Реквием

      Сумерки в этой части Зауна не были временем суток, скорее, перманентным состоянием, настроением кривых улиц, прилепленных плотно друг к другу жалких чёрных лачуг.       Бар работал от первого до последнего клиента, а значит, не закрывался вовсе. Этот день отличался разве что излишним спокойствием. Клиентов было мало, да и те либо слишком усталые, либо чересчур расслабленные. Дрянная музыка, вялотекущие разговоры. Угрюмый бармен, позёвывая, протирал бокалы сомнительной чистоты тряпкой и то и дело поглядывал на часы, ожидая конца смены.       Скучное спокойствие против буйного веселья было не в пример выигрышнее. В баре «Задница гоблина» такие вечера — редкость. Не то чтобы стулья постоянно ломались в щепки об чьи-то спины-головы-другие части тела, а топоры-ножи-прочие колюще-режущие (в том числе вилки, а то и ложки — чего только не бывало) втыкались в того, кто был поближе и понеприятнее, но склоки являлись неотъемлемой частью «Задницы». Без них было несколько непривычно. Не хватало чего-то обыденного: ругающихся из-за клиентов сестричек Свитти, громкого нестройного пения компании Дикого Дика, извечно ноющего о конце света Мэди Грэндди. Оказалось, сестрички сегодня взяли выходной, банда Дикого Дика была на вылазке, а Мэди повезло заполучить халявную порцию выпивки раньше обычного, и потому он пребывал в счастливом забытье ещё до того, как стрелки часов перевалили за полночь.       «Задницу гоблина» Экко посещал нечасто, да и вообще старался избегать баров. Даже в «Мерцании» был всегда только по делу, если уж не получалось выбрать другое место встречи. Сюда же заглядывал, когда на душе становилось совсем пусто и паршиво. Как сейчас.       Он был виноват в самую последнюю очередь. Кто угодно. Не Экко. Абсолютно очевидный логичный вывод, от которого почему-то не становилось легче. У Вай был шанс остановить Джинкс и даже не один, был шанс у Кейтилин, ведь подружка Вай стояла там, на мосту. Была добрая сотня шансов у Силко, пока Джинкс столько времени съезжала с катушек у него на глазах. Только вот от обвинения других облегчение не приходило.       Экко медленно отпил мутновато-коричневую жижу, которую в «Заднице Гоблина» именовали «виски», растёр ноющие виски и прикрыл глаза. Ему не в чем было винить себя. Но тогда что он делал здесь третью ночь подряд?       — Тухловато.       Она прыгнула на соседний стул, как будто не вошла в бар, а свалилась с потолка, материализовалась по мановению грёбаного портала. Как ни в чём не бывало. Как будто это не Джинкс разыскивает весь Пилтовер и добрая половина Зауна. Заявилась сюда, как в собственный дом, и села с ним рядом, как будто и это в порядке вещей.       — Ты здесь. Ты делаешь… Что?       Джинкс даже нужным не посчитала не то что ответить — посмотреть в его сторону. Перегнулась через стойку, цапнула за руку Унылого Дайри и, подмигнув, проговорила:       — Мне то же, что и этому красавчику.       Дайри скосил левый глаз на Экко, видимо, ожидая одобрения, и Экко коротко кивнул.       — Это глупо.       — Уж в глупостях я толк знаю! — Она неестественно широко улыбнулась, выхватила у бармена свой стакан и махнула половину за один глоток. Кашляя, но не переставая кривить губы в жутковатом оскале, добавила: — Редкостная дрянь.       — Уходи, Джинкс, проваливай! Пожалуйста. Тебе есть, где спрятаться?       — Зачем?       Этот простой дурацкий вопрос выбил его из колеи. Захотелось наорать на неё прямо там, влепить пощёчину. Что значит «зачем»? Как будто она не понимает, что в любую минуту её могут даже не схватить — разорвать на части. Пилтовер назначил баснословную награду за её пустую дурную башку. Банда Силко, теперь управляемая Севикой, предлагала любую цену, что назовет сам удачливый охотник. Джинкс — мишень, живая только благодаря удаче или какой-то шутке, сидела рядом, самозабвенно вливая в себя уже второй стакан виски, и невозмутимо спрашивала, «а зачем скрываться».       