Женские миры

Этери смотрела на плохо отфотошопленную фотографию, с которой глядели две пары знакомых женских глаз, и где-то внутри вызревала грустная улыбка. В ней сплелся клубок самых разных эмоций, но той, которую ждала от себя, не смогла найти. Обид не было. А ведь не так давно, ей казалось, что именно обида и движет отношениями между ними тремя. Сережа повторял: - Ты должна меня понять! Лена болеет, Ванька еще маленький!. Я не смогу развестись и уйти от сына! - А от дочери ты уходить можешь?- сверкала темными бессонными глазами, у Дишки резались первые зубки. И нет, ей было совершенно не жаль “больную Лену”. Лена была только соперницей в борьбе за любимого мужчину. И не так уж она больна, если ходит на работу, тренирует в лучшей школе Москвы, заедает чужими руками жизнь Этери. Что, она не понимает, отлично понимает, почему для нее не было работы столько времени нигде. Ладно, была. Хотели взять хореографом без допуска ко льду. Да только такая работа и даром не надо, и за деньги не надо! А такой тренер оказался ни даром, ни за деньги не надо Москве. Но она выгрызла свое право на счастье работать на льду и тренировать. Выгрызет и право на личное счастье. Да, и то, и другое счастье пока выглядело каким-то странным, требовало больше вложений и страданий, чем приносило радости, но, видимо, это ее путь. Все же Сережа не отказался от них сразу. Это уже повод для радости. Чем больше он здесь, тем меньше он дома. Чем больше общается с дочерью, тем больше ответственности за ее малышку и за нее. Так и пойдет дальше. К цели. В общем, двадцать лет назад Лену ей было совершенно не жаль. А сейчас, глядя в уставшую натянутую улыбку сильно постаревшей со времен горячей фазы их войны женщины, Этери понимала, что ей действительно жалко. И хочется позвонить, просить, как здоровье, готова ли Елена Германовна к такой эмоциональной нагрузке, которая сидела сбоку от нее и улыбалась непохожим на собственное лицом. Уж кто, кто, а эта девочка могла задать жару, сама того не желая и не думая о последствиях. Огонь-девочка, без мозгов, но где вы видели разумное пламя? Стихия тем и прекрасная, что она стихия. Алёнку она взяла за очевидность дара. Сразу смирившись и даже несколько очаровавшись всеми недостатками. У девочки было два таланта: фигурное катание и добродушие. И тот, и другой вектора не имели ровно никакого, но шли от сердца. А чистое сердце - это ведь уже немало. Тут надо сказать, что от чистого сердца и совершенно, не включая голову, Аленушка не только радовалась и любила, но и обижалась, дерзила, устраивала акции неповиновения. Стихия, как она есть. Вот и, уходя, от чистого сердца без всякой головы умудрилась наговорить и наделать такого, что Этери, хоть уже и взрослая, жизнью кусаная и другими спортсменами ученая, а обиделась и разозлилась. Сразу за все: и за дар, который менялся на первую чумную и безмозглую (а как иначе, когда все такое в жизни?) влюбленность, и за очарованность новыми тренерами, и за колкие слова в адрес прежних. Думала, что уж эту дурочку точно назад не примет, коли решит вернуться, когда влюбленности перегорят. Кого угодно, но не ее! До тех пор думала так, пока Аленка не объявилась в дверях ее кабинета, смущенная, но такая же солнечная и внешне бесшабашная. Только глаза поменялись. Взгляд стал другим, настоянным на разочаровании. Ребенок стал женщиной. Женщиной, которую поранили, больно-больно и глубоко. Такими же глазами смотрела из зеркала на саму себя Этери много лет назад, когда Сережа принял решение и откланялся из их с Дишей жизни. Жены с артрозом, знаете ли, могут болеть долго, стелить мягко и любить нежно, а любовницы с глохнущими детьми, мечущиеся по врачам, пытающиеся вернуть невозвратное, на редкость малоприятные экземпляры. Сережа выбрал больную жену и здорового сына, а здоровая Этери и больная Диша остались друг другу. Вот тогда про предательство она поняла многое. И то, что было в глазах вернувшейся, внешне все такой же бесшабашной и безвекторной Аленки, тоже говорило про знание предательства. И сил обижаться на эту девочку больше не осталось. И злиться она уже не могла. Все делают глупости, а иногда и гадости во имя мнимого счастья. Кто без греха, пусть первым бросит в Тутберидзе камень. Ей бы, наверное, хотелось, чтобы Аленка пошла ее путем: доказала себе, ему, предавшему, всему миру, что она стоит больше, чем за нее дают. А Аленке хотелось чего-то еще. Или просто ничего уже не хотелось, по крайней мере, из их ледяного мира. В этой жестокой Вальхалле, где убитыми душами выстланы пути к престолу, с которого свергают сразу, как отзвучит гимн твоей страны, живой девочке стало невыносимо. Она еще не совсем ушла, но уже и здесь не находилась. Терпеливая и любящая Лена была точкой невозврата, выхода из царства льда и мира профессионального фигурного катания. За это Этери ее тоже долго не любила, сколько бесценных талантов вывела в белый свет жизни. Но, похоже, пришло время простить себя, отпустить ее, забыть одного на двоих предателя. И принять то, что принять рано или поздно должна каждая: жизнь происходит так, как происходит, ран бывает ровно столько, сколько может перетерпеть наша душа и тело, и даже многократно смертельно ранившись и раня, мы остаемся жить, улыбаемся, верим в лучшее. Как Аленка сейчас, хотя пока знать не знает, что же лучшим станет для нее. Мир женщины пересоздается каждым днем, обновляется, возрождается. И те, кто вчера смотрел друг на друга, думая, что станцевал бы на могилке второй, завтра протянут руку и примут помощь. Хотя, кто его знает, возможно, послезавтра снова будут думать, как бы побольнее ударить под дых того, кому сегодня протягивают руку. На то и женщины.