Расскажи, только ты, расскажи О том, как дела твои на самом деле.
— Лишь один вопрос: зачем вы меня сюда притащили? — Эрик держал в руках странный коктейль, лёд уже порядком подтаял, но пить его парень всё равно отказывался, ибо заказ делал Рыжий, а вернуться домой ему хотелось на своих ногах. — Расслабься, Курильщик, — Сфинкс уже осушил один бокал с виски и принялся за второй. — На этой неделе ты не выходил из квартиры. Даже в магазин, который, хочу напомнить, находится в твоём доме. — Сфинкс, спешу тебе напомнить, что в нашем веке люди придумали великолепную вещь, которая называется "доставка". Советую попробовать, — пробурчал юноша. — Сфинкс хотел сказать, что мы за тебя волнуемся, — Рыжий смотрел на него сквозь свои зелёные очки, которые стали единственным напоминаем о Доме. — Поэтому и решили вытащить тебя куда-нибудь. Мой друг сказал, что здесь отличные коктейли и живая музыка. — Почти филармония, — фыркнул Эрик, в компании этих двоих он всё ещё чувствовал себя школьником, который задаёт глупые вопросы и ничего не понимает. — Зря ты отказался сходить с подругой Спицы на свидание, она вроде неплохая девчонка, — Сфинкс предпринял ещё одну попытку в надежде, что после сотни уговоров его крестник будет готов сдаться и начнёт реанимировать свою личную жизнь. — Быть может, у меня тоже есть жена, — с вызовом произнёс парень. — Просто она тоже невидимка. — Пей коктейль и наслаждайся музыкой, — Рыжий не стал доводить дело до ссоры. — В одиннадцать мы отвезём тебя домой. Прости, к "Спокойной ночи, малыши" ты уже не успеешь. Эрик надулся, придвинул к себе коктейль и занялся его поглощением, на этот вечер у него были совсем другие планы. Сфинкс был прав: он уже неделю не выходил из квартиры, но и эту деталь он заметил, только когда включил телевизор с дурацкими новостями. Курильщик рисовал, курил, варил кофе, который каждый раз норовил сбежать из турки, иногда ел бутерброды, как бы желудок ни бунтовал, в целом, вёл самую обычную жизнь московского художника, но его лысый друг упорно называл это депрессией и оставлял визитки «только проверенных психологов» на его столе. Рыжий и Сфинкс негромко переговаривались о том, как идут дела в общине после ухода Чёрного. Странно, как вообще Курильщик оказался в этой компании, ведь он считал Чёрного своим другом, а здесь его, мягко сказать, недолюбливали. Единственный источник света на небольшой площадке погас, пока официантки разносили коктейли, музыканты вовсю готовились к своему представлению. Курильщик подпёр щеку левой рукой и прикрыл глаза, наслаждаясь легкой перебивкой барабана и гитары, но неожиданно в этой слаженной композиции раздался девичий голос, такой до знакомого родной, чтобы не угадать его с первых нот. Широко распахнутые глаза бегали по сцене, пытаясь навечно сохранить картинку в памяти. Муза пела, пела о любви, что умерла на той маленькой кухне по его вине.Ты курил прямо на кухне, А я вечно дымом дышала. Сегодня, завтра всё рухнет — Это что-то типа финала.
