Счастье в пантере среди белых снегов

      Телефон мягко вибрирует. Киллуа бросает взгляд на экран и читает короткое «ты дома?» от Гона. Он буквально в соседней комнате и пишет на мобильный. Золдик тихо прыскает и кричит, хрипя:       — Нет, а что?       Ответа не последовало. Пролежав еще пару минут, Киллуа почти уснул, но телефон, так неудачно лежавший у уха, почти заставил парня умереть от громкости рингтона, воскреснуть и наконец взять трубку. Звонок от Гона, удивительно.       — Я тоже заболел, — потуги Фрикса выговорить эти три слова кое-как увенчались успехом, прерываясь на кашель.       Киллуа резко садится.       — В смысле ты заболел?       — А ты в смысле заболел?       — В простом, а что?       — Ладно, — выдыхает Гон. До него доходит, что они перешептываются по телефону, как какие-то конспираторы. Тихий смешок срывается с губ. — Мы заболели одновременно, надо же.       — Обменялись микробами под дождем, и вот результат, — ворчит Киллуа.       — Зато не заразим друг друга, а болеть вместе веселее.       Киллуа недолго молчит, а потом спрашивает:       — А ты хочешь?       — Что хочу?       — Болеть вместе.       Гон проглатывает рвущееся наружу «я бы вообще с тобой не расставался», вместо этого отвечая:       — Очень хочу.       — Может тогда… я подойду к тебе? Или ты ко мне, у меня вроде кровать больше.       Слышно, как Фрикс слишком шустро для больного спрыгивает с кровати, что-то роняя, и топает за дверью. Приоткрывает дверь, неловко заглядывает, как нашкодивший ребенок, промочивший ноги в луже, и подхвативший простуду.       — Поболеем вместе?       Киллуа коротко кивает и пододвигается, освобождая место на кровати и откидывает влажное от пота одеяло, приглашая. Гон резво заныривает, и Киллуа мысленно читает про себя короткую молитву: «Отче наш, иже еси на небеси, благодарю тебя за инерцию, от души душевно в душу». Потому что Фрикс — о, физика, о, проказница — впечатывается плечом и бедром в его, и Золдик занюхивается хвойным ароматом его шампуня. Если бы запах Гона синтезировали в кристаллическую пыль, он бы разровнял дорожки на столе своей ID-картой и сторчался бы к двадцати. В двадцать два его бы заперли в рехаб, к двадцати четырём он накатал бы мемуары «Я, мои друзья и гонмаин». В двадцать пять он получил бы жетон за три года трезвости, а потом упал бы в рецидив, как в самую тёплую постель.       К слову постель после прихода Фрикса стала в разы теплее, вот-вот подожжется от трения кожи о кожу и весь дом сгорит к чертовой матери. Потом с соседями до конца жизни не рассчитаются.       Им приходится молчать, особенно когда становится больно говорить даже шепотом и когда кашель начинает одолевать то одного, то другого. Это в каком-то роде весело. Киллуа чувствует, что температура снова поднимается, но теперь, от чувств к Гону, до неприличия переполняющих его, ему уже не так плохо, как было утром. И намного хуже, чем вчера.       Сам Фрикс чувствует, что вот-вот чихнет, но организм обманывает его, заменяя чих на слезы и сопли. Уже через пару секунд комнату заполняют дружные звуки высмаркивания, надсадный кашель и мученические вздохи на разные лады «боги, когда это уже закончится».       — Больше никаких прогулок под дождем, — ворчит Киллуа, откидываясь обратно на кровать.       — А мы и не планировали, — грустно то ли от этого факта, то ли от того, к чему это привело, парирует Гон.       У Киллуа неосознанно всплывают события вчерашнего вечера. Он не знает, его щеки краснеют от температуры или от смущения. Но надеется, что Гон сошлет все только на первый вариант.       Тихое сопение соседа у уха действует как колыбельная, заставляя и без того сонного Гона прикимарить под боком Киллуа. Они сложились как тетрис, испуская волны жуткого жара от температуры, а тихие пошмыгивания то и дело раздавались то от одного, то от другого, превращаясь в своеобразную какофонию. Почти оркестр, только не камерный, не духовный и не струнный, а какой-то сопливый.       Когда солнце уже спряталось за горизонтом, Золдик начинает копошиться, закидывая ногу на Гона, а потом вздрагивает, осознавая, что все это время тискался не с подушкой, а с соседом, мирно лицезрящим уже десятый сон. Покрывало стало влажным и противным от пота, а одеяло и вовсе валялось где-то на полу, как раз вместе с той большой подушкой, которую благородно заменил Фрикс.       