Экко долго тяжело смотрел на неё, но так и не смог сказать ни слова.       — Да ладно тебе. — Джинкс перекинула за спину косу и толкнула его кулаком в плечо. — Расслабься, я ж не напрашиваюсь в гости, чего ты так напрягся? Пришла поболтать со старым другом. От скуки.       — Поболтали. Пошла вон.       — Я не допила.       Он жалел её, беспокоился, он бы, наверное, даже рискнул забрать Джинкс к себе, помочь, укрыть от всех. Но ровно до того момента, как она появилась перед ним в «Заднице Гоблина». Сейчас ему больше всего хотелось, чтоб Джинкс убралась отсюда. Побыстрее. Подальше. Потише. За неё стало по-настоящему страшно.       — Допивай. И вали.       — Послушай-ка, красавчик, — она обратилась к бармену, напрочь игнорируя Экко. — А здесь всегда так тухло: музычка унылая, контингент, — тут она махнула рукой уже в его сторону, — кислый?       На слово «унылый» Дайри нахмурил брови, но поняв, что претензии не к нему, пожевал губами и пророкотал:       — Ещё порцию?       Джинкс подскочила на стуле, перегнулась через стойку и хлопнула Унылого Дайри по груди.       — А ты хороший бармен, клянусь своей пушкой. Лучший! — Она пронзительно захохотала, добавив сквозь смех: — Ну, конечно, ещё порцию мне и моему весёлому другу!       Дайри даже не шелохнулся, опёрся локтем на стол, наклоняясь к Экко, и басовитым шепотом проговорил:       — Забирай свою подружку, Экко, и уходите. Мне не нужны проблемы.       Дважды повторять не пришлось. Экко шлёпнул на стойку деньги, охватил Джинкс поперёк талии и попытался стащить со стула. Она оказалась слишком сильной при своей болезненной худобе — вцепилась в стойку, удерживаясь на стуле, потянулась и цапнула стоявшую рядом бутылку с остатками пойла.       — Думаю, красавчик заплатил и за это. — Она подмигнула Дайри и оттолкнулась, сметая свой пустой стакан и опрокидывая стул. — Пока-пока, с вами было весело, но нам уже пора!       Экко прижал её к себе сильнее, хоть Джинкс уже не сопротивлялась. Они вышли из бара, свернули на одну из боковых улиц и прошли пару кварталов, когда Экко понял, что совершенно не представляет, куда её отведёт. И почему и в какой момент это вообще стало его проблемой.       Он остановился так резко, что шедшая позади Джинкс врезалась ему в спину.       — Мы пришли? — серьёзно спросила она, выглядывая из-за его плеча.       — Куда мы вообще должны прийти, Джинкс?       — Не имею представления. К тебе?       — Ко мне? — закипая, процедил Экко.       — Я бы пригласила тебя к себе. Но там сейчас такой дурдом: носки разбросаны, посуда не мыта, одна взбесившаяся сука хочет порвать меня на куски. — Джинкс растянула губы, выдавая очередную свою безумную ухмылку, и, пожимая плечами, развела руки в стороны.       — Ты же понимаешь, что я не могу привести тебя к себе домой? Может, Унылый Дайри и будет молчать. Но нас видел не только он.       Она активно кивала на каждое его слово и молчала. Просто ждала, что следующее он скажет.       Экко присел на корточки, и Джинкс сразу шлёпнулась рядом, прямо на задницу посреди грязной улицы, отвинтила крышку и глотнула из бутылки, заходясь кашлем.       — Будешь?       — Нет.       Она пожала плечами, хлебнула ещё и скривилась.       — Из чего делают эту отраву? И кто вообще придумал брать деньги за такое отборное…       — Джинкс.       — Что? — отозвалась она с искренним интересом и воодушевлением, замерла и уставилась на него, не мигая.       — Где ты пряталась?       Она сдула нависшую на глаз чёлку и придвинулась ближе.       — Там кое-какие проблемы возникли, — Джинкс поиграла бровями, — пришли какие-то не очень дружелюбные ребята, разнесли к чертям склад. Снесли парочку стен. Ну, я тоже не была радушной хозяйкой: знаешь ли, не люблю незваных гостей. На рассвете. В среду, — она выдержала паузу и добавила: — Когда они приходят вывернуть тебе кишки. Встреча получилась тёплой. Я бы даже сказала, горячей. В общем, туда мне нельзя.       Джинкс хлопнула свободной ладонью о колено, другой рукой подняла бутылку, салютуя, видимо, своей захватывающей истории, и сделала долгий глоток.       Экко взялся за голову, совершенно не представляя, что делать, но совершенно ясно осознавая, что не сможет просто бросить Джинкс сейчас, потому что, несмотря на всю браваду, она явно была в отчаянии.       — Э-э-эй, красавчик, ты что-то скис. Да брось, мои проблемы не твои проблемы, никогда таковыми не были.       При всём своём сумасшествии она понимала, как будто видела, о чём он думал.       Невдалеке хлопнула дверь, раздалась невнятная ругань, и Джинкс подлетела с места, хватая Экко за предплечье. Это было излишней осторожностью, но они пролетели по тёмному проулку и забились в узкую щель между двумя покосившимися домиками, чьи крыши соприкасались, закрывая небо. Едва отдышавшись, Джинкс осторожно выглянула за угол.       — Никого, — тихо прошептала она, оборачиваясь.       Экко молча прикрыл глаза и покачал головой. Какой-то сюр, глупость. Кто вообще мог заметить их, тем более узнать?       — Кажется, кто-то идёт, — шепнула Джинкс, наклоняясь слишком близко. — Или нет? Мне кажется?       Она ткнулась лбом в его грудь, захихикала и тут же оттолкнулась, заваливаясь на противоположную стену. Заложила обе руки за голову, задрала подбородок и протянула:       — Сейчас бы сигаретку.       Экко схватил её за плечи и встряхнул. Может быть, сильнее, чем хотел. Голова Джинкс запрокинулась, потом замоталась безвольно из стороны в сторону. А после она расхохоталась, громко и жутко, с прорывающимися откуда-то изнутри хрипами. И когда Экко замер, сжимая её худые плечи, она остановила на нём блестящие чернотой глаза, опустила голову и проговорила абсолютно спокойно:       — Это значит, что сигареты у тебя нет?       Ладони зачесались, но вместо просившейся оплеухи Экко просто прижал её к себе. Стискивая узкую спину, вдавливая в бока острые углы локтей, без возможности вырваться. Пытаясь противиться, Джинкс встрепенулась, напряглась, зашипев, но потом обмякла, уткнулась носом в его грудь и тяжело засопела. Экко подумал было, что Джинкс вот-вот заплачет, но она неожиданно прикоснулась сухими губами к основанию его шеи, вдохнула дробно и отстранилась.       — Лады, красавчик, если не к тебе, то у меня есть ещё местечко. Приглашаю в святая святых, но, чур, между нами. Не думай, что все мои парни успели там побывать.       Не дожидаясь, что он скажет или сделает, Джинкс выскользнула из их укрытия и помчалась по тёмной улице. Экко успел подумать, что это хороший шанс свалить, но, тут же задвинув эту мысль подальше, рванул следом. В ушах свистело, в голове шумело, пока он нёсся по улице, надеясь, что успеет за ней, догонит мелькающее впереди пятно синих волос, не упустит её после очередного извилистого поворота. Против ожидания, это оказалось не так уж легко. Джинкс ни разу даже не обернулась, но по какой-то поразительной причине, недосягаемой для его понимания, всю эту сумасшедшую гонку держалась на одинаковой дистанции, и, как ни старался, Экко не смог нагнать её. Наконец, когда он запыхался, взмок и выбился из сил, Джинкс остановилась.       Экко лишь приблизительно понимал, где они сейчас, но осмотреться как следует мешала кромешная тьма.       — Бегаешь, как девчонка, — прошептала Джинкс в самое ухо, схватила его за руку и потянула за собой.       