На краю света

Moux — Chasing Stars

      — Ну же, Ино, давайте как договаривались. М?       Ино Яманака смерила Хинату Хьюгу убийственным взглядом и, поджав пухлые напомаженные губы, обратила взор на Шикамару Нара.       — Вы что-то хотели мне сказать? — с нескрываемой ухмылкой сложив руки на груди, спросил он. — По лицу вижу, это о-о-очень и очень важно. Я прав?       — Правы-правы, — закивала Хината и подтолкнула Ино ближе к Шикамару. — Говорите же, дорогуша.       Яманака избегала столкновения взглядами с Нара, и посему, стала смотреть на стоящих неподалеку Кибу с Наруто, что доказывали профессору Хатаке в окружении рабочих-землекопов, как правильно натягивать тросы для спускового механизма. Однако Хината бдела — не могла позволить новоиспеченной приятельнице забыть о данном ей обещании признать свою неправоту.       — Вы что, язык проглотили? — требовательным тоном вновь задал свой вопрос Шикамару. — Я не могу стоять тут без дела и ждать, пока на вас снизойдет озарение.       — Я нашла свой набор инструментов, — сделав над собой усилие, заговорила Ино. — Поэтому хочу извиниться за клевету. Напрасно я обвиняла вас в воровстве.       Хината растягивала губы в довольной улыбке, как будто впервые в жизни увидела именинный торт с кучей горящих свечек или что-то вроде того. То, что обстоятельный разговор с Яманака не прошел даром, несомненно, радовало Хьюгу, которая последние несколько дней ходила как в воду опущенная.       — Простите? — Шикамару сощурился, потеребив козелок уха. — Я не очень расслышал. Не повторите?       Ино задохнулась от негодования и схватилась за подол своей юбки, чтобы уйти.       — Ну, знаете!       — Ино?! — радость с лица Хинаты как ветром сдуло, и она спешно схватила археолога под руку, возвращая ее на прежнее место напротив Шикамару.       — Что Ино? Я уже извинилась! Теперь пусть катится к черту!       — Ах, вы изви-и-инились, — протянул Нара. — О, ну тогда больше никаких обид. Я вас прощаю.       — Большое спасибо! — негодующе выпалила она и все-таки ретировалась, превозмогая желание стереть с физиономии Нара признаки самодовольства.       Хината глянула ей вслед, а потом посмотрела в упор на Шикамару.       — Я думала, вы не против замять конфликт.       — Что вы, Хината, какой конфликт? Я вас умоляю! Если я буду реагировать на каждый выпад этой проблемной женщины, то меня надолго не хватит.       — Перестаньте вы уже соревноваться в острословии. Вы же мужчина, так будьте посдержаннее, — несвойственным ей приказным тоном распорядилась Хьюга и направилась в ту сторону, куда только что уто́пала Ино.       Шикамару хмыкнул ей вслед, но тут же невольно подался вперед, когда гневно вышагивающая Хината наступила подошвой невысоких сапожек на небольшой камень и чуть не свалилась на землю, лишь чудом сохранив равновесие. «Вот заняться ей нечем, кроме как разбираться с чужими недомолвками, — недовольствовал Нара. — В конце концов, с собой бы лучше разобралась!»       И в этом определенно был смысл. После произошедшего в вечер пятницы Хината упорно избегала майора Инузуку, потому как субботним утром ей пришлось сполна осознать, какой нелепой она теперь выглядит в его глазах. Да и не только в его — Хьюга старательно пресекала все разговоры группы о минувшем инциденте: все равно в этом не было никакого проку, так как каждый верил только в свою правду. Киба, кстати, тоже не рвался обсуждать столь смущающее происшествие, да и после этого смотреть на Хинату без неприятного стыдливого чувства ему поначалу было трудновато. Впрочем, и это уже понемногу сходило на нет.       Вот кто действительно ломал голову над этим эпизодом, так это Какаши Хатаке. Нет, он не сомневался в своем предположении о том, что Песчаные Эфы в ванне госпожи Хьюги — не что иное, как галлюцинация, но до сих пор не нашел этому достоверного объяснения. Однозначно профессор понимал, что дело вовсе не в Хинате. И даже не в «Континентале». Скорее всего, они уже сейчас имели дело с противостоянием могущественного спессартина, донельзя напитанного природной энергией. И Хатаке встревожено поражался: неужели так рано?       Пришла ему на ум одна интересная теория: что, если змеи в данном случае несут определенный смысл? Этим существам во все времена приписывали различный символизм. В мифологии многих народов змея — символ плодородия и женской силы, и оттого становится понятным, почему их увидела именно Хината, олицетворяющая женское начало: в тот момент она находилась в ванне, абсолютно обнаженная, какая явилась в этот мир. Однако если отклониться от этой версии и воспринимать змею, как существо убивающее, то можно предположить, что она становится вестником смерти. Также Какаши, как египтолог, не мог не обмозговать еще одну вариацию ее появления: в Древнем Египте змея была символом Солнца и самого Осириса, кроме того, его жена Исида изображалась с одной половиной тела — человеческой, а другой — змеиной. В целом, змея символизировала посвящение и приобщение к сокровенной мудрости, а это профессор мог связать с тем, что именно Хинате предстояло прочесть Спессартиновую книгу, где крылась разгадка того, как спасти человечество от гибели руками Наруто Узумаки. В общем, Какаши со всех сторон подходил к этому вопросу и отмечал для себя наиболее логичные варианты, пусть и для логики в таком деле места не было.       Как профессор и предполагал, несмотря на громкие заявления Хасана и его «никаких проблем», поездка в Долину Царей перенеслась еще на несколько дней. Конечно, Какаши не слишком взволновался этим, все-таки, допускал подобные погрешности во времени, однако отклонение от его личного графика заставляли задуматься. Здесь, в Фивах, что условно разделялся на город «живых» и город «мертвых», группа профессора должна была посетить гробницы фараонов Сети Первого и Тутанхамона в Долине Царей. Гробница Сети Первого была обнаружена археологами уже более сорока лет назад, а вот усыпальница Тутанхамона не так давно, и соответственно исследовать ее досконально пока не удалось. Каждая гробница имела тайные ходы, которые отыскать очень непросто, и помимо основной сокровищницы, откуда найденное еще не до конца вывезли для помещения в музеи, у Хатаке была возможность открыть неизведанное. И кто знает, может быть, именно в одной из потайных комнат спрятан ключ от Спессартиновой книги?       