Поморщившись от неприятных ощущений мокрости на теле и сухости во рту, Киллуа аккуратно выпутывается из цепких рук, стараясь не разбудить, и шмыгает в ванную.       Весь вспотевший, какой-то чересчур бледный, с синяками под глазами, Золдик почти испугался собственного отражения, но постарался больше не бросать взгляд в зеркало. Он и не помнил, когда в последний раз чем-то болел, мама всегда сюсюкалась с ним как с маленьким ребенком, пичкала витаминками и бадами, чтобы, не дай бог, дитятко не заболело и не пропустило занятия по сольфеджио или математике.       Прохладная вода немного прояснила мысли. В душ идти не хотелось, хотя следовало бы, после такой то потливой горячки.       На кухне так кстати нашлись капли для носа и пачка стрепсилса. Не сказать, что Гон был слаб иммунитетом, со своим то образом жизни, но Киллуа мысленно поблагодарил его за предусмотрительность. Никогда не знаешь наверняка, за каким углом тебя будет поджидать вирус, нагло потирая свои молекульные ручки.       Желудок был нещадно пуст, звучал так, что любой мировой хор бы позавидовал, а в холодильнике одиноко валялась только упаковка наггетсов.       Золдик грустно вздыхает, сетуя на свои болячки, которые подхватил на пару с Гоном, и ставит кипятиться воду для макарон. С наггетсами будет самое то, только потом его будет еще и тошнить от пластикового привкуса искусственного мяса.       Гон проследил мокрыми ногами на кухню, успев сходить в душ, и недовольно посмотрел на соседа.       — Ты в курсе, что такое нельзя есть, когда болеешь?       — Почему же? — Киллуа искренно удивляется. Какая разница, ешь ты эту херню больным или здоровым, если в обоих случаях потом будешь мучаться от изжоги.       — Мито всегда говорила, что во время простуды надо пить бульон и не есть ничего жирного и… такого вредного, — Гон кидает хмурый взгляд на пачку наггетсов, запоминая больше не позволять Золдику закупаться продуктами.       — Я откуда знаю, я даже готовить его не умею.       Фрикс усмехается, его более здоровый вид лица говорит о том, что парню стало гораздо лучше. Все же его тело быстрее и интенсивнее справляется с простудой, на следующий день уже будет как огурчик. Чего не скажешь о Золдике, чей иммунитет после всех скитаний не закалился, а наоборот пошатнулся из-за вечного сквозняка в комнатушках, что он снимал.       Гон протискивается к плите, выуживает кастрюлю побольше и достает из морозилки кусок курицы. Просит Киллуа мелко нарезать морковку и лук. От упоминания последнего тот с отвращением морщится, но ничего не говорит.       Через час бульон уже весело кипел, шипел и прыскался, источая приятный сливочный аромат, так что Золдик то и дело заинтересованно поглядывал из-за массивной спины Гона, принюхиваясь.       Киллуа умял две тарелки, забавно причмокивая. Хотел съесть еще, но живот уже раздуло от количества жидкости, а щеки покрылись здоровым румянцем.       Гон спокойно допивал свой бульон, о чем-то задумавшись.       Оба хотели поговорить, и оба не знали, с чего начать.       Разговоры. Странная это все таки вещь. Можно обменяться миллионом слов и не сказать главного. А можно молча смотреть в глаза и поведать обо всем.       Киллуа как раз выжидающе разглядывает, пытаясь прочесть хоть что-то в карих бездонных омутах. Но там было лишь блики от отражения света лампочек.       — Киллуа, ты когда-нибудь влюблялся? — Гон рубит с плеча. Сказать, что Золдик охренел, значит очень преуменьшить его эмоциональную реакцию.       — Нет… наверное. Я не знаю, я с детства общался только с семьей и дворецкими, влюбиться мог разве что в папину псину, но та бы никогда не ответила мне взаимностью, — Киллуа хихикает, стараясь успокоиться. Ладони вспотели то ли от снова накатившей температуры, то ли от волнения. Как школьница, ей богу.       — Мгм, понятно, — Фрикс допивает остатки бульона. — Мне нравилась девочка в начальной школе, но она меня отшила. В средней я даже пытался ухаживать за ней, в надежде на успех, но оказалось, что она просто по девочкам... —Золдик прыскает от абсурдности ситуации, Гон тоже усмехается. — В старшей я уже подрос, стал ходить в качалку, и уже девушки начали за мной бегать, но долгие отношения как-то не складывались.       