***
Обито Учиха был черт-знает-каким-юродным дядей Саске и Итачи по совместительству, а они, в свою очередь, были его черт-знает-какими-юродными племянниками. Обито заявил, что видел Итачи, когда тот еще пешком под стол ходил, а Саске в это время писался в пеленки. Собравшиеся многочисленные родственники Учиха за столом, все как на подбор черноволосые и черноглазые, дружно заулыбались, умиляясь по-семейному добрым воспоминаниям Обито. Все тут же стали вспоминать, какие братья были маленькие и хорошенькие, с пухлыми ручками и ножками. Сейчас они давно вымахали и были под сто семьдесят сантиметров ростом. И слушать про обкаканные пеленки и прочие подробности за семейным застольем, ну… Это было слишком. Саске фыркнул и вышел из-за стола, тряхнув своей челкой. Итачи, казалось, пропустил эти слова мимо ушей, и остался за столом как всегда с благожелательным видом как ни в чем не бывало. Саске вышел на энгаву, чтобы немного остыть — уже был вечер, и вокруг дома горели фонари, еле заметно покачиваясь на ветру. — А мама знает? — прошептал кто-то сзади. Саске чуть не вскрикнул и выронил тлеющую сигарету наземь. Он резко обернулся и увидел сзади своего новоиспеченного дядюшку. Обито почти ухмылялся и стоял, смотря на него, засунув руки в карманы джинс. — Отвали, — Саске наконец взял себя в руки, смерив взглядом Обито, и вытащил из пачки новую сигарету. Старую он с сожалением затоптал на земле и ногой отбросил ближе к кустам у дома. Саске зашарил по карманам в поисках зажигалки и с каждой секундой все сильнее злился, не понимая, куда та делась — видимо, он ее тоже выронил. — На, — Обито чиркнул колесиком и поднес свою зажигалку. Саске настороженно скосил глаза, зачем-то разглядывая ее — на ней был изображен какой-то демон из японской мифологии в маске и голубом пламени. Саске зажал сигарету между зубов и позволил Обито поджечь ее, наклонившись чуть ближе, чтобы огонек подпалил кончик сигареты. Саске сделал затяжку и прикрыл глаза, почувствовав, как наконец никотин и прочие ядовитые вещества потянулись в его носоглотку, заполняя его легкие. Обито тем временем разглядывал Саске в желтоватом свете уличных фонарей — его взгляд блуждал по его лицу с красиво очерченными бровями и аккуратным, ровным носом. Губы у Саске были тонкие и искусанные, выделяющиеся ярким пятном на бледном лице. Белый цилиндр сигареты между ними смотрелся одновременно вызывающе и невинно. Обито убрал руку с зажигалкой, потушив огонь, когда Саске затянулся и выдохнул — дым струей вылетел из его рта и, медленно клубясь и поднимаясь все выше, растворился в воздухе. Саске сплюнул на землю и отвернулся, уставившись куда-то в сторону ограды, где стояли соседские дома. — Стрельнешь? — Обито встал рядом с подростком. Тот недовольно посмотрел на него. — А у тебя своих нет, дядя? — Неа, — развел Обито руками. — Кончились. Подсоби дядюшке, а? Не чужие ведь люди. Саске закатил глаза и все же полез в карман, вытащив пачку сигарет. Он откинул крышку и в приглашающем жесте ткнул ее родственнику. — О, — Обито вытащил сигарету, подкурил ее и, сделав затяжку, чуть еле слышно простонал и протянул: — Кайф. Спасибо, пацан. Саске ничего не ответил. Его раздражало то, что его уединение было нарушено — он хотел спокойно покурить в одиночестве, а теперь приходилось терпеть общество этого малознакомого человека, к которому Саске не испытывал на данный момент ничего, кроме неприязни и раздражения. К тому же, его секрет, о котором знал лишь брат, был теперь раскрыт, и Саске не был уверен, что Обито не сообщит о его вредной привычке его родителям. Вообще, Саске раздражало не только это. Его раздражал сам Обито — его фамильярность, его наигранная беспечность, его улыбка, его взгляд. Обито почему-то казался ему странным, он слишком выделялся на фоне остальных их сородичей. Конечно, у него безусловно присутствовали отличительные черты Учих — черные волосы, такого же цвета глаза и бледная кожа, но было в нем что-то еще. Обито выглядел небезопасным, осознал вдруг Саске. Весь его образ кричал об этом — неброская одежда, джинсы и черная водолазка с накинутой на плечи кожанкой, и покрытое старыми, страшными шрамами лицо, которое, впрочем, было красивым по мужским стандартам красоты. Смотрел Обито с прищуром, и улыбка не