Отпуская прошлое

Часто так бывает, что горькие, ненужные в повседневной жизни воспоминания накапливаются и не дают человеку не то что существовать - дышать, постоянно напоминая о себе и заставляя каждую секунду окунаться в прошлое. В такие моменты нет никакой возможности проигнорировать их, выкинуть из головы. И тогда остаётся лишь одно: проститься с ними. Отпустить. Под внимательным взглядом Ямамото Гокудера выходит из машины, громко хлопая дверью, и твёрдым шагом направляется в сторону высоких железных ворот. Холодный осенний ветер пробирается под лёгкие офисные костюмы, заставляя тело нервно дрожать. Ямамото так трясёт, что он нечаянно прикусывает щёку и тут же чувствует солоноватый вкус крови. Боль немного притупляет ощущение мерзкого холода. Мечник не спеша идёт за Гокудерой, не отставая и не обгоняя ни на шаг, и неотрывно следит за охапкой цветов в руках друга, как будто это, как минимум, оружие мирового масштаба. Гокудера не может не чувствовать насквозь прожигающий взгляд, но почему-то не спешит по обыкновению огрызаться и ругаться. Ямамото уже не удивляется: Гокудера не возмутился, даже когда мечник сказал, что поедет с ним. Такеши просто чувствовал, что он нужен. Знал ещё с того момента, когда Бьянки отдала Гокудере письма от Лавины. Понимал, наблюдая, как Гокудера судорожно выхватывает конверты, исписанные аристократическим почерком, дрожащими пальцами и, стараясь скрыть собственное волнение, быстро уходит. Тогда Ямамото заставляет себя оставить его одного. На какое-то время. От вида ржавого покосившегося указателя с неровной надписью «Кладбище», а за ним бессчётного количества безликих холмиков, Ямамото бросает сначала в жар, потом в холод, но мечник продолжает упрямо следовать за Гокудерой. Тот переставляет ноги в одном ритме, чётко, не сбиваясь, как робот, с неестественно прямой спиной и вытянутыми по швам руками. Анданте, шестьдесят ударов в минуту – машинально отмечает Ямамото, вспоминая давние попытки Гокудеры научить его играть на фортепиано. Пока они ищут нужную могилу – Гокудера ни на секунду не сбивается с дороги, как будто каждый день тут бывает – мечник с иронией замечает про себя, что в вечерних сумерках это место выглядит немного устрашающе. Когда новый, более сильный, чем предыдущие, порыв ветра продувает насквозь, Ямамото неосознанно дрожит всем телом и думает, что надо было прихватить куртки: Гокудере ведь тоже должно быть холодно. Наконец блондин останавливается у одной из ничем не примечательных могил и замирает, весь натянутый, напряжённый, как струна. Кажется, рядом с ним даже воздух угрожающе звенит, предупреждая о какой-то опасности. Ямамото уверенно подходит ближе. Взгляд Гокудеры не читаем, молодой человек смотрит на постамент, не мигая, и сжимает цветы побелевшими пальцами. Так проходит около минуты. Ямамото кажется, что каждая секунда вырывает из его тела немаленький кусок живой плоти, причиняя боль, одновременно залепляя лёгкие чем-то плотным, сухим, душащим так, что каждый вздох даётся сложнее предыдущего. Гокудера вдруг вздрагивает и резко опускается прямо на колени, бережно раскладывая цветы на могиле. Он всё ещё смотрит в одну точку, куда-то мимо, как будто он и не здесь вовсе. Ямамото переводит взгляд на постамент: «Лавина Гокудера» – бьют по глазам изящно выгравированные буквы, ниже указаны годы жизни и, кажется, под ними есть ещё какая-то надпись, которую Ямамото не различает. Не успевает вчитаться, потому что Гокудера начинает судорожно дышать и беспомощно озираться по сторонам, будто не понимая, кто он и где. Глаза у него при этом как у припадочного, безумные, полные неподдельного ужаса. Ямамото как подкошенный падает на колени рядом и прижимает его спиной к своей груди изо всех сил. Гокудера надрывно всхлипывает и начинает тихо выть на одной ноте. Мечник прекрасно понимает, что у его друга начинается самая настоящая истерика, он знает, что нужно делать в таких ситуациях, но не может. Он будто сам бьётся в истерике, прямо тут, на голой земле, на заброшенном кладбище, в двух часах езды от какой-либо цивилизации, отчаянно прижимая Гокудеру к себе и сам приникая к нему, не давая отстраниться или сделать какую-нибудь глупость. Гокудера уже почти кричит, закидывая голову назад и тут же сжимаясь в комок, царапая землю пальцами, вырывая клочки травы, перемешанные с сырой после недавнего дождя землёй. Из его груди вырываются хрипы вместе со сбитым судорожным дыханием. Гокудера рыдает, кричит, корчится в судорогах сковавшей его истерики, а Ямамото только и может, что прижимать его к себе, не отпускать до последнего. Потому что понимает: Гокудера так нелепо потерял того единственного человека, который любил его, открыто и бескорыстно, только его, никого больше. И вся его последующая жизнь была попыткой найти эту любовь и тепло. Она была воспоминанием. – Мама, мамочка, прости, мама, – сплошным речитативом шепчет-кричит Гокудера, – мама-а!.. На последнем звуке он снова срывается на рыдания. Ямамото терпеливо ждёт окончания истерики, когда Гокудера вздрагивает, икает и быстро отворачивается от могилы. Его рвёт прямо на землю, Ямамото аккуратно поддерживает его одной рукой, другой держа волосы на макушке и чувствуя каждое мимолётное движение чужого тела, как своё. Когда весь ужин оказывается на траве, и спазмы, наконец, утихают, Гокудера, тяжело дыша, откидывает голову на плечо Ямамото и сам приникает, сжимая руки мечника на своём животе. Ямамото инстинктивно обхватывает его в ответ ещё сильнее, показывая, что он рядом, что так будет всегда. Они так и сидят на земле ещё какое-то время, успокаиваясь и переводя дух после такого разрушающего урагана. Гокудера устало смотрит на закат, чувствуя себя абсолютно разбитым, а Ямамото молится всем богам, чтобы Хаято стало хоть чуть-чуть легче. Когда они, не сговариваясь, встают, и Ямамото уверенно берёт его за руку, Гокудера кидает быстрый, самый последний взгляд на могилу и, наконец, понимает: пришло время отпустить. И тут же с удивлением осознаёт, что у него вполне может получиться. Когда-нибудь. К машине они идут молча, плечом к плечу, почти соприкасаясь. Когда они пересекают ворота, солнца уже совсем не видно. Только луна освещает землю неярким нежно-голубым светом. Какое-то время они просто смотрят на небо, затем неспешно двигаются в сторону машины. Ямамото так и не отпускает его руку.