Киллуа положил голову на сложенные руки, задумчиво разглядывая трещинки на деревянном столе. К чему приведет этот разговор, он не имел ни малейшего понятия, но узнать о школьных годах Фрикса было интересно.       — Получается, ты никогда не целовался? — Гон смотрит прямо в глаза, не давая возможности отвести взгляд или соврать - сразу раскусит. Не дарит и шанса отшутиться или сменить разговор в менее смущающее русло.       — Получается, — все-таки тихо протягивает Золдик. — До вчерашнего момента.       Взгляд Гона теплеет, уголки губ приподнимаются в ухмылке. А потом глаза расширяются, издается шокированное "ох...", и Фрикс выглядит уже скорее виноватым, но от чего-то довольным.       — Тогда получается, я украл твой первый поцелуй? — Фрикс щурится, пододвигаясь ближе. Киллуа почти задыхается от возмущения к такому беспардонному и наглому вопросу. Это подачка. Милостыня. Контрибуция: война проиграна, хороните своих раненых, лечите своих мертвых и убивайте живых.       — Получается, нагло спиздил, пользуясь случаем, — Золдик злится, хохлится Да вообще закачаешься. Созывайте консилиум, собирайте группу на экскурсию, продавайте билеты в кунсткамеру. Экспонат номер ебатнадцать: "Homo, но не sapiens".       — Извини, я..., — Фрикс подбирает слова. — Я не хотел. Точнее хотел, но не хотел, чтобы... черт.       Гон растирает напряженные складки на лбу большими пальцами и громко выдыхает. Киллуа молча наблюдает за этими потугами. Фрикс долго думает, подбирает слова, чтобы не сказать ничего лишнего или глупого.       — Тебе не понравилось? Извини, я правда не хотел, чтобы так вышло.       — Понравилось, и если не знаешь, что говорить, то говори правду. У тебя просто мимолетное желание случилось, или ты специально все подстроил? — Гон смотрит непонимающе. — Вдруг ты не с проста взял меня на встречу с друзьями-голубками, потом повел пешком четыре квартала домой, а дождь вообще бубном призвал с утра? И это все ради того, чтобы меня поцеловать, а мог бы просто…       — Я не настолько замороченный. Но спасибо за идею, —Фрикс перебивает, подмигивая.       — Нет уж, лучше не бери в голову, мне этих соплей еще надолго хватит, придумай что-нибудь менее болезненное.       — Что?!       — Что?       — Ты хочешь?... Боже, я такой идиот, — Фрикс мученически вздыхает, откидываясь на спинку стула. Киллуа уже не знает куда себя деть от стыда. — Я ведь даже не спрашивал о твоей ориентации.       — Ну это не я пол школы за девочками бегал, так что у кого и к кому тут еще должны быть вопросы такого рода, — Золдик посмеивается, продолжая. — Я стал догадываться, что со мной что-то не то еще лет в четырнадцать. У нас была милая девушка дворецкий Канария. Один из братьев вечно меня подъебывал, мол, вы одного возраста, смотри, не влюбись. Переходный период, все дела, но я по отношению к ней ничего не чувствовал, да и по отношению к девушкам в принципе. Не знаю, я вообще себя иногда не понимаю, давай закончим на этом.       — Понял, прости, что спросил.       — Да нет, просто... я не могу разобраться в себе, своих чувствах, чего я хочу от жизни, — Киллуа понуро глядит из-под до сих пор влажных волос. — Но после встречи с тобой, тогда, ночью, моя жизнь перевернулась. Звучит ужасно ванильно, боже. Я о том, что с тобой я чувствую себя счастливым, живым. За столько месяцев, что я убегал, прятался, как загнанный зверь, я успел возненавидеть весь мир, я думал, что меня уже ничего не держит, я надеялся, что тот пьяный ублюдок хорошенько приложит меня об асфальт и оставит помирать, что мне не придется больше страдать и бояться. Я больше не хочу бояться...       Кожу неожиданно обожгли горячие слезы, они текли по щекам огромными каплями, спадая по подбородку. Из-за соплей стало трудно дышать, а горло саднить еще больше. Киллуа продолжал что-то неразборчиво бубнеть, извиняться, плакать, утирая мокрые дорожки руками целиком, помогая рукавом футболки, но от этого только больше размазывая по лицу.       Гон никак не ожидал такой реакции, откровения и слез. Он вскочил со стула, опрокидывая его с громким стуком, и присел на корточках перед Киллуа. Своими большими ладонями он обхватил его лицо, поворачивая к себе и принялся шептать, успокаивать.       — Тебе не надо больше бояться, я не оставлю тебя, обещаю. Ну же, посмотри на меня.       — Мы знакомы от силы пару месяцев, ты меня даже не знаешь толком, зачем ты это говоришь, зачем обещаешь? — Золдик впивается своими большими голубыми глазами в темные карие, такие взволнованные и совсем по-детски наивные, добрые.       — Я знаком с тобой достаточно, чтобы быть уверенным в своих чувствах и намерениях. Пожалуйста, расскажи мне все, до мельчайших подробностей, все, что ты пережил. Не сейчас, когда будешь готов, хорошо? Мне надо знать, к чему быть готовым, как помочь тебе, — Фрикс говорил тихо, вкладывал в свои слова всю нежность и уверенность, утирая мокрые дорожки большими пальцами. Киллуа прерывисто всхлипывал, шмыгал носом и старался успокоить дыхание.       — Я... я готов, хоть сейчас. Я хочу рассказать, я не могу больше держать это в себе, меня разрывает, Гон, — Золдик опустил голову на плечо Фрикса, и, пачкая ее в соплях и слезах, сбивчиво извинялся. Ощутив теплую ладонь на макушке, он немного расслабился, чувствуя, как Фрикс мягко проводит по волосам, и в конце концов вовсе размяк, позволяя Гону подхватит себя на руки.       Температура снова поднялась, но уже не такая высокая. Гон сказал, что Киллуа просто перенервничал, ослабил организм и позволил простуде атаковать с новой силой. Золдик на это лишь возмущенно попыхтел, но покорно выпил таблетку жаропонижающего и смиренно постоял у кровати, пока Фрикс менял вымокшее постельное на сухое и свежее.       Вроде болели оба, а только Гон словно мама-наседка присматривал за Киллуа, прикладывал холодную тряпку к накалившемуся лбу и шептал что-то успокаивающее. Золдик хотел еще что-то сказать, но разразился кашлем, схаркнул макроту прямо в ладонь и побежал мыть руки.       Фрикс сказал, что сходит в аптеку, за более качественным жаропонижающим, в отличие от почти бесполезного, что был у Золдика. Наверное тем, кто им лечился, приходилось наивно надеятся только на эффект плацебо.       Киллуа задремал, вымотанный своими мыслями, истратив все силы на обед и выяснение отношений.       Фрикс немного задержался, ибо пришлось оббегать все аптеки на районе, в которых консультанты разводили руками, сетуя на то, что сейчас осень, сезон болезней, все жаропонижающие раскупают как подарки перед Новым Годом, а поставки не справляются со спросом. Гон лишь вымученно вздыхал — он тоже болел, тоже чувствовал слабость во всем теле, но лекарства сами себя не купят.       Пробежав пару кварталов, он все же нашел последнюю пачку, быстро расплатился и поспешил вернуться домой.       Кроссовки полетели в разные стороны, Фрикс раздраженно цыкнул, но не стал обращать на это внимания. Киллуа тихо сопел, ресницы иногда подрагивали, а приоткрытые губы пересохли от недостатка влаги.       Гон не стал его будить, закинулся всевозможными лечебными штучками, чтобы наверняка погубить противную заразу и принялся за ужин.       Отварная курица с брокколи как никогда кстати придутся ослабленному организму, насыщая его белками и витаминами. Придется постараться, чтобы заставить Золдика это съесть. Наверняка будет фыркать и отнекиваться как дошкольник, но никуда не денется.       Фрикс погрузился в свои мысли, пытался разложить их по полочкам, чтобы потом объясниться перед соседом за свою наглость и… за то, что украл его первый раз? Не сказать, что Гона сильно терзала вина за это, может, даже наоборот.       Не может же он в лоб выпалить, что просто захотел. Просто захотел почувствовать сладкий привкус во рту (а после съеденных Киллуа тремя кусками чизкейка по-другому быть не может), смять бледные губы, согреть их от осенней прохлады, спрятать и сразу привыкнуть, чтобы потом нуждаться в этом всю оставшуюся жизнь.       Звучит как признание наркомана, вроде расскаивается, а вроде и не жалеет.       Золдика не разбудил ароматный шлейф мяса, так что Гон немного заволновался. Не заметил, как полтора часа простоял у духовки, совершая кулинарные подвиги.       Фрикс тихо прошмыгнул в комнату соседа, замечая раскрытую форточку. Мысленно ударил себя по лбу и поспешил закрыть ее, чтобы никого окончательно не продуло сквозняком.       Киллуа метался по кровати в горячке, ему явно стало хуже. Фрикс в ступоре наблюдал, как пот стекает по белоснежному, особенно бледному сейчас лицу, как синие губы приоткрывались, с шумом втягивая воздух, а глаза морщились, словно Золдику снился кошмар.       