Уборка с привилегиями

— Ах, какой же ты сильный и могучий, Лапуся. Уверена, ты можешь поднять меня в воздух без малейшего усилия~. — Хахаха, Куколка, тебя я подниму даже без помощи рук, и в этом будет только твоя заслуга. — Ихихихи, прекрати, ты вгоняешь бедную несчастную девушку в краску~. Я из-за этого сейчас заплачу. Шмыг-шмыг! — Ой, я не хотел тебя обидеть, крошка. Хочешь я куплю тебе твоего любимого винца? Сколько оно, тридцать четыре тысячи бэлли? — Сорок восемь тысяч, Сладкий. С последнего твоего визита цены немноооожечко изменились. Но для такого могучего, сильного и очень богатого морского волка это же не слишком огромная разница, да~? — Гхм, аарм, ахах, да-да, не вопрос. Все для тебя, дорогая моя. — Ах, мой герой~ — Аааргх, господи боже, хоть один бы раз эта прелюдия изменилась в чём-то кроме ценника — Устало и зло проговорил Сальчонс, смотря как его товарищ и член пиратов Роджера лобызается и воркует с очередной, даже не слишком симпатичной, проституткой, на которую растратил уже порядочное количество своих денег и даже не собирался останавливаться в этом деле. Сидящий достаточно близко Багги, которому тоже «посчастливилось» узреть и услышать данную картину на много больше раз, чем ему бы хотелось, в кои-то веке был полностью солидарен с более старшим матросом. С каждым слюняво-сахарным прилагательным или прозвищем, рвота все выше подступала к его горлу. Синеголового мутило от всего: от пьяных и похотливых мужиков, спускающих свои деньги и сокровища на здешних дам, от духоты и приторно-сладких духов, которыми местные обитатели пытаются скрыть зловоние от пота, курева и отсутствия нормальной гигиены. Разрисованные проститутки, пудрящие себе всё и вся, тоже не добавляли ему восторга, но он был в некоторой степени впечатлён тем, как они выманивали из обычных простофиль и, в другое время довольно умных и хитрых мужчин, хорошую часть их сбережений. Да и еда, несмотря на свою стоимость, была довольно-таки вкусной. Но эти качества не отменяли всего остального, и если бы не дв… одна вещь, держащая его в этом месте, его бы след давно простыл. Вспомнив о последнем, юный пират обвёл взглядом всё помещение, и, не найдя ничего опасного, попытался ещё глубже зарыться в диван, прижимая скрещённые локти к себе и удобнее устраиваясь на подмятые под себя ноги. Сделав эти манипуляции и ещё раз осмотревшись, он упер глаза в стол, при этом мельком посматривая на стену напротив. Она не отличалась чем-то выдающимся по сравнению с себе подробными, цвет которых было трудно различить в царящей полутьме. Но вот что находилось рядом с ней, сидя на красивом столике, было самым ценным предметом, находящимся в расположении владельцев данного заведения. Это была статуэтка женщины, шириной и высотой где-то в пол метра. Её лицо было умиротворённым и улыбающимся, ноги и руки были мастерски выточены из дерева, но не они привлекали внимание глаз, а пятьдесят три сиськи, распространявшихся по всей передней стороне тела. Судя по тому, что рассказывала хозяйка борделя, эта фигурку она недавно купила у торговца редкостями. Это была богиня любви, чьё имя и даже название народа, почитавшего её, уже стёрто в потоке веков. Особенность этого элемента декора заключалась в том, что тело когда-то было плодом, и в углублениях полушарий были сочные плоды, которые заменились драгоценными камнями. Считалось, что она приносит удачу владельцу и самому, а как и повышает человеческий тонус. Также поговаривали, что на самом деле статуя живая и движется, просто не хочет этого делать. Но для большинства это было просто причудливым и несколько пугающим украшением. Но, не смотря на её внешний вид, две парящие конечности спокойно левитировали вокруг неё. Одна протирала основание соска каким-то веществом, и через некоторое время дерево начинало раздвигаться и камушек выпадал на другую ладонь, где он быстро убирался под скатерть стола. Потом из-под платка она возвращалась с почти таким же самоцветом, который вставлялся в опустевшее углубление. Через несколько манипуляций, дама выглядела как будто бы из неё ничего не вытаскивали. Несмотря на кажущуюся легкость, процесс был достаточно долгим, и за одну ходку в целом удавалось утащить три-четыре камня. Рекордное число в 5 штук было достигнуто, когда два дегенерата, которых Багги приходится называть своими накама, подрались из-за того, что не могли решить, у кого пеструн больше. А обычно часто приходилось прятаться от мимо проходивших людей, или когда охранники стали чувствовать что-то неладное. Но за столько ходок он собрал почти все, и этот раз будет уже конечным. Ему и так уже порядком осточертело это всё, и тут дело даже не во всём вышеперечисленном. Случайно напомнив себе об этом, он отвёл взгляд на пустое сиденье рядом с собой, и ещё сильнее нахмурился. «Рыжий пидрила наверняка уже пёхает ту шлюху. Давно пора было.» — думал про себя юнга. … «Технически, мне вообще на рыжего урода абсолютно похуй. И кого он ебёт тоже. Совершенно похер. Ага. Они же даже не друзья, а соперники. Враги. Почему же тогда… Пофиг, похуй-нахуй. Совсем. Все эти мысли это от этого места. Или от этой статуи. Нееет, это точно вина гадалки-недоучки. Из-за его тупых предсказаний. Нахера он на это вообще согласился…» С этими мыслями Багги все глубже стал погружаться в воспоминания, выполняя свою важную миссию фактически на мышечной памяти. Что «точно» не укусило его в задницу в ближайшем будущем.