Богиня отдаëт меч

Шрам на её шее не заживёт никогда. Пей Мин не смотрит на него так усиленно, что не видит вообще ничего: мир вокруг размывается. Жестокий и полный демонов мир. Горящие, чёрные земли горы Тунлу в других обстоятельствах казались бы отвратительными, но сейчас они — благословение, ускользающая реальность, за которую Пей Мин цепляется раздражённо. Потому что закрываешь глаза — и лезвие у шеи. Момент, застывший в вечности божественной памяти. Белая кожа, холодная сталь, дождь, который ещё не начался, но грозовое небо чернеет обещанием. Кровь, которой нет, но Пэй Мин всегда чувствует её запах, и наперёд почему-то видит красное, красное, красное. Морозный ветер взмывает волосы принцессы, бушует в его груди, прошивает насквозь, останавливает время. Она победила. Стала жертвой обстоятельств, до глупости отчаянная, до жалости несчастная, но всё же. Позже, когда беспокойные толпы свидетелей будут возмущаться, заглушая голоса друг друга, Пэй Мин перевяжет ей горло. — Почему у вас нет меча, генерал Пэй? Прошлое не успевает развеяться, как Пэй Мина выдёргивает в настоящее, где ледяной голос спрашивает его, а он ещё от подкожного мороза избавиться не успел, и картина принцессы с мечом теперь поверх богини дождя на быке. Пэй Мин тушуется, потому что глаза в глаза. Она не него сверху вниз, словно мало позора он уже пережил из-за неё. Открывает рот, но Пэй Су уже отвечает за него: бормочет про сломанный меч — другую вечную комедию, до трагичного смешную. У Пэй Мина зубы скрипят от веселья. Она молчит. В мысли врезается малодушное: вот бы так всегда. Жизнь была бы проще, если бы богиня дождя оказалась скромной девушкой с мягким характером — подобные Пэй Мину нравятся намного больше, от них нет проблем, их действия легко предугадать, потому что мотивом каждого является забота. Он может представить еë такой: простая, миловидная, взгляд опущен вниз большую часть времени, но в редкие разы, когда она робко поглядывает на Пэй Мина, в еë глазах сверкает восхищение, и Пэй Мин больше не чуствует себя под прицелом, наконец может выдохнуть, потому что лëгкие оттаивают, а самоубийство перед дворцом выцветает со временем, как все нормальные воспоминания. Возможно, в той, другой, реальности она бы ему понравилось. Возможно, он даже... Повелительница дождя протягивает ему меч. Пэй Мин не понимает. Хмурится, пока в груди ворочается мерзкое чувство униженного достоинства и ещë какое-то, не менее жалкое, отчаянно отторгаемое. Сталь не сверкает в еë руках. Пэй Мин хочет спросить: «Разве я могу?», но говорит: — Благодарю. Однако этот меч — защитник государства Юйши. Боюсь, подобный жест неуместен. — Государство Юйши пало сотни лет назад, генерал Пэй. Вы бог войны, в ваших руках он найдет лучшее применение, чем в моих. Пэй Мин смотрит на неë растерянно, она на него — ясно, без смешанных чувств и сомнений, искренне и решительно. В ней нет ни робости, ни восхищения, но именно так и должно быть, так правильно, и марево, оставшееся вокруг дворца после грозы, не застилает еë разум, поэтому прямо сейчас она отдаëт меч. Шрам на шее Юйши Хуан не заживëт никогда, но разве это имеет значение? Она и с ним будет жить достойно. Из них двоих только Пэй Мин вертит прошлое бесконечно, рассматривает с разных сторон и вмерзает в ушедший момент, потому что за рëбрами змеями переплетаются униженное самолюбие и бессмысленный давящий стыд. — Я покорнейше прошу прощения у государыни Юйши, — слова, которых она никогда не требовала, даются ему легко, — но в этом нет нужды. Потому что Пэй Мин правда не сможет принять.