Гон откинул вновь вымокшее покрывало и подхватил парня на руки. Мокрые тряпки здесь явно не помогут, а жар необходимо унять, иначе тело просто сгорит от такой температуры.       Единственный вариант, который пришел Фриксу в голову, это отнести соседа в ванну и с головой окунуть в холодную воду.       Он так и положил Киллуа, прямо в одежде и включил кран. Золдик так и не просыпался, лишь продолжал барахтаться, с трудом двигая конечностями.       Когда вода набралась по середину бедра, Гон включил душ и принялся мочить Золдика полностью. Наконец, тот в шоке распахнул глаза и впечатался ими в глаза Фрикса в немом вопросе.       — Что за…, — Гон не дает ему договорить, принимаясь успокаивать и поливать более усердно, но аккуратно.       Золдик попытался брыкаться, чуть не зарядив соседу пяткой в подбородок, но тот успел ее перехватить на пол пути.       — Гон, че за херня? Ты мне решил холодные источники устроить? — Золдик шипел, отнекивался и пытался выбраться. Он ненавидит холод, особенно бодрящий душ. Всегда моется практически в кипятке и сразу укутывается в махровый халат.       А тут Гон беспардонно решил его, судя по всему, утопить. Фрикс постарался успокоить бушевавшего больного, гладил его по мокрым волосам, что-то говорил о том, что по-другому сейчас никак, надо остудить тело и начать нормально лечиться.       Все-таки через несколько безуспешных попыток отбиться, Золдик израсходовал весь накопившийся запас сил и лениво обмяк в холодной воде. Смирился с поражением, с муками и противными мурашками на коже. Он это еще припомнит, обязательно.       Спустя несколько минут Гон трогает лоб Золдика, удовлетворенно выдыхая — жар немного спал, уже не так критично.       Он снова подхватывает парня на руки, не обращая внимания, что тот весь мокрый. Вода уже стекает ручьем с обоих, оставляя мокрый след от ванной до спальни.       Гон усаживает парня на край кровати, поддевая край насквозь мокрой футболки, чтобы снять ее. Киллуа с шеи до ушей покрывается красными пятнами от смущения (или от контраста температур, как думает Фрикс).       — Хей, эй! Куда ручонками своими лезешь, еще рано для такого! — вопит подрумянившийся Золдик на всю комнату, не оставляя попыток отпихнуть крепкие ладони Гона.       Фрикс без особых усилий увиливает от всех пинков и остростриженных ногтей, наровящих поцарапать то щеку, то трицепс.       Киллуа валится на кровать, уже без футболки, которую Гон шустро откинул в сторону и принялся на домашние шорты.       — ОСТАНОВИСЬ ТЫ. Подлец! РАЗДЕВАЮТ! — Золдик хрипит от стыда, забывая про тонкие стены. Не дай бог соседи подумают, что здесь кого-то насилуют и вызовут полицию, вот цирк начнется.       Фрикс стягивает шорты вместе с боксерами тоже откидывая их куда то подальше. Разворачивается на пятках и достает из шкафа новое белье и широкие домашние штаны с футболкой.       Киллуа лежит почти солдатиком, стыдливо прикрывая оголенные части тела и смотрит оскорбленно, с прищуром.       — Извини, — говорит Гон и, не поворачиваясь, отдает одежду соседу. Золдик шустро натягивает все, что можно, вжимает голову в плечи и пыхтит.       Фрикс снимает мокрое постельное с кровати и вспоминает, что у Золдика всего два комплекта. И оба уже направляются в стирку.       — Поспишь сегодня у меня, нам нечем застелить кровать.       Киллуа не спорит, натягивает шерстяные носки и топает к Фриксу в спальню.       — Какой позор, — Золдик мычит в чужую подушку, ненароком втягивая носом запах соседа и расслабляется.       Фрикс приходит с пачкой жаропанижающего, брызгалкой для горла и каплями для носа. Заботливо помогает соседу сделать все необходимые процедуры и накрывает одеялом почти до уровня глаз.       — Спасибо что ли, — шепчет Киллуа в спину соседу. Фрикс разворачивается, кивает, улыбаясь и куда-то уходит.       Возвращается уже в пижаме, с сосательной таблеткой во рту и запасной подушкой.       Укладывается рядом с Киллуа, подлезая под бок, чтобы небольшого одеяла хватило на двоих.       Золдик уже сопит, растянувшись на бóльшую часть кровати в позе крокодильчика. Одна нога уже уместилась на бедре Фрикса, рука легла на плечо, а сам прижался к теплому боку соседа, согреваясь.       Гон еще какое-то время рассматривает фарфоровую кожу и порозовевшие губы, растянувшиеся в довольной улыбке, и засыпает, прижав парня еще ближе.