Живое Солнце (или мёртвая Земля)

— Не снимай. Катрин посмотрела на спутницу с немой мольбой и завистью во взгляде. «В отличие от тебя, я уже не могу в нём ходить». «В отличие от тебя, я никогда не болела раком и не сдала за последний год так сильно». «В отличие от тебя, мне пока нет семидесяти». «Не снимай, потому что я люблю тебя». Но она ничего из этого не произнесла вслух, и Катрин ватными руками сняла шлем и положила на землю, обнажая маленькую голову с редкими седыми волосами и глубокими морщинами на лице. Дана благодарила Бога за то, что супруга ещё могла передвигаться в защитном костюме; сама она даже без него уже ходила тяжело и вынуждена была носить с собой трость. Впрочем, так далеко за пределы дома они выбирались редко. Озоновый экологический кризис начался давным-давно, но был для них чем-то далёким и не вполне понятным разуму, как канувшие в лету арктические льды или вымирание панд. А потом от рака кожи умерла семнадцатилетняя Зоря с соседней улицы. Потом не стало её парня, и его дяди, и бывшей коллеги дяди по работе, и троюродной сестры сантехника, которого коллега до замужества вызывала на дом чинить вечно капающий кран, и ещё Бог весть скольких душ. Через месяц после смерти лысого круглолицего Томаша, младшего брата Катрин, Дана собрала вещи. Денег им хватало, да и эмиграция на Марс в последнее время стала куда менее финансово затратной. И разобрала вещи, когда выяснилось, что старые родители жены не вынесут перелёта. — Я пойму, если ты не захочешь оставаться, но я их не оставлю. А к тому времени, когда родители Катрин сами их оставили, они уже тоже состарились и перебрались из своего брошенного судьбой городка на хутор. Какая разница, когда до ближайшего скопления одиноких стариков десятки, сотни миль. Когда помощи нет и не будет, когда загибаются от нагрузки полтора несчастных волонтёра, когда омытые кровью границы стран навсегда стираются, когда деньги можно жечь пачками. Когда вместе с оставленной планетой умирают последние люди. Дана нащупала узловатыми пальцами молодые листья проросшего в траве дубка. Ещё её дед рассказывал ей, что когда-то давно здесь был лес и рядом текла широкая река. И теперь под смертоносно палящим солнцем для них этот лужок у мелкого ручья оставался, наверное, самым красивым местом на старухе-Земле. Она опустила усталую голову на плечо верной подруги, уткнулась носом в жёсткую ткань костюма, и Катрин прижалась морщинистой щекой к белому пуху на её голове. И, когда Дана заснула, ей приснилась дубовая роща, которая вырастет здесь через триста, пятьсот, тысячу лет.