Внутри здания, в которое они вошли, пахло пылью и сыростью. Пока Джинкс так и тащила его вперёд, двигаясь бесшумно и быстро, Экко чувствовал себя слепым и беспомощным. Он постоянно спотыкался обо что-то, раскиданное по полу, цеплялся плечами за выступы или полки, ощутимо больно приложился лбом о какую-то балку, и, когда уже готов был послать к чёрту и её, и этот то ли склад, то ли заброшенный завод, они пришли. Противно заскрипела закрываемая за спиной дверь, и наконец-то зажёгся свет.       — Та-дам! Добро пожаловать в мои шикарные апартаменты! — Джинкс развела руки в стороны и рухнула спиной вперёд на постель. К потолку взлетели худые ноги в огромных ботинках, и Джинкс принялась на весу их расшнуровывать.       Кровать была широкой или казалась такой, потому что занимала всё пространство у дальней стены. Экко поискал глазами, куда бы присесть, но всё, что оказалось в «шикарных апартаментах» — постель, стул, закиданный какими-то тряпками, стол, беспорядочно заваленный оружием, и узкий кривой стеллаж, втиснутый в угол у двери.       — Эй! — Ему пришлось оторвать взгляд от стены. — Скажи, что у меня красивый дом. Так полагается. Этикет.       — У тебя крысиная нора. — Улыбка легко тронула губы.       — Красивый дом, — поправила Джинкс.       — Наверное, крысы в полном восторге.       Разбитый и беспомощный, Экко совершенно не понимал, как здесь оказался и что тут делает. Пришла мысль, что Джинкс не такая уж двинутая, если сумела провернуть всё так, как и хотела.       — Заползай, всё равно тут нет другого места. — Она похлопала по постели ладонью.       Выбора не оставалось. Был ли он изначально, теперь становилось непонятно. И Экко подчинился, лёг рядом, вытянул руки по швам, абсолютно не представляя, куда их следовало бы деть.       — Да расслабься! Я ж говорила, ничего мне от тебя не надо, просто побудешь тут. Совсем немного. — Джинкс пошарила по стене и щёлкнула выключателем. Свет в комнате погас. — Просто рядом, Экко, чтоб мне не было так страшно, как бывает… иногда. Чтоб я поспала чуть-чуть, всего чуть-чуть, Экко. Сколько вытерпишь. А потом уходи. Мне не нужно ничего больше, просто передышка, пару часов. Поспать пару часов…       Она прислонилась лбом к его плечу, сжалась в комок и затихла.       Экко досчитал в уме до одной тысячи четырехсот пятидесяти трех, когда в стене тихо затрещало и свет включился снова. Джинкс даже не дёрнулась. Он осторожно пошевелил головой, разминая затёкшую шею, потом, осмелев, сполз ниже и повернулся на бок. Теперь он её не касался, зато мог разглядеть. Драная кошка — худая, облезлая. Коленки сплошь в подживающих царапинах, на плече — огромный зелёный с жёлтым синяк, короткие обломанные ногти, сбитые костяшки пальцев, и это спокойное во сне, детское почти лицо, разлёт тёмных бровей, тонкий нос, разве что чудом не сломанный. Губы бледные, розовые по краям обкусанной кожи. И всё равно она казалась ему красивой. А пока вот так, молча, спала рядом — жалкой. И Экко сейчас, в этот самый момент, отдал бы если не всё, то очень многое, чтоб защитить её, хоть как-то помочь.       В этот раз он досчитал до четырехсот семидесяти восьми, собираясь с духом, а потом протянул руку и невесомо погладил Джинкс по плечу. Не открывая глаз, она дёрнулась, подскочила и залепила ему кулаком, безошибочно попав по лицу. Экко вскрикнул и от неожиданности, и от боли, а Джинкс наконец проснулась.       — О господи, Экко, это ты? Это правда ты, что ли? — Она сощурилась, присматриваясь, а Экко вдруг рассмеялся. — Да куда ты укатился, дай посмотрю! Я тебе губу разбила, кровь идёт. Вот чёрт! Да перестань ты ржать, я даже не знаю, есть ли в этой дыре какие-то… ну, пластыри там… Не смейся ты! Из нас двоих не ты псих конченый.       