— Это всё бесполезно, — Курильщик сжал в руках тонкую кисть, две половины которой тут же упали к колёсам его «железного коня». Девушка опустилась перед ним на колени. В свитере с длинными рукавами Муза всё чаще напоминала ему Македонского. Голубые глаза смотрели на него с надеждой и любовью, два противоречивых чувства, которые Эрик никак не мог обуздать. — Давай просто поедем в клинику, — снова просит Муза, сжимая пальцы, перепачканные светло-синей краской. — Никто и не обещает мгновенного выздоровления, но они готовы оценить твои шансы на то, что ты однажды сможешь ходить. Курильщик закрыл глаза и сжал зубы, его организм остро нуждался в пачке сигарет, но он обещал ей, обещал бросить, как бы трудно ни далось это решение. В своих мечтах парень давно похоронил надежду однажды почувствовать почву под своими ногами, ему не нужна была иллюзия нормальной жизни, его вполне устраивало кресло, но Муза была из тех людей, которые не привыкли сдаваться. — А если нет никакого шанса? — Циммерман с вызовом посмотрел в её глаза и тут же смягчился: на Музу нельзя было обижаться, даже разговоры на повышенных тонах отпечатывались на её слишком нежной коже. — Прости. — Я просто предложила, — светловолосая быстро встала с пола, подбирая брошюры клиники, что вывались из её карманов. — Я не могу решать такие вопросы за тебя. Порой Эрику казалось, что Муза и Русалка вполне могли оказаться сёстрами, но на поверхности сразу всплывал вопрос: «Что бы ты делал, если бы она исчезла?» Девушка быстро ушла в сторону кухни, где нарочно громко загремела посудой, чтобы заглушить свои всхлипы, Курильщик снова успел почувствовать себя ничтожеством. Оставив на мольберте незаконченный рисунок, парень покрутил колёса в сторону комнаты, где проходили их приёмы пищи. Отец Эрика ничего не имел против этого прекрасного создания, иначе он Музу не называл, и, когда девушка перевезла свои вещи в соседнюю комнату, его радость была более яркой, нежели у сына. Мужчина с удовольствием навещал «молодую семью» — всё чаще в компании Сфинкса, — привозил продукты и книги, словно они сами были не в состоянии дойти до магазина. Муза с лёгкостью могла завладеть любым человеческим сердцем. Да что там человеческим — даже озлобленный бультерьер Чёрного, что не переносил других людей, кроме своего хозяина, таял при виде светловолосой. Эрик ругал себя за резкие высказывания, напоминая, что Сфинксу повезло меньше: судьба оказалась благосклонна к юному дарованию, и Муза осталась с ним, а не появлялась на несколько дней с периодичностью в пару месяцев. — Прости, — ещё раз повторил Курильщик, застыв в дверях небольшой кухни. Девушка уже вооружилась туркой, и по всей квартире медленно, но верно растягивался чудесный кофейный аромат. Эрик, как побитый кот, подъехал чуть ближе, утыкаясь лохматой головой куда-то в бедро Музы. Тонкие пальцы светловолосой пробежали по его шее, скрываясь за воротом белой футболки. Им всего восемнадцать, впереди целая жизнь, и глупо было разменивать лучшие годы на глупые ссоры. — Тебе не за что извиняться, — Муза выключила конфорку и разлила ароматную жидкость в уже подготовленные чашки. — Я подумал, — Эрик взял свою порцию кофе, с благодарностью обдувая обожжённые о чашку пальцы девушки. — Давай поедем в клинику. Даже если я окажусь самым безнадёжным случаем в их истории, у нас получится необычное свидание. Казалось, что, когда Курильщик узнал, что шансы на восстановление всё же есть, всё стало ещё хуже. Парень был слишком требователен: к себе, к физинструкторам, что следили за его реабилитацией после операций, к отцу, что всегда приносил апельсины не той свежести, под горячую руку пару раз попадал и Сфинкс, который сразу убедился, что следующая их встреча состоится только за пределами Могильника (они всё ещё не привыкли называть медицинские организации прямыми именами). Муза улыбалась, на все вопросы отшучивалась, а врачи с