На правом берегу реки Нил, в городе «живых» располагалось святилище солнечного бога Амона-Ра, а прямо напротив, на западном берегу Нила раскинулась Долина Царей. В отличие от фараонов Древнего царства, правители Фив не строили пирамиды. Со времен Тутмоса Первого властителей хоронили в уединенном пустынном ущелье Бибан-эль-Молук («Врата Царей»): новые фараоны надеялись, что захоронения, спрятанные под крутыми утесами, не будут расхищены грабителями. Входы в гробницы были спрятаны и снаружи засыпаны камнями.       Все склепы имели примерно однотипную планировку: в толще скалы выдалбливали длинные наклонные туннели со ступенчатыми спусками, уходящими глубоко вниз и ведущими в погребальные камеры. Гробница фараона Сети Первого считалась самой длинной и изысканной: на стенах и потолках коридоров можно было увидеть цветные фрески, которые, как ни прискорбно, в некоторых местах уже потеряли свой первоначальный вид. Что только не изображали Древние египтяне: и фантастических существ, населяющих преисподнюю, и представителей неземного пространства, которые обычно отличались непропорционально огромными размерами головы, и различные символизмы, вроде змей, драконов, гиппопотамов-крокодилов и прочих. Для многих такие рисунки казались пугающими, но неизменно вызывали восторг.       — В Древнем Египте не существовало искусства ради искусства, — тихо произнесла Хината, рассматривая изображения на одной из стен гробницы при помощи фонарика Наруто, что ходил за ней по пятам и подсвечивал необходимые участки. — Люди не стремились рисовать красивые картины, а создавали возможность Царям снова стать живыми.       Узумаки хохотнул, обращая свет своего фонаря на жутковатое изображение смеси «бульдога с носорогом».       — И как это чучело могло обеспечить Царям возвращение к жизни?       Хината раздраженно поджала губы и обернулась к Наруто.       — Простите, не могли бы вы вернуть фонарь на место?       — О, извиняюсь, — пробормотал он, внимая просьбе госпожи Хьюги.       — Тексты на стенах были магическими заклинаниями, что помогали Царю найти дорогу в загробный мир, — продолжала делиться знаниями Хината. — Здесь была важна точность: единственная ошибка в написании — и Царь рискует отправиться куда-нибудь не туда.       — Ну, в таком случае, сочувствую Сети Первому и его коллегам по цеху, потому что в такой тьме, что хоть глаз выколи, не допустить ошибку просто нереально, — Наруто снова сдвинул фонарь с нужного места и, оглядываясь вокруг, поежился.       Хината бесцеремонно схватила его за запястье и расположила руку с фонарем так, как ей было нужно.       — В те времена гробницы освещали при помощи масляных ламп, — она аккуратно поработала плоской археологической кисточкой и сдула образовавшуюся пыль, отчего Наруто поморщился, а следом громыхнул его неудержимый чих. — Будьте здоровы. Так вот, все было предельно просто: в сосуд, на вид как маленькая соусница, наливали масло, туда же помещали хлопковый фитиль, а чтобы не образовывался дым, добавляли немного соли.       — Древние египтяне прямо-таки уникальный народ, — внимательно наблюдая за работой Хьюги, заметил Узумаки.       — Точно! — согласилась она и в восхищении огладила один их рисунков подушечками пальцев с коротко стриженными ногтями. — И как в таких условиях, с одной масляной лампой можно было вытворять такие потрясающие вещи?       — Вот эта надпись отличается от остальных. Она будто на другом языке.       При звуке голоса майора Инузуки, которого еще мгновение назад здесь и в помине не было, Наруто едва не наделал в штаны. Посмотрев на Кибу с непомерным возмущением, он направил свет фонаря прямо ему в лицо.       — За каким дьяволом так подкрадываться-то, а?! Мне здесь и так не по себе!       — Я и не знал, что вы настолько пугливый цыпленок, — ухмыльнулся Инузука, щуря глаза и ладонью отталкивая фонарь Узумаки от своего лица.       — Ладно еще я, Хината вон тоже перепугалась, — Наруто обернулся к Хьюге, которую действительно слегка передернуло от неожиданности, и ткнул ее локтем куда-то в руку. — Скажите же?       — Прошу прощения, — Киба смешался, подтягивая ремни наплечной кобуры, а потом сунул руки в карманы бежевых брюк, совпадающих с цветом его шейного платка. — Я не хотел вас напугать.       — Да ничего, вы же не специально.       — А меня, значит, хотели, — Узумаки недовольно зацокал языком, в очередной раз ослепляя светом своего фонаря провинившегося майора.       Инузука нахмурился и вырвал осветительный прибор из рук Наруто.       — Хватит вам бубнить. Слишком много драматизируете.       — Вы верно заметили, майор, — решив сменить тему, сказала Хината. — Вот здесь, — она подошла туда, где только что ошивался Киба, — надписи действительно написаны на другом языке.       — И кто же их оставил? — недоумевал Узумаки, становясь рядом с приятелями.       — Ассирийцы, римляне и греки стремились посетить легендарные гробницы, и после того, как преодолели тяжелейший путь, хотели там отметиться, оставив свои подписи на стенах, — Хината вынула из пучка волос другую кисточку, чуть потоньше, и стала расчищать одну из надписей, по мере избавления от пыли прочитывая ее. — «Я, Афилистрелий Александрийский, собственными глазами видел эти гробницы, внушающие непередаваемый ужас, и восхитительно провел день».       — Ха! — Наруто зыркнул на Кибу, что удивленно заулыбался. — Этот господин Афили-что-то-там Александрийский тот еще балагур! Это ж надо додуматься…       — И он такой не один, — хихикнула Хьюга, и ее смешок оттолкнулся от стен гулким эхом. — «Сердце мое преисполнилось восторгом при виде этого, и я сделал эту надпись».       — А тут что? — поинтересовался Инузука, склонившись к Хинате, что вела пальцем вдоль диковинных надписей.       — «Маркус Лайфус был здесь», — прочла она и снова усмехнулась в ладошку.       — Болваны, — покачал головой майор.       — Это точно, — подхватил Наруто, что выудил из сумки-почтальонки маленький мастерок профессора Хатаке и приставил его острие к стене прямо под надписями неизвестного Маркуса Лайфуса с намерением нацарапать незамысловатое «Здесь был Наруто Узумаки».       — Вы что, совсем с ума сошли?! — прикрикнула на него Хината, отталкивая в сторону.       — А что такого? — он искренне не понимал Хьюговской нападки. — Я что, хуже Маркуса Лайфуса?       — Как знать… — с усмешкой бросил Киба. — Его я не видел, а вот вы мне каждый день уже с самого утра глаза мозолите.       — А я не вас спрашивал.       — Угу.       — Ладно, — сдался Наруто, вручая мастерок саркастичному майору, — пойду лучше гляну, чем остальные заняты.       — Ага, валяйте, — Инузука проводил Узумаки своим взглядом, а потом взглянул на Хинату. — Нашли что-то интересное?       — Ничего особенно важного. Думаю, нам тоже стоит двинуться дальше, — хмуро проговорила она, поправляя юбку, запутавшуюся в ногах. — У нас не так много времени.       Майор кивнул и элегантным жестом пропустил Хинату перед собой.       — Дамы вперед.       — Благодарю, — она двинулась по следам Наруто, на ходу прислушиваясь к голосам, доносящимся из соседних помещений гробницы.       Ино увлеченно собирала по частям поврежденный глиняный кувшин, расписанный сине-золотыми диковинными изображениями, и ее ничуть не смущало то, что она сидела прямо на полу, пачкая юбку пылью. Шикамару думалось, она будет постоянно ахать, охать и фыркать в таких условиях, но, как оказалось, крупно ошибался. Не стоило ему забывать, что госпожа Яманака отправилась в далеко не первую экспедицию, и пока он в свои четырнадцать творил черти что, она уже спускалась в гробницу на пару с отцом.       — Не хватает некоторых фрагментов, — разочарованно констатировала она, сдувая с лица волнистую прядку волос, собранных в высокий хвост на затылке. — Вы бы не стояли тут у меня над душой, а лучше бы поискали недостающие осколки.       — Как скажете, — Нара оттолкнулся от стены, которую лениво подпирал собою, и стал исправно делать вид, что приступил к поискам.       Сакура приняла из рук Какаши флягу с водой и, закрутив крышечку, спрятала ее в его рюкзак.       — А почему эта часть гробницы так разрушена? — спросила она профессора, озираясь по сторонам.       — Грабители постарались, — разъяснил он, сурово сдвинув брови. — Они боялись проклятий, но спрятанные в погребальной камере несметные богатства привлекали настолько, что все страхи стирались, и расхитители гробниц ничего перед собой не видели, кроме желания обладать сокровищами фараонов. Сейчас египтологи могут только предполагать, сколько изначально золота было спрятано в усыпальницах вместе с великими правителями. Завладев этими сокровищами, грабители могли обеспечить достойную жизнь трем своим поколениям, при этом ничего больше не делая.       — А что было, если грабителей ловили за руку? Их ожидало какое-то особое наказание?       — Единственное наказание за святотатство — смерть, — продолжая заниматься своим делом, Ино ответила на вопрос Сакуры. — Ладно бы эти люди просто брали гробницы на таран, чтобы проникнуть туда и заграбастать золотишко, так они же шли на крайности.       — Крайности? — в непонимании нахмурилась Харуно.       — Они желали забрать все, что нашли. Так, грабители расплавляли золото, сжигая дотла саркофаг, чем рисковали уничтожить мумию царя, а вместе с ней и его шансы на загробную жизнь. Если преступников ловили, то незамедлительно подвергали пыткам, под которыми те признавались в содеянном. Ну, а в конце этого приключения их ждала смерть.       — На виселице? — наивно предположила Сакура, с интересом глядя на Ино.       Какаши снисходительно ей улыбнулся и взглянул на нее мягко — так, будто они обсуждали один из изысканных ужинов в «Континентале», а не людскую жестокость.       — Нет, Сакура. Их сажали на кол.       Она ожидаемо скривилась, и Хатаке сдержанно рассмеялся.       — Простите, но такова реальность. Методы расправы с провинившимися расхитителями святая святых были поистине зверскими. Медленная мучительная смерть казалась ничтожной в сравнении с тем, что преступники отняли возможность у фараона вновь обрести жизнь в загробном мире.       Харуно понимающе кивнула, хотя ей все равно казалось диким так изгаляться над живыми людьми. Разумеется, в те времена было другое мировоззрение и идеалы, но ей, как медику, было дико слышать о подобном.       — Вы о чем-то призадумались, — не отставал Какаши. — Поделитесь наблюдениями?       — Как-нибудь в другой раз, — насилу улыбнувшись, Сакура увильнула от того, чтобы развивать обсуждаемую тему, которую сама же и завела.       — Впрочем, вред, нанесенный гробницам древними посетителями, — ничто, по сравнению с опустошениями, вызванными силами природы, — продолжал беседу профессор. — Раз в двести лет в горах над Долиной разражается ливень с ураганом, который смывает вниз, к гробницам сотни тысяч обломков и серьезно повреждает их. Вода прорывается в Долину, тащит за собой целые валуны и затопляет всю территорию. Некоторые ливни были настолько сильными, что превращали Долину Царей в сплошное озеро.       — Надеюсь, эти двести лет с прошлого такого происшествия еще не миновали, — усмехнулся Шикамару, ковыряясь в глиняных осколках вместе с Ино. — Эй-ей, вы куда там полезли?       Ино, что заприметила глубокие ниши, высеченные в стене, ступила на огромный каменный выступ, испещренный древними надписями, и потянулась к одной из них.       — Не говорите мне под руку, Нара, — отмахнулась она, сильно задрав голову, дабы разглядеть, что же такого полеживало на этих импровизированных полках. — Лучше подстрахуйте меня.       — Подстраховать? — Шикамару вскочил на ноги, растерянно наблюдая за действиями сумасбродного археолога. — Каким образом?       Ино обернулась, недовольно зыркнув на непонятливого криптолога, и поставила на выступ вторую ногу, слегка покачнувшись на месте.       — Просто держите меня, Шикамару, что вы как ребенок-то, ей-богу?!       Нара конкретно тупил, если можно так выразиться, хотя такая характеристика его поведению звучала крайне неправдоподобно — еще бы! Между прочим, коэффициент интеллекта Шикамару был выше, чем у любого здесь, но он и не думал этим гордиться — принимал как данность. Однако в данной ситуации Нара терялся все больше, неловко протягивая руки к госпоже Яманака, которой приспичило собрать по частям какой-то дурацкий глиняный горшок.       — Вы там уснули, что ли? — недовольно пробурчала она, шаря рукой на одной из полок и натыкаясь на то, что совершенно не походило на искомое.       Шикамару сглотнул, набираясь уверенности, и обеими ладонями обхватил бедра Ино, при этом стискивая их так крепко, что она снова начала терять равновесие.       — А так бесстыдно меня лапать обязательно?! — почти что взвизгнула Яманака, отряхнувшись от его рук, как от чего-то премерзкого.       — Вы сказали вас держать! — возмутился Шикамару, неуклюже выставив руки вперед, поскольку собирался ловить эту ненормальную женщину в случае чего. — Как, по-вашему, я должен это сделать, не притрагиваясь к вам? Все, слезайте оттуда! Живо!       — Погодите! Я что-то вижу! — она продолжала упорствовать, хватая с полки то одну незначимую вещицу, чтобы поближе ее рассмотреть, то уже другую.       — Я согласен с Шикамару, — заявил профессор Хатаке, — вам действительно не стоит геройствовать попусту. В такие ниши обычно помещали канопы, — он поглядел на озадаченную Сакуру и для нее пояснил: — сосуды для внутренностей фараона, но их первым делом отсюда вывезли. На самом деле, я не думаю, что нам здесь есть, за что зацепиться.       — Дайте уже зацепиться хоть за что-нибудь, — не сдавалась Ино и собиралась было подняться повыше, примостив ногу на выступе уже в самой стене. Однако ее нога так некстати соскользнула с гладкой поверхности, а сама Яманака мешком повалилась назад — прямиком в руки бдительного и жутко раздраженного Шикамару.       — Что я вам говорил?! — в сердцах воскликнул он, придавленный тяжелым телом Ино, хотя он бы никогда не подумал, что обладательница такой стройной фигурки может выбить из него весь воздух одним махом. — Черт… — Нара закряхтел в попытках снять с себя обескураженного археолога, — вы просто сущее проклятие на мою голову…       — Отпустите уже меня! — и не думая отвечать на добрый жест Шикамару хоть какой-нибудь благодарностью, буйствовала Яманака. — Что вы за человек такой?! Если бы помогли подобающим образом, то я бы не рухнула оттуда!       — Шикамару, осторожно, ваша рука!       Ино на пару со своим спасителем бросили взгляды на его руку, о которой говорила Сакура.       — У вас кровь… — выдохнула Яманака.       Нара, наконец, смог выбраться из-под «завала», именуемого Ино Яманака, и, упершись ладонью в стену, поднялся на ноги. Если бы не Сакура, он бы сразу и не заметил, как неслабо шерканулся о полуразрушенную соседнюю стенку, разодрав ткань рубашки, а заодно и нехило так расцарапав предплечье у сгиба локтя.       — Ай, ерунда, — бросил Шикамару, отнимая глаза от своего первого в этой экспедиции «ранения».       — Нужно срочно обработать царапину, — Харуно обратилась к своей сумке, которую оставила лежать рядышком с рюкзаком Какаши, и спешно направилась к Нара.       — Вы верно выразились, — отшатнувшись от медика, насупился он, — это просто царапина.       — И довольно глубокая, — констатировала Сакура, несмотря на возражения Шикамару, с осторожностью осматривая его руку.       Он болезненно поморщился.       — Нашли себе работенку.       — Если рану не обработать, туда попадет инфекция, — наставительно проговорила Ино, отряхивая свои юбку с блузкой, — а учитывая то, где мы с вами находимся, вас похоронят первым.       — Так и порадовались бы, — Шикамару позволил себе смешок, а затем зашипел: царапина и вправду оказалась глубокой и теперь отдавалась неприятной пульсирующей болью.       Ино отчего-то зацепилась за сказанное Нара. Неужто он всерьез считал, что она настолько бездушное создание, чтобы радоваться чьей-то смерти? Яманака долгое время отмалчивалась, пока Сакура возилась с предплечьем Шикамару, а Наруто с Кибой и Хинатой смеялись над какой-то очередной байкой профессора. И даже когда они всей толпой покинули гробницу, Ино ни словом ни с кем не обмолвилась. Лишь после того, как все разбрелись кто куда, а Шикамару расположился на небольшом валуне, глядя куда-то вдаль, она заговорила:       — Как ваша рука?       — Жить буду, — не поворачивая головы, отозвался он. — К вашему сожалению.       Она фыркнула и не сдержалась, чтобы сильно толкнуть его плечом, когда примостилась рядом.       — Если хотите знать, я никому смерти не желаю. Поэтому не надо так говорить.       Шикамару скосил на нее свой полный удивления взгляд.       — Вы что, обиделись?       — Ну… это довольно обидно, да, — не стала скрытничать Ино, всматриваясь туда, куда только что самозабвенно смотрел Нара.       — Я это не всерьез, — взялся оправдываться он, не отрывая взгляда от смурного лица Ино. — Конечно, вы не желаете мне смерти.       — Вы были правы, мне не стоило туда лезть.       Ино совсем понесло, да причем куда-то не туда. Она и сама не поняла, как уже дважды за день признала перед Шикамару свою неправоту. А его это несказанно поразило, и он не стал молчать об этом.       — Вы сегодня на себя не похожа. Работа поднимает вам настроение?       — Вы просто меня совсем не знаете, — отрезала Яманака, лишая его возможности сгладить острые углы. — Очевидно, уже успели что-то себе напридумывать насчет меня, и я уверена: это несусветная ересь, в которой ни капли правдивости.       — А вы дали мне возможность вас узнать? — парировал Нара. — Что-то не припомню такого. Только без конца меня задираете.       — Мне не хотелось, — честно призналась Ино. — Да и сейчас не особо.       Шикамару тихо рассмеялся. Нет, сдавать позиции она явно не собиралась.       — И что я вам сделал?       — Я тут на досуге вспомнила кое-что, — неожиданно сменив характер беседы, Ино резко повернулась к Нара.       — Не терпится узнать, что именно, — съязвил он.       — Произошел со мной один забавный случай лет в пять-шесть, — пропустив мимо ушей его раздражающий тон, продолжила она. — Мы с отцом вернулись от моей тетушки, а она всегда задаривала меня кучей подарков, и я сильно прикипела к одной кукле в фиолетовой шляпке с перьями, которую возила в розовой карете. Так вот папа мне говорит, мол, к нам приедут гости, и среди них будет мальчишка примерно твоего возраста, вы сможете поиграть и подружиться, — Ино прыснула. — Я тогда так обрадовалась, дуреха такая, потому что еще не знала, какой этот мальчишка невоспитанный и задиристый дуралей.       