затрагивала его глаз. Впрочем, внешний вид дядюшки и те чувства, что он вызывал у Саске, не мешали ему вести себя с ним также, как и с остальными — нахально и небрежно. — Это только между нами, — предупредил Саске, кинув на Обито взгляд, надеясь, что тот поймет, о чем речь. — А что мне за это будет? — поинтересовался тот. Саске аж чуть не подавился дымом от такой наглости. Обито снова ухмыльнулся уголком губ, глядя на его возмущение и растерянность на лице. — Не бойся, мама не узнает, — заговорщически подмигнул Обито. — Обещаю. Саске фыркнул, но ничего не сказал — сигарета уже сотлела, и он, докурив и почувствовав горечь на языке, бросил окурок в урну. Обито остался стоять на крыльце, неспеша делая затяжку, слыша, как за ним хлопнула дверь, когда Саске зашел в дом.***
Поводом для сбора столь многочисленного семейства Учиха был день рождения Итачи. Был июнь, и отмечали его восемнадцатилетие и успешное поступление в один из лучших токийских университетов. Итачи был гордостью своих родителей и семьи, наследником, на которого возлагали большие надежды. Отец лично сказал это, сделав тост, и остальные одобрительно загудели, восхваляя Итачи. Саске чувствовал себя на этом празднике жизни немного лишним. Ему было шестнадцать, и в отличие от своего брата, он не был таким успешным. Учился он, конечно, хорошо, но не так блистательно, как Итачи. Кем он будет, не знал, куда будет поступать, тоже не знал. Отец всегда ставил Итачи ему в пример, говорил, что ему нужно брать пример с брата. Саске чувствовал себя паршивой овцой, птицей в золотой клетке — взрослые всячески ограждали его от своих дел, а потом с упреком в голосе вопрошали, почему он не участвует в семейных делах и ведет себя так отстраненно? Было лето, и Саске оставался, как и всегда, дома. Итачи был занят, и на следующий день после праздника планировал уехать по делам в город — как Саске понял, ему нужно было готовить документы для университета, и к тому же он вроде как хотел отпраздновать свой день рождения с друзьями. Итачи приглашал Саске поехать с ним, но Саске гордо отказался, сказав, что не хочет докучать своему брату. Наверное, он держал на него обиду — он и сам не мог сказать, почему поступил так. Итачи не стал его уговаривать и просто ушел. Это только сильнее разозлило Саске. Итачи всегда был слишком занят, чтобы уделить свое время младшему брату — сколько Саске себя помнит, Итачи постоянно держал его на расстоянии. Он находился где-то там, высоко, и сколько бы Саске не старался поспеть за ним, Итачи отдалялся все дальше. Он постоянно находил отговорки — то у него много работы по учебе, то он вечно куда-то уезжает по поручению отца, то он обещает уделить время потом. Иди, погуляй Саске, как-нибудь в следующий раз. А теперь, когда Итачи в конце августа переедет в город, их общение и вовсе грозило прерваться. Он вроде как планировал снимать квартиру вместе с друзьями, родители не препятствовали этому, а это значило, что теперь Саске останется совсем один в большом пустующем доме. От этого он впадал в уныние, но изменить ничего было нельзя. Празднество затянулось — Саске ожидал, что родственники погостят день и свалят ближе к ночи, но оказалось, что большая часть из них останется еще на какое-то время. Вот для чего родители, оказывается, готовили гостевые комнаты. Саске был неприятно удивлен такому повороту событий — обычно у них редко бывали гости. Их семейство было закрытым, однако он помнил, что в детстве у них действительно нередко останавливались родственники на какое-то время. Отцу это было на руку — как глава семейства, он имел право вызывать к себе любого из клана, чтобы решать важные клановые дела. И, конечно же, день рождения Итачи был лишь поводом, чтобы собрать одних из наиболее важных лиц Учиха. Обито был в числе тех, кто остановился в гостях. Ему выделили отдельную комнату на втором этаже. Обито был сиротой и воспитывался сначала бабушкой, а потом — Мадарой. Мадару в клане знали, уважали и боялись — о нем было много слухов. Кто-то говорил, что он связан с мафией, кто-то говорил, что с криминалом. В любом случае, в темные дела Мадары были посвящены немногие, но они напрямую влияли на весь клан, его расположение и авторитет. Фактически, он был негласным главой клана. Обито, будучи под его покровительством, пользовался этим. Он выполнял его различные поручения и был правой рукой, ногами и ушами. Мадара готовил из него преемника, и Обито не противился этому, потому что у Мадары была цель, которая также была целью Обито. Его жизнь была бы пустой и бесцветной, не будь в ней Мадары. У Обито не было никого и ничего, кроме него, и он был благодарен Мадаре за то, что тот наполняет его жизнь смыслом.***