удовольствием давали ей рекомендации, лишь бы спихнуть кому-то этого буйного пациента. — Мне сказали, что ты сегодня ничего не ел, — она с шумом опустила сумку с учебниками на пол, не заботясь об её чистоте. Белый халат на худых плечах болтался, жаль, нельзя было украсить ремнем из её обширной коллекции. — Эрик, ты же знаешь, что мышечная масса… — Необходима для дальнейшей реабилитации, — закончил за неё парень, что-то выводя в своём блокноте. — Перестань говорить, как они. Та еда, которой они кормят, вряд ли поможет мне с мышечной массой, даже собака Чёрного питается лучше, чем пациенты этой клиники. — А если так? — Муза помахала перед его носом контейнером с яркой крышкой, лицо Эрика отразило подобие улыбки, и он жадно втянул запах, пытаясь уловить этот чудесный аромат дома. — Котлеты? — подытожил парень, вооружившись вилкой. — Куриные, — подсказала ему девушка, с улыбкой наблюдая, как Эрик вгрызается в её кулинарный шедевр. — Можно подумать, что тебя здесь морят голодом. — Ну ты сравни, — с набитым ртом Курильщик продолжил их диалог, — котлеты любимой девушки и рыбное суфле, есть разница? А потом они вернулись домой. Коляска ещё стояла в углу мастерской, как незримый укор Курильщику, когда он отказывался выполнять те или иные упражнения. Муза бежала домой после учёбы, в общественном транспорте заучивая тексты для репетиций, засыпала на ходу, но продолжала бороться. — Процесс не легкий, — предупредил её врач, отдавая все документы в день выписки. — Стоит запастись терпением, особенно вам. — Конечно, спасибо, — Муза с лучезарной улыбкой благодарила всех, кто был причастен к их маленькому чуду. Эйфория того, что Курильщик почувствовал боль в своих ногах, приглушала все остальные чувства. — Это всё благодаря тебе, — не уставал повторять отец Эрика по дороге домой. Сам парень с улыбкой смотрел в её голубые глаза, мечтая лишь об одном: запечатлеть их на том холсте в своей мастерской. За небольшой промежуток времени Циммерман-младший обзавёлся новой привычкой: барабанить подушечками пальцев по своим коленям. Казалось бы, абсолютное ребячество, но Муза поддерживала эту игру, ещё не зная, что это последний светлый эпизод и что из всей их дружной компании самым нетерпеливым окажется Эрик. Муза заглянула на кухню, Курильщик сидел за столом, рядом пепельница, полная окурков, а сам парень увлечённо рисует очередной шедевр в своём альбоме. Она ничего не понимает, это ведь гораздо интереснее, чем какая-то реабилитация. Девушка, игнорируя все свои эмоции, открывает окно, выпуская из комнаты облако сигаретного дыма, где его место тут же занимают солнечные лучи. Циммерман, подобно вампиру, жмётся в тёмный угол, унося прочь своё творение. — Не хочешь прогуляться? — интересуется Муза, сама бы она не отказалась часок-другой поваляться на кровати и на телефонные звонки и расспросы притворяться мертвой, но доктор дал ей брошюру, в которой отмечалась важность длительных прогулок и свежего воздуха. — Нет, — огрызнулся Эрик, возвращаясь к своему творчеству. — От этих прогулок всё равно нет толку. — Поэтому лучше сидеть в прокуренной комнате? — девушка сгребает со стола грязные кружки с остатками кофе в раковину. Она дико устала, а поведение Эрика больше напоминает подростка, который застрял в вечном пубертатном периоде назло своей матери. «Неблагодарную работу, ты себе выбрала», — как-то предупредил её Сфинкс, когда навестил их после больницы, наедине с Эриком он выдержал всего час, а этот человек гордо именует себя психологом. — Я взрослый человек, — Курильщик отодвинул от себя альбом, на котором ещё сверкали следы свежей гуаши. — Захочу, буду сидеть и курить, могу даже напиться, потому что это моё право. — Эрик, врач предупреждал.. — Что это долгий процесс, — зло закончил парень. — Но прошло полгода, Муза, шесть месяцев, двадцать четыре недели — и ничего! Быть может, та боль была каким-то призрачным фантомом, и тебе бы