Шикамару высоко вздернул брови, когда Яманака переменилась в лице, перебирая детские воспоминания. Она выглядела в этот момент совсем по-другому: ну, не задирала подбородок, будто презирала все окружающее, не дула губы, как одна из тех пустоголовых девиц, которых Нара не мог терпеть всеми фибрами души, и не источала негативные импульсы в его сторону, отчего у него тяжелела голова, и начинал подергиваться глаз. Боже, да Ино была обыкновенной женщиной, на которую хотелось смотреть и отмечать, как она хороша собой.       — Этот мальчик был всем вокруг недоволен. Одно лишь это вывело меня из равновесия, потому что я уже настроилась на то, что мы будем вместе играть весь день, веселиться и поедать сладости. А потом этот ужасный ребенок сломал карету моей куклы, и это стало для меня настоящей трагедией.       — Ну, дети склонны к разрушениям, — Шикамару равнодушно пожал плечами. — Думаю, тот мальчик просто играл, и по неосторож…       — Это были вы, — выпалила Ино, и мягкие черты ее лица заострились, превратили его в гримасу, уничтожили прежде ангелоподобную красоту.       Шикамару стал судорожно копаться где-то на задворках своей памяти, выуживать все, что мог отыскать, но шкатулочка с детскими воспоминаниями не поддавалась, и он не смог. Пришлось поверить Ино с ее злопамятностью.       — Так вы не даете мне никакого покоя уже вторую неделю, потому что я сломал карету вашей куклы, когда мы были детьми?       Ино искренне поразилась его легкомысленности. Надо же так обесценивать подобные вещи!       — Я просто хочу сказать, что вы ничуть не изменились с тех пор. Такой же невыносимый, грубый, недалекий и… да еще и дымите, как паровоз!       — А, точно, я же хотел перекурить, — Шикамару в предвкушении улыбнулся и нащупал в кармане жилета пачку сигарет и свою любимую металлическую зажигалку.       — Ой, да пожалуйста! — Ино вскочила на ноги и, уходя, намеренно задела собой его поврежденную руку.       Нара выронил зажигалку от вспышки боли в перебинтованном Сакурой предплечье, и металлический источник огонька несколько раз подпрыгнул, в конце концов ударившись о камень.       — Надо же, я сломал ее игрушку, — осматривая зажигалку на предмет сколов или царапин, себе под нос бормотал Шикамару. — Эта проблемная женщина совсем уже сбрендила.       Нара зря, конечно, понадеялся, что между ними произойдет какой-то адекватный диалог, и даже стал упрекать себя за то, что поддался ее женским чарам, непреднамеренно на нее засмотревшись. К черту это. Больше никаких конфликтов — спокойствие и только спокойствие. Шикамару решил, что обязательно выяснит у майора Инузуки, как он умудряется держать себя в руках, когда Ино чего-нибудь отчебучивает в его сторону. Может, он сможет поделиться с ним своей терпимостью, и будет всем счастье.       Яманака, кстати, ничего против Кибы не имела. Да, бывало, она подшучивала над ним, выкидывала какую-нибудь безобидную колкость, но чувствовала себя вполне комфортно в его обществе. Оставив Шикамару наедине со своей отвратительной привычкой, Ино притерлась к своим приятельницам, которые позволили себе немного передохнуть после нескольких часов исследования гробницы Сети Первого.       Сакура смочила кусочек бинта и, несильно отжав его, стала промакивать себе шею под волосами, область ключиц и груди, чтобы немного охладиться. Хината должна была сделать то же по ее совету, но как-то отстраненно стояла и сжимала тряпку в руках, поглядывая туда, где скучковались Какаши, Наруто и Киба. Ино, конечно, заметила, что Хьюга стала молчаливой, даже задумчивой, и за словом в карман не полезла.       — Гляжу, вы так красноречиво краснеете перед нашим молодым майором, Хината. На это как-то повлияло ваше совместное купание в ванне «Континенталя»?       Хината вылупилась на Яманака, захлопав ресницами, и стала нервно теребить пальцами подсохшую и уже успевшую нагреться тряпку.       — Вы что такое говорите?       — Не смущайтесь вы так, — выдернув из рук Хинаты многострадальный клочок бинта, ухмыльнулась Ино. — В том, что вам понравился майор, нет ничего удивительного. Он очень приятный мужчина: статный, красивый, с юморком. К тому же, с таким будешь как за каменной стеной.       — Я хорошо отношусь к нему, но вовсе не в том смысле, что вы решили, — залепетала Хината, пытаясь вернуть себе тряпку, потому что жар все яростнее обуял ее тело от этого жуткого смущения. Она все не могла привыкнуть к прямоте Яманака, выбивающей почву из-под ног.       — В самом деле? — Ино рассмеялась. — Тогда я могу взять майора на себя, вы ведь не против?       После такого заявления Хьюга даже дар речи потеряла. Разве Яманака не говорила, что они отправляются в экспедицию, чтобы работать, а не водить дружбу, а уж тем более ввязываться в какие-то служебные романы? Сакура же без труда поняла, что Ино заявила об этом не всерьез, а только в качестве уловки для Хинаты, и такая ее выходка очень Харуно насмешила.       — Я не против, — Хьюга категорично покачала головой и развернулась к Сакуре, чтобы снова намочить свою тряпку и уже наконец остудить пылающую кожу. — Делайте что хотите, не обязательно советоваться со мной.       — Ладно, — просто ответила Яманака, по примеру Хинаты наблюдая за мужчинами. — Просто я хотела… О, милая, посмотрите сюда, майор только что снял рубашку!       Ведомая чем-то необъяснимым, Хината поспешила подойти к Ино и выцепить глазами предмет их обсуждения, однако ничего такого, о чем так восторженно заявила Яманака, не было: Киба и не думал снимать рубашку, а просто расстегнул ее, сунув голову в таз с водой, после чего по-собачьи тряхнул волосами.       Ино с Сакурой в унисон расхохотались, а Хината мысленно стукнула себя по голове за то, что так глупо повелась на хитрость Яманака.       — Что и требовалось доказать, — кокетливо добавила она.       — Хватит вам уже кошмарить бедняжку, — становясь на защиту Хинаты, вставила Сакура. — Очарованию наших мужчин просто невозможно не поддаться.       — И вы туда же? — поразилась Ино.       — Нет, я в общем и целом, — Харуно протянула Хинате мокрую тряпку и тоже воззрилась на мужчин: Наруто активно жестикулировал, по-видимому, отчитывая Кибу за то, что тот намочил его одежду, размахивая волосами, а Какаши по своему обыкновению молча наблюдал за этой перебранкой.       — Вам бы тоже охладиться не помешало, — сдержанно отвечал Инузука на выпад недовольствующего Наруто. — Давайте, попробуйте. Может, мозги на место встанут.       — Вы свои уже, походу, отморозили, — не унимался Узумаки, негодующе посматривая на воду, призывно плещущуюся в тазу. На самом деле, такой способ остудить голову в условиях невыносимого пекла был типичным среди здешних землекопов, так что Киба, по сути, просто приобщился к местной культуре.       — Есть еще один способ справиться с жарой — это выпить зеленый чай, — пришла на выручку Сакура в компании Ино и Хинаты. — Хотите, Наруто?       — Хочу, — он в предвкушении потер ладони. — Жажда замучила.       Харуно кивнула, водрузив свою сумку на складной столик, у которого стояли мужчины, и вытащила оттуда термос с парой металлических маленьких стаканчиков. Услужливо наполнив один из них чаем, она протянула его Узумаки.       — Спасибо, Сакура, — растянув губы в довольной улыбке, произнес он и в эту же секунду сделал жадный глоток. — Мать твою за ногу!       — Что? Что это за реакция? — хмуро вопрошал Киба, когда Наруто выплеснул изо рта выпитое, округлив глаза.       — Это же кипяток! — грубо сунув стаканчик Сакуре, вскрикнул он.       — Разумеется, кипяток, — невозмутимо подтвердила Харуно, — он же из термоса.       — Кто пьет горячий чай в пустыне?!       — Бедуины, — поведя плечом, констатировала она. — Звучит дико, но холодные напитки приносят лишь кратковременное облегчение. Они незначительно снижают температуру тела, но при этом уменьшают потоотделение, поэтому их охлаждающий эффект оказывается неубедительным. Теплые и горячие напитки, наоборот, стимулируют активное потоотделение, за счет которого организм быстро охлаждается. Помимо этого, горячий чай расширяет кровеносные сосуды, благодаря чему организм еще быстрее отдает тепло и охлаждается.       — Это была интересная просветительная лекция, Сакура, — одобрительно поджимая губы, сказал Инузука.       — Спасибо, майор, — учтиво кивнула она. — Хотите чай? Профессор, а вы?       — Буду весьма благодарен, Сакура, — безропотно согласился Какаши. Киба так же поддержал эту идею, решив помочь Харуно наполнить чашки.       На сегодня группа закончила с работой, и ближе к вечеру рабочие подготовили для них палаточный лагерь. Белоснежные шатры позволяли более-менее комфортно разместить койка-место, стол и стул для работы, а также были оснащены керосиновыми лампами. Также были установлены шатры открытого типа для общего сбора, где группы археологов могли полноценно поесть и, конечно, поработать. Например, Ино уже задумала скоротать вечерок за восстановлением нескольких интересных находок, вооружившись своими инструментами, а Хината вызвалась ей помочь: необходимо было прочесть надписи, разбитые на перепутанные фрагменты. Так что скучать им не приходилось.       Наруто как обычно заболтал профессора Хатаке, Шикамару развалился на койке в надежде, что эти двое рано или поздно оставят разговоры и отправятся спать, а майор Инузука решил уединиться неподалеку от лагеря, наслаждаясь тишиной, покоем и долгожданной прохладой.       Ночь опустилась на Долину Царей бесконечным темным полотном, пестревшим невообразимой уймой светящихся точек. Звездное небо всегда восхищало майора, но то, что он увидел здесь, в Долине, потрясло его до глубины души. Он взобрался на небольшую возвышенность, удобно устроился там и обратил взор к самому прекрасному из всего, что ему доводилось видеть в своей жизни. Он испытывал противоречивые чувства: и ощутимый каждой клеточкой тела покой, и безысходность оттого, что тайны вечности никогда не будут им разгаданы, и непроглядную тоску, обуявшую его израненное сердце, что в отличие от телесных ран, затянуться не смогут никогда. Киба наполнялся смирением, но вместе с тем позволял себе мечтать, что когда-то, может, даже в другой жизни, он сможет оставить все то, что тяготит душу. Забыть, отпустить или просто принять.       Инузука забылся в своих размышлениях, высматривая знакомые созвездия, которые уже однажды открывал для себя где-то далеко, в тех краях, где, если говорить откровенно, не хотел очутиться вновь. И совсем немудрено, что он не заметил подошедшую к нему Хинату, которая не сразу заговорила, боясь нарушить его единение.       — Простите, тут не занято? — бездумно сболтнула она, остановившись позади майора.       Он встрепенулся, оборачиваясь, и слегка удивленно взглянул на госпожу Хьюгу.       — Нет, присоединяйтесь, — вежливо отозвался Киба, чуть пододвигаясь влево и уступая Хинате достаточно места, чтобы сесть.       — Любуетесь звездным небом? — поинтересовалась она, заглядываясь на россыпь звезд над головой. — Какая красота…       — Не то чтобы любуюсь… — майор замялся, словно его поймали за каким-то неподобающим занятием. — Скорее, восстанавливаю душевное равновесие.       Хината с трудом оторвалась от потрясающего вида и взглянула на Кибу.       — Я вам помешала? — на ее лице отобразилось привычное смущение. — Простите, я как-то не подумала…       — Нет-нет, — возразил Инузука, приподнимая уголки губ в улыбке. — Вы ничуть не помешали, не волнуйтесь. Я не жадный. Любуйтесь тоже.       — Так вы же не любуетесь? — поддела его Хьюга, но тут же нахмурилась, пресекая в себе желание пошутить. У нее обычно плохо выходило. Так что… лучше и не стараться. — Простите.       — Вы постоянно извиняетесь, — заметил Киба, — не нужно. Вы правы, я так сказал. И вы меня раскусили: я любуюсь.       Хината тихонько хихикнула и вновь засмотрелась на небо.       — Такое ощущение, что все вокруг замирает, когда смотришь на звезды. Вам так не кажется?       — Кажется, — кивнул майор. — Именно за этим ощущением я порой гонюсь, хотя всегда стремлюсь к движению. Под звездами я могу остановиться. Это… успокаивает.       — И давно вы практикуете такой способ единения с собой? — спросила Хината, но уже после сказанного поняла, что это было не к месту.       Тем не менее, Киба охотно, пусть и немногословно отвечал:       — Давно.       — Здесь очень яркие звезды. Древние египтяне придавали астрологии и астрономии огромное значение. Если обратиться к древнеегипетской мифологии, то нельзя не упомянуть Нут — богиню неба и небосвода. Я вам как-то говорила, что один из ключей для Спессартиновой книги может быть связан с богом Земли Гебом, который был братом-близнецом и мужем богини Нут. Я склоняюсь к тому, что с этими богами связаны все ключи, но мы с профессором Хатаке пока не пришли к единому мнению на этот счет.       — Да, я помню. Вы говорили о храме Осириса, который приходился им сыном, если не ошибаюсь.       — Не ошибаетесь, — Хинате было приятно, что Киба не забыл об их разговоре в поезде, когда она интересовалась, бывал ли он в храме Осириса. Она часто много болтала, и далеко не всем приходились по душе всезнайки, вроде нее. Но понимание этого не останавливало Хьюгу в желании поделиться с кем-то тем, что ей интересно, а может, и найти единомышленника. И сейчас, видя, что майор не противится беседе с ней, позволила себе такую вольность. — Нут называли матерью звезд, порождающей богов. Считалось, что она каждую ночь глотает солнце, чтобы родить его утром, а утром глотает звезды и луну, чтобы вечером родить их снова. Древние египтяне видели в теле Нут своеобразные часы и ориентировались во времени по расположению солнца на теле Нут: в два часа дня оно находилось у ее губ, а в пять часов — в области груди. Самое интересное, что в десять часов солнце было в районе ее лона. Подобное объяснение легло в принцип того, что Нут у египтян стала ассоциироваться не только с небом, но и с погребением. Египтяне желали умирать на земле, чтобы впоследствии переродиться звездой на небе. Не удивительно, что Нут стала такой значимой богиней. Ее изображали в гробницах и захоронениях, в храмах и на простых домах. Таким образом, и возникло поверье, что все умершие, так или иначе, попадают на небо.       — Это очень увлекательно, — отмерев, пробормотал Киба, потому что все это время, пока Хината рассказывала ему о мифологии, он не отрывал от нее глаз и запоем слушал все, что она говорила. — Но… меня волнует вот что: она действительно вышла замуж за своего брата-близнеца?       — Да. Известно, что они полюбили друг друга с первого взгляда, еще тогда, когда земли как таковой не было, потому что Нут-небо и Геб-земля настолько тесно были прижаты друг к другу, что приносило огромные неудобства и людям, и богам. А все из-за их любви и непреодолимой тяги друг к другу.       — Значит, раз появилась земля, их разлучили?       — Бог солнца Ра, который, по моему мнению, однозначно связан с одним из нужных нам ключей, долго терпел их любовь, но в какой-то момент ему это надоело. Его разозлил тот факт, что его ладья не может проплывать над землею, и тогда он послал своего сына Шу — бога воздуха, что приходился отцом Нут и Гебу, чтобы тот разъединил близнецов и прекратил это безобразие. И он прекратил. Однако Нут все равно вознесла Ра к небесам, когда он состарился, не тая в себе обиды за разлуку с любимым.       — Вот так страсти в мире богов, — отпустил шуточный комментарий Инузука.       — Это точно. Кстати, — Хината невольно придвинулась ближе к майору, — вы знаете, до нас дошли обрывки книги Нут, что по сути — сборник астрономических заметок Древних египтян. Другие части книги удалось найти на настенных изображениях в гробнице фараона Рамзеса Четвертого и здесь, в гробнице Сети Первого.       — Мне даже как-то стыдно, что заядлый любитель астрономии не знает всего этого, — нахмурился Киба. — Теперь многие вещи обрели свой смысл.       — Вы только не обижайтесь, майор, — Хината потупила взгляд, — но я бы никогда не подумала, что вы увлекаетесь астрономией.       — Чего обижаться, — отмахнулся он, — я и сам бы не подумал, что когда-нибудь заинтересуюсь подобными вещами.       — И как давно вы заимели такое увлечение?       Киба сник. Все, чем он напитался за непродолжительное время беседы с Хинатой, испарилось, оставляя одну лишь огромную зияющую дыру у него в груди. В один кратчайший миг майор словно опустел изнутри, иссохся, стал одним сплошным оголенным нервом. И ему не хотелось, чтобы ни Хината, ни кто-либо другой видел его таким уязвимым, как сейчас.       Однако он нашел в себе силы посмотреть на нее, и тогда что-то в нем надорвалось: может, это был тот туго натянутый нерв, а может, истончившаяся нить, которая связывала его с прошлым и, словно пропитанная ядом, отравляла настоящее. В любом случае, незримый тумблер со звонким щелчком переключился, и Киба сорвался на откровения, уповая на то, что это останется здесь, под покровом ночи, или и вовсе забудется.       — Меня призвали на фронт незадолго до моего восемнадцатилетия, — едва слышно проговорил он, тут же сглатывая ком в горле. — Я тогда много мечтал и планировал, хотел обеспечить лучшую жизнь своей матери и старшей сестре, но все в один миг было разрушено. Началась война.       Хината судорожно выдохнула, ощущая, как пространство вокруг них потяжелело, стало вязким, удушающим, мрачным. Это то, что рвалось из глубины души майора; так смердела старая рана, которую она вскрыла одним-единственным безобидным вопросом.       — Прошу прощения, майор, я…       — Я тогда не знал, чем все это обернется, — не принимая во внимание оговорку Хьюги, Киба продолжил начатое. — Не знал, что отныне я буду жить только одним днем и становиться готовым к тому, что в любую минуту могу умереть. Знаете, Хината, к своему стыду скажу: к такому готов не будешь никогда. Но что я мог сделать? Жертва обстоятельств, один из бессчетного количества таких же напуганных мальчишек… Да мы ничего не могли, кроме того, чтобы учиться сражаться, учиться убивать и выживать. Люди постоянно умирали. И военные, и гражданские — все. Было невыносимо смотреть, как гибнут безвинные существа. Но самым невыносимым оказалось терять близких.       Хьюга с замиранием сердца смотрела на майора — совершенно чужого человека, который открывался ей лишь сейчас. Она боялась даже моргнуть, потому что так слезы, застывшие в глазах, разбежались бы по ее лицу и явили Кибе ее жалость. А Хината была уверена: ее жалость ему не нужна.       — Один мой друг однажды сказал: «Мы все рано или поздно окажемся на небесах. Для нас уже нет будущего. Если я помру первым — встретимся там, на другой стороне, а если первым уйдешь ты — дождись своего братишку, ладно?» Я что-то ответил, конечно, как-то возразил. А на следующий день он умер. Его разорвало на части, и я ничего не мог сделать. Я чувствовал себя беспомощным, бесполезным куском плоти, но никак не защитником людей, чем пытались забить наши головы старшие по званию.       Бывали в ту пору спокойные периоды, когда мы могли поспать, поговорить друг с другом о чем-то несбыточном, да и просто ни о чем. Тогда я засиживался допоздна, глядя на звезды, и испытывал такое необъяснимое умиротворение, что быстро на это подсел. Как вы и сказали, все вокруг замирало. Не было войны, лишений, упущенных возможностей и разрушенных мечтаний.       Я дошел до конца, хотя никогда не верил в это. Во время войны в первую очередь выбивали офицерский состав, чтобы оставить солдат без командования, и сроки получения званий ужимались до минимума. Мне приходилось быстро учиться, в том числе ответственности, брать на себя тяжелые задачи и каким-то образом умудриться не потерять рассудок. Те годы пролетали как дни. Я плохо помню, как жил — все доходило до чистого автоматизма. Не мог нормально спать, что и сейчас меня часто мучает. Но все же было то, что меня останавливало. Позволяло выдохнуть, почувствовать то, что я нахожусь в своем теле, а не чужой шкуре, и найти в себе силы двигаться дальше. Как-то так и появилось мое увлечение.       Хината плакала. Нет, не навзрыд, хоть ей и хотелось. Она просто лила слезы, сквозь их непроглядную пелену изучая невозмутимое лицо майора, и сердце ее рвалось от сожаления. Хьюга чувствовала яростное желание что-то предпринять, но боялась оступиться и сделать только хуже. Единственное, что она себе позволила, это невесомо коснуться рукой тыльной стороны ладони майора в поддерживающем, утешающем жесте.       Он вздрогнул: от неожиданности и от холодка, исходящего от ладони Хинаты. Исподлобья взглянул, как ее маленькая ладошка накрывает его руку, и вновь посмотрел на небо.       — Я не могу говорить о том, как мне жаль, что вы прошли сквозь это страшное время, потому как это ни на капельку не передаст всего того, что я действительно сейчас чувствую. Вы этого не заслужили. Никто такого не заслужил. Но позвольте мне, майор, выразить вам огромную благодарность за то, что вы положили всю свою жизнь для мира и будущего. Я не представляю, что вы испытывали, что переживаете сейчас, и мои слова покажутся вам пустыми, ничего не значащими, однако я не могу смотреть на то, как благородные люди становятся несчастными. Ваш друг, что ждет вас на другой стороне, сейчас смотрит на вас с небес одной из этих ярких звезд, и он глубоко страдает оттого, что вы вините себя. Вините себя за то, в чем нет и быть не может вашей вины. Я хочу обратиться не к вам, а к тому мальчишке, который был втянут в войну и лишился золотой поры — своей юности, что должен был проживать не так. Этот мальчик, этот сильный духом юноша достоин вашей любви и уважения, но вы от него отвернулись и не хотите услышать, как он взывает к вашему состраданию. Вы не должны себя жалеть, вовсе нет, да и я не должна, но поддержать этого ребенка в себе вы просто обязаны. Прислушайтесь к нему, ведь у него все еще есть мечты и цели, и, может быть, тогда вы вместе обретете счастье: в тишине и покое под звездами, в большой семье с кучей детишек или совершенно необычной для вас профессии, потому что вы еще слишком молоды для того, чтобы забыть о себе. Вы остались живы совсем не для этого. Так было нужно: совершить еще много добрых дел, помогать ближним, сделать кого-то счастливым взамен. Но не сгорать, как звезды. Жить, а не существовать в этой мучительной тьме.       Майору казалось, Хината никогда не остановится. А он хотел, чтобы она остановилась, прекратила говорить все эти вещи, задевающие самые больные точки. Но когда она закончила свой неуемный поток искренности, в котором прослеживалось сочувствие и нежность, смешанные со строгостью и непоколебимой верой в то, что все еще можно изменить, Киба смог осмыслить ее слова. И это покорило его. Напрочь снесло крышу, ворвалось ударной волной в самую его суть, высосало весь воздух до микроскопической частицы, а потом наполнило им вновь — так, что дыхание перехватило, и сердце забилось быстрее. Глаза предательски увлажнились, заблестели под светом низко нависающей луны, и затаившиеся в них слезы напомнили о давно забытом чувстве, когда хотелось разрыдаться во весь голос, выкричать, выплеснуть всю ту чудовищную боль, копившуюся годами. Кибе стало хорошо. Либо оттого, что он впервые выговорился кому-то, либо благодаря поддержке Хинаты, которая не просто жалела его для галочки, будто он этого заслуживает, а с огромным энтузиазмом приводила в чувство. С тем же успехом она могла схватить его за грудки и встряхнуть как следует со словами: «Открой глаза! Возьми себя в руки! Хватит, хватит быть таким слабаком!» Однако эта женщина сумела достучаться до него, бесстрашно проникая так глубоко, как еще никому никогда не приходилось, и при этом оставалась женщиной: осторожной, ласковой, сопереживающей, достаточно смелой для того, чтобы говорить с малознакомым человеком о столь личном, так еще и давать советы. Да, Хината была образцом настоящей женщины, и Киба не сдержал улыбки, поражаясь тому, что только сейчас узрел в ней все эти качества.       Хината пристально смотрела на майора, и по ее щекам текли слезы. Губы подрагивали, рука все так же невесомо касалась его руки. Киба смотрел в ответ, хватаясь за вновь промелькнувшую мысль о том, что не видел прежде таких необычных ясных глаз. Но Киба подумал еще вот о чем: он прежде не видел такого взгляда. Теплого, успокаивающего, обволакивающего умиротворением, дарящего надежду и словно говорящего: «ты сможешь». Он улыбнулся шире, отвел взор в сторону и обратил его к звездам — там он видел то же, что сейчас в ее глазах.       — Спасибо.       Хьюга готова была поклясться, что Киба вложил в это слово всю свою благодарность. И тогда ее лицо посветлело благодаря набежавшей улыбке. Облегчение унесло с собой напряжение, стянувшее узкие плечи, и подарило покой.       Да, здесь, под звездами, действительно можно было остановиться, подумать, помечтать. И Хината позволила себе это, долго просидев рядом с майором в благоговейной тишине.