Прости, но мы с тобой не подружимся. Уже на третий день в танце закружимся. И я с мыслями о тебе или ты — обо мне, мы будем сниться друг другу, не выключая свет. Сметана Band - Мы с тобой не подружимся
Горо пришлось не раз уходить от расспросов, чтобы скрыть тот факт, что он прибыл на Рито не только в роли сопровождающего Божественной Жрицы острова Ватацуми. У генерала армии своя заинтересованность? Вздор! Единственная заинтересованность Горо — безопасность Кокоми. По крайней мере, так всем казалось, и справедливости ради стоит отметить, что так бы оно и было, если бы не одна маленькая поправочка. Горо хотел быть на Рито. Горо хотел посетить фестиваль пяти Касэн. И единственно настоящей причиной этого желания стал факт того, что Аратаки не упустит возможности поучаствовать в нем. Все до пошлости просто. Настолько, что юноша сам не хотел в это верить. Навязчивая необходимость находиться там топила в смущении и раздражении. Горо не понимал природу чувства, вынуждающего покидать Сангономию при любом удачном, и не всегда, моменте. Времени это занимает не мало, так что надеяться, что это остается не замеченным, нет смысла, однако пока причина остается в тайне, ничего не может оставлять и места для волнения. В отличие от Ватацуми, воздух на Рито всегда холодный. Здесь не пахнет морской солью, несмотря на то, что причал занимает четверть острова, и цветами с дерева фиалковой дыни. Ветер несет аромат прелых кленовых листьев и праздника, свежей бумаги и акриловых красок. Стоит лишь на мгновение прикрыть глаза, и не останется и сомнения, что это место создано для счастья и радости. — Ты можешь пока сходить за книгами или просто прогуляться по улице, — Кокоми говорит это вполоборота, уже следуя за путешественником, — Потом встретимся на площади. — Как скажете. Горо по привычке кивает, опуская взгляд. Немного улыбается Итэру, который не упустил возможности помахать другу, и разворачивается в сторону торговых лавочек. Слишком шумно; впервые после отмены указа Сакоку люди решаются посетить Инадзуму, и корабли из Мондштадта и Ли Юэ прямое тому доказательство. Но, по правде сказать, Горо глубоко наплевать на все эти новые лица. Они замкнут список вещей, волнующих его. А на первое место он стыдливо поставит прочерк красным карандашом, ибо совесть не позволяет начать выводить хотя бы букву «И». Он видел его только дважды. Они знакомы лишь косвенно, даже не лично. Это глупо. — Можно, пожалуйста, что-нибудь для детей? — юноша стоит напротив прилавка с новой литературой, надеясь найти что-то подходящее для ребятишек с Ватацуми. Пожилой торговец берется перебирать крайнюю стопку — Горо осматривается. День пасмурный, бумажные декорации выглядят жалко. Они словно что-то лишнее в этом празднике настоящей свободы, провозглашенной в Инадзуме. Фестиваль пяти Касэн — не просто торжество. Оно являет в себе признание ошибок и их искупление. Это явление настоящей силы сегуна. Но даже это не может затмить терзающее юного генерала чувство тоски и несправедливости. Он, вероятно, самый настоящий индивидуалист, раз в жгучий момент всеобщего счастья его трогают лишь собственные печали, которые представляются ему целым миром. Генерал ведет себя наивно, почти по-детски нерешительно. Ему ничего не стоит оставить бесполезную надежду на встречу с тем, ради кого мысли неминуемо складываются в нестерпимое ощущение безответности и безразличия. Сердце затихает, а вместе с тем и чувства. Мимолетное желание отречься от привязанности стало больнее, чем ожидалось. Горо не хочет понимать, почему. — Прошу прощения, Вы не могли бы попросить тех молодых людей отойти от стенда для фотографий? — продавец оставил попытки найти детскую литературу. Его взгляд обращен за спину юноши. Прежде, чем замечает лица людей, Горо отвечает: — Без проблем. Снова поверить в любовь с первого взгляда получилось в мгновение просто. Он, конечно, понимает, что влюбленность там у всех по-разному ощущается и тому подобное, но понять, какого черта от одного взгляда на серьезное лицо Аратаки, стоящего в пяти метрах от него, сердце вовсе не забилось, как бешеное в лучших традициях легких романов издательского дома Яэ; оно просто напросто замерло. Оно остановилось и разбилось на миллионы одинаковых вопросов: «Почему он?». Горо идет прямо, даже не стараясь скрыть своего намерения заговорить. Ведь теперь у него хотя бы есть предлог. Юноша понимает, что улыбается, глядя в красивое лицо Аратаки, слишком поздно для того, чтобы спрятать радость от встречи. Это так необычно. — Руки убрал от стенда, — румянец возбужденного счастья и улыбки идет вразрез со строгим тоном генерала. Он едва достает макушкой до линии плеч собеседника, но при этом даже не задирает подбородок — ему достаточно поднять взгляд. Итто хмурится, едва нагибаясь к подошедшему. Не различая окликов своих парней, он отвечает: — Да погоди, начальник, давай по-тихому. Мы пользуемся общественной собственностью, ничего не законного, прибереги свои недовольства. Он выпрямляется, давая понять, что разговор закончен, однако не отводит глаза. Теперь щеки Горо становятся пунцовыми то ли от негодования, то ли от переизбытка противоречивости. Больше всего он боится показаться нелепым. Однако он не совсем понимает, что Итто не из тех, кто будет обращать внимание на такие мелочи. Он вероятнее всего просто опустит