Саске заснул ближе к полночи, а затем проснулся посреди ночи от того, что его трясут за плечо. Он распахнул глаза, собираясь закричать, но ему тут же крепко зажали рот рукой в перчатке. В темноте Саске различил лицо Обито — он узнал его по шрамам. — Идем, — сказал одними губами тот. Саске попытался вырваться из его хватки, но Обито не отпускал его, продолжая закрывать его рот ладонью, вдавливая его головой в подушку. Обито приложил палец к губам, показывая, что ему нужно быть очень тихим, и Саске вдруг стало страшно. Он не понимал, что происходит, что и почему Обито делает в его комнате. Мужчина заставил его встать с кровати, продолжая зажимать рот рукой, а другой — держать его плечо. Затем они вышли в коридор, темный и пустой. Комнаты для гостей были распахнуты, словно в приглашающем жесте, на пол падал лунный свет. Проходя мимо одной из них, у Саске расширились глаза — на полу в неестественном положении лежал один из гостей, его двоюродный дед, имени которого он даже не помнил. Он явно был мертв. Саске похолодел, страх прошиб его новой волной. Он яростно извернулся в хватке Обито, и вынырнул из его рук, а затем побежал вниз по лестнице, к спальне родителей. Он едва не упал впотьмах, скользя по гладкому деревянному полу, электричество не работало — он ударил по кнопке выключателя, но свет так и не загорелся. Уличные фонари тоже больше не горели уютным домашним светом. В родительской спальне стояла тень. Когда она обернулась, Саске узнал в ней Итачи. Трупы родителей лежали в постели, и если бы не темные пятна крови на подушке под их головами, можно было подумать, что они спят. Саске попятился назад, Итачи продолжал оставаться на месте, сжимая в руке фамильный клинок и смотря прямо на него, его взгляд был отчего-то пугающе безжизненным — Саске лишь раз в жизни видел у него такой взгляд. Он развернулся и побежал обратно по коридору, мысли путались в его голове — нужно было что-то делать, но ему было трудно не поддаваться панике, в голове билась лишь одна мысль: «родители мертвы». Итачи убил их. Саске перехватили у лестницы — Обито крепко держал его, обездвижив одной рукой, так сильно передавив его грудную клетку, что, казалось, у него сейчас треснут ребра. Он действительно был сильным, и по сравнению с ним Саске был до смешного щуплым. — Отпусти его, — потребовал Итачи. Он стоял в коридоре и двинулся к Обито. — Он пойдет со мной, — возразил тот. — Мы так не договаривались, — Итачи остановился, когда Обито уставил на него пистолет. Саске осознал вдруг, что беззвучно плачет и ему не хватает воздуха из-за ладони, грубо зажимающей его рот. — Видимо, Мадара забыл тебе сказать, — пожал плечами Обито. — Мой косяк, извини. А теперь — нам пора. До встречи, Итачи. Обито спиной направился к двери, не сводя пистолет с Итачи. Тот остался стоять на месте, провожая их взглядом, продолжая сжимать клинок в руке, с которого на пол накапала небольшая лужица крови, а Саске не смог выдавить из себя ни слова. Обито в буквальном смысле волочил его за собой, так, словно Саске ничего не весил. Они покинули дом, вышли на энгаву, а затем и на тропинку, ведущую к ограде. Словно предугадав, что Саске собирается сделать, Обито приставил пистолет уже к его виску. — Тише, веди себя хорошо. Как мы и договаривались, мама не узнает твой секрет. Это только между нами, — прошептал Обито, обжигая его ухо горячим дыханием. У Саске скрутило в животе. — Тебе здесь плохо, а у Мадары будет хорошо. Обещаю. Старая и ничем непримечательная машина покинула дом Учиха, уехав никем незамеченной посреди ночи. Итачи вышел на порог и проводил ее взглядом, а затем осел на крыльце, хватая ртом воздух — по его лицу катились слезы, но он не издал ни звука сквозь стиснутые зубы. Когда он наконец был в состоянии встать на ноги, он покинул дом, плотно закрыв за собой дверь. Его уже ждали.