словно пытаясь закрыться. - Мне это все не очень нравится, но что есть, то есть. Не хочу тут быть не пришей кобыле хвост. Если вам двоим нужно пространство — я не буду в это лезть. Это все помешает делу, но если, Олег, это то, что тебе нужно, то я... Лучше пусть будет так. Я не буду этому всему препятствовать, вы люди взрослые, если... Если ты из-за меня переживаешь, то не надо, я.. - Мир не крутится вокруг тебя, Сергей, - встряла Лера, - и у нас нет романа, я тебе сразу сказала. Как будто бы я стала тебя бояться! И твое благословение мне точно не сдалось. Но Олег постоянно из-за тебя переживает: ты бы видел, как он дергается, стоит тебе набрать — вдруг что случилось? «Мне надо это для Серого, мне надо то для Серого, надо вернуться к 10, а то Серый волноваться будет». Я согласилась сюда придти только для того, чтобы вы наконец поговорили нормально, потому что твоя дерганность передается и мне, а мне только за Разумовского переживать не хватало для полного счастья! В ушах Олега все нарастал привычный шум, и он только сильнее обхватил голову. - Значит, это во мне проблема? - Сергей терял над собой контроль так же стремительно, как делал все остальное. - То есть это я виноват, что вы начали — что вы там друг с другом делаете?! - Это бы не началось, если бы ты не допустил кучу просчетов! - рявкнула Валера. - А теперь непонятно, как нам из всего этого выпутываться! - Если бы ты проявила осторожность... - Это если бы ты осторожность проявил. - Я просто хочу, чтобы этот шум затих! - Олег не хотел кричать, но все равно вышло именно так. - Просто чтобы у меня больше не звенело в ушах! Валера и Серый разом замолчали. Стало очень-очень тихо. Так тихо, что Олег слышал только свое сбитое дыхание и понял, что он на грани истерики. Сергей с Лерой переглянулись и, кажется, оба пришли к какому-то единому решению. Они вместе осторожно подошли к Олегу. - И что для этого надо сделать, Олег? - Сережа почему-то говорил шепотом. Лера мягко протянула ему руку. Олег неловко прижал ее к своей щеке. Он знал, что ведет себя как ребенок. - Вы можете просто побыть рядом? - пробормотал он. Они снова переглянулись. Повисла пауза, и тишина снова начала заполнять все щели и трещинки, и шум — как шум океана или крови в ушах — стал снова нарастать. Потом Лера села от него с одной стороны, а Сережа - с другой, и они обхватили его руками, и она положила голову ему на плечо, а Серый положил свою голову на макушку Олега, и Олегу стало наконец-то спокойно — что вот они рядом, и ничего плохого пока не произойдет, и можно наконец-то выдохнуть, и он выдохнул. И тогда никакого шума не осталось, а осталось только то, что вот они, два его близких человека, и хоть эмоций было много, от них больше не кипела голова, потому что любовь Олега наконец-то робко расправила крылья и выпорхнула на свободу.