пора смириться, что в любовь всей своей жизни ты выбрала простого калеку! — Не говори так, — её лицо исказилось отголосками боли, Муза никогда не позволяла себе так думать. Девушка оставила грязную посуду и присела на корточки перед парнем, нежно проводя рукой по его щеке, что уже успела покрыться трёхдневной щетиной. — Но мне нравится словосочетание любовь всей моей жизни. Но даже эти слова не заставили Циммермана улыбнуться, комплименты в его адрес перестали действовать пару недель назад. Муза оборвала телефон врача, но тот лишь разводил руками: они сделали всё возможное, и теперь стоило уповать только на время. Эрик не хотел ждать, ему требовалось подтверждение, что все мучения не прошли зря, а Муза не могла даже пожаловаться кому-то: за время нормальной жизни, вне стен Дома, она так и не обзавелась подругами. — Ты меня не слышишь. Я не буду ходить. Никогда. Никогда! Гуашь полетела в сторону, оставляя черный след на девственно-белой дверце огромного холодильника. У Эрика было право поддаваться эмоциям, курить на кухне — Муза не могла себе позволить даже поплакать в ванной, её бледная кожа долго хранила на себе следы слабости. Девушка поднялась, собираясь взять тряпку, чтобы снова уничтожить следы его гнева: отец Курильщика обещал заехать вечером, дабы узнать об успехах сына из первых уст. — Я не могу бороться за тебя, Эрик, — устало ответила Муза, поднося жёлтую тряпку под струи воды. — Так уходи! — парень, который до этого пытался встать с помощью костылей, бросил глупую затею и кинул их в сторону. — Мне не нужна твоя помощь, а тем более жалость. Лицо Музы побледнело, она сделала шаг в сторону, натыкаясь на гитару Чёрного, которую он одолжил Курильщику после выписки, когда тот изъявил желание приручить какой-нибудь музыкальный инструмент. Эрик закурил, с жадностью делая каждую затяжку, входная дверь стукнула, оповещая, что представительница прекрасного пола покинула стены этой чёртовой квартиры. Он твёрдо решил, что не будет извиняться, но в этот раз и Муза облегчит ему задачу: она просто больше не вернется.Лучше пусть всё останется так — 8 этаж. Жду. Открытая дверь.
— Отомри, Аполлон, — хмыкнул Рыжий, когда струны гитариста задрожали на последних аккордах. Эрик нахмурился, отводя взгляд от знакомых черт лица. Чёрное платье скользило по точёной фигуре, обнажая красоту её плеч. Знакомые глаза, взирающие на него каждый день с полотна, сейчас смотрели со сцены на совершенно незнакомых людей. — Ты знал? — за спиной Эрика развернулась своя драма: Сфинкс скрестил руки на груди и не сводил глаз со старого друга, ожидая услышать более-менее вразумительный ответ. — За кого ты меня принимаешь? — бывший крысиный вожак поднёс бокал к губам. — Я не нанимался работать свахой. Мне сказали, что здесь живая музыка, вот мы в этом и убедились. Циммерман чувствовал острую необходимость в никотине, который за три года отсутствия Музы успел пустить свои корни в глубины его организма. Он снова почувствовал боль в ногах и, прихрамывая на левую ногу, поспешил вниз: ему было нужно убедиться, что Муза не очередная галлюцинация его воспаленной фантазии. — Курильщик, ты куда? Но парень отмахнулся, исчезая в толпе пьяных и весёлых лиц. Короткие юбки и голые ноги так и норовили задержаться где-то в области его паха, Эрику пришлось приложить немало усилий, чтобы добраться до сцены, здесь музыка чувствовалась особенно остро. В горле вдруг пересохло, и парень уже пожалел, что отказался от того коктейля. Муза снова запела, её голос звучал повсюду, и она, подобно сиренам, подчиняла себя души людей в этом маленьком клубе. Голубые глаза, обрамлённые пушистыми светлыми ресницами, были закрыты, и Курильщик ждал, он ждал уже три года, каких-то пару минут он в расчёт не брал, потому что знал, что, когда веки девушки дрогнут, его сердце опять наполнится любовью.Давай на неделе увидимся вновь, Только ни слова — прошу, про любовь.