Джинкс принялась раскидывать тряпки на стуле, потом покопалась среди разбросанного оружия и перешла к стеллажу. Погремев чем-то, она вернулась на постель.       — Показывай.       Экко послушно присел, подставляя Джинкс разбитые губы. Бинт оказался на удивление чистым, кожа засаднила сильнее, и Экко скривился.       — Потерпи, неженка. — Она взяла его за подбородок, поворачивая голову то на одну, то на другую сторону. — Синяк будет. Льда у меня точно нет.       — Не нужно, Джинкс. — Он легко улыбнулся. — Спасибо, что не убила.       — За кого ты меня принимаешь? — Джинкс притворно надула губы. — Ты ж у меня в гостях!       Улыбнувшись, она завалилась на постель, закидывая руки за голову.       — Ты можешь уйти.       — Чёрта с два. — На душе вдруг стало совсем легко, ушла прежняя неловкость и скованность, и Экко прилёг рядом.       — Эй, не так уж это и вежливо! И почему это ты не хочешь уйти?       — Начнём с того, что я и приходить-то сюда не хотел.       — Так дверь не заперта.       Экко вздохнул.       — Я хочу сделать за этот вечер хоть что-то, чего хочу я.       — Что?       — Что «что»?       — Остаёшься или уходишь?       — Определённо первое.       — Как хочешь. Я посплю ещё чуть-чуть, если уйдёшь до того, как я проснусь, прикрой дверь. И эй, — она приподнялась на локте, наставляя на него палец. — Воровать тут нечего.       — Если уйду до того, как ты проснёшься, оставлю на своё усмотрение, есть ли тут что-то, что можно прихватить с собой.       Они смотрели друг на друга молча слишком долго и чересчур серьёзно, и когда Экко уже решился попробовать поцеловать Джинкс, она, кряхтя, повернулась к нему спиной и вновь шлёпнула по стене, гася свет.       Из-за всего пережитого накануне Экко решил, что не заснёт, но, видимо, сказалось накануне выпитое да и пережитое тоже, и он отрубился раньше, чем решился хотя бы обнять Джинкс.       Было слишком темно и слишком душно. Щёку защекотало от лёгкого дуновения, сквозь сон подумалось, что эта прохлада — ветер, и Экко невольно потянулся навстречу. Через мгновение от прикосновения зачесалась кожа, почудилось, будто кто-то гладит его по лицу, легонько очерчивая подушечками пальцев губы. Он спал слишком крепко, и маленькое усилие очнуться ото сна не увенчалось успехом: разум с лёгкостью подсказал, что всё это часть сновидения. Экко не открыл глаз, судорожно вздохнул и двинулся, устраиваясь удобнее, когда губ коснулось мягкое и тёплое. Во сне это было приятно: нежный поцелуй, осторожные ласки, губы, прихваченные кем-то, о ком он никак не мог вспомнить, шёпот, который не разобрать. Экко потянулся вперёд, когда прикосновение исчезло, промычал неразборчиво и недовольно, но ничего не произошло. Глубокий сон вернулся, наполненный неясным теплом и неуловимыми образами.       Он резко сел, потирая глаза. В комнате горел свет, но кто и когда его включил, Экко не имел представления. Сознание запоздало прояснялось, и он тронул губы. Неприятно защипала едва зажившая ссадина, и он вспомнил ночной поцелуй. Это ведь наверняка был сон, потому что боли Экко не помнил, помнил только мягкую нежность и лёгкий трепет. Видимо, желание поцеловать Джинкс породило это. Джинкс… Экко обернулся. Постель была пуста, пустым оказался и стул, ещё вечером заваленный её вещами. С нарастающей тревогой Экко перевёл взгляд на стол. Всё оружие исчезло. Было очевидно — она ушла. Сразу, как он уснул, а может, и нет, но Джинкс даже вещички собрать успела. Сделала выбор на свой вкус, как делала это весь прошлый вечер, ушла, забрав то, что ей нужно, оставив то, что нет. Экко вскочил, взвыл, ударил с досады кулаком по стене и снова упал на постель.       С потолка посыпалась какая-то труха, и свет, мигнув пару раз, погас.