большинство деталей, дабы добраться до сути. Это все, что ему нужно. — Ладно, волчонок, смотри, — о́ни кладет руку на плечо собеседника, указывая ей же на крытую лавку напитков, — мы с тобой прогуляемся, ты угостишь нас, и стенд свободен, подобно Мондштадту! «Придурок» — Горо прикрывает глаза, стараясь подавить свое недовольство, вызванное непрошенным «волчонком». Он пытается не двигаться. Юноша не понимает, что будет вернее: скинуть руку Аратаки или подождать. — Идет, — небрежно отстраняется от Итто, вновь смотрит на него, обдумывает предложение, — Погоди-ка. У тебя денег нет? Мгновение смущения стыдливо переползает с генерала на предводителя банды. Он отворачивается. — Да брось, ты же не думаешь, что я… — Аратаки, либо ты говоришь правду, либо я ухожу и зову солдат, — Горо должен гордиться своей стойкостью. Впервые ему удается вести ситуации в благополучном для себя свете в диалоге с бестолковым О́ни. — Да… Мужчины за спиной Итто зашептались. — Что «да»? — генерал скрещивает руки на груди, чувствуя, как ветер усиливается, а последние надежды на солнечный день скрываются за тучами. — Мы потратили все деньги на одежду, чтобы попасть на фестиваль, а теперь не можем купить Радужную астру ради, которой и пришли, — Аратаки не теряет уверенности, поэтому вновь смотрит на генерала. — Это же просто напиток из романа?.. — Горо недоумевает. Смятение спряталось за непониманием: Итто расстроился просто из-за десерта? — Это не просто напиток! — один из участников банды нетерпеливо возразил юноше. Переводя взгляд с о́ни на его ребят, генерал понимает, что ситуация удивительно странная. Верить, что причиной их сегодняшней встречи стал особый рецепт фестиваля не трудно. Трудно убедиться в том, что это правда происходит. — Я просто дам вам денег и все. Оставьте в покое этот детский стенд!***
Холодные капли крупного дождя ударяются о мягкую кожу. Ливень начинается неожиданно быстро, ветер оседает в легких, от бега горло начинает болеть. Одежде понадобилось пару мгновений, чтобы начать прилипать к телу. Неприятная влага вынуждает поправлять волосы. Дождь прибивает к брусчатке кленовые листья. Площадь опустела. Итто тянет за руку Горо, бежит под крышу. Юноша смотрит под ноги, на скользкий серый камень, чтобы не споткнуться, стараясь поспеть за Аратаки. Ему сложно. Правда сложно. Он не мог и подумать, что не имевшая за собой никакого точного мотива поездка на фестиваль закончится так. И Итто — последний с кем юноша захотел бы оказаться в подобной ситуации. — Ух, вот это ливень! Жаль, что ты не носишь с собой зонт, — они слегка толкает приятеля в бок локтем, отпуская его руку. Проводит пятерней по волосам. Из-за воды они принимают странный вид, совсем не такой, как обычно. Горо всматривается в ровные черты лица Аратаки — он стоит боком. Ему не требуется и мгновения, чтобы заставить себя отвести взгляд, чтобы не позволить себе убеждаться в своей не совершенности, чтобы усугублять и без того бедственность его чувств. Даря пустое внимание унылому пейзажу, который его и не заслуживает, юный генерал уверяет себя, что через десять, может быть двадцать, минут они разойдутся. И на этом все кончится. Ведь так и должно быть. Ведь так правильно. От незнакомцев их отделяет одно касание и несколько слов. — А чего сам не носишь? — голос уставший. Как и сам Горо. Он присаживается на корточки, обхватывает руками коленки. — Я не ношу зонт. Он мне ни к чему, — Итто слегка мотает головой, выражая протест. Следует примеру собеседника — присаживается. — Пф, — юноша чувствует, как его плечо касается предплечья Аратаки, а бедро — его бедра. Одежда мокрая, кожа — тоже; сложно осмыслить грань между своим и чужим телом, — Заметно. Генерал запрокидывает голову, упираясь макушкой в деревянную стену. Думает, что еще утром он продал бы душу за встречу с ним, а теперь слова вымолвить не может. Размышляя о собственной несерьезности, замечает, что Итто смотрит прямо на него. — Чего это ты? — У тебя ушки… — они тянется рукой к мокрой голове Горо. — Не смей! — юноша хлопает его по влажной ладони. — Ладно тебе, — Итто мягко пробегается тремя пальцами по склеившейся шерсти. Уши реагируют на нежное касание, дергаются — Горо тоже. Щеки вновь краснеют, смущение тяжелой тоской заполняет сердце. Генерал шлепается на землю, ударяясь копчиком. — Они… Они шевелятся, — Аратаки светится. — А ты думал, что? Я их себе приклеил? — прикрывает лицо рукой, отряхивает брюки, не вставая. — Не парься, глянь, у меня вообще рога. Он наклоняет голову, указывая пальцем на ярко-красные рога. Честно улыбается, берет руку Горо и кладет себе на голову, будто тот их не видел вовсе: — Ну, они, правда, не двигаются, но… — Вероятно, они хотел прибавить что-то еще, но чувствуя на макушке теплую ладонь, а в сердце трепет, сбивается.- В общем, да… А Горо еще не слепой. А хотелось бы. Апрель сменяется февралем, потому что, юноша неожиданно убирает руку так, будто обжегся. Итто совсем не обижается, лишь желает, чтобы чарующий трепет вернулся. — Да уж, — тянет он, — Мы не подружимся. Генерал обхватывает руку, которую мгновение назад держал в своей Аратаки, ладонью другой. Трет ее и закусывает губу. Неожиданная отрешенность от мыслей настегает его чрезмерно стремительно. А Итто навсегда запомнит, как быстро исчезает легкий румянец Горо, как бледнеют его губы. — Может, свидание?