Взгляд

— Итак, Серые Стражи до сих пор живы, — Гильдмастер недовольно поморщился, окидывая холодным взглядом явившихся по его приказу Воронов. — Это говорит о том, что Араннай не справился и, скорее всего — мёртв. Нет. Не смей! Это невозможно! Мёртв? Зев? Это какая-то идиотская шутка, мастер! Не думай, что я в это поверю. Если бы это было так, я бы почувствовал. И плевать, что Ферелден так далеко от Антивы, для того, что связывало нас, расстояние не помеха. Inferno! Я должен был отправиться с ним! Но, когда был подписан этот контракт, я выполнял другое задание, а ближе всех к Ферелдену оказался Зев. Braska! Зачем я позволил себе вспомнить об этом сейчас? Впрочем, я никогда о тебе и не забывал, просто потому, что тебя невозможно вычеркнуть из памяти. Остроухий сын шлюхи... Как же мне нравилось смотреть в твои бесстыжие глаза в те моменты, когда страсть достигала пика! Ты даже тогда их не закрывал, не опускал и не отводил. Ты впитывал меня всем телом, ты растворялся во мне... Ни с кем и никогда мне не было так хорошо, как с тобой. Я не мог допустить, чтобы она встала между нами. Да, я недооценил её, Ринну. Сначала я думал, что она будет для тебя одной из многих, чьи имена ты даже не помнил, но я ошибся... Я видел, как ты отдаляешься, как избегаешь меня, как говоришь и думаешь только о ней. Это было больно, тяжело и обидно. Быть рядом с тобой и одновременно так далеко. С каждым днем ты завязал в ней всё сильнее. Я видел, что она с тобой делает, и мне это не нравилось. Ты становился все более заносчивым и дерзким, вероятно, это она так на тебя влияла. Я видел, что такой ты всё сильнее раздражал Грандмастеров и знал, что добром это не кончится. Кто-то должен был уйти, чтобы всё прекратилось. Я не мог позволить, чтобы это был ты, а потому умерла она. Даже под самой страшной пыткой я не признался бы тебе, что ни на мгновение не поверил, будто нас тогда предала Ринна. Я знал, что она ни при чем... Хотя... Нет! Эльфийская шлюха была виновна в том, что осмелилась встать между нами и попыталась украсть тебя. Она должна была умереть, и я перерезал ей горло, не сомневаясь в своей правоте, не колеблясь ни мгновения, не жалея. Убивая её, я спасал тебя. А ты и тогда не отвернулся, не опустил и не закрыл глаз. Ты смотрел, как она умирает, а на твоих губах играла презрительная усмешка. Вот только почему так побелели костяшки пальцев, сжавших рукоять кинжала? Наверное, я слишком пристально смотрел на эти длинные и такие нежные пальцы, потому что ты поймал мой взгляд, усмехнулся ещё циничнее и плюнул на труп той, которая была тебя недостойна. Но то, что ты сказал потом, когда узнал, кто на самом деле был предателем, заставило меня усомниться в твоем рассудке. Ты собирался рассказать мастерам о нашей ошибке. Я изумленно уставился на тебя — что она с тобой сделала? Мой Зев никогда не ляпнул бы подобной глупости! Тогда я подошел к тебе, положил руки на плечи и, глядя в медовые, почему-то странно заблестевшие глаза, сказал, что не позволю тебе этого сделать. Ты молчал несколько мгновений, а потом ткнулся лбом в моё плечо, покоряясь, соглашаясь, уступая. Я точно знал, что тебе поможет, и наступившую ночь мы провели в какой-то дешевой таверне. Но я не замечал ни раздолбаной кровати, ни прогнивших досок пола, ни висящей по углам паутины. Я видел только тебя, я снова касался твоей смуглой, шелковистой кожи, я целовал твои губы. Я не отрываясь смотрел в твои медовые глаза, которые ты по-прежнему не опускал даже в самый острый момент... — Я беру это задание, мастер, — Тальесен тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. — Араннай входил в мою ячейку, его ошибка бросает тень на меня. Я и должен все это исправить. — Согласен. Контракт нужно выполнить, Тальесен, — гильдмастер слегка кивнул давно поседевшей головой. — К тому же, ходят слухи, что Араннай предал нас и служит Стражу. Если это подтвердится, я хочу, чтобы ты убил его вместе со Стражами. — Да, мастер, — склонил голову кареглазый Ворон. — Всё будет исполнено. Твои шаги я расслышал даже сквозь звон оружия и доспехов, сопровождавший появление в переулке моей цели. Вернее, целей. Серый Страж, такой же эльф, как и ты. Резкие черты лица, ядовито-зелёные глаза, черные как смоль волосы — странное и дикое сочетание... О-о-о, сколько холода в его взгляде, сколько угрозы в тонкой улыбке, скользнувшей по так же резко очерченным губам. Вот он, значит, какой, тот, кому ты теперь служишь. Он ведь заставил тебя присягнуть себе, да, Зев? Ты слишком любишь жизнь, чтобы проститься с ней, и я тебя понимаю. Вот только... Нет. Быть того не может. Diavolo! Кого я обманываю? Я знаю, что означает этот твой взгляд. Знаю слишком хорошо. Но обращен он сейчас не на меня. Так ласкать взором мог только ты, мгновенный, медово-золотистый сполох, и я всё понимаю. Но почему-то продолжаю цепляться за остатки своих иллюзий и, стараясь не замечать Стража, говорю тебе. — Зевран, ты можешь вернуться. Я понимаю, почему ты так поступил и не сужу тебя... На мгновение воцаряется тишина, которую тут же разбивают вдребезги слова, но отвечаешь мне не ты. Страж окидывает меня странно-пронизывающим взглядом, а потом я слышу его голос — низкий бархатный баритон. — Это твоя жизнь, Зевран. Выбор за тобой! Остроухая сволочь! Вот ты, значит, как? Bonivi! Ты не хочешь его принуждать, да? Как благородно! За это я тебя убью. Ты отправишься в Тень следом за Ринной, потому что так же, как и она, посмел встать между нами. Но почему ты молчишь, Зев? Скажи ему, что пойдешь со мной! Ну же! — Прости, старый друг, но я не вернусь, а тебе следовало остаться в Антиве... Кто только что произнес эти слова? Ты? Или он — тот, кому теперь принадлежит твоё тело? С ним я еще мог бы поспорить, с тобой — нет. То, что не удалось Ринне, сумел сделать Страж, тот, которого ты должен был убить, а вместо этого вы... Интересно, под ним ты так же сладко стонешь, Зев? И так же не отводишь своих проклятых глаз? Braska! Ты свой выбор сделал, а я должен выполнить задание. Я не могу позволить тебе жить для него, а потому сейчас вы умрете. Оба. Звон стали, разряды цепных молний, брошенных черноволосой ведьмой, наши скрещенные взгляды и твой клинок, такой холодный и обжигающий одновременно, плавно входящий в моё тело. А ты снова не опускаешь глаз, смотришь на меня, не отрываясь, твои руки касаются меня в